Geum.ru

Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   30
частью, а царем. Это царствование, в частности, и проявлялось

в его знании, поэтому оно было нравственным. Совсем иную

нравственную очертаемость приобрело стремление к самостному

знанию, осуществившееся в непослушании Богу и попытке ядения

этого плода.

Конечно, в этом новом знании проявилась простая

нерассудительность, потому что понятно было, что то нормальное

прежнее рассудительное знание, для которого не было даже

необходимости в рассудительности, должно было сказать: "Не

ешь, чтобы тебе не было хуже". Но даже в мире райском до

грехопадения как бы не было опасения и не было опасности. А

кроме того, в этом стремлении к самостному знанию проявилось

то же самое, но в несколько более дешевом варианте,

любопытство: что будет? Любопытство, которое всегда имеет не

только познавательный характер, но и характер дешевого

нравственного опыта: дай попробую.

И, наконец, самое главное, изменилась природа человека в

том отношении, что изменились качество и содержательность

любви. Во-первых, по направлению: перестал быть центром

стремления любви Бог. Не перестал бы - не ушло бы доверие.

Естественно, центром стремления стало собственное, но уже в

тот же миг бытия искаженное грехом "я", искаженная личность,

искаженное человеческом бытие. А если говорить о будущем

развитии человечества, то здесь можно увидеть зерна искажения

любви, которое выражается в стремлении к обладанию и только

внешне может напоминать любовь, по сути будучи прямо

противоположным любви.

Вместе с непослушанием Богу и послушанием сатане

проявилось впервые искаженное свойство воли, которое далее, на

все века существования человека, стало называться своеволием.

Стремление к удовлетворению собственных желаний,

некоррелируемых и некорректируемых волей Божией, в области

волевой деятельности стало тогда же и навсегда главным

направлением нравственного бытия человека.

Кроме, того, ряд как бы второстепенных проявлений, о

которых тем не менее упоминают святые отцы - в частности, в

покаянных текстах Великого Поста. В стремлении откушать от

запретного плода проявилось невоздержание. Невоздержание

вообще в частности лишь применяется как принцип плотского

бытия. Это относится далеко не только к плотской жизни, но в

ней принцип невоздержания проявляется наиболее очевидным и

демонстративным образом.

Отчасти в этом скрывалась страсть чревоугодия или по

крайней мере плотоугодия, потому что захотелось ощутить вкус

этого нового плода. Кроме того, в этом проявилось и искажение

эстетического ощущения, потому что яблоко было на вид

красивым, привлекательным. Это была привлекательность

самостного бытия предмета, отделенного от Бога - отделенного

вначале по воле Божией от Божественного бытия и от

человеческого приближения и вкушения. Это древо с его плодами

приобрело значение автономно прекрасного, и это, особенно в

смысле человеческой культурной деятельности, стало навсегда

главным стимулом этой культурной деятельности. Автономная

эстетика - это эстетика, оторванная от Божественного бытия,

которая тем самым имеет именно этот нравственный смысл.

И, наконец, два последних пункта (о них у нас будет

печальная необходимость говорить довольно много): во-первых,

гордость как новая типология автономного, заключенного в себе

и в самоценности личностного индивидуального бытия. Разрушение

близости к другому "я" в том типе самооправдения, которое

проявилось у первых людей. Себялюбие как форма проявления

гордости. Сущностное искажение понимания переживания и бытия

свободы, которым был одарен человек по Божественному дару.

06.03.96.

nrav-6 txt

Л Е К Ц И Я 6


Итак, перевернулась страница Библии, рассказывающая о

самом катастрофическом событии в истории человечества, с

которой, собственно, история и началась. Последствия,

этические и духовные, не замедлили сказаться - последствия как

субъективные, выявившие изменившуюся духовно-нравственную

структуру ставшего новым и быстро начавшего ветшать человека,

так и объективные - со стороны Бога - по отношению к людям и

миру.

О первом последствии книга Бытия говорит просто: "И

открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги" (3:7).

Что-то начинает человека даже с довольно слабой памятью

несколько как бы свербить, хочется сказать, что где-то я это

читал или слышал, что-то такое уже встречалось про открытые

глаза. И внимательный читатель понимает, что свербело не

напрасно, потому что за несколько стихов до этого было

сказано: "Откроются глаза ваши, и вы будете, как боги".

Кстати, здесь можно заметить, что хотя диавол всегда лжет, его

ложь так часто оказывается полуправдой. Как в информационном

смысле, так и в смысле оценки событий, а также в смысле

некоего прозорливого взгляда в будущее - как здесь.

Но эта диавольская полуправда всегда имеет

иронически-злобный и наглый, дерзкий характер. Да, первая

половина исполнилась: открылись глаза. И увидели только одно -

что наги. Вместо мгновенного переворота с достижением

агической высоты знания и самосознания оказалось жалкое и

пустое видение. И даже если рассматривать этот факт первого

видения как начало процесса познания, то можно сказать: жалок

тот процесс и то содержание познания, которое начинается с

такого содержательно и нравственно пустого факта (увидел, что

наг). Стоило открываться глазам...

Но это открытие очей все-таки дало возможность

соблазненным и принявшим ложное самосознание людям увидеть

некоторую информационную правду, которая прежде была от них

сокрыта. Но в том-то и дело, что новое видение, новый тип

зрения, который открылся, это был не тип зрения

физиологического (в этом смысле они были достаточно зрячими),

и это не был тип зрения, в котором глубоко начало работать

хотя бы и интерпретационное, но сознание. Это бы тип зрения,

связанный с новым нравственным ощущением, которое в

значительной степени легло в основу будущего инструментального

знания человечества и без него, увы, действительно стало не

обойтись, а когда кто обходится, то оказывается, что бывает

еще хуже. Инструментальная же часть этого знания состояла в

том, что к их способности видения добавился некоторый

корректирующий нравственный инструмент - стыд. Они увидели

свою наготу именно потому, что им стало посылать сигналы

новое, неведомое им прежде нравственное чувство - чувство

стыда. Библия, как всегда, не дает распространенного ответа на

вопрос, что же такое увидели они в этом факте, что заставило

возникший в них новый инструмент начать работать не только

нравственно, но и физически - пришлось шить платье из листьев

смоковницы. Но догадаться можно (или хотя бы назвать один из

компонентов нового содержательного знания, которое заставило

заработать чувство стыда): они увидели наготу другого тела как

нечто автономно вожделенное. И чувство стыда сказало: нехорошо

(о чем, собственно, оно всегда и говорит, это его небольшая

нравственная задача). Это чувство работает только в одной

ситуации, а в двух противоположных оно не работает. Одна

ситуация - пляж на Адриатическом побережье, где на протяжении

многих километров могут без всякого стыда располагаться

нудисты. Тут стыд прекратил исполнять свою охранительную и

предупреждающую функцию. Или, наоборот, - так, как у Адама и

Евы до грехопадения: детское непонимание греха. Плодов от

древа познания добра и зла не вкушали, а потому в чувстве

стыда не было необходимости. Оно явилось, потому что открылась

новая нравственная ситуация - ситуация с искаженным

самосознанием.

Тут же при этом является и некоторый новый этический тип

отношения к Богу. Прежний был понятен, и из него истекало все.

Это было высочайшее стремление к своему Создателю, к Тому, Кто

дороже всего. Одним словом, любовь.

И вот новое измененное нравственное сознание заставляет

первых людей не искать общения и единства с Богом, а прятаться

от Него, не говоря о том, как много хотя и детского, но

безумия проявилось в этом решении и действии. Изменившийся ум

приобрел такие свойства: он готов совершать глупость за

глупостью, как будто от Бога можно спрятаться.

Отступая от этой первоначальной нравственной ситуации,

можно заметить, что дальше это стало вполне традиционным.

Отдельные личности, получившие и развившие в себе дар

духовного искания, и целые слои общества, а порой и целые

народы, которым было дано замечательное мистическое чувство,

хотя и в ложных направления, даже отступая от принятого душою

религиозного сознания, напряженно взыскивали утерянную связь.

Но в истории человечества раскрывалось стремление спрятаться

от Бога - порой самыми нелепыми образами. И даже когда

религиозное чувство властно вынуждало искать то, что почему-то

на миг открывалось как великая драгоценность для человека,

довольно было малейшей провокации со стороны диавола, со

стороны приманок мира, чтобы этот не только мгновенно

прекращался, но и начинались вновь эти безумные попытки

спрятаться. Куда угодно: в дурацкие занятия, в философии по

стихиям мира, в самостное человеческое творчество, в семейный

быт (обезбоженный, потому что в нормальной духовной ситуации

семья - это то поле, в котором все ее члены не прячутся от

Бога, а взыскивают Его). Начало было положено - прятание от

Бога в детски наивной форме стало достаточно тривиальным и

нудным процессом, вполне обычным и даже не замечаемым, как

часто не замечается даже еда.

Следствия перерождения человека продолжались. "Не ел ли

ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?" Нормальный

ответ: "Ел". А нормальное нравственное чувство подсказывает

еще и: "Ел, прости меня". Нравственное чувство, хотя и

явившееся, но начавшее работать искаженно, говорит: "Жена,

которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел". Простая

фраза, но содержит в себе одновременно два серьезнейших

нравственных мотива: самооправдание (тут же продолженное Евой)

и обвинение, хотя и косвенное, Того, Кого можно было всегда

и за все только благодарить.

Процесс самооправдания вполне понятен и психологически, и

нравственно, вполне понятны и механизмы его осуществления.

Жить, осознавая неправильности, ошибки своей жизни, неприятно,

некомфортно. Что ж, есть по крайней мере три способа от этой

дискомфортности избавиться.

Первый - не совершать нравственных ошибок, грехов.

Второй - совершая ошибки, говорить: "Да, я ошибся, я не

прав". Собственно, это полпути, потому что сама пор себе

констатация своей неправоты не снимает психологического

дискомфорта. Само по себе осознание ошибки без

какой-то дальнейшей нравственной работы не приводит к

желаемому освобождению, к желаемым действиям. Ведь речь идет о

том, чтобы освободиться, избавиться не только на будущее, но и

от прошлого. Но как - от прошлого? Прежний Адам, еще не

искаженный падением, мог бы догадаться великим нравственным

самосознанием: ты никто пред Богом, и скажи: "Господи, я никто

пред Тобою. Я Твой раб, и я виноват". Дальнейшее - дело Божье.

По христианскому, церковному знанию это вообще довольно

просто, хотя простота эта и мнимая, потому что понятно, что

либо магическое, либо механическое (а часто и то и другое)

отношение к покаянию и правда - дело простое: подошел,

наклонил голову, особенно при общей исповеди. Либо

какой-то перечень более изысканный составил и подходишь с

записочкой. А то, если хорошо работает воображение (в смысле

не ложно, хорошо вычленяет из того, что произошло), так еще и

целую покаянно-психологическую новеллу составил. А

священник-то как рад оттакой новеллы - к сожалению. Потому что

на деле ни кающийся не знает, что он просто сочинитель новелл,

хотя в них все - правда, ни священник может этого не

сознавать. Я долго был под обаянием таких новелл, тем более

что не так легко оценить такую новеллу, в которой порой есть и

серьезное искреннее чувство, и действительное осознание, и

желание освободиться, а впереди всего - если не литературное

мастерство, то прямо обратное покаянному чувству

самодовольство (но очень тонкое) от своего умения каяться.

Такими новеллистками чаще всего бывают женщины.

Но нормальный подход все-таки такой: освобождение, потому

что освобождение совершает Бог, и реально только Он и может

совершить освобождение, во всяком случае оттого, что относится

к прошлому, и, конечно, с предложением благодатных сил на

будущее.

Остается третий путь, куда более частый, чем первые два

вместе взятые. В совсем грубом варианте он выражается просто:

"Я вообще не виноват". И даже без всякого поиска. "Это все

ерунда - сказки поповские, что хочу, то и делаю". Для этого,

конечно, требуется очень развитая разрушенность нравственного

сознания. Требуется, чтобы и в предыдущих поколениях хорошо

поработали, и сам человек постарался превратить эту

разрушенность в нравственную руину. Однако чаще всего это

вполне тривиальный, стандартный вариант - обычное

самооправдание (вместо покаяния и нравственной работы).

Механизм его простой: да, ошибка совершена, отчасти, может,

и виноват (слабым оказался и не заметил вовремя то, что надо

было заметить), но я маленько виноват, а уж куда больше

виноваты жена, дети, теща, правительство, коммунисты, жиды,

американцы - кто угодно, в том числе плохая погода. Так стало

на душе противно - надо пойти выпить.

Это наиболее распространенный тип. Есть другой механизм

самооправдания, близкий к этому: да, виноват, но что я могу

поделать - у меня природа такая. Я встречал людей, которые

совершенно всерьез оправдывали себя (причем из наиболее

образованных) и при самых подлых и страшных грехах, да еще

когда можно было не согрешать, если чуточку взять себя в руки.

Хорошо отразил это писатель Шварц (кажется, в "Обыкновенном

чуде"). Ну а природа - конечно, что же с ней поделаешь. В иных

случаях можно и Бога обвинить: "Жена, которую Ты мне дал"...

Есть и более заурядный механизм самооправдания, не

требующий даже никаких формулировок и никакого нравственного

недовольства собой, а все разрешается довольно просто. Ну,

взять пионеров. Все вступали. И комсомольцы, в общем, тоже

все. А когда я пришел в школу, в первый класс, куда должны

были пойти мои дети, чтобы сказать, что я, вероятно, буду

священником, потому что готовлюсь к священству, так что без

этих ваших дурацких штучек - пионеров и прочего. Они говорят:

"Да пусть они себе в душе верят". Конечно, первохристиане на

такие штучки не поддавались. Я говорю: "Нет, это будет ложь,

обман, предательство - позор". - "Ну как же, у нас три года

назад училась дочь священника. Была и пионеркой, и в

комсомоле". - "Ну, я не берусь судить, какие там были

обстоятельства". - "А как же дети - они же будут

белыми воронами?" - "Я с детьми проводил работу с трех лет,

они готовы быть белыми воронами". - "Да пусть будут как все!"

И вот это "как все", сопровождающее практически все

общественные процессы, и является замечательно простым, не

требующим никаких усилий способом мнимо, но снять свою вину. Я

- в ряду других. Это стояние в ряду всех, конечно, совершенно

глупо, но как бы психологически снимает чувство собственной

вины.

Помню, когда я еще служил в Тверской епархии, приходилось

обращаться к общей исповеди, потому что очень трудно было

вытянуть что-то из "подготовленных" за долгие десятилетия

старушек, но иногда получалось. Скажем, говорю на общей

исповеди: "Все вы, бабули, очень виноваты в том, что не только

не воспитали детей в вере и в Церкви, но и сделали довольно

много, чтобы они никогда не пришли к вере и Церкви, и это

может быть уже только чудом. Вот вы подходите и жалуетесь:

"Сын пьет", вместо того чтобы в своих грехах каяться. А я вам

скажу на это: вы это и сделали собственными ручками, что сын

пьет, потому что отвадили их от Церкви - позволяли им надевать

на себя значочки, галстучки и прочее. Чтобы они были как все.

А христианин, особенно в обществе антихристианском, просто не

имеет права быть как все. Он совершает грех, когда он как все".

Большинство-то смиренные старшуки, понимают, что

обвинение справедливое, хотя и жестокое, может быть. А

некоторые начинали возмущаться: "А что же было делать?" И я

всегда говорил им про одну женщину, которая жила в маленьком

городке. Муж от нее ушел, работала она телефонисткой.

"Минуточка свободная выдастся, я и думаю: как бы там с Сережей

что не случилось тяжелое, опасное - духовно". А прихожу домой,

так мы с ним и акафисты читаем, и рассказываю я ему все, чо

знаю".

А научилась многому - нужда заставила, сын, который мог

бы погибнуть, заставил знать гораздо больше, чем я могла бы

знать. Доставала где-то книги, которые в те времена и

достать-то было почти невозможно. Научилась их переписывать.

Так она в своей жизни восемь раз переписала Евангелие. Просто

по одной причине: кто-то приходит к ней, начинает

разговаривать, у нее спрашивают: "А откуда ты это знаешь?" -

"В Евангелии прочитала". - "Где бы достать?" - "Ну ладно, я

тебе перепишу".

А Сережа пошел в армию, у него хотели крест сорвать - он

зажимал его зубами и не давал. Он единственный во всем городке

не был пионером. 14 тысяч населения, а он такой единственный.

Потому и оказался он единственным такого возраста в церкви.

Сейчас этот Сережа уже священник давно.

Но даже при всем том вернулся он из армии, и стало ему

немножко скучновато. Я его ввел в алтарь, мы стали тесно

общаться, через год он поступил в семинарию.

Но все зависит от содержания жизни. Идет, скажем, жизнь в

нормальной саратовской семинарии. Ну пожалуйста, будь ты,

Николай Гаврилович, как все. И он становится как все и таким

образом - одним из великих грешников 19 века. А об отце

писали, что очень был благочестивый протоиерей.

В ситуации либо всеобщего, либо по слоям, либо в силу

общественно-временной особенности, когда быть "как все"

означает "грешить, как все", то задача нравственная - не быть

как все, а обычная норма самооправдания как раз в том и

состоит: ничего особенного, я как все.

Это начавшееся впоследствии грехопадение и определило

практически почти все, что можно в дальнейшем сказать о

греховной истории человечества. Хотя и не совсем, потому что

остались еще те последствия греха, которые объективно были

органично неизбежны и которые объявил Сам Бог: по отношению к

женскому полу, по отношению к мужскому полу и по отношению к

изменившейся духовно-нравственно и почти физиологически

ситуации с людьми. И, более того, вообще по отношению ко всему

миру в целом, ко всему живому бытию.

Начнем с мужа. "В поте лица твоего будешь есть хлеб". И

"проклята земля за тебя". Но самое первое - изгнание из Рая в

мир этот, в дольнее бытие. В этом мире земля уже проклята,

весь живой мир уже проклят, и это, в частнсти, выражается в

том, что уже тут же в растительно мире появляются вредные

растения - терние и волчцы, чего раньше не было. В библейской

гармонии мира не было места ни неполезному, ни ненужному.

Проклята земля - то есть отчуждена, отставлена, оставлена

милостью и благодатью Бтжией, то есть оставлена своему

автономному бытию. Она, конечно далее начинает осуществляться,