у времени в плену
| Вид материала | Документы |
- М. М. Пришвин «Деревья в плену» Цели урок, 45.79kb.
- Пастернак Борис Леонидович у времени в плену?, 187.24kb.
- Дайджест прессы. Февраль 2011г.(48) Средства массовой информации о Бауманском университете, 227.4kb.
- Машина времени или механизм перемещения в пространстве и времени, 134.4kb.
- Социология свободного времени понятие свободного времени, 54.58kb.
- Фёдор Григорьевич Углов, 14350.81kb.
- Ломехузы над пропастью, 2695.42kb.
- Урок: математика. Класс: 3 А. Тема: Единицы измерения времени. Календарь. Неделя, 50.55kb.
- Сценарий Нового года «Дед Мороз в плену у Соловья-разбойника» Ведущие (девочка и мальчик), 65.5kb.
- Координационный совет российского союза научных и инженерных общественных организаций, 61.28kb.
"СОСКАБЛИВАЯ КОЖУ"
Великобритания, 2002, 1.56, реж. Мэттью Вон, в ролях: Дэниэл Крэйг, Джейми Флеминг, Колм Мини, Салли Хоукинс, Вэс Блэквуд, Лоррейн Кэйз, Гарри Тиббс, Джейсон Флеминг
На зубок или назубок, попастся или отрапортовать: барабанные палочки способны защитить себя, с треском теряя свою округлость, орудием ярости впиваясь в застывшую эластичность бедра - лишая себя наставнического внимания и собственной запрограммированности на терпимость.
Дрейком (наверно, это был наполовину приходящий Дрейк) ожидал манны небесной и теперь с чувством сбывшегося обмана взирал на засеивание земли подсушенной снежной крупой, которой не хватало дробной определённости градин.
Барабанные палочки не могли вскрыть кожу своего гулкоутробного друга, если гнев не заставит их заостриться. Но это был эпизод, а Дрейком предпочитал систему.
Улов сегодня был небогатый: так, пара потрёпанных кошельков, кредитки, мелкие украшения. Заострённая бритвой монета не уставала прорезать кожу и пластик, но интуиция подводила - бывают и нефартовые дни.
Соло на ударных: у бывшего барабанщика всё гремело внутри именно в такие дни, виртуозность достигала невиданных высот, с которых легко свалиться.
Барабаны и ловкость рук - мысли разбегались от такого шума, нет, Дрейком сам их гнал подальше от себя. Невозможно сосредоточиться (прямо, скулы сводит от таких длинных слов) на работе, когда голова пуста и подзвучена ревербератором.
Приманчивый блеск чёрной кожи лишил Дрейком удовольствия от погружения в вечернюю депрессивность. Азарт опасной работы напрочь забивал ложную унылость: Дрейком был склонен к преувеличению своей слабохарактерности.
Разрез был образцовым, Дрейком тянул на себя холодный блеск металла, превращающегося в новенькие наручники. Такие же наручники уже защёлкивались на его запястьях: в женских глазах была холодная насмешка служителя порядка.
Ловкие руки: эти наручники были рассчитаны на покорность и неизобретательность обычных кистей, прекращающих борьбу сразу после щелчка - музыканты не такие. Какие-то несколько миллиметров - они были лишними: кожа вскрывалась, выворачивалась снимаемым чулком, преодолевала сопротивление с помощью красной смазки, оставалась на измазанной стали трепещущими лохмотьями - свобода стоит дорого – дороже не бывает.
"СТРАШНЫЕ ДНИ"
Канада, 1989, 2.01, реж. Гай Мэддин, в ролях: Брент Нил, Айэн Хандфорд, Стивен Снайдер, Тиффани Тейлор, Майкл Готтли, Анжела Хек, Крис Джонсон, Зенайда Крамден
Это были страшные дни. Все началось с понедельника, когда Джефф застрял в пробке на подъезде к Виннипегу. Печальная GLOOMY SUNDAY застала его врасплох: ведомая Полем Робсоном, она стала плавно втекать из динамиков прямо в его зажатый тисками воспоминаний мозг. Венгерский гимн суициду оставил после себя руины: никаких подпорок воле, никаких сдерживающих тормозов.
Слишком долго всё копилось, слишком глубоко загонялось внутрь, слишком большая дань была отдана соглашательству - от своей натуры невозможно было уйти далеко, если не залить глаза прекраснодушным елеем.
Как быстро всё встало на свои места: беспощадный к себе и к своим слабостям ум, приученный видеть оборотную сторону всего вокруг, не пугаясь уже этого качества, губителя крох оптимизма. Неприятие компромисса, который покрывал душу микронной плёнкой нечистот - и теперь безудержное желание стянуть, счистить, соскоблить с себя эту плёнку.
И вспухший цунамной волной приступ бешенства - неожиданный, неконтролируемый, неодолимый. Джефф смотрел на эту волну, запрокинув голову, и с морозным холодком в душе стал осозновать, какую стихию разбудил в себе.
Была объявлена война на уничтожение: война с собой, с собственной мягкотелостью, беспринципной уступчивостью, глуповатой благостностью - а значит, еще и с теми, кто это всё в нём прикармливал и поощрял.
Неприятная неожиданность: первыми волной праведного гнева были смяты вовсе не его слабости, а добрые ростки участливости и понимания других, которые бамбуковыми стеблями всегда упрямо и безостановочно пробивались через все изменчиво-пессимистические состояния его души.
Джефф ощущал себя злодеем, почти палачом, и это его нисколько не воодушевляло. Такое состояние обычно длилось недолго, а как же будет на этот раз: его внутренняя оценка молчала - и это был плохой знак.
Прошёл и второй день, и третий: волна гнева не спадала. Появились первые жертвы его глубинного взрыва: их удивлённые глаза отражали его неутихающую злость, уродство которой уже нельзя быть скрыть никакими оправданиями. Надо было утихомирить себя, но как это сделать, если внутри была только пустота и сухое жжение.
Терпение и умиротворение - это спутники счастья: об этом Джефф думал сейчас неотступно. Он выглядел капризным ребёнком, который в минутном исступлении сломал игрушки и теперь едва сдерживал слёзы от беспомощности, от невозможности вернуться в исходное состояние.
Джефф еще питал надежды, что сломанные им игрушки можно будет починить. В эти минуты, когда волна почти утихла, он завидовал оптимистам и готов был поучиться у них тому, что, к сожалению, было скрыто от него - возможно, ненадолго.
"СУХИЕ ВОДОЛАЗЫ"
США, 1999, 2.05, реж. Скотт Дерриксон, в ролях: Крэйг Шеффер, Майкл Денни, Эрик Смит-Гун, Саша Баррезе, Джеймс Ремер, Роберта Брэдли, Тревелион Уильямс, Джозеф МакКар
Голова завершила свой очередной круг тошноты и оборвала его тут же, как только от порезанной ноги стали подниматься, растекаться нити крови - в полумутном стекле солёной воды.
Вспомни, когда ты последний раз кричал: это должно тебя успокоить (а кого порадовать? - довольно-таки странный выверт мысли). Сознание прояснилось до хруста снега под ногами (а при чём же тут полугодовой давности снег?) - и зажало свою зубоболевую непришпиленность в переворачивающиеся стальные тиски подскользнувшейся логики (куда тебя опять повело).
Стало легче дышать - но боковой указатель поворота запотел: опять подсунули "утопленника". Полегче, полегче - еще ничего не доказано: конденсат противотуманной фары - как ты любишь непотребно выражаться, когда тебя никто не может услышать.
Четырнадцать жертв Катрины: забудь о своём фиаско, ты был неосторожен, не провёл подробный осмотр, не заглянул под сиденье - что ты еще можешь сказать в своё оправдание - это не суд, не стоит так распаляться.
Свежо в памяти: ты не спал двое суток - вот и лезет в голову всякая дребедень - значит, предлагаешь успокоиться – конечно, предлагаю. Придумал: надо подремать минут десять - это в воде-то, не ищи работу для других.
Сколько ты навернул на себя - лопатой не разгребёшь: не надо добивать - глашатай акульих детей. А вот, кстати (совсем некстати), и они. Да какие же это дети - здесь всё по-взрослому.
Чем будем отбиваться - опять криком: не жалеешь ты свое горло - какой же ты доброхот, нет сил смотреть на это. Плыви к берегу, бифштекс с кровью, или надеешься завтра выспаться в чреве кашалота.
Уймись, уймись, всё под контролем: цепляешь ногами песок - зачёт тебе с оценкой "хорошо". Постой, постой, а почему не "отлично": тебе что, еще раз напомнить про "утопленника".
Отполз хотя бы метров на пять от прибоя, не так будет сыро. Всё, хватит, оставь меня в покое, нельзя же так допекать, тревожить перед сном - совсем растрепал: трёпка, головомойка, распечёнка - заговорился, заболтался - всё: спать, спать, спать.
"ТЕМНОТА"
США, 1984, 1.29, реж. Сэм Рэйми, в ролях: Брюс Кэмпбелл, Брайан Джеймс, Филип А. Гилис, Тереза Тилли, Антонио Фаргас, Дороти Таперт, Дэвид Хортон, Тэд Рэйми
"Говори, что хочешь. - А ты уверен, что не будешь жалеть. - Говори, что думаешь. - Это будет мерзко, поверь. - За меня не бойся, говори".
Они выходили из полного мрака, с подсвеченными снизу лицами, с остановившимися, пустыми глазами, без слов - как и положено разбуженным мертвецам.
"Ну, что ты дурь-то погнал: какие мертвецы, какие пустые глаза, этим можно напугать только детей. - Не могу же я сразу вылить на тебя всю грязь. - Да, что ты миндальничаешь, жалельщик нашёлся. – Ну, тогда держись".
Авиационные кассы были обшарпанными, давно не мытыми, с серыми, пластиковыми перегородками на уровне груди. Было тесно, все толпились на узком пятачке перед окошками, плотно обсупив пластиковые загоны, в которых находились по-двое, а где и по-трое. В узких ячейках на катающихся креслах мужчины насиловали женщин, женщины - женщин, мужчины - мужчин. Остальные молчали и терпеливо ждали своей очереди.
"Ты совсем с ума сошёл, разве об этом я тебя просил. - А разве нет? - Такое не пропустит ни одна цензура. - А при чём здесь цензура, я же тебе рассказываю. - Не надо - не надо вываливать на меня свои ночные кошмары - с закрытой форточкой. - Да, перестарался, забудь, вспомним что-нибудь полегче".
Больница была в бывшем аристократическом особняке, с широкими лестницами, с каменными перилами. Ни единой души - не у кого было узнать расписание лекций (извини, отвлёкся, это уже из другого сна). Дверь в широкий коридор на третьем этаже была заперта. На стук вышла пожилая сиделка, она смотрела укоризненно, но пропустила молча. Мест в палатах не хватало, самые тяжёлые, безнадёжные лежали на каталках прямо в коридоре. Санитары в голубых халатах деловито ходили парами. У первого в руках была перевязанная изолентой скрутка из трёх шприцов со стеклянными корпусами и длинными иглами. Он подходил к хрипящим, агонизирующим больным и добивал их своим трезубцем ударом в живот. Второй санитар накрывал отмучившихся простынёй с головой.
"Спасибо, уважил, да что с тобой сегодня. - Сплин, наверное - прости, погорячился. – Пойди, умойся, побрейся, может быть пройдёт. - Может быть".
Рассвет нехотя пробивался сквозь сплошную облачность: хотелось жить - не хотелось жить - надо было выбирать.
"ТЁПЛАЯ СОЛОМА"
США, 1999, 1.33, реж. Хармони Корин, горячая встреча стихий
Как лететь с непомерным грузом: да, просто чаще садиться. И лучше всего на сухость и полуденный жар выцветшей на солнце соломы - надо же согреть озябшие от груза лапки.
Всё это так неудобно: наглухо притороченные скотчем блестящие кусочки кремня. Стряхнуть, счистить, соскоблить с себя их каменистую твёрдость - что есть силы задевая ими друг о друга. Они искрятся светящимися крошками, которые прожигают жёлтые стебли и гаснут в их белых протоках.
Но не все - не все гаснут. Доверчивые стебельки, потерявшие зёрна, вам их уже не вернуть: эти бы хрустели у вас на зубах, которых у вас нет, они дышат огнём, как карликовые драконы, требуют жертв, которых вам не найти. Что взамен: вы не успеваете предложить себя, сгорая в пламени своего стыда. Вы краснеете, а потом чернеете: стали углём, хотя притворялись солнцем.
Вы забыли о ветре: не о том приятеле, который ласкал вас прохладой, а о чужаке, который уже подмял под себя южные штаты. Невинные забавы с огнём - от увлечений слабеет ум, а воля стала морщинистой губкой.
Чужак вторгался стремительно, бросая зазевавшуюся живность на острия крепкой изгороди. Ожившие шампуры - да срок ваш небольшой. Закройте глаза: чужак принёс пыль и песок, а теперь еще и что-то тёплое, жгучее, нестерпимо горячее.
От вдохновенной злобы: можно и нужно скручиваться в воронку - дымчатую сверху и оранжево-жаркую снизу. "Поможешь мне - а ты", - диалог был кратким и плодотворным. Огонь уносился ветром, а ветер насыщался огнём: таран безрассудства сокрушал, испепелял всё вокруг, возвращая полям исходную дикость, подбираясь к лесам, как к своей консервированной пище.
Кремневые пищали выстрелили все разом, выталкивая из памяти подзабытый дым пожарищ, прожигающих щелочным плевком географическую карту, на которую садились стаи ворон - добытчиков огня.
"ТИГРОВЫЙ ГЛАЗ"
Нидерланды, 1999, 1.48, реж. Мик ван Дием, в ролях: Ян Деклер, Виктор Лоу, Бетти Шурман, Фред Гессенс, Яспер Готтлиб, Ханс Кестина, Лу Ландре, Бернхард Дроог
Искать одно, найти другое, но, главное, искать: одержимость Фонса пряталась за внешним спокойствием, почти бесстрастностью, за укоренившейся в характере вежливостью, за всегда близкой готовностью помочь.
Это был аккуратно, любовно вложенный в ножны клинок с острейшим лезвием. ("Враньё: а пять глубоких зазубрин, а обломишееся острие", - всегда найдутся правдокопатели внутри, которые подпортят, исгадят боевой настрой. Идиллическая картина рушилась, так и не обретя законченного вида).
На соседнем участке работал трактор, натужно и занудливо пожирая солярку, трудолюбиво надрывая свои поршневые сердца.
Чернозём, закормленнный перегноем, выдавливал луковицы из себя. Дурость, гордость, снобизм - или всё вместе. Ведь всё равно отдаст то, что имеет: до последней капли компоста, с завистью рассматривая снизу устремленные вверх стебли, набухающие цветом бутоны, махровые лепестки, которые увезут от него за три моря.
Фонс по привычке, но без всякой надежды, зашёл заглянуть на штрафную делянку. Цветочные отщепенцы, несортовые изгои - ждали своей участи и возможного признания. Каждый был сам по себе, но вместе они тянулись к солнцу, даже ни на что не надеясь.
Мышиная сиротка (наименование его минутной досады) нарушила свое затянувшееся молчание: тёмно-серый, невзрачный бутон скрылся в развернувшихся лепестках.
Куда-то исчезло, съелось желание отделить цвета друг от друга, описать их, омертвить определениями. Открывшийся его взору ирис наполнил его скептическое, усталое сердце предчувствием чуда.
Это предчувствие тянуло, возвращало его в тропические леса, в которых он гнил, разлагался в муссонных ливнях, прыгал напуганной обезьяной от обозленного вожака чужой стаи в мутно-глиняную речку, где его, возможно, поджидал никуда не торопящийся питон с жёлто-чёрным обливом неисправимого, вечно голодного модника, наливался розовой почкой, от приторной сладости которой пучило набитые зеленью животы.
В этой парной обители, никогда не знающей сухости и прохлады, не ведающей насыщения сильных и бесстрашия слабых, отрешённой от невинности, которая всегда возникает при смене времён года - в этом вечном, проклятом лете - Фонс должен был дать название новому цветку.
Фиолетовый купол, как опахало индийского раджи, вывернуто-махровые, красновато-оранжевые, широкие каное-вёсла, как расплющенные языки змей, под насилием отдающих свой яд - и жёлтая, с алыми крапинками горящая свеча посередине, глубокая, коварная, непредсказуемая.
Тигровый глаз - выдавил из себя Фонс и облегчённо вздохнул: низкие земли заждались его выхода из душных тропиков.
"ТРАГОПАН КЭБОТА"
Тайвань, 1999, 1.54, реж. Куо-фу Чен, в ролях: Тони Лю Ка Фай, Я-нан Шин, Ви Бай, Тин Шин, Рене Лиу, Пен-ю Чанг, Вен-ши Чен, Дозе Ниу
Поднятые, загнутые ветром и силой рук - скаты крыши беседки спускались вниз и устремлялись вверх. Перетекание, изменчивость, релятивность направлений, их ясная, броская запутанность - прокол неба и его улавливание в деревянный колпак - почтительность и безудержность в одном лице, которое встречало рассвет с длинным хвостом стянутых сзади волос, чёрных с рыжиной солнечных бликов.
На пучке деревянной луковицы замер, притаился нахохлившийся фазан, с белыми пятнами лесной маскировки на сером оперении. Неведомая для здешних мест птица выглядела в глубине запущенного городского парка как вызов мглистому, пепельно-голубому небосводу, наполняющегося больной желтизной утра.
В отличие от утра, Шуань был болен желтизной давно: неделю, месяц - он не помнил себя, куда ему запомнить, отделить от себя свою болезнь, дать ей срок убежавшего от него времени. Шуань был плохо виден: кто-то размывал порывистыми движениями его контур, который плавал, оплывал полупрозрачными волнами. Чего не сиделось на месте Цаню: накормлен, ухожен, побрит - неугомонный двойник, почуявший черноту с рыжими бликами.
Ружьё, направленное на фазана, ходило ходуном в руках Шуаня. Вросшая в него тень мешала целиться - она сама хотела стрелять. Но еще большим был зуд эпигонства, активной зависти к чужой оригинальности, которая уже наполняла кровью кожаные мешки на голове фазана. Непременный, главный атрибут токования был безмолвен только на остроконечной верхушке беседки: красные рожки вспухали на голове Шуаня, и этот рост сопровождался энергичным клёкотом, дробным защёлкиванием воздуха.
Не отствал от Шуаня и Цань: он высунул свою голову из Шуаня вперёд, зоб на горле рос и тяжелел кусками обвисающей кожи. Этот галстук был самым подвижным элементом сросшихся, погруженных друг в друга двойников - он уже летал, бился вокруг головы и шеи Цаня, задевая обескураженного неожиданным сумасшествием Шуаня. Рожки на его голове надулись и готовы были лопнуть, наполнив всё вокруг кровяной капелью.
Потрясённый, ошарашенный гротеском обезумивших эпигонов, фазан свалился вниз, где двойники достигли высшей точки зачумления ума: раздутые в полную силу рожки на голове Шуаня и вспухший, распластанный на груди Цаня галстук - сияли бирюзой, васильками и огненно-красным.
В четыре руками они стали рвать перья с покрова еще живой птицы, их притворное токование было лишь отвлекающим действием, им нужна была дополнительная, теплая кожа, в которую уже вползал обездоленный, претерпевший более всего от бескожия и загнанности в чужое тело Цань - блаженство и страх потерять близкую свободу на искажённом страданием лице.
"ТРЕЙЛЕР"
США, 2002, 1.58, реж. Вейн Крамер, в ролях: Уилл Кемп, Шоун Хэйтоси, Кэтрин Моррис, Рон Ливингстон, Тревор Уайт, Жаклин Обрадорс, Энтони Камерлинг, Монте Грикс
Трейлер падал без шума, не отбрасывая тени, громоздкой невидимкой, задавив при приземлении стайку сомлевших на солнцепёке ворон. Он был без колёс и стал для обитателей маленького городка молотом, спустившимся с небес - оброненным кем-то из небожителей.
Двери трейлера сорвало при падении, и взору прохожих и выскочивших из офисных помещений делового центра клерков предстал широкий экран монитора, укреплённого в подушках из стекловолокнистых матов.
На экране мелькали кадры какого-то боевика, и самые сметливые догадались, что они стали свидетелями рекламной акции в поддержку нового фильма.
Бурно обсуждалось, почему ролик прокручивали от конца к началу - от загрузки денег ограбленного банка в небольшой белый фургон до захвата его здания бандитами в масках.
На экране посыпал снег прерванной записи, а затем появилась надпись с извинениями за технические неполадки. Наконец, стали показывать ролик с самого начала, но уже в несколько изменённом виде: на экране (и на самом деле) из открытого трейлера стали спрыгивать грабители в масках, которые без помех проникали в помещение и в хранилища банка - на глазах изумлённых, сбитых с толку банковских служащих.
Громкоговорители, укреплённые на упавшем трейлере, призывали посмотреть новый фильм "Грабители с небес", а настоящие грабители уже загружали мешки с деньгами и с драгоценностями в подъехавший белый фургон.
Некоторые хлопали и кричали, выражая одобрение оригинальному промоушну - пара же недоверчивых уже позвонила в полицию. Машины с мигалками уже выворачивали на центральную улицу городка, когда из трейлера повалил густой, пиротехнический дым, который превратил деловой центр в съемочную площадку "Ватерлоо" - массовка была на месте, но что-то не видно было никого из съёмочной группы - перерыв, обед, другая уважительная причина или просто розыгрыш.
Одураченные клерки, довольные зрелищем прохожие, не въезжающие еще в ситуацию полицейские - все кашляли слезоточивым газом, смеялись, плакали от счастья - скука была в нокауте, на ближайший месяц, по крайней мере.
"ТРИ ПАТРОНА: ГАЛЕРЕЯ ГЕРОЕВ"
Франция, 1997, 2.05, реж. Дамьен Одуль, в ролях: Жан Фунтес, Доминик Лабор, Филипп Тамбурини, Эдит Скоб, Марчелло Маццарелла, Сильвия Моралес, Марк-Анри Ламан, Паскаль Греггори
Глаза пачкались мигающим втыканием жёлтого цвета, пробивающего бисерную капель на лобовом стекле. "Где теперь искать ползучих гадов - только в веере брызг раздавленных луж", - свинцовые кили многозначных выводов судорожно застревали в замёрзших колеях разъезженных троп сознания.
Холод остывшего волнения - это совсем некстати. Какая убогая простота под беспокоящей прежде сложностью - разочарование надо перетерпеть, разрезать, изорвать его на кусочки. Это сохранит иллюзию жизни - жизни, которую нужно забрать у других.
"Просто пристрелить или дать возможность высказаться", - такая странная гуманность была свойственна Мишлену, но и она сейчас была под сомнением.
Он не подходил для работы палача, но мог признаться в этом только себе: тем ревноснее он исполнял свой долг, пытаясь свалить на него все свои колебания и оправдательные рассуждения.
Зачем он лезет так глубоко: окажись он в роли жертвы - ну кто с ним стал бы церемониться. Нельзя идти поперек правил, даже если ты ими недоволен - ты признал их когда-то, и что же теперь.
Распущенность излишков интеллекта: грубее, тупее, быстрее - вот настоящая опора внутри. Гасить без размышлений - включай инстинкт: Мишлен ясно представил себе радость отдачи оружия, выпускающего свинец. Надо взять себя в руки, пока сомнения не станут мешать делу.
Гады вползали с шипением в салон, их было уже много. Они закрывали педаль тормозов, и Мишлен тормозил их раздавленными шкурками - переключал скорости их вытекшим ядом, давил на газ кончиками их хвостов.
"Только не стрелять", - но пальба из кармана плаща уже началась - вот он долгожданный инстинкт, к которому он взывал весь этот вечер: желания исполнялись – значит, всё будет хорошо - или когда-то было.
"ТУМАНЫ ИСТ-ЭНДА"