у времени в плену
| Вид материала | Документы |
- М. М. Пришвин «Деревья в плену» Цели урок, 45.79kb.
- Пастернак Борис Леонидович у времени в плену?, 187.24kb.
- Дайджест прессы. Февраль 2011г.(48) Средства массовой информации о Бауманском университете, 227.4kb.
- Машина времени или механизм перемещения в пространстве и времени, 134.4kb.
- Социология свободного времени понятие свободного времени, 54.58kb.
- Фёдор Григорьевич Углов, 14350.81kb.
- Ломехузы над пропастью, 2695.42kb.
- Урок: математика. Класс: 3 А. Тема: Единицы измерения времени. Календарь. Неделя, 50.55kb.
- Сценарий Нового года «Дед Мороз в плену у Соловья-разбойника» Ведущие (девочка и мальчик), 65.5kb.
- Координационный совет российского союза научных и инженерных общественных организаций, 61.28kb.
США, 1983, 1.48, реж. Джо Данте, в ролях: Деннис Дуган, Роберт Пикардо, Клинт Хоуард, Ди Уоллэс-Стоун, Дэниэл Дэвис, Дей Юнг, Кевин МакКартни, Патрик Макни
Как допекли эти зелёные бегемоты - жирные бегающие лужайки с бирюзовой пастью. Фрайтор опять нацепил тёмные очки, чтобы ненадолго отключиться от этого цветового беспредела. Камера в руках бесстрастно фиксировала собравшихся на дневное купание тушегрузов. Сам по себе ежедневный моцион давно наскучил Фрайтору, но он ждал, очень терпеливо ждал сиреневых монстров.
К водопою заправски-осторожно подошли зебры - с ярко-вишнёвыми полосами, которые резали глаза даже через притемнёнными стекла. "Розовые танки были чудо как хороши", - Фрайтор рассеянно вспомнил смелый перформанс чешского художника, но это было необычным для традиционного ландшафта, где каждый цвет занимал своё законное место - и не пытался меняться с другим.
Здесь же от обилия китчевых перформансов наработанный, взлелеянный годами вкус подвергался жесточайшему испытанию. Яркая безвкусица и была здесь нормой, от которой хотелось выть волком (персиковым волком) или рычать потревоженным в спячке медведем (салатным медведем).
Цвета менялись, прыгали, кусались - ели друг друга: только головная боль была здесь постоянной и не подвергалась эрозии. "Какой ты скучным сегодня", - тупизна была во всём: ни одной оригинальной мысли по поводу того, почему же поджидаемые им чудовища были сиреневого цвета. "Их аромат наполнен майским благоуханием весны", - это был так далеко и так нелепо, что Фрайтора прямо перекосило от собственной ограниченности, которая сегодня упрямо раздражала его, словно в нём не было никогда творческого подъёма или он утратил его навсегда.
Так он зайдёт сегодня слишком далеко, утаптывая, утрамбовывая свое самолюбие, от которого и так остались лишь крохи: осторожно, а вот и его крошки. Внезапная атака монстров стеганула растёкшегося необязательными мыслями Фрайтора - по нервам, по связкам, по пульсу, по глазам.
Самый дальний, самый ленивый бегемот был разорван беспощадными зверями в несколько мгновений. Они кусками срывали с него зелёную кожу, которая грубыми ковровыми дорожками устилала им путь к остальному стаду.
Фрайтор снял на плёнку освежевание еще нескольких бегемотов - это были действительно редчайшие кадры. Анималистическое изуверство - с ходу Фрайтор придумал название своего будущего фильма и уже начал компоновать его титры: каждая следующая буква названия появляется, сдирая кожу-оболочку с предыдущей.
Увлеченный зрелищем и работой Фрайтор утратил боковой контроль: сильный рывок - и убегающие от него его руки, продолжающие сжимать стрекочущую камеру. Их вырвала подкравшаяся незаметно горилла, одна из поджидаемых им монстров. "Вот это сила", - и следом за этим, в шоке, еще не чувствуя боли: "Они вырвались из сиреневых глубин нашего подсознания", - это тоже было не здорово, но уже гораздо лучше, чем невнятица о весенних запахах. "Они вернут нам свежесть восприятия мира и вручат нам её как букет сирени", - Фрайтор терял сознание от потери крови и уже не мог по достоинству оценить свое последнее соскальзывание в мир поэтических фантазий и образов.
"МЕЛА ПУРГА"
Дания-Норвегия-США, 1994, 1.36, реж. Билле Аугуст, в ролях: Джереми Айронс, Мэрил Стрип, Джэн Никлас, Ванесса Редгрейв, Франк Бакер, Макс фон Сюдов, Ева Грандаль, Мона Мальм
Кончик хвоста дрожал, но белочка терпела: пушистый снежный комочек рос и превратился в миниатюрную горную вершину, которую никогда не удастся покорить.
Обман, везде обман: в голове новоселье неразберихи, в сердце морозная пустота, в душе могильный покой. Опять ты за своё: везде у тебя кладбищенский пейзаж. Ты не понял, это образ. Знаем мы твои образы, сыты ими по горло.
Спор внутри быстро захлебнулся: покалеченные бесплодным противостоянием противники лишь обозначили непримиримость, но не стали тратить остатки сил.
Фьордоврезание моря в сушу шпиговало сознание неотвратимостью завоеваний, которым было пропитано всё вокруг. Рассекать, рвать, сминать, насиловать - своих устремлений природа не хотела и не пыталась скрыть. Невольным декоратором выступал лишь снег, который на зиму прикрывал своей мнимой невинностью вражду воды и скал.
Бодхард выковыривал гальку из-под снега и запускал её в нахохлившуюся синюшность незамерзающего залива. Тяжёлая голова работала помимо его воли: твёрдое днище - это имя тянуло его на дно, туда, где стихает долбёж прибоя, где самое место для потопленной подлодки, где тебя уже не достанут.
Ветер еще круче завивал вихри своих нескончаемых интриг, сёк снежной крупой щёки и открытый лоб. В свою белую карусель он пытался втянуть и Бодхарда, но тот по привычке упрямился, встречая любые притязания в штыки. Только этим, непонятным никому упрямством он жил, это упрямство было в нём самым стойким, несгибаемым элементом.
Он стоял на коленях, постепенно погружаясь в насыпаемый сугроб. Ему стало теплее, но это было не то тепло, о котором он думал. Ресницы слипались, не выдерживая обманного уюта. Стоит только захотеть - и ты прорвёшь свой снежный плен, который был ласков и беспечален. Еще две, еще три минуты - только бы не заснуть.
Всё напрасно - ты никому не нужен.
"МОСТ"
США, 2003, 1.51, реж. Филипп Кауфман, в ролях: Эшли Джад, Дэвид Стрэтхэйрн, Марк Пеллегрино, Леланд Орсер, Рассел Вонг, Камрин Манхейм, Джо Дюр, Титус Велливер
Кладбище истерзанных мыслей: Рэйчел счищала пыль с покосившихся надгробий, читала полустёршиеся надписи, вспоминая собственные выводы, ставшие эпитафиями.
Ровный шум двигателя убаюкивал и не мешал перемалывать, забрасывать и снова расчищать сотни раз исхоженные тропы от рассудка к подсознанию.
В таком, чуть оглушённом полусне Рэйчел въехала на многокилометровый мост, который вытянулся бетонно-стальной стрелой, запущенной недрогнувшей рукой.
Мосты Рэйчел не любила: её часто подмывало желание свернуть с основной дороги, остановиться на каком-нибудь съезде, отрешиться, хотя бы на несколько минут, от неумолимого, бездушного потока зомби-бензиновых существ.
На мостах такой возможности не было, и это сразу сковывало, закабаляло её, превращало в окружённого решётками узника. Она никому не признавалась в этом, но сама едва справлялась с этой проблемой.
Чересчур напряжённый мозг не выдержал и отключился на несколько секунд. Тут же зачихал, задёргался двигатель, словно напрямую был связан с её сознанием, которое резко и тревожно прояснилось: только этого еще не хватало.
Машина заурчала, закряхтела, затряслась мелкой, чуть заметной дрожью: она явно преодолевала крутой, горный подъем, натужно взбираясь на перевал. Рэйчел не могла, но вынуждена была в это поверить, хотя дорога оставалась строго горизонтальной.
Двигатель облегчённо запел, когда проскочил перевал, и теперь расслабленно покатил с крутого уклона.
Рэйчел напряглась еще больше и уже не снимала ноги с тормоза, сдерживая разогнавшуюся с горки машину.
Водители сзади и с боков стали сигналить, не понимая странных манёвров её внезапно меняющей скорость машины.
В нижней точке спуска Рэйчел въехала в залитый брод, не видя, но ощущая корпусом машины колыхание и сопротивление потревоженной воды. Брызги на лобовом стекле подтверждали реальность её ощущений.
Автомобили сзади тормозили, огибали, обгоняли её потерявшую скорость машину.
Только преодолев брод, Рэйчел заметила, как дрожали её пальцы, судорожно сжимающие руль.
Её дыхание сбилось, остановилось окончательно, когда колеса потеряли опору, крутились в разреженном воздухе пропасти - и в разверзнувшемся забытье теряющей сознание Рэйчел.
"НАТУРАЛИСТЫ"
Ирландия-Великобритания, 2002, 1.39, реж. Кирстен Шеридан, в ролях: Элейн Кэссиди, Силлиан Мерфи, Элинор Метвен, Гэвин Фрайдей, Майкл Роули, Даррен Хилли, Брайан Ф. О'Бирн, Тара Линн
Лондон был необыкновенным городом. Он не был меккой моды, но стиль современной жизни зарождался здесь, а затем распрострянялся по континенту и уплывал за океан. Он не был средоточением музыкальных бестселлеров, но все свежие веяния в звуке появлялись на берегах Темзы и подхватывались чуткими музыкантами, которые не представляли свою жизнь без наездов сюда.
Но всё это на поверхности видимого, того, что не было секретом для внимательных умов. Но даже для многих из них было откровением вдруг обнаружить, как этот город одинаково менял самых разных людей. В его атмосфере, несмотря на засилие туристов и зевак со всего света, сохранялась и даже крепла аура некой заданности поведения. Эта аура слабела, частично смывалась, когда люди уезжали отсюда, но они уносили с собой её зародыши, её споры, чтобы потом незаметно сеять их повсюду.
Это трудно пояснить словами, все они приблизительны и не захватывают всё поле явления. Но попытку объяснения всё же стоит предпринять.
Начнем с того, что Лондон - это город без фальши: конечно, как и везде, здесь есть обман, предательство и ложь, но они совершаются как в аквариуме, в чистой воде, на глазах обмануемых и предаваемых.
Маскировка здесь почти отсутствует, это территория, ареал прозрачных масок. Да, маски есть, но под ними всё видно. И только самый не любопытный может сказать, что обман был для него неожиданностью. Тебе же показывали, но ты сам не хотел смотреть.
Искусственность, двуличие здесь были не в чести - они были просто неинтересны. Возможно, всё дело в шекспировских традициях, где все страсти, пороки, действия - напоказ, где нет дозировки и драпировки эмоций, где нет спасительной умиротворенности - всё до конца, до упора, до крайнего предела.
Всё должно быть натурально, естественно, как дыхание, как биение сердца - как дождь, как ветер, как снег.
Лондонцы могли сдерживать, на время ломать и прятать свою суть, но естество брало своё - и прежние привычки, склонности, пристрастия вспыхивали с новой силой, которая с лихвой компенсировала все отступления.
"Райан, отвяжись, сейчас не время, ты видишь, что я занят", - это мои друзья-натуралисты обеспокоились моим долгим отсутствием и рвут ручку из моих рук, вставляя, впихивая на её место свежий косячок. Какие заботливые ребята! Недолго мне сидеть с ясной головой.
"Мэгги, прошу тебя, позже, через полчасика", - глаза Мэгги с поволокой смотрят призывно, влажно, почти требовательно. Через помещения, полные грохочущей музыкой, она тянет, подталкивает к дальней комнате, где полумрак и тишина, где все разумные доводы противоестественны и фальшивы, где прикосновения и объятия заполняют всё пространство без остатка.
Жить среди натуралистов и не стать им - разве вы видели такое.
"НИКУДА И НИОТКУДА"
Великобритания, 2006, 0.20, реж. Макс Хаттлер, пристальный взгляд: подзорная труба внутри помещения
Снизу шли едва заметные потоки теплого воздуха. Они были столь слабы, что могли удерживать только одну пылинку, которая оторвалась от своих равнодушных собратьев и повисла в воздухе, не падая и не поднимаясь.
Её пассивность была обманчива: она была занята, увлечена игрой со светом и тенью.
Линзы подзорной трубы укрупнили её и сделали доступной для нашего внимания, которое, как всегда, проводило выбор не между важным и несущественным, а между крупным и мелким.
Власть иллюзий практически безгранична: мы замечаем только то, что можем увидеть, потрогать, ощутить. Если не так, то это для нас не существует - как не существуем мы для чего-то очень крупного, возможно, космического.
Вернёмся к играм пылинки, которым помогали полузакрытые жалюзи - на пути к солнечному свету, который перемещался вместе со светилом.
Два полюса положений - и между ними не было чего-то среднего, оттеночного: в тени пылинка была невидима и незначима для других, но зато видела всех остальных, попав же в свет, она была ослеплена, оглушена, но находилась на подиуме чужого интереса, не испытывая от этого ни радости, ни печали, а лишь оглушённость.
Так, до самого вечера, пылинка приходила из своего ниоткуда, из забвения, где ей было комфортно в её независимости, но одиноко в её безвестности, а затем выбрасывалась в свет известности и внимания, но в никуда для неё самой, в ощущение полной оторванности и от себя, и от других, во временный и ненадёжный альянс со светом, который лишь выжигал глаза.
"НОВАЯ УСЛУГА"
Аргентина-Испания, 2005, 1.41, реж. Карлос Сорин, в ролях: Хуан Виллегас, Уолтер Донадо, Мариэла Диаз, Паскуале Кондито, Матиас Араоз, Норман Эрлих, Диего Рохас Дениз, Марина Ферраро
Неугомонный ветер быстро находил себе развлечения: теперь он с утра до ночи гонял по сухим дорогам обрывки бумажек, выброшенные пластиковые пакеты, изорванные и скатанные кусочки защитной плёнки, которая еще недавно покрывала алюминиевые листы обновлённых станций.
Понимающие, грустные глаза Пабло машинально фиксировали новые названия: вместо "АЗС" (голубое на белом) - "Пункт пересылки" (серое на белом).
Слёзы точились где-то внутри - не растворяя запёкшегося комка в горле, не давая облегчения покрасневшим, сухим глазам.
Всё, всё делалось машинально: поворот руля направо, открывание багажника, попытка расправить, привести в порядок бандерольный груз. Чем больше Пабло его укрощал, тем более расползшимся, объемным он становился. Пабло понапрасну терял время: груз уже стал совсем несуразным - это был вздувшийся шёлковыми пузырями, оплетённый своими же стропами - развернувшийся парашют.
Не хотите - не надо: со вторым грузом было намного проще - Пабло достал из картонной коньячной коробки бутылку. На светло-зелёной этикетке красовалась коричневым надпись "Матэ" и были нарисованы парагвайские баклажки для чая. Внутри бутылки в зеленовато-болотной жидкости плавала огромная, тёмно-оливковая слива. Пабло уложил бутылку обратно в коробку, сунул коробку под мышку и потащил парашют ко входу.
Парашют развернулся на всю длину, от вывески "Пункт пересылки" до багажника машины: пришлось возвращаться и кое-как сворачивать его.
Внутри пахло краской, накатанной штукатуркой и нагретым сургучом. Посетителей не было: немногие знали о новой услуге.
Пабло взял адресный бланк и два бланка для описи. С заполнением не было проблем: "Куда" - "Туда, где меня уже никогда не будет", "Кому" - "Лё Шьену, моему четвероногому другу", "Обратный адрес" - "Там, где вы меня никогда не найдёте".
При оценке бандероли Пабло слегка задумался - загрустил и отвлёкся: написал - 500 песо (это была первая призовая сумма, которую для него заработал безвременно покинувший его Лё Шьен).
Составление описи проходило уже в каком-то тумане: собранность Пабло таяла на глазах. Он задержал взгляд на картонке с бутылкой и в пункте "Предметы вложения" стал писать "1. Боль - 1 шт.", перевёл глаза на расхристанный парашют и вписал "2. Отчаяние - 1 шт.".
Приёмщик в синей бейсболке "Майями Хитс" внимательно посмотрел на Пабло поверх очков, которые висели на самом кончике носа, но ничего не сказал. Так же молча он заворачивал отправления в два слоя светло-коричневой бумаги.
Пабло заплатил 150 песо, получил чек-квитанцию, шатаясь вышел, сел на низкую ступеньку и закурил.
"НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ"
Польша, 1999, 1.44, реж. Радослав Пивоварский, в ролях: Павел Делаг, Ян Энглерт, Красимир Дебски, Агнешка Вагнер, Марсин Еджиевский, Михал Лесиен, Эдита Юнковска
Дождь шёл всю ночь без остановки, не давая ни на минуту заснуть густой листве вишен, которая тревожно-непрырывно шуршала и лезла в окна, ища в них спасение от надоедливого ливня.
Януш проснулся от треска грома, безжалостно разрывающего на кусочки грозовые облака в небе, которые подхватывались ветром и быстро уносились с места ночной битвы озверевшей стихии.
Молнии бились где-то вдалеке, изредка выхватывая из темноты бурлящие потоки воды за окнами, которые неслись вдоль и поверх мощёных дорожек. Вода быстро прибывала, словно все ручьи специально направлялись в широкий двор усадьбы.
Скоро вода преодолела половину высоты полутораметрового цоколя дома, который теперь напоминал массивную баржу, застрявшую на отмели посреди беснующихся, с гребешками пены волн.
Мимо проносились (под вспышками молниевого стробоскопа) обломки досок, обрывки широких полотнищ из парусины, вырванные из уключин вёсла, пробковые поплавки, оторвавшиеся от сетей.
Две широкие шлюпки с бородатыми матросами показались из-за амбара и медленно проплыли мимо дома, несмотря на отчаянные попытки гребцов прибавить ход. Матросы кричали что-то по-испански, постоянно оглядываясь назад.
Их преследователи не заставили себя ждать. Узкие штурмовые лодки были гораздо резвее шлюпок торговых кораблей и быстро приближались к ним. На красных банданах головорезов выделялись скрещенные кости и череп над ними - вестники скорой и беспощадной расправы.
Отважный поборник справедливости, Януш выпрыгнул из окна и поплыл к месту ожесточённой бойни. Его встретили без снисхождения: радушный, размашистый удар сапогом в голову и дымный выстрел из мушкета в правое плечо. Повторным рывком окровавленный Януш ухватил флибустьера за ногу и потащил его в мелководье. Их отделяли друг от друга четыре сотни лет и считанные миллиметры промокшей от воды и крови одежды, которая мешала их бескомпромиссной рукопашной схватке.
"ОСТАНОВКА МОЗГА"
Бразилия-Португалия, 2001, 1.42, реж. Руи Герра, в ролях: Витор Норте, Леонор Араха, Кандидо Дамм, Сюзана Рибейро, Руи Луис, Хосе Антонио Родригес, Тонико Оливейра, Луис Мадерайра
Почему именно сейчас: мозамбикский выстрел памяти, горячая пуля воспоминаний - деревянная ложка, с которой свешиваются скользкие нити, пряди серого вещества, губастый рот, полный этого вещества, вскрытый обезьяний череп, смеющиеся, дикие глаза, лениво остановившиеся в шаге от каннибализма.
До тошноты, до дурноты, с ноющим восстанием всех внутренностей, избитых, протараненных этим воспоминанием: им некуда спрятаться - только тихо вопить, моля о снисхождении.
Всё на месте, руки, ноги, голова, сердце - неутомимый труженик, только из сочувствия к своим соседям поддержавший их: саднящей, отчуждённой дымкой, мешковатым провалом в себя, в свои безголосые крики.
Поддержка или настоящий провал: без капельки пота на нырнувшем в жар теле, с разобщённостью, отстранённостью друг от друга всех его частей, под шевелящимся в голове, вбитым впопыхах колом.
Властелин со сбитой на бок короной, повелитель с оторопью в пустых глазницах - похудевший, осунувшийся разум - завистник собственной, уже былой силы.
Искрошившаяся: ручейками случайных слов и звуков, расщепившаяся: неожиданными ударами обид и унижений, развороченная: бесконтрольностью молний провалов и падений - плотина подсознания рухнула под неудержимыми потоками черноточин и изъянов.
Нет, не гибель, а светлый, почти уже белый - долгожданный покой, без единой мысли, без воли и без слов - только скользкая, безмятежная равнина отдохновения.
"ОСТРОВА КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ"
Канада, 1990, 1.39, реж. Дени Аркан, в ролях: Мег Райан, Дороти Берриман, Кэтрин Уилкенинг, Жиль Пелетье, Лотар Блуто, Моника Миллер, Реми Жерар, Дени Аркан
Барограф который день выписывал какие-то загогулины, будто хотел что-то сказать Лоре, но в последний момент раздумывал и стыдливо перечёркивал заготовленную речь.
Февраль - это глубокий овраг года, куда сбрасывались на свалку все вылинявшие кристмас-поздравления и уже никуда не годные задумки, которые запускались вверх новогодним фейерверком и всплывали пузырьками шампанского. За месяц эти задумки (не все, конечно, но большинство) прокатывались и дробились в валках реальности, а в лучшем случае, переходили из поэзии в прозу.
Но Лора не сдавалась: по иронии судьбы в конце февраля (то есть через полторы недели) у неё был день рождения. Мистика, напряжение, морок, чудеса - все эти понятия были неразрывно связаны у Лоры с этим днём. Сколько раз она пыталась успокоить, уговорить, усовестить себя (ведь это обычный день!), но каждый раз этот день был разрывом киношной мины под ногами - яркая вспышка, много дыма и лёгкая контузия.
Два года назад к ней весь день набивался в гости белый медведь: он топтался у вагончика метеостанции (на сотни километров вокруг - ни единой души), скрёбся в дверь, недовольно рычал. Это было не страшно, а смешно: Лора с трудом отогнала его винтовочными выстрелами.
Метель перекрыла три года назад все подлёты к станции - и Лора три дня просидела одна у праздничного стола, который ломился от угощений.
И только год назад на битком набитом людьми вертолёте прилетели её друзья и хорошие знакомые, наполнив вагончик шумом и смехом.
За столом Лора случайно оказалась между двумя Ванессами, и все дружно, сначала в шутку, а потом всерьёз, стали настаивать на том, чтобы она поведала им, какое желание загадала.
Лора загадывала это желание уже достаточно давно и находилась в полушаге от того, чтобы предать его огласке. Но благоразумие (надолго ли его хватит!) опять взяло верх - и Лора оставила бутылку интриги неоткупоренной.
В полушутку за признание стали предлагать немалые суммы. Лора остановила торг на двух миллионах, а про себя улыбнулась: при чём здесь деньги.
Её смутные желания в этот день переросли в уверенную готовность: она сможет изменить свою жизнь - всё было в её руках.
"ОСЬМИНОГИ"
США, 1973, 2.01, реж. Питер Богданович, в ролях: Бен Джонсон, Клорис Личмэн, Эллен Берстин, Тимоти Боттомс, Айлин Бреннан, Шэррон Тэггарт, Клу Гулагер
Параллельным курсом - самому себе: Гётц проламывал таёжную глушь, боковым зрением цепляясь за широкий просвет просеки в двадцати шагах от него. Не сбиться с пути, который он сам оставил в стороне.
Удача будто бы снова вернулась к нему: бурелом постепенно сменился мелким хворостом засохших и упавших веток, а затем и слабым очертанием заброшенной тропинки. Может быть, он сам протоптал её когда-то - этого Гётц не помнил.
Мягкий настил перегнившей, бурой хвои убаюкивал его разум, а запах тления был как никогда приятен: если бы у настоящего забвения был такой же уютный аромат, оно манило бы многих - не всех, конечно.
Нехитрая извилистость тропинки напоминала, но не будила былую тревогу, которую Гётц похоронил, а отпеть не успел. Тем больнее был удар неожиданности, когда взгляд врезался в чёрно-зелёный ствол дерева, вросшего в середину тропинки.
Разум еще не проснулся, но уже похвалялся своей наблюдательностью: никогда раньше Гётц не замечал, что корни хвойных матч густого леса подобны одеревеневшим осьминогам, вдавленным в золистую почву.
Они были повсюду: в основаниях поверженных ветром деревьев, нехотя отпускающих взятую с собой землю, в крупных обломанных сучьях, которые ветвились и извивались на наших глазах.
Оказаться на дне высохшего моря - это совсем другие ощущения: глубоко - но только без воды. Поражённые догадливостью Гётца деревья дрожали, трепетали под его удивлённым взглядом.
К невольной, неожиданной власти еще нужно было привыкнуть - или хотя бы отвлечься от неё ненадолго: дождём, нет, первым снегом.
Пушистые снежинки были неостановимы и спасительно безжалостны: что им новая власть Гётца, когда они могли легко укутать, покрыть собой и широкую черноту лесных луж.
Состязательность в силе - только не это: но двадцатиметровая, без признаков увядания ель уже гнулась под напором пробудившейся воли. Треск как затяжной выстрел: ель падала прямо на Гётца, застыв ненадолго, давая ему возможность - время уйти. Но Гётц ждал её - чтобы остановить, отклонить её падение в последний момент?
Через полчаса к таёжной тишине вернулась вечность, а меховые сугробы скрыли всё то, что осталось от вспышек честолюбия.
"ПАЛИМСЯ"
США, 2002, 1.56, реж. Антуан Фукуа, в ролях: Ноэль Гульеми, Меки Фейфер, Гарри Дж. Ленник, Боким Вудбайн, Даня Рамирес, Нед Битти, Делрой Линдо, Билл Нанн
"Куда ты натащил столько скелетов, полный ящик уже. - Не парься ты, я их упаковал в файлы, теперь они чистые, плоские, глянцевые. - Не надо мне ля-ля, а запах? - Ничего ты не понимаешь, я их хлоркой пересыпал. - Хвостатых-то не забыл? - Ты про бесов, да они все разбежались".
Дензел с утра искал, что подмывало плотину, где была течь, куда вползали подмокшие, запачканные мысли. В кинозале почти никого не было - только заторможенные подростки и скучающие домохозяйки. Что-то не так было то ли с экраном, то ли с ним самим: Дензел пересаживался с места на место, провожаемый недоумённо-вопросительными взглядами. Наконец, он нашёл точку в зале (шаткое кресло прямо посередине), где ему не лезла в голову всякая муть.
"Каждую ночь по шесть-семь домов, да в каждом доме не меньше, чем три скелета, а в некоторых - с десяток. - Ну, что ты несёшь, у меня было не больше двух, что они к тебе липнут что ли? - В одном доме из шкафа прямо горку засохших жмуриков выгреб, да все такие страшные, с перекошенными от страха черепами. - Да, уж повезло тебе. - И не говори".
Вестерн был совершенно дурацкий и скучный до зевоты: зевающий рот заклинило, когда одна пуля просвистела прямо у виска Дензела. "Вот это да", - только и успел он подумать, когда пуля содрала кожу с правого плеча. "Испортили куртку", - обозлился Дензел, но пересаживаться не стал. Он сосредоточился на действии, пытаясь предугадать снайперское лихачество разошедшихся ковбоев.
"А уж как меня достали летающие костляки, мочи нет. - Чего ты плетёшь-то. - Клянусь тебе мамой, такие виражи выделывают, дух захватывает. - Да гонишь ты всё. - Видишь синяки на ногах - это они с лёту делают подсечки, сразу под две ноги - дружные. - Хорошо, успокойся, следующий раз пойдем вместе, заодно и покажешь этих планеристов".
Хозяин салуна уж очень внимательно смотрел на Дензела - пару раз выстрелил в него, не целясь, проверяя его реакцию. Дензел вытащил из кобуры на ноге свой Gat, но быстро спрятал его: мелковат, может пригодится позже, если дело примет серьёзный оборот. Массивный Glock - Дензел вытащил его из кармана куртки и сразу успокоился. На счету этого бульдога уже пять парней из банды Bloods - совсем неплохо. "Голыми руками меня не возьмёшь", - Дензел выстрелил первым, и самодовольство стало сползать с лица его экранного противника - на рубашке расплывалось красное пятно.
"Телефоны все приготовил? - Те, которые нашёл в справочнике. - А в сеть залезал? - Завтра.- Ты что, очумел, скоро вернётся Дензил, он нам головы поотрывает - последние дни он бешеный какой-то. - Ладно, не гони, сейчас залезу. - Кто-то зовёт с улицы, да это же Дензил - весь в крови. - Кто это тебя? - Всё-таки он успел разрядить в меня свой Смит-Вессон".