П. П. Румянцева Издательство Томского университета

Вид материала

Содержание

Понятия «дар» и «поминок» в дипломатической практике
Рассматривается архитектурный облик двух административных центров Сибири – Омска и Иркутска, определяется роль купечества в заст

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 41

А.В. Кривулина

РЕКЛАМА В ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ СИБИРИ (60 – 90-е гг. XIX в.)

Рассматривается проблема материального обеспечения газеты в Сибири в дореволюционный период, в том числе коммерческая реклама как одна из статей доходности газетного дела.

Ключевые слова: периодическая печать, реклама, Сибирь.

Газетная реклама, благодаря эффекту массового воздействия, получила во второй половине XIX в. широкое распространение. К концу века она стала неотъемлемой частью предпринимательской практики и повседневной жизни среднего городского обывателя. Тема газетной рекламы является актуальной в наши дни, поскольку, несмотря на развитие электронных средств коммуникации, газета продолжает оставаться одним из основных источников информации, в том числе о товарах и услугах. Кроме того, Россия пореформенного периода переживала процессы модернизации экономики и культуры, отчасти сходные с современными.

Своей целью реклама имеет коммуникативное воздействие на человека для продвижения какого-либо объекта на рынке. Выделить свой товар среди аналогичных конкурентных и акцентировать внимание потенциального покупателя можно было посредством графических приемов (необычный шрифт или их сочетание, местоположение на газетной полосе, выделение рамками).

При изучении газетной рекламы необходимо учитывать, что, с одной стороны, многие рекламные материалы в газетах специфичны, с другой – являются отображением общего, повторяющегося и могут рассматриваться как массовый источник. Поскольку рекламные объявления характеризует высокая степень повторяемости однотипных единиц (одноименных товаров, рекламодателей, поставщиков и т.д.), то плодотворным методом в их изучении становится количественный контент-анализ.

Реклама и частные объявления составляли важнейшую часть доходов в газетном деле, доходы от нее позволяли покрыть большую часть расходных статей, что не удавалось сделать с доходов по тиражированию. Неофициальная часть «Томских губернских ведомостей» содержали в себе тексты, сообщавшие о потере домашних животных или о желании их приобрести, об открытии торговли, новой лавки, продаже недвижимой собственности, в том числе помещичьих имений, о подписке на газеты и журналы, об услугах врача и т.д. В связи с расширяющимся рынком услуг, рекламодатели готовы были платить за многократное и повторное размещение их сообщения (встречаются случаи публикации объявления одного и того же коммерсанта в одном номере) [1. С. 97–104].

Стоимость рекламы в частных сибирских газетах была значительно ниже, чем в центральной части России. Из расчета на 20 строк одного объявления (петита), его стоимость в «Ниве» на первой полосе равна 30 коп., на последней 20 коп., а «Иркутский листок» брал в два раза меньше. Хотя страница объявлений в сибирских газетах («Губернские ведомости», «Сибирская газета») к концу XIX в. приносила 80–100 коп. за страницу, основные средства от рекламы получали лишь специализированные издания, различного рода справочные листки, газеты объявлений, но таковые в Сибири стали появляться только в конце XIX в. [2].

Несколько сдерживало увлечение печатание рекламы желание государства иметь соответствующий контроль над газетой. Запрет на рекламные объявления сужал финансовые возможности редакции. К примеру, в 1882–1889 гг. запрету на рекламу и розницу подверглось 38 сибирских газет и 9 из них без предупреждения закрыли. Для официальной же газеты существовали ограничения по самой форме издания – в 1874 г. был издан циркуляр Главного управления по делам печати «о недопущении печатания в губернских и областных ведомостях во главе номера, частных объявлений» [3. С. 72].

Количество страниц, отпускаемых под рекламу в неофициальной части «Томских губернских ведомостей», нестабильно. Число рекламных объявлений возросло с 1871 г., и их объем, как правило, редко превышал две страницы, в прямой взаимосвязи с официальной частью (чем больше был ее объем, тем меньше оставалось листов для части неофициальной и, соответственно, для объявлений). С 1880-х гг. количество рекламных страниц могло достигать трех, и, как правило, в них преимущественно рекламировались другие печатные издания. Текст сообщения, набранный мелким шрифтом, в целях экономии денежных средств, содержал сокращения. До конца 80-х гг. реклама в неофициальной части выглядела не слишком презентабельно – никаких ярких графических элементов. Простой узор виньеток и рамки, в которые был заключен текст. С 1888 г. появились сложные графические изображения товаров личного употребления и продуктов. Так, популярной стала реклама туалетного мыло Г. Попп, его петиты повторялись в каждом выпуске номеров ведомостей за 1888 г.

В основном акцент при шрифтовом выделении рекламного сообщения делался не на название фирмы, а на имя предпринимателя. Примечательно, что, вопреки современным канонам рекламы, форма и содержание рекламного текста не менялись годами. Так, самыми популярными были объявления из сферы услуг – страховые фирмы, банки, транспорт, мастерские по пошиву одежды, прачечные и т. д. Но самыми объемными с 1880-х гг. были рекламы других периодических изданий, так как тогда существовала практика обмена рекламой (в свою очередь, редакторы «Томских губернских ведомостей» подавали рекламу в газеты, которым оказали эту же услугу). Местные промышленники уделяли мало внимания рекламе своих предприятий, что объясняется слабой конкуренцией. Только с начала XX в. стало принятым печатно популяризировать свою продукцию [2]. Таким образом, со временем рекламные сообщения становились более информативными и облекались во все более совершенные и интересные графические формы.

Литература

Шевцов В.В. Становление правительственной печати в Томске (1854–1858 гг.) // Материалы Международной конференции «Первые исторические чтения Томского государственного педагогического университета» (16–17 ноября 2004 г.). – Томск, 2005.
Гольдфарб С. Газетное дело в Сибири. Первая половина XIX–начало XX в. – Иркутск, 2002.
Систематический указатель к сборнику циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел за время с 1 января 1858 по 1 января 1880 г. / Сост. Д. Чудновский. – СПб., 1881.

А.Н. Леонова

ПОНЯТИЯ «ДАР» И «ПОМИНОК» В ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ

МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА XVI – XVII вв.

Приведено смысловое различие понятий «дар» и «поминок», сделанное на основе исследования дипломатической практики Московского государства XVI–XVII веков.

Ключевые слова: дар, поминок, дипломатия, Московское государство.

Одним из универсальных механизмов выстраивания социальных отношений между индивидами и общественными организмами в доиндустриальных обществах является дар [1]. Добровольное приношение частного лица или социальной организации партнеру позволяло устанавливать не только добрососедские отношения, но и закрепляло определенный статус за каждым из участников дарообмена. Общественное положение дарителя и получающего дар определяло и тот набор функций, который скрывало за собой приношение.

Наиболее сложное переплетение этих функций просматривается в высокой сфере политических контактов. Дар здесь выступает не только средством налаживания мира, но и является сопутствующим условием любых межгосударственных контактов: от военной помощи и посредничества в мирных переговорах до приема послов и одаривания правителей. В этой сфере в результате дарообмена выстраивается определенная иерархия между политическими партнерами, в которой кто-то занимает место сюзерена, а кто-то довольствуется положением вассала. В период позднего Средневековья на Руси XV–XVI вв. дар служил одним из инструментов налаживания стабильных политических отношений с татарскими государствами, возникшими на осколках Золотой Орды.

Процессы дарообмена в ту эпоху возникали не только между Русью и другими государствами. Не составляя единого целого вплоть до начала XVI в., русские земли выступали по отношению друг к другу вполне независимыми политическими единицами. В этой пограничной зоне межкняжеских и межволостных контактов дар был необходимым элементом стабильных соседских связей. В XV в., особенно во второй половине, дарение сопутствовало политическим контактам Москвы с республиками Северо-Запада Руси – Новгородом и Псковом.

Дары иностранным правителям и их послам всегда служили своеобразным барометром дипломатических отношений. В России такой дар назывался «поминком». Поминками могли служить кони, оружие, золото, дорогая ткань. Государи строго следили за тем, чтобы их подчиненные ни с кем не вступали в контакт, помимо их, государевой, воли, и никаких поминков со стороны не принимали. Ответными дарами в допетровской России обычно были ценные меха, седла, сбруи, царские грамоты «препятствий не чинить», они назывались хорошо знакомым словом «гостинцы». При Иване Грозном Москва впервые увидела живых львов. Их прислала царю английская королева Елизавета. Царь велел держать львов во рву у стен Кремля [2].

Персидский шах надеялся вовлечь Россию в войну с Османской империей. Он прислал в подарок царю исполинского слона. Появление слона на улицах Москвы было встречено москвичами с величайшим изумлением. Толпы зевак следовали за слоном по улицам столицы. Во время чумы погонщик слона умер. Животное затосковало. В Москве не было человека, который знал бы, как кормить слона. Слон улегся на могиле погонщика и перестал принимать пищу, которую ему предлагали. Там он и умер [2].

Московские ловчие привозили пойманных соколов и кречетов, считавшихся лучшей охотничьей птицей. В Западной Европе соколы высоко ценились. Иван IV неоднократно посылал обученных птиц в подарок соседним государям. Послам дружественных стран монарх вручал подарки по случаю отъезда. Посол Герберштейн получил от великого князя Московского шубу с царского плеча, дорогой кафтан из золотой парчи, подбитый соболями, шапку, сапоги, связку драгоценных мехов. При неблагоприятном исходе дипломатических переговоров монарх отпускал послов без подарка [3. С. 15–16].

Базовой основой отношений дарения является отдарок со стороны получателя дара [4. С. 230]. Возмещение дара в том случае, когда это касается не межличностных, а политических контактов, является залогом устойчивых связей между объектами дарения. Политика, выступая сферой прагматических действий со стороны ее участников, накладывает свой отпечаток и на дарение. Происходит замещение основных функций дара. Символическая основа дара отходит на второй план, уступая место его материально-экономической составляющей. В свою очередь, и отдарок приобретает не материальную форму, а характер политического действия по отношению к дарителю.

Понятия «дар» и «поминок» несут в себе разную смысловую нагрузку. Дар – изначально подарок, добровольное приношение [5. С. 430]. Именно в таком значении дар существовал уже в раннегосударственный период истории Руси IX–X вв. [6. С. 456]. Подарок – материальная дань уважения, эмблема признательности, символ просьбы, знак благодарности или просто необходимая инвестиция в будущие отношения. Своего символического значения дар не утратил и в период «зрелого» Средневековья, выступая одним из необходимых атрибутов стабильных политических связей как внутри отдельных княжеств, так и на межгосударственном уровне. Подобно дару, поминок – полисемантичное понятие, одним из значений которого является и «подарок» [7. С. 22]. Среди других значений слова поминок упоминаются и такие, как поминовение усопшего, обрядовое угощение, вид подати, незаконный побор. Возможно, этим объясняется и сравнительно более позднее употребление «поминка» в нарративных источниках в значении почести или подарка.

В середине XVI в. в московскую дипломатическую лексику входит словосочетание «легкие поминки», которым обе стороны обозначали посольские дары. В русской посольской практике этот термин заменил ранее практиковавшийся «поминок» – подарок хану и придворным, вручавшийся гонцами или второстепенными посольствами [8. С. 22].

Литература

Мосс М. Очерк о даре // Общество. Обмен. Личность. – М., 1996.
Граля Х. Дипломатия даров // Консул [Электронный ресурс]. 2005. № 2. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный (дата обращения: 22.11.07).
Герберштейн С. Записки о московитских делах / ред. и пер. А.И. Малеина. – СПб., 1908.
Гуревич А.Я. Начало феодализма в Европе // Избранные труды. – М.; СПб., 1999.
Словарь русского языка XI–XVII вв. – М., 1977. Вып. 4.
Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI–X вв.). – СПб., 1996.
Словарь русского языка XI–XVII вв. – М., 1991. Вып. 17.
Бережков М.Н. Крымские шерстные грамоты. – Киев, 1894.

А.В. Новикова

ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЙ РОЛИ ЖЕНЩИНЫ В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА НА ПРИМЕРЕ ДНЕВНИКОВ В.С. АКСАКОВОЙ и А.Ф. ТЮТЧЕВОЙ

Рассматривается проблема изменения социальной роли российской женщины в середине XIX в. Материалом для рассмотрения послужило сопоставление дневников женщин, активно участвовавших в общественной жизни России – А.Ф. Тютчевой и В.С. Аксаковой. На основании полученных результатов, автор делает вывод, что источником изменений послужили представители прогрессивно настроенного дворянства.

Ключевые слова: женская история, социальная роль женщины, общественно-политическая жизнь, дневник.

Обращаясь к теме ролевой позиции женщины, трудно пройти мимо ситуации середины XIX в. и далее (1853–1882), когда российское общество пережило весьма неожиданный, но желаемый перелом экономического, социального и отчасти политического характеров. Данное изменение не могло не оказать влияние на роль женщин этого времени, прежде всего, в её социальной составляющей. Именно поэтому важно обратить внимание на это явление в контексте «женской истории». В работе используется определение Н.Л. Пушкаревой: «женские истории» – это «...истории частной жизни простых людей вообще и простых женщин, в частности, их повседневности, в которой женщина играла не просто важную, но подчас определяющую роль» [1. C. 131]. Проблема изменения роли женщины в меняющемся обществе стоит достаточно ясно, ведь именно с этого момента начинается преодоление женской отстраненности от бурных событий современности.

Надо сказать, что ранее дневниковые записи и Тютчевой [2], и Аксаковой [3], привлекались в исследованиях для подтверждения той или иной гипотезы автора. Так, дневники и воспоминания Тютчевой из-за её статуса фрейлины, а также метких и точных характеристик окружающих используются при изучении царской семьи, порядков при дворе, а также для отражения мнений в высшем свете относительно тех или иных явлений, таких как спиритизм или этикет, азартные игры или иерархия чинов [4. С. 485–488; 5. С. 190; 6. С. 80; 7. С. 105]. Дневник Аксаковой менее популярен, так как сам источник был опубликован всего два раза – в 1913 и 2004 гг., к тому же Вера Сергеевна была удалена от центра событий, она жила интересами семьи. Поэтому логично, что обращавшиеся к дневникам Веры Сергеевны видели в них большей частью описание быта и порядков в семье предводителей славянофильства. Ранее исследователями не проводилось аналогий между этими представительницами дворянского сословия, жившими в один период и оставившими записи об одних и тех же событиях. При этом между Тютчевой и Аксаковой много общего – происхождение, принадлежность к дворянской среде, склонность представителей семейств к славянофильским взглядам. Существующие между ними различия в прямом участии в событиях государственного масштаба в самих оценках событий, и позволяют делать более широкие выводы относительно обозначенной проблемы. Именно Тютчева и Аксакова находились в центре формирования общественно-политической жизни России, следовательно, именно их восприятие событий быстрее всего было подвержено изменениям, а традиционные оценки сменялись альтернативными. В таком случае предметом интереса выступает как многообразие связей между обществом и субъектом, так и совокупность восприятия окружающей реальности российской женщиной середины XIX в.

Прежде в женской мемуарной литературе большое внимание было уделено быту и событиям личной жизни, как, скажем, в дневниковых записках А.П. Керн [8] или З.А. Волконской [9] – представительниц дворянского сословия, активно участвовавших в культурной жизни российского высшего общества. Несколько особняком стоят мемуары Е.Р. Дашковой [10] и, конечно же, Екатерины II [11] – ввиду уже самого факта, что их жизнь ежедневно была наполнена значительными в рамках российской действительности событиями. Однако все вышеперечисленные дневники объединяет тот факт, что это нечто иное, как описания событий. В этих мемуарах очень мала доля анализа происходившего, мало упоминаний о реакции окружающих, мало попыток осмыслить перспективы того или иного явления.

Дневники Тютчевой и Аксаковой в таком рассмотрении – качественно другой уровень. Описание быта не ушло, но, помимо него, есть и удивительные описания окружающих у Тютчевой, подробные упоминания семейных встреч и разговоров у Аксаковой, но, главное – зафиксированы не только события, но отражено и отношение к этим события, даны оценки, при этом не только свои – упоминаются и оценки ближнего и дальнего круга героинь. В отдельных случаях, как, скажем, после упоминания осады Севастополя, в обоих дневниках даны обширные рассуждения относительно судьбы России, а также косвенно даны мнения окружающих [2. C. 7]. Совокупность таких рассуждений, отступлений от основной событийной стороны и дает понимание роли Тютчевой и Аксаковой в формировании общественно-политической мысли. К тому же другим отличием данных источников от мемуаров Дашковой и Екатерины II можно назвать статус женщин, их писавших: Тютчева – фрейлина, близкая к великой княгине Марии Александровне, одна из множества придворных, Аксакова же вовсе на службе не состояла, посвятив свою жизнь интересам семьи. Поэтому мемуары Тютчевой и Аксаковой – не записи представительниц политической элиты, это записи в целом обычных, но в то же время и особенных женщин дворянского сословия.

Погружаясь в биографию героинь, можно понять причины тех или иных оценок исторических событий. В ходе сравнения по нескольким основаниям: месту и времени рождения, образования, занятиям, характеристики отношений в семье, отношений с отцом, а также времени и причины принятия славянофильских идей – становится ясна разница между героинями.

Анна Фёдоровна предстаёт перед нами как женщина нового общества, женщина деятельная, взявшая на себя заботу о судьбе народа (в своём понимании) – именно поэтому в годы своей службы она старается влиять на монарших особ, оказывать протекцию проектам, которые помогут в становлении России на пути развития [12. С. 359]. К моменту восшествия Александра II на престол её взгляды уже лишены той восторженности, как при первых годах службы, и в конечном счете она приходит к мнению, что фигура монарха, безусловно, является определяющим двигателем развития российского государства, но при помощи прогрессивного общества, способствующего внедрению и осуществлению реформ [12. С. 368].

Вера Сергеевна Аксакова – другой тип женщины данного периода. Отличие, конечно же, скрыто в деятельности Аксаковой: соратница брата, помощница отца; человек, который наравне со всеми воспринял идеи славянофильства и послужил их распространению [13. С. 159]. Удаленность от основной сцены событий позволяла не просто переживать происходящие изменения, но и анализировать их с точки зрения значимости для последующего развития России. К тому же изолированность от светской жизни в её петербургском или даже губернском понимании не означала изолированности в общении – в переписке, встречах, семейных обсуждениях Аксаковых, в которых Вера Сергеевна принимала живое участие, велось не просто перебирание фактов, высказывание мнений – вырабатывался новый тип восприятия происходящего обществом, тип, который окажет огромное влияние в социальной и политической сфере второй половины XIX века [14. С. 226].

Собранные воедино и рассмотренные в сравнении, эти высказывания, собственно, и позволяют создать картину взаимодействия женщины и события. Такими фактами можно назвать обстановку в стране в царствование Николая I. Смерть Николая I достаточно единодушно изображается и Тютчевой, и Аксаковой как «Божественное провидение» [2. С. 80]. В вопросе касательно восшествия Александра II на престол мнения расходятся: Тютчева относится к этому явно положительно, надеясь на то, что «они (Александр II и Мария Александровна. – А.Н.) были больше осведомлены об общественном мнении» [2. С. 136]. Вера Сергеевна же высказывается весьма настороженно, справедливо полагая, что обстановка в стране достаточно напряженная и достойный выход найти будет непросто [3. С. 81]. Крымская война на всех этапах находит живой, болезненный отклик у героинь – множество упоминаний о малейшем изменении сил говорят об этом. Парижский мир, точнее, даже не он, а только его ожидание у Тютчевой находит отражение в «состоянии полного отчаяния» [2. C. 230], у Аксаковой же – недоумение по поводу затраченных сил и уверенность в том, что «мы дома, если и потерпим поражения и неудачи, – поправимся, а у них нет резервов» [3. С. 199].

В целом, в дневниковых записях находят отражение общие настроения прогрессивного общества [14. С. 206], в то время как некоторая разница этих оценок обусловлена, прежде всего, восприятием девушками славянофильских идей вообще и, конечно же, кругом общения. Близость к царской семье, высшему чиновничеству, равно как и функционирование в круге образованных и активных мыслителей, накладывали отпечаток на понимание происходящего. Подобное разнообразие и помогает составить довольно обширную палитру мыслей женщин, принимающих участие в судьбе России. На данный момент становится ясно, что процесс изменения роли женщины прошел от высших слоев общества до обывателей. Зарождение женщины нового типа началось в среде дворянской, затем это явление распространилось в разночинной среде. К концу XIX в. исследователи отмечают высокую социальную активность женщин [15. С. 272], основание которой, безусловно, заложено было в середине века.

Ввиду новизны тематики и ранее не использованных подходов к этим источникам изучение проблемы можно продолжить по следующим направлениям: оцентить степень влияния окружения на оценки и суждения героинь, а, следовательно, долю самостоятельности в восприятии ситуации; исследовать это влияние на последующие изменения в социальном положении женщины; изучить оценку деятельности героинь общестовм. Основной причиной изменения роли женщины в российском обществе стали модернизационные процессы и тесно связанное с ними формирование той части социума, которая была способна влиять как на общественное мнение, так и на положение дел в политике. И, безусловно, женщины, находящиеся рядом с основателями и общественно-политическими деятелями, должны были соответствовать им, а значит, и изменяться вместе с ними. По сути, это соратницы, наследницы женщин-декабристок и многочисленных хозяек салонов начала XIX в. Именно в середине XIX в. женщины стали стремиться влиять на ход политической и общественной жизни России, действуя решительно – как Анна Федоровна Тютчева или размышляя решительно – как Вера Сергеевна Аксакова.

Литература

Пушкарева Н.Л. Русская женщина: история и современность: История изучения «женской темы» русской и зарубежной наукой. 1800–2000: материалы к библиографии. – М., 2002.
Тютчева А.Ф. Воспоминания. – М., 2000.
Аксакова В.С. Дневник 1854–1855. – М., 2004.
Николай I: личность и эпоха. Новые материалы. – СПб, 2007.
Марченко Н. Приметы милой старины. Нравы и быт пушкинской эпохи. – М, 2001.
Ляшенко Л.М. Александр II, или История трёх одиночеств. – М, 2003.
Шевцов В.В. Карточная игра в России (конец XVI–начало XX в.): История игры и история общества. – Томск, 2005.
Керн (Маркова-Виноградская) А. П. Воспоминания о Пушкине / сост., вступ. ст. и примеч. А. М. Гордина – М., 1987.
Волконская З.А. Своей судьбой гордимся мы. – Иркутск.
Дашкова Е.Р. Записки 1743–1810.– Л.,1985.
Императрица Екатерина II. О величии России. – М., 2003.
Бахрушин С.В. Анна Федоровна Тютчева и её записки // Тютчева А.Ф. Воспоминания. – М., 2000.
Анненкова Е.И. Аксаковы. – СПб, 1998.
Карпачев М.Д. Общественно-политическая мысль пореформенной эпохи // Очерки русской культуры XIX века. – М.:, 2003. Т.4.
Щепкина Е.Н. Из истории женской личности в России. Лекции и статьи. – СПб, 1914.

О.А. Сутягина

ВЛИЯНИЕ СИБИРСКОГО КУПЕЧЕСТВА НА ФОРМИРОВАНИЕ АРХИТЕКТУРНОГО ОБЛИКА ОМСКА И ИРКУТСКА В XIX – НАЧАЛЕ ХХ в.

Рассматривается архитектурный облик двух административных центров Сибири – Омска и Иркутска, определяется роль купечества в застройке этих городов.

Ключевые слова: купечество, архитектурный облик, Омск, Иркутск.

В последние время в исторической науки увеличился интерес к городу как к объекту исторического изучения. Появилось большое количество работ, в которых исследуются различные аспекты жизни города, но до сих пор остаются малоизученными вопросы формирования архитектурного облика сибирских городов и влияния на него отдельных групп населения, в первую очередь купечества. Данная проблематика нашла отражение в ряде работ. Омский историк А.А. Жиров проанализировал роль местного купечества в формировании архитектурного облика города Тары [1]. Монография В.П. Бойко и Е.В. Ситниковой «Сибирское купечество и формирование архитектурного облика города Томска в XIX–начале ХХ в.» посвящена сибирскому купечеству, сыгравшему решающую роль в формировании внешнего облика города Томска [2].

На внешний облик города оказывало влияние его социально-экономическое развитие. Г.Н. Потанин делил сибирские города на буржуазные, бюрократические и смешанного типа, имеющие черты первых двух видов. По его мнению, «нет чище представителя бюрократических городов, как Омск», в то время как Иркутск «соединил в себе оба элемента и бюрократию и буржуазию» [3. С. 234–235]. Мы согласны с настоящей классификацией, но хотелось бы отметить, что на протяжении всего рассматриваемого периода главное положение в иркутском городском обществе занимало купечество. Купцы Сибиряковы, Баснины, Медведниковы, Трапезниковы построили первые частные каменные дома в Иркутске, датируемые рубежом XVIII–XIХ вв. В первой четверти XIX в. из 1645 иркутских домов 53 были каменными, т.е. 57%, из которых 30 принадлежали купцам [4. С. 88]. Если сравнить эти показатели с Омском, то к середине XIX в. там был только один частный каменный дом [5. С. 33]. Возможно, он принадлежал старейшему омскому купцу Г.Л. Баранову. Причиной медленного развития каменного строительства являлась его высокая стоимость, поэтому каменные дома иркутских купцов говорят о богатстве их владельцев. Действительно, ни в одном другом сибирском городе не было столько крупных купеческих капиталов, как в Иркутске: в 1858 г. во всей Западной Сибири было 26 купцов первой гильдии, в то время как в одной Иркутской губернии их было 37 [6. Т. 1. С. 70].

Среди немногочисленных каменных построек первой половины XIX в. в Иркутске особо выделялся дом на набережной Ангары, который получил у иркутян название «Белый дом». Дата его постройки может быть определена в интервале 1799–1805 гг. [7. С. 351]. Строительство трехэтажного особняка на углу Набережной (ныне бульвар Гагарина) и Большой улиц (ныне улица К. Маркса) начал иркутский купец первой гильдии М.В. Сибиряков, а после смерти купца в 1814 г. здание достраивал его сын К.М. Сибиряков. Особняк, построенный в стиле русского классицизма по чертежам петербургских архитекторов, называли «Сибиряковским дворцом». Это была одна из первых городских построек в стиле ампир. Центр композиции, расположенный над главным входом во дворец, – шестиколонный портик в коринфском стиле с украшениями в верхней части колонн в виде листьев. Между колоннами помещена фигурная литая из чугуна решетка. Колоннада поддерживает фронтон, украшенный тонкими, изящными деталями в виде лепных изображений венков. На массивных пилонах ворот красовались фигуры дремлющих львов, убранные в 1850 г. [8. Т. 1. С. 160]. Для всего внешнего вида Сибиряковского дворца характерна строгость стиля, соразмерность пропорций, монументальность и четкость форм.

После смерти владельца особняка К.М. Сибирякова в 1825 г. финансовые дела семейства ухудшились, и в 1837 г. дом был продан казне для резиденции генерал-губернаторов Восточной Сибири. С тех пор Сибиряковский дворец стал известен как «дом генерал-губернатора», что нашло отражение в надписях на старых открытках и фотографиях. Сейчас в этом здании размещается Научная библиотека Иркутского государственного университета.

Одним из крупнейших богачей Иркутска того времени являлся П.Ф. Медведников, капитал которого насчитывал не менее 7 млн руб. Такой огромный капитал он нажил благодаря торговым оборотам: обмену пушнины на китайские товары, китайских товаров на русские, русских на пушнину и другим операциям. Он также построил себе особняк, однако его двухэтажный дом не имел ничего общего с Сибиряковским дворцом, а больше походил на пакгауз или кладовую фабричного заведения. «В нижнем этаже не было ни одного окна, а образованы были так называемые просветы. Из пяти окон верхнего этажа по фасаду на восток в двух находились железные решетки; три остальные окна не выказывали никаких признаков внутренней жизни», – отмечал чиновник М. Александров, будучи проездом в Иркутске в 1827 г. [9. С. 31]. Медведников жил отшельником за каменными стенами своего дома, ходил в засаленном сюртуке, так что его можно было принять «за мелочного торговца мылом и сальными свечами» [9. С. 32].

В Иркутске купеческие усадьбы зачастую занимали целые кварталы, поэтому не удивительно, что улицы, где они размещались, носили имена их владельцев: Баснинская, Медведниковская, Трапезниковская, Мыльниковская и другие. В Омске, наоборот, улицы назывались в честь крупных чиновников. Так, главный проспект носил имя городского головы генерала Ф.Л. Чернавина, хотя в народе был более известен как Любинский проспект. Проспект образовался на месте Любинского бульвара, который был назван так в память жены генерал-губернатора Г.Х. Гасфорда Любови Федоровны, умершей в 1852 г. в возрасте 23 лет, была в городе и Гасфортовская улица.

Во второй половине XIX в. появились новые, ранее не существовавшие типы зданий – пассажи, железнодорожные вокзалы, банки, здания различных контор. Формировались деловые центры городов, что было связано с развитием здесь торговли и промышленности. Проектировались и строились в сибирских городах театры, музеи, библиотеки, здания учебных и медицинских заведений.

На внешний облик Иркутска и формирование его делового центра повлиял пожар 1879 г., уничтоживший большую часть центра города. После пожара в Иркутске были предприняты меры к восстановлению города. Так, на главной улице – Большой (ныне К. Маркса) были запрещены деревянные постройки, поэтому на рубеже XIX–ХХ вв. она состояла исключительно из каменных построек. «Благодаря пожару, истребившему деревянный хлам, иркутская Большая является самой шикарной улицей в Сибири», – писал об этом Г.Н. Потанин [3. С. 242]. Большая улица стала деловым центром Иркутска, так как здесь расположились здания престижных магазинов, государственных учреждений и частных контор, представляющих собой архитектурный лоск города.

Среди торговых зданий по Большой улице особо выделялось здание книжного магазина и типографии П.И. Макушина и В.М. Посохина, построенного в 1903 г. в стиле эклектики. В нише под крышей над главным входом установлен большой глобус, что, возможно, было связано с девизом Макушина – «Ни одного неграмотного». Поскольку книжный ассортимент магазина был разнообразным и представлял произведения не только русских, но и зарубежных авторов. Сейчас в этом здании находится отдел природы Иркутского краеведческого музея, т.е. здание продолжает нести просветительную фукцию, ради которой оно и создавалось. На этой же улице расположились два архитектурных шедевра – здания музея Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества и городского театра, в строительство которых известные иркутские купцы внесли значительные пожертвования.

На рубеже XIX и ХХ вв. претерпела изменения и архитектура Омска. Формируется главная улица города – Любинский проспект (ныне улица Ленина), которая стала деловым и коммерческим центром города. Она пролегала от берега Оми до Базарной площади. Улицу сформировали доходные дома и магазины, возведенные в 1880-е гг. на месте деревянных домов и лавок. Одним из первых на восточной стороне проспекта был построен дом омского купца первой гильдии С.С. Волкова. По соседству расположились другие купеческие дома, сдаваемые в аренду. Постройки были возведены в стиле эклектики, совмещающей элементы пышного барокко, мотивы русского классицизма и итальянского ренессанса. Среди всех построек по восточной стороне проспекта стилистически выделялся дом, принадлежавший купчихе М.А. Шаниной. Здание являлось угловым и выходило своими фасадами на Любинский проспект и Гасфортовскую улицу. Фасады дома нарядны и насыщены лепными украшениями, здание венчают купола и башенки различной формы. Первый этаж и один верхний зал занимали отделы магазина, на втором этаже располагалась и квартира Шаниной [10. С. 204]. Сейчас в этом здании находится торговый дом с историческим названием «Любинский», то есть здание продолжает использоваться по своему первоначальному назначению.

Если восточная сторона Любинского проспекта была застроена в основном омскими купцами, то западная его сторона, на которой располагалась Любина роща, являющаяся любимым местом гуляний и отдыха омичей, застраивалась преимущественно московскими предпринимателями. Это, может быть, связано с тем, что земля бывшей рощи была самой дорогой в городе, а крупных капиталов не то что в Омске, во всей Западной Сибири, как мы выяснили, было немного. Первым и самым колоссальным стало строительство «Московских торговых рядов». Построенное в 1903 г. новое здание затмило своей представительностью соседние дома. Двухэтажный длинный торговый комплекс выглядел монументально: фасад здания членили широкие, обработанные рустом лопатки, отделяя один магазин от другого. Смягчают архитектурный облик здания три огромных четырехгранные купола французского типа. Первый этаж здания занимали магазины, второй – конторы и, вероятно, жилые комнаты [11. С. 114].

Купечество во многом способствовало строительству общественных зданий. На средства купцов возводились культовые постройки, административные здания, культурно-просветительные, образовательные и медицинские учреждения. Среди общественных зданий, построенных на пожертвования купцов в Иркутске, – здание Сиропитательного дома Е.Медведниковой, построенное на средства купцов Медведниковых; Девичий институт Восточной Сибири, построенный на пожертвования купца Е.А. Кузнецова; Базановский воспитательный дом, выстроенный на средства наследников И.И. Базанова; целый ряд больниц: Михеевская, Чупаловская, Кузнецовская, Солдатовская, Ивано-Матренинская, больница для хроников А.К. Медведниковой и ряд других общественных зданий, построенных на средства иркутских купцов. По-иному обстояло дело в Омске, где роль главного застройщика общественных сооружений приняла на себя городская дума. На городские средства были выстроены здание Торгового корпуса, коммерческое училище, городской театр, здание общественной библиотеки и другие.

Подводя итоги, можно заключить, что в Омске, как и в Иркутске, купечество сыграло решающую роль в формировании деловых центров городов: их торговые дома, расположенные на главных улицах, в престижных и выгодных местах, оказали значительное влияние на функциональное зонирование городских территорий. Масштабность купеческой застройки в Иркутске была значительней, чем в Омске. Практически все исторические купеческие здания являются памятниками архитектуры местного значения, многие из которых вполне отвечают современным функциональным требованиям и продолжают использоваться как по своему первоначальному назначению, так и в новой функции.

Литература

Жиров А.А. Роль местного купечества в формировании внешнего облика города (на примере г. Тары) // Локальные культурно-исторические исследования: теория и практика. – Омск, 1998.
Бойко В.П., Ситникова Е.В. Сибирское купечество и формирование архитектурного облика города Томска в XIX – начале ХХ в. – Томск, 2008.
Потанин Г.Н. Города Сибири // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды. – СПб., 1908.
Кудрявцев Ф.А. Иркутск. Очерки по истории города. – Иркутск, 1947.
Кочедамов В.И. Омск. Как рос и строился город. – Омск, 1960.
Завалишин И. Описание Западной Сибири. – М., 1862.
Бердникова Н. Сибирский период в истории «Белого дома» в Иркутске // Иркутск: события, люди, памятники. – Иркутск, 2006.
Чернигов А.К. Иркутские повествования. 1661–1917 годы. – Иркутск, 2003.
Александров М. Иркутск летом 1827 года // Старая Сибирь в воспоминаниях современников. – Иркутск, 1939.
Брычков П.А. Омская мозаика. – Омск, 2009.
Гуменюк А.Н. Московские торговые ряды в Омске // Памятники истории и культуры Омской области. – Омск, 1995.

Blog

П. П. Румянцева Издательство Томского университета

Содержание