 у времени в плену

Вид материала

Документы

Содержание "Отверженная душа" "Панический удар" "Парный парик" "Печальные вандалы" "Покусала лошадка" "Правда или ложь"

Подобный материал:

• М. М. Пришвин «Деревья в плену» Цели урок, 45.79kb.
• Пастернак Борис Леонидович у времени в плену?, 187.24kb.
• Дайджест прессы. Февраль 2011г.(48) Средства массовой информации о Бауманском университете, 227.4kb.
• Машина времени или механизм перемещения в пространстве и времени, 134.4kb.
• Социология свободного времени понятие свободного времени, 54.58kb.
• Фёдор Григорьевич Углов, 14350.81kb.
• Ломехузы над пропастью, 2695.42kb.
• Урок: математика. Класс: 3 А. Тема: Единицы измерения времени. Календарь. Неделя, 50.55kb.
• Сценарий Нового года «Дед Мороз в плену у Соловья-разбойника» Ведущие (девочка и мальчик), 65.5kb.
• Координационный совет российского союза научных и инженерных общественных организаций, 61.28kb.

"ОПЕКУН"

Чехия-Германия, 2002, 1.42, реж. Богдан Слама, в ролях: Болек Поливка, Мартин Хуба, Павел Лиска, Татьяна Вильгельмова, Мари Людвикова, Милош Черноусек, Марек Даниэль, Симона Стасова


Зденек прилипал к вам как клей, как бесцветная смола, как несмываемые чернила - и поселялся в вашей жизни раз и навсегда (так, по крайней мере, вам тогда казалось).


Это был не рекламируемый еще широко, но самый надёжный способ размножения. Не физического, конечно, а нематериального, того, что мы называем личностным или, по терминологии клерикалов, духовного.


Зденек строго ограждал себя от попыток обвинить его в экспансии: он красил волосы в бело-соломенный цвет и косил под независимого, наплеватьнавсех фрика. Все, кто общался с ним накоротке, ни на минуту не сомневался, что перед ними эгоистичный, эксцентричный, неглубокий тип.


Тактика усыпления, отвлечения внимания была отработана безупречно: на контрасте внешнего пофигизма и лично к вам обращенного соучастия, искреннего внимания, самозабвенного погружения в ваши проблемы - вы снимали все запоры и замки с самого дорогого, что у вас было - с незащищённой доверчивости вашей души.


Энергетический вампиризм, но не грубый, не разбойный, а мягкий, обволакивающий, убедительный. И вот вы отмечаете, как вдохновлённый, напитавшийся вашей энергией Зденек, опутывает вас паутиной разговоров, откровений, признаний, всего того, что кто-то называет дружбой.


Зденек любил выпить, но это как-то упрощало все его изящные, элегантные построения, нарушало их стройность, а иногда полностью обрушивало его обаяние: он становился злым, агрессивным, невыносимо-отталкивающим.


Тем интереснее, тем больнее было наблюдать, как Зденек - стыдливо, виновато, с нестерпимым самобичеванием - собирал разбросанные кирпичики своего образа, вовлекая и вас в этот мучительный, отчаянный процесс.


И вы, еще день назад решившие навсегда отказаться от его опёки, сегодня уже до слёз жалеете его и с пронзительным ощущением своей мелочности и своего эгоизма понимаете, что это он нуждается в вашей опёке, хотя бы на несколько часов, на несколько минут, а, может быть, ему хватит и одного мгновения.


"ОТВЕРЖЕННАЯ ДУША"

Япония, 1961, 1.28, реж. Канэто Синдо, непроходной текст: отвергнутый сценарий об отверженных


Чайки норовили склевать ослабевшую душу, зацепившуюся за прибрежные валуны и захлебывающуюся в слабом прибое.


"Не жилец", - думала о себе душа, но её сияние вскоре усилилось: её отбил у осатаневших чаек старый альбатрос, который бережно освободил и положил душу на теплый песок.


Её нес с собой вдоль берега океана парящий в восходящих потоках воздуха журавль, который не справился с тяжестью нахлынувших воспоминаний: не своих, конечно, а погрузневшей в печали души.


Вам всё еще странно и непонятно? Почему одна, голая душа? Помогу вам: не одна душа, а еще бесплотная тень маленького мальчика, на вид лет семи-восьми.


Эта бледная тень была видна только ночью или в глубоких сумерках, когда вся природа каменела, застывала в напряженном ожидании: что ждать от этой ночи и вернет ли она день.


В эти минуты распластавшегося, эгоистичного страха - душа ощущала себя еще более одинокой, прорывая всё новые, бумажные, раздвижные стенки обрёченности - и этим хрупким стенкам не было конца.


В воспоминаниях души не было ясности, а была лишь тревога - белых пятен, ускользнувших звуков, потерянных прикосновений.


Мальчик погиб во сне, в глубоком сне: его смыло в открытый океан разгулявшейся волной - под ним ушла земля, выбитая сильным подземным толчком - через него проросли жадные до света наконечники бамбука, на которые он неосторожно улёгся - жизнь вышла из него, уползла после укуса вместе с ядовитой змеёй.


Как душа могла себе признаться в том, что мальчик сам остановил свое сердце, когда увидел во сне счастливые глаза своих родителей. Он не хотел, не мог после этого вернуться в реальность, чтобы снова увидеть их печальные взгляды, в которых, казалось с рождения, поселились усталость и безнадёжность.


Небеса были безжалостны: для них было очевидно, что мальчик сам лишил себя жизни. Они ни для кого не делали исключений - и потому отвергали его душу, которая только начинала свои вечные скитания.


"ПАНИЧЕСКИЙ УДАР"

США, 2002, 1.37, реж. Лодж Х. Керриган, в ролях: Дэмиан Льюис, Колм Меней, Джон Тормей, Марианн Планкетт, Фрэнк Вуд, Лев Горн, Эми Райан, Патрик Хастед


Узкая деревянная полоска, небольшой, смешной барьерчик (только для неповоротливых черепашек) - и резкий обрыв воздуха вниз, вдоль негладких кирпичных (бетонных, оштукатуренных) стен, вдоль вырезанных, прикрытых стеклом проемов, вдоль собственного головокружения, которое потеряло вес, но готовилось встретиться с ним внизу, жёстко, с потерей мыслей навсегда.


Эрик не выносил открытых подоконников, ненавидел их неясную, внешне спокойную угрозу, одушевляя эту угрозу собственным страхом - пестовал, лелеял её в собственных грёзах. Особенно притягательным для него был внешний кусочек стены, куда он еще мог дотянуться рукой, балансируя на точке центра тяжести тела, с едва заметным отрывом кончиком пальцев от пола.


Эти грёзы были чересчур реальны - и Эрик обычно селился на верхних этажах отелей, где окна на потолке скошенным светом нависали над кроватью. Куда он мог с них упасть - только на пол, соорудив нелепую, шаткую конструкцию из стола и двух стульев, поставленных друг на друга. Совершенно не поэтично - коряво, неудобно, неловко, противно.


Иногда Эрик бунтовал, ломал себя, доказывал себе, что может прорваться через собственные страхи. Так и на этот раз: он поселился в обычном номере отеля, на четвёртом этаже. День и вечер прошли в делах: на переговорах Эрик ни разу не проваливался в вязкий туман уползаний из реальности, был весел, шутил и даже позволил себе путешествие по ночному городу, по его цепляющимся странностям, которые не забирались к нему глубоко, слегка ошпаривая его кипятком убегающего, растворяющегося - иного смысла.


Эрик вернулся в отель под утро, сохранив необычные для этого времени суток свежесть и бодрость. Видимо, он черпал силы оттуда, куда ранее не позволял себе залезать.


Открытый подоконник, распахнутое окно - былые навороты казались пустяковыми придумками. Эрик подошёл к окну совсем близко: смотрите, я и так могу.


Что-то промелькнуло и скрылось в клочьях испарений просачивающейся из неплотных магистралей горячей воды: что с того. Обожгло холодом резкого сигнала неутомимой "Скорой помощи": стоит ли обращать на это внимание. Жуткий посвист попавшего в какую-то расщелину ветра: меня это не интересует.


Тело и душа Эрика и цепенели, и тряслись в качке подавляемой изо всех сил тревоги. Мелкая дрожь неподвижности охватывала паникующее сознание, ударяемое постоянно захлопывающимися перед ним всё новыми и новыми дверьми.


Только не коснуться подоконника, нырнуть в свежесть упругого, зовущего воздуха, найти в нём покой и расслабление: первый, второй, пятый шаг - и прыжок.


"ПАРНЫЙ ПАРИК"

Испания, 1997, 1.52, реж. Алехандро Аменабар, в ролях: Пенелопа Круз, Эдуардо Норьега, Феле Мартинез, Найва Нимри, Хорхе де Хуан, Ниве Херранц, Тристан Уллойя, Мигель Палензуэлла


Рози-Анхель была красавицей - в трёхкратном отражении шатко-дребезжащих стёкол вагона подземки. Алые губы, чуть тронутые помадой, выразительные глаза, не знающие самоуверенных ухаживаний дантиста жемчужные зубы, соболиные брови, словно любовно нарисованные тончайшей кистью - сдвоенно умножались полупрозрачными поверхностями стёкол, не привыкших к таким чудесам.


Зеркала, стёкла, глянцевые плоскости были не скрываемой ни от кого страстью Рози-Анхель. В каждой из её комнат было не меньше пяти зеркал. Они были переделаны: перед каждым из них, на расстоянии толщины пальца было укреплено стекло. Это создавало иллюзию дополнительной глубины, дробности и размытости пространства.


Игры с отражениями - неопределённость, изломанность исходного образа - могли продолжаться сколь угодно долго и сколь угодно часто. Всё зависело от того, кто включался в эти игры, кто хотел рассеяться в пространстве осколками изображений и их зеркальных двойников.


Желание совершенства всегда приводит к аномальной глубине: страсть диктует разрушение границ обычного - Рози-Анхель была недовольна оптическим преобразованием многократно отражённых чёрных волос. Они приобретали излишнюю, неконтролируемую самостоятельность: это был разъятый образ - красавица и её волосы.


Нужен был парик - непростой парик. Многие мастера после тщетных попыток отказались от непосильной задачи - Рози-Анхель отвергала предложенные ими варианты. Парики были далеки от мира зеркальных иллюзий, разрушали его, в них не было магии сна наяву, к чему так фанатично стремилась Рози-Анхель.


Цвет, завивка, длина волос - их перебор ничего не менял, не приближал к одному, возможно, единственному варианту. Рози-Анхель примеривала парики часами, это уже стало слабо выраженным безумием, от которого она быстро утомлялась. Малознакомые женщины с самыми разными причёсками теперь обступали её со всех сторон, бесцеремонно вторгаясь в тщательно охраняемый покой крайнего индивидуализма.


Незаметно, нечаянно она заснула - и на выходе из быстрого сна увидела создание с испуганными, усталыми глазами и с покосившимся париком. Вот именно так она представляла себя, в полной обнажённости глубоко спрятанной сущности.


Тоска, печаль, грусть - она сползала от жёсткого к мягкому, к чему невозможно прикоснуться без боли. Рози-Анхель, Рози и Анхель - два имени, два лица, которые прижимались друг к другу тесно, нежно, но это была вынужденная, сиамская нежность.


"ПАЦИЕНТЫ"

Франция, 1979, 1.39, реж. Робер Брессон, в ролях: Антуан Моннье, Реджис Ханрион, Лаэтина Карсано, Николас Дегью, Винсен Коттрел, Тина Ириссари, Тэди Клоссовски, Роджер Хонорат


"Вечная осень: листья были сухими, негнущимися (почти как жесть) и прямоугольными. Их общий коричневый тон мог меняться от желтоватого до тёмно-бурого, но издалека все деревья казались покрытыми прелой листвой, смешанной с межсезонной грязью".


Жубера доставили прямо из кабинета финансового директора. Дюжие санитары с трудом оторвали его от вишнёвого кресла. Он не сопротивлялся, но казался куклой с обезвоженными суставами и набитой золотом снизу доверху - так он был тяжёл и неповоротлив. Глаза Жубера уставились в одну, ведомую только ему точку - и не моргали. Только в горячей ванне он превратился в размокшее покрывало, которое с трудом можно было бы полоскать, складывать слоями, выжимать.


"При закрытом окне спиральный обогреватель казался раскалённой докрасна крысой, которая источала сухую ярость в виде небольших, величиной с ноготь банкнот, которые отрывались, летали по комнате и садились прямо на мозг, потерявшим черепную коробку. Серое вещество шипело, подгорало как масло на дышащей жаром сковороде. Это был маленький ад без чертей и без сухих дубовых поленьев".


Когда взломали дверь спальни, Валери металась в горячечном бреду, громко выкрикивая какие-то цифры, пыталась их то ли сложить, то ли умножить. На полу перед кроватью валялась сломанная, изуродованная счётная машинка и разорванная в клочья тетрадь с длинными вереницами цифр.


"Вода в фонтане была мутновато-зелёной, но, когда Ламель нырял с открытыми глазами, он отчётливо различал на дне блестящие золотые монеты номиналом 100, 200 и 1000 франков. Он набивал ими глубокие карманы плаща и почти тонул под их тяжестью. Садясь на край фонтана, сначала он собирал в пучок и выжимал длинные волосы, а затем, чуть отдышавшись, запускал руку в карманы. Ламель с тупым изумлением смотрел на обмельчавшие, потускневшие от постоянного пребывания в воде, медные монетки - и разбрасывал их веером по всему фонтану".


Трясущийся от холода Ламель спал (дремал, погружался в летаргическую неподвижность) с открытыми глазами на парковой лавке. Его закутали в теплое одеяло и положили на носилки. В глазах Ламеля на некоторое время появилась осмысленность, они увлажнились, когда в последний раз смотрели на сильные струи фонтана.


"Франковое" отделение клиники никогда не пустовало, поговаривали, что к весне отделению отдадут новый, только что отстроенный корпус.


"ПЕЧАЛЬНЫЕ ВАНДАЛЫ"

Швеция, 2004, 1.38, реж. Микаэль Хафстрём, в ролях: Филип Берг, Джаспен Сален, Густав Скарсгард, Мартин Свэйн, Андреас Вильсен, Хенрик Линнрос, Санна Мари Патьас, Матс Бергман


Лилии, гипсофила, хризантемы, аспарагус, герберы, альстромерии, гвоздики, рускус, антирхинум, жёлтые розы - были повалены, смяты, вырваны с корнем, изрезаны, истоптаны - клюшками, длинными ножами, бейсбольными битами, палками, ногами.


Хрупкая, былая красота еще дышала в безобразном месиве с песком и землей, но уже утрачивала свою привлекательность - в хаосе изломанных линий.


Сзади, на расстоянии пяти метров от основной группы, шёл Теодор и добивал чудом спасшиеся цветы и декоративные растения. Каждый взмах клюшки отзывался болью в сердце - контрольным выстрелом в голову.


Может быть, он добивал самого себя: странный, нелепый способ поквитаться, расправиться с самим собой.


Запалившиеся, падающие с ног лошади: после первого участка на вандалов невозможно было смотреть без жалости и сострадания. Они вытирали грязный, земляной пот с лица, а некоторые, украдкой, и слёзы. Такие здоровые парни - и плачут: немногие могли бы их понять.


Они отдыхали: лежали, уткнувшись головами в разорённые клумбы. Их пальцы судорожно сжимали развороченную землю с листьями и стеблями, которая не отпускала их от себя.


По команде Теодора они, ни слова не говоря, поднялись и, растянувшись ровной, правильной цепочкой, принялись уничтожать следующий участок. Их движения уже не были так точны, они стали чаще оступаться, словно на краткий миг теряли сознание. Через тридцать метров двое действительно упали: как кули, на бок, мешковато и неловко.


Властным жестом Теодор остановил попытки подобрать самых слабых: потом, сначала дело.


Через полчаса всё было закончено: не сразу, после выяснится, что они приобрели, а что потеряли.


Ужас и недоумение застыли в их глазах: совсем не так они представляли себе акцию протеста против решения совета города строить новые цветники-кладбища, компостом для которых станет светло-розовый порошок из останков (двадцать пять килограммов гранулята из одного тела).


Экология, экономическая выгода - и сухой порошок: к некоторым новшествам скандинавских "зелёных" не так-то легко было привыкнуть.


"ПОДГОНКА"

США, 2002, 2.04, реж. Марк Форстер, в ролях: Хит Леджер, Мос Деф, Энтони Бин, Мэт Мэллоу, Катрин Ллойд Бёрнс, Блэйк Росси, Жаклин Хайнце, Кевин Рэтлифф


"У Вас нет денег в голове", - с таким приговором Спайк автоматически сбрасывался на пятый уровень, где обитали подслеповатые, интеллектуальные кроты, прикованные к обеспечению военной мощи Системы.


Если бы Спайк подал апелляцию, то ему дали бы на раздумье еще неделю в надежде, что в его мозгу появятся, закрутятся комбинации многонулевых цифр, которые дробились, складывались, умножались - превращались в еще более внушительные величины.


Но что толку ломать себя, денежный примитивизм своего мышления, если все эти бездушные, киллерозовущие цифры как максимум могли рождать в голове Спайка геометрические образы - с сыто-буржуазными восьмёрками, умирающими от голода единицами, со склонённо-подобострастными двойками, с неунывающими, глуповатыми мажорами пятёрками, с насаженными на иглу скрытого наркоманизма четвёрками.


Может быть, согласиться на операцию: но хватит ему и собственного сумасшествия, чтобы еще таскать на себе балахоны безумства навязанного. Как пугал, как отвращал его золотой блеск в глазах офисных человекохищников (завидуешь им?), которые готовы были задушить собственными руками любого, кто нарушал категоричность и стройность их бизнес-построений. Нет, уж увольте.


Бунтовать, придуриваться, смириться: Спайк никогда не любил выбирать из крайностей, в этом он чувствовал какой-то подвох, видел коварство ограниченности определений, мертвенное одиночество полярных точек.


Неужели его фантазии не хватит на то, чтобы придумать что-то оригинальное и обойти тупо-расчерченные порядки Системы. Тоже мне сравнил: он и Система. Да, и что с того: хватит нянькаться с её могуществом, в минуты вдохновения он бывает так силён, так неукротим, так щедр (ну и хвастун!), что с этим не справится ни один свод писаных предписаний.


Зачем ему голова: надо думать, фантазировать, мечтать, наконец. Да, да, вот где прореха, слабое место Системы - она не умеет мечтать (какая похвальная самоуверенность).


"ПОКУСАЛА ЛОШАДКА"

Южная Корея, 1999, 1.40, реж. Ли Юн-Хян, в ролях: Ю Сеунг-Хо, Мин Куинг-Хиун, Им Еун-Кеунг, Донг Хио-Хе, Риу Сеунг-су, Ли Сунг-Е, Сонг Сеон-Ми, Ан Сунг-Ки


Высоко в горах воздух был разрежен, неуловим для дыхания и чист как безупречно прозрачное стекло. Каждый камень, каждый куст, каждая травинка - были четко очерчены, словно самым тонким пером, после которого остается едва заметный, паутиновый след туши.


Предметы, казалось, не имели теней: кругом была такая ясность, в которой легко было находиться, в которой всё было дозволено и всё доступно.


Лин Минь сегодня хотела забраться еще выше, на свои любимые, пушистые луга, в которых она чувствовала себя совершенно спокойной и свободной. За ней увязался маленький Ким Лу: не бросать же его одного дома, а затем возвращаться к укоризне, которую она прочтёт в маминых глазах.


Ким Лу уже достаточно окреп, чтобы колобком перекатываться через высокие камни, ящерицей цепляясь за их уступы. Когда он падал и начинал хныкать, Линь Минь читала ему его любимые стихи о непослушной, вредной девочке, которую покусала лошадка, когда та стала дразнить её и дёргать за хвост. Ким Лу забывал о боли, и они продолжали свой путь наверх.


На краю луговой поляны Лин Минь расстелила платочек и выложила на него цветные карандаши, мелки, тетрадь и перламутровые пуговицы, которые она в тайне от всех собирала. На круглых боках карандашей были нарисованы точечноглазые котики с розовыми бантами и надпись цвета травы "Hello Kitty". Рисунки ей нравились, а карандаши нет. Пластиковая оболочка задиралась на краях и легко снималась чулком с сиротливого бесцветья корпуса, так же легко отделялись от карандашей и красные выпуклости стирательных резинок.


Пока сестра что-то рисовала в тетради, Ким Лу наблюдал за движениями её пальцев и ждал: он был не так прост, как казался, и умел дожидаться того, чего хотел.


Скоро Лин Минь устала и захотела размяться. Площадка, где она обычно прыгала через скакалку, была рядом. Через десять минут она вернулась, вытирая пот со лба и со щёк. Лицо и глаза её горели, дыхание еще не успокоилось. Ким Лу был в восторге: Лин Минь источала тонкий, чарующий аромат - ничего более чудесного в своей жизни мальчик еще не знал. Он не понимал, что это такое, но навсегда запомнил прекрасный, полный плен этого чуда.


Они спускались вниз по самому солнцепёку. Ким Лу устал и утратил утреннюю ловкость. Линь Минь помогала ему как могла, но один раз не уследила за ним, и он скатился вниз с высокого угловатого камня. Он странно затих, из маленькой ранки на затылке сочилась кровь, руки безжизненно покоились, вытянувшись вдоль тела.


Тревога вместо покоя, туман вместо ясности - очарование дня было разрушено в одно мгновение. Линь Минь стала быстро спускаться в деревню, чтобы позвать кого-то из взрослых. Что-то подсказывало ей, что её суета была напрасной, но она не хотела в это верить.


"ПРАВДА ИЛИ ЛОЖЬ"

США, 1963, 1.35, реж. Орсон Уэллс, в ролях: Орсон Уэллс, Джесс Хан, Джулия Рубини, Билли Кирнс, Эмма Барон, Эдвардс Хилтон, Сюзанна Флон, Роберто Миали


Ясный, ветреный день - тревога, мелкий, промозглый дождик - печаль, жаркое солнце - равнодушие, пронизывающий утренний холод - потерянность, ливень - очищение, град льдинок - обречённость, туман - одиночество, ураганный ветер - желание жить.


Где та кислота, которая истончила, изъязвила, растворила кожу, без которой еще можно было бы жить: запахнувшись, закутавшись в шерсть в стужу и морось, затенившись выбеленным хлопком в знойный день, спрятавшись под брезент и парусину, когда разверзнулись хляби небесные.


А как быть с оголившейся душой: стыдливо прятать её наготу, прикрывая её безобразные шрамы и рубцы, её обожжённый покров, который не успевает заживать и уворачиваться от свежего огня и студёной лютости - или драпировать её спасительной и приятной ложью, которая одна единственная усмиряет боль.


Кому нужна твоя правда - уж не одному ли тебе. Чем глубже в землю входит лопата, тем больше гнётся её лезвие, тем жалобнее трещит черенок - тем безотраднее вывернутый из глубины перегной - чернее, бурее, холоднее.


Правда без любви - безразличие: она грунтует старыми, пожелтевшими белилами готовый холст, на котором минуту назад играло многоцветие красок, где дышала полной грудью жизнь - выписанная щедро и безоглядно.


Кисть грунтовщика выпадет из рук: не от своего - от чужого страдания, которое проступит, протечёт через грунтовку рыжей кровью.


И вы вернётесь ко лжи: утишить, притупить чужую боль, которую невозможно вытерпеть, в отличие от своей.


Правда лжи: в ней истина охранения, сбережения чужих иллюзий, без которых тебе уже всё безразлично - и твоя правда - и твоя, и чужая ложь.