Geum.ru

Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30

некоторые особенности страстной природы современного человека,

которая хотя и не представляет собой ничего принципиально

отличного оттого, что было всегда, вместе стем дает

возможность увидеть некоторые довольно гнусные (или по крайней

мере тяжелые и печальные) особенности. Увидеть не так, как

бывает, когда энтомолог рассматривает букашек, а с тем чтобы

знать врага как следует.

Кроме того, говоря об особенностях греховной природы

современного человека, мы не можем не обратить внимание на то,

что было всегда, но получило некоторое своеобразное приращение

в современности, а именно строй и содержание болезненных

отклонений в области психики, которые могут быть оценены с

нравственных позиций. Конечно, мы должны были бы посмотреть не

только по ветхозаветному знанию, но и особенности нравственных

ситуаций и порой напряженных попыток нравственного управления

с помощью создания хоть каких-то этических систем.

В этом смысле, надо сказать, не худо поработали и греки,

хотя в основном стоики, если брать греческую философию. Бегло

мы их заденем, но в основном не будем отходить от той

проблематики, которая открывается нам через Божественное

откровение. И когда речь идет о данности, то прежде всего -

проблематики, раскрываемой исторически. Данность данностью, но

ведь этическая задача каждого, как мы уже знаем отчасти по

практике собственной жизни, в том, чтобы получать освобождение

от этих греховных данностей. А чтобы получать освобождение,

нужно хорошо знать и заданность, которая, конечно, могла

помимо Божественного творения раскрываться лишь в более или

менее верных или по крайней мере правдоподобных догадках

бьющейся в этом направлении человеческой мысли, довольно много

успевшей. Но, конечно, несравнима ни с какими догадками та

заданность, которая предлагается самим Богом, хотя бы потмоу,

что в Нем есть полнота правды, открываемая человеку настолько,

насколько он может ее вместить. Правды, понимаемой

нравственно, и тогда это слово оказывается наиболее

серьезно употребительным. Недаром же большевики, которые вечно

занимались карикатурами, назвали свою газету этим именем.

Свойство карикатуры - злым образом, но тонко чувствовать, где

есть настоящее, и превращать его смыслы.

Конечно, говоря о заданности Божественного откровения, мы

безусловно, прежде всего исторически, обращаемся к

ветхозаветному откровению (закону Моисееву - прежде всего),

хотя довольно быстро, особенно в свете Божественного

новозаветного откровения, разумеется, не с собственных высот,

не свысока, узнаем его ограниченность. Ограниченность - потому

что еще не явилась благодать Божия, споспешествующая всем

человекам, и потому даже имея эту заданность, ветхозаветное

человечеество вынуждено биться в тисках закона, лишь

указывающего на грех, но не дающего возможности и помощи для

того, чтобы выйти из области греховной жизни.

И потому даже в нравственном смысле, а не только в

онтологическом и метафизическом, Священное Писание Ветхого

Завета оказывается детоводителем ко Христу, когда, увидев это

значение закона и новую возможность, даруемую благодатью

Христовой, человечество (прежде всего через св. апостола

Павла) благодарно воздыхает, осознав, что оказалось дано ему,

какие новые заданности открываются перед ним в смысле

возможной полноты этических переживаний, прежде всего

покаянного характера. Потому что речь идет о полном и

совершенном (и как единожды совершающийся акт, и как длящееся

до конца жизни состояние), непрерывном осуществлении и

выражении в своей жизни этих этических заданностей, которые

все в своей сумме сводятся к одному: быть со Христом.

Когда это главная и единственная заданность в

человеческом существовании реализуется, тогда все остальные

видны лишь как частные осуществления и проявления. И наоборот:

все частные выражения греховной жизни (по причинам, о которых

мы будем говорить позже) продолжают даже и в благодатной жизни

новозаветного человека, новой твари, оказывать свое

воздействие, становятся оцениваемыми с чрезвычайной остротой и

важностью не сами по себе, не как отступления от перечня

определенных законных норм, а как разные формы осуществления

предщательства - отступления от Богочеловеческой Личности,

Которую в акте Крещения и Покаяния ты принял во своя и с

Которой через Тело и Кровь Его произошло соединение - Он в

тебе и ты в Нем, это взаимное внутрипребывание.

Эти заданности в конечном итоге открываются во всей

полноте христианского нравственного учения. Вот, собственно,

самое точное название нашего предмета: нравственное

христианское учение. Эти заданности открываем мы прежде всего

в самом Евангелии, в прямых указаниях и словах Богочеловека,

которые либо уточняют прежний перечень, либо дают несколько

новый, более усложненный и углубленный внутренний перечень

норм (т.е. нравственных осознаний ценностей внутренней и

внешней жизни), а также во всем евангельском строе, во всех

проявлениях жизни Богочеловека. Потому что все они имеют

нравственное выражение, нравственный строй - от понятных как

бы само собой, не требующих никакого дополнительного пояснения

(например, когда речь идет об исцелениях, понятно, что в

каждом из этих случаев можно говорить о деле милосердия), до

многого другого. Эти заданности открываем мы и во всем строе

апостольских посланий, и не только в перечневых, имеющих

внешний характер законнических указаниях. Хотя стоит только

бегло взглянуть на эти указания, и мы увидим их совершенно не

законническую сущность и форму.

Сравните с любым нравственным законом, даже с

Богооткровенным нравственным законом такие указания апостола,

как "всегда радуйтесь", "непрестанно молитесь", "за все

благодарите", хотя есть и такие указания в апостольских

посланиях, которые имеют характер как бы нормативный,

традиционный для любых нравственных предписаний. Но на самом

деле при более внимательном, а главное полном взгляде и

осмыслении эти апостольские указания приобретают характер

во-первых, полноты нравственного знания, а во-вторых, тех

алгоритмов, которые устанавливают общий способ нравственного

знания и нравственной правды, а значит и нравственно-этических

осуществлений жизни.

И, наконец, узнаем мы из христианского вероучения все,

что относится непосредственно к нравственной области и имеет

характер заданности. Но ведь дальше перед теми, кто восприял и

усвоил (т.е. сделал своими) эти нравственные знания, встает

вопрос их применения. Это как бы третья часть нравственного

богословия - о типе, характере и формах осуществления в своей

жизни нравственных заданностей. Здесь речь идет о той полноте

аскетического знания, которая как раз и предлагается, если

угодно, как методика реализации жизни человека на основании

принятых и усвоенных нравственных начал. Методика, которая

включает в себя как знание отношения ко всему, так и

внутренние и отчасти внешние действия. Тут может быть большая

ошибка: аскетика христианская ставится в один ряд с аскетикой

буддийской. Не самостоятельную ценность имеют эти аскетические

упражнения, между тем как, к сожалению, для многих они

становятся автономно ценностными, и это беда, потому что при

этом может совершенно извратиться христианское понимание

жизни: внешне необыкновенно похоже и даже почти так, как надо,

а мотивы - иные. Мотивы, при которых главным оказывается

самоутверждение, в то время как для христианина покаянный

строй не исчезает никогда вообще как необходимый. В покаянном

строе и раскрывается то самоотрицание, то самоотвержение, на

основании которого и раскрываются входы в личности для

действия Божественной благодати. В этом смысл христианской

аскетики; вся ее наполненность, все ее содержание сводятся

только к одному: дать возможность в человеке действовать Богу,

чтобы эта синергетика была не мнимой.

Если говорить о содержании науки нравственного боголсовия

( не знаю, можно ли употребить здесь слово "наука" - скорее

"художество", как упоминали в отношении к аскетике святые

отцы) или, точнее, о схеме содержания, то в общем оно

обнимается этими основными знаниями о данности, о заданности и

о путях реализации.

В конце концов даже солдатское исполнение долга не

бесценно - хорошо, когда хоть и законнически, но стараешься

что-то сделать. Вероятно, и в этом случае не лишена

человеческая личность и возможности спасения, и того, чтобы

сказать, что она все же на путях спасительных. Об этом можно

судить по известному евангельскому рассказу, когда один

совопросник приступил к Иисусу с самым важным вопросом: что

делать, чтобы спастись? Соблюдай обычные заповеди, которые

всем известны и понятны, в которых как-то интуитивно бьется

если не духовная, то душевная мысль, ощущающая правду. Ничего

тут сверхъественного нет - это тот понятный нравственный

закон, который почти во всех пунктах, кроме, может быть,

первого, если говорить о ветхозаветном законе ("Аз есмь

Господь, Бог твой"), может быть понятен почти каждому (тем

более последние шесть).

Но мы можем и на основании внутреннего переживания и

проведения нами христианской церковной жизни, и на основании

любого книжного знания понимать, знать и стараться

осуществлять в своей жизни довольно многое, и это окажется

систематическим даже без всякого изучения курса нравственного

богословия, потому что для большинства из вас здесь абсолютно

ничего нового не будет, все хотя бы и урывками, но

когда-нибудь вами прочитано (наша задача - лишь некоторая

систематизация). Но при всем том все наши знания будут

совершенно бессмысленными (или лишены главного смысла) в том

случае, если не будут внутренне, личностно понятны. Может

быть, в каких-то своих глубинных интуициях и прозрениях мы

можем чувствовать нечто гораздо большее, чем то, что дается

любым знанием, но все же хорошо и знать. Потому что исполнение

тогда будет гораздо более насыщено всеми внутренними

переживаниями, попытками самосознания при правильных

установочных принципах и, соответственно, верными тенденциями.

Это может быть лишь тогда, когда на вопрос: "Почему так?" - мы

сможем сказать: "Потому что Бог так хочет".

Мы будем говорить о значении и содержании главной

заповеди - заповеди о любви к Богу и клюдям. Она не будет для

нас бессмысленной, потому что нечто в нас может до всякого

евангельского, библейского знания говорить, что в этом есть

правда. Но для того, чтобы эта правда открылась и стала

ведущей для нас во всей полноте совершенства, нам следует (мы

не можем иначе) осознать, что Бог есть любовь. И только тогда,

когда мы скажем, что потому и веруем в Бога, что Он есть

любовь, что в Нем открывается та полнота совершенства, которая

в конечном итоге в Его и внутреннем выражении, в троичности, и

в Его творчестве мира, и в Его освящении мира, и в Его

промышлении о мире раскрывается как действие любви. И тогда

моя любовь, как любовь образа Боржия, становится единственной

возможно допустимой моделью и личностной жизни, и поведения, и

осознания ценностей. Это тоже станет предметом нашего

разговора.

Вопрос: Какой литературой пользоваться?

Ответ: Учебника для экзамена нет, да и вообще такой

литературы, какой-то одной книги, нет. Книги 19 века в

основном списывались ректорами духовны семинароий и академий,

которым поручалось читать курс нравственного богословия. Но

поскольку они были заняты ректорской деятельностью и

готовились, будучи архимандритами, принять на себя

арзхиерейскую панагию, так что им было не до того, чтобы

составлять серьезные собственные курсы. Они либо сами

переводили, либо заставляли кого-то переводить соответствующие

курсы - в основном протестантские. Некоторые такие курсы

довольно полные, но скучные, даже нудные, кроме нескольких,

которые слишком высокие.

Курс о.Платона, сравнительно недавно написанный, неплох,

но то, что я буду читать, лишь частично совпадает с ним,

потому что в этом курсе гораздо больше внимания уделяется

психологии и антропологии, чем собственно нравственным

проблемам.

То есть существует литература по многим вопросам,

относящимся к нравственному самосознанию христианина, но

полного учебника нет.

24.01.96.


nrav-2 txt

Л Е К Ц И Я 2


Если мы начнем с того, что является предметом этики, то

сразу запнемся. И даже не потому, что не очень ясно, что

является предметом этики (это как раз более или менее ясно,

хотя бы интуитивно), а потому, что само слово "этика" вызовет

при внимательном отношении некоторый внутренний знак

препинания.

Вот говорят: некий человек (Петя Иванов) - гад. Или не

вообще гад, а в некотором конкретном случае, потому что в этом

случае поступил неэтично. Но с чьей позиции Петя Иванов гад?

Либо с позиции некоего целого слоя, либо с позиции просто

группы друзей, причем эта группа может быть соединена любыми

узами - например, узами разбойничьей шайки, и тогда остальные

разбойники скажут: Петя Иванов - гад чистый, потому что и

дальше его неэтичный поступок оценивается исходя из их

представлений об этике ("заложил, гад"). А далее о любом Пете

Иванове с любых нравственных позиций можно будет сказать

что-нибудь. Но суть дела будет в одном: речь идет о поступке

или, иначе говоря, о жизни. И значит этика будет если не

обнимать, то пронизывать весь строй жизни. Сейчас мы говорим

априорно "строй жизни", но при этом, я думаю, каждый из вас

более или менее догадывается, что так оно и есть. А далее это

будет не так уж и сложно показать - что и правда весь строй

жизни.

Короче говоря, окажется, что этика, или нравственность,

есть определенные принципы жизни. Петя Иванов (или Ира

Бессмертная, или кто угодно еще) идет к таинству Покаяния, и

на душе скребут кошки. Об этом больше никто не знает. Или

наоборот: на душе ничего не скребет, и я знаю, что сейчас

приду, головку склоню, на мою головку ляжет епитрахиль, и я

отойду. Но как это скрежетание кошек на моей душе, так и

полное равнодушие - это все равно является типом переживания,

причем таким, который имеет очень специфическое устройство по

содержанию.

Конечно, его можно будет без особого труда рассматривать

и психологически, но такое рассмотрение этого переживания для

любого более или менее понимающего человека даст возможность

увидеть, что чего-то тут маловато и что это не главное. Можно

это переживание рассматривать с подхода, близкого чисто

психологическому, а именно с позиции нарушения нормального

устройства души (если признать, что здесь существует какая-то

норма). Тогда это будет рассмотрение переживания с позиций

психиатрических (по крайней мере так называемой малой

психиатрии - психопатии, неврозы и т.п.). Но и тогда мы в

лучшем случае, даже если будем понимать мотивы этих

переживаний и оценивать их в соответствии или несоответствии с

теми мотивами, которые предлагаются некоей статистической

психической нормой и сможем довольно точно описать

содержательно и структурно суть этого переживания, - мы все

равно останемся не удовлетворены. Потому что главное или во

всяком случае очень ценное и важное в этом переживании

отсутствует.

Так можно перебрать еще несколько разных подходов, пока

наконец мы случайно (а на самом деле, конечно, совсем не

случсайно) не набредем на тот самый смысл, который даст нам

возможность осознать и принять это переживание как главное, в

его главном значении. И тогда-то мы, формулируя, скажем: это

есть нравственное переживание. Таким образом, иду ли я к

Покаянию с тем, что меня грызет изнутри, или иду равнодушен, -

это все равно будет тип нравственного переживания, который

может быть увиден, рассмотрен и оценен нравственно.

Нравственность, или этика, оказывается, включает в себя весь

круг вопросов, связанных с жизнью любой личности, которая

имеет определенное содержание. Это содержание можно определить

довольно просто, хотя в реальности это и не будет просто, а

именно: переживание любого поступка, внешнего или внутреннего,

в соотнесенности с правдой, как бы эту правду ни понимать -

как высшую Божественную правду, или как правду какого-нибудь

круга, или как правду, которую ты сам для себя открыл и

принял. Во всяком случае как личное переживание, соотнесенное

с некоей правдой, которая хоть как-то, хоть искаженно, принята

и усвоена личностью. Потому-то и возможно переживание, иначе

это были бы не переживания, а неизвестно что (переживание

всегда личностно).

И, наконец, третье. Мы, например, раскрываем Аристотеля и

после "Физики" и "Метафизики" находим: "Этика". И оказывается,

что это целое разработанное учение. Оно, конечно, имеет

отношение и к первому, общему кругу жизненного содержания, оно

имеет отношение и к кругу постоянно действующих переживаний

(либо в виде мощных шокообразных движений, либо движений,

подобных стрелке амперметра, слегка вздрагивающей при слабом

усилении силы тока), но все равно имеет отношение к

личностному строю. И вот, наконец, оказывается, что этику

возможно принять как некоторое описание, достаточно

постоянное, человеческого устройства бытия. А дальше мы

обнаружим, что даже если, скажем, это слово ("этика")

непосредственно не присутствует у кого угодно из философов,

даже у самых пустеньких и примитивных, то все равно, поскольку

этика будет иметь дело с описанием, как правило, довольно

фантастическим, личностного мира (это неправда, что

беллетристика точно описывает личностный мир; она описывает

его довольно неточно, а верно описать и внутренний, и

поведенческий личностный мир может только святоотеческая

литература, потому что она имеет безусловно верные позиции,

верные ориентиры) - так вот, мы обнаружим, что речь идет все

равно об этике, хотя и не всегда так называется. Причем об

этике, как правило, нормативной, хотя нередко и о

ненормативной (или номистической, связанной с представлением о

том, что весь строй человеческой жизни, как на поведенческом

уровне, так и в смысле осознания мотивов, должен подчиняться

некоторым вполне формализуемым нормам). В этике аномистической

(или антиномистической - в смысле противо- или внезаконной)

главным объявляется настроение или переживание, связанное с

некоей общей формулируемой (или не вполне формулируемой)

правдой, для описания которой достаточно двух слов: "благо" и

"блаженство". Хотя эти два слова не только не отметаются

нормативной этикой, но входят в нее как одни из определяющих

понятий.

Мы будем заниматься тем пониманием этики, которое

включает в себя не общечеловеческое учение, а учение о

нравственном устройстве человеческой жизни с позиций

исключительно христианского (а еще более определенно -

православного) знания, сознания и самосознания. Понятно, что

если кто-нибудь из вас придет ко мне с покаянием, то мы

займемся тем строем этической жизни, который относится и к

личностной системе оценок, и к самим фактам жизни, которые

могут быть оценены соответствующим образом.

Итак, предметом этики является, если сказать широко,

жизнь. А если сказать совсем узко, то поступок. Но каждый из

вас останется неудовлетворенным таким определением, потому