Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30




Прот. В.Свешников.

ЛЕКЦИИ ПО НРАВСТВЕННОМУ БОГОСЛОВИЮ.


Л Е К Ц И Я 1


Мы начинаем заниматься предметом не только не незнакомым

вам, а безусловно, напротив того, знакомым и по жизни, и по

размышлению - по-видимому, довольно постоянному, особенно

с тех пор, когда для вас основанием вашей жизни стали Бог,

Евангелие, Церковь и осуществление жизни в соответствии с теми

ценностями, которые стали, вероятно, определять все устройство

вашей жизни, все понимания, все внешние реализации - то, что

может быть обнято словом "поступок", т.е. любое внешнее

выражение, включая и выражение словесное. Но и более того,

поскольку речь постоянно будет идти (как и постоянно вообще

идет в жизни у каждого человека) о ценностном определении

всего, что есть в собственной жизни, и прежде всего в ее

отношении к жизням других личностей, прежде всего Личности

Божественной, а затем к жизни людей, с которыми Божественный

Промысл связал каждого из нас особенным образом по семейным,

дружеским, профессиональным, общинным и прочим

обстоятельствам. Затем если не с личностями, то все же по.


крайней мере общим в переживании и осмыслении - с

человечеством в целом. Затем и нас, наших личностей, и со

всем, что описывается словами "внешний мир", прежде всего

мир - Космос, сотворенный Богом, но и мир вторичных

ценностей, сотворенных и творимых человеком - мир человеческой

культуры во всех ее осуществлениях, включая (когда мы говорим

о тварном мире) и мир невидимый, прежде всего мир тех

личностей, о которых слово Божие не так уж мало говорит и к

которым мы, по крайней мере формально, имеем отношение и даже

обращаемся (а если жизнь идет по правилу, то ежедневно и даже

дважды в день), но как часто это обращение не бывает связано с

непосредственным личным знанием - мир ангельский. Короче

говоря, со всем, что есть.

И поскольку мир этот (и прежде всего мир человеческих

личностей) не может не включать ту личность, с которой каждому

из нас приходится больше всего иметь дело - собственную

личность, - то, значит, и ценностные отношения и переживания

всего, что может быть оценено во всем круге проявлений

собственной личности. Таким образом, нам придется говорить не

только о ценностном знании и переживании поступков видимых,

слышимых и так или иначе проявляемых во вне, но и о тех

внутренних проявлениях, которые составляют по формальным

признакам область психологии - состояния, переживания,

помыслы, помышления, ощущения. А также и область

интеллектуальной деятельности, поскольку она тоже может быть

оценена с позиции некоторых ценностных ориентиров. И понятно

поэтому, что в этой области, как и во всех других областях

человеческих отношений, ошибки (а значит, и выправление ошибок

или по крайней мере стремление к выправлению ошибок) являются

делом довольно постоянным и обычным.

Собственно, более всего область этики как жизни и как

учения имеет (может быть, к сожалению) дело с ошибками, потому

что реальность, данность человеческих существований, даже

стремящихся к деятельности безошибочной, все равно протекает и

по внутренним проявлениям, и по внешним осуществлениям в мире

непрерывных ошибок, которые, дай Бог, чтобы хотя бы виделись и

осознавались как ошибки.

Конечно, в этом смысле название нашего предмета

представляется довольно неуклюжим, хотя любое другое, если бы

оно и было более строгим, осмысленным и научно определенным,

едва ли стало бы даже просто для уха верующего человека более

осмысленным. И не только потому, что оно уже довольно

привычно (по крайней в течение полутора последних веков,

потому что до 50-х годов прошлого столетия эта дисциплина

называлась еще более неуклюже: "Практическое богословие"). В

общем, почти каждый человек, хоть сколько-то вошедший в

область христианской жизни и христианского знания, понимает, о

чем идет речь. И в общем, этого довольно, чтобы не заниматься

лишними вопросами о том, что же включает в себя этот предмет.

А предмет включает в себя довольно многое, о чем можно

судить и по количеству написанной литературы, даже тогда,

когда прямым предметом каждой из книг, брошюр, статей является

в строгом смысле слова не нравственное осмысление жизни или

отдельных ее проявлений, а что угодно. Даже если речь идет о

богословском знании, когда мы восходим к самым высоким и

отвлеченным созерцаниям (если это с нами случается), то и

тогда эти созерцания неизбежно оказываются окрашенными

нравственно и хоть сколько-то пронизаны нравственным смыслом и

содержанием.

О том, что это так, можно судить, если с этой точки

зрения просмотреть бегло даже любой самый схоластический

учебник по догматике. И, конечно же, так не только потому, что

конечным содержанием любого, самого отвлеченного понимания и

знания оказывается поступок, который хотя бы состоит в

понимании. А любое понимание, безусловно, всегда имеет

ценностное содержание, а нравственное понимание и этический

смысл всегда только тем и занимается, что ценностно. В этом

решительное отличие, кстати говоря, нравственных подходов,

нравственных пониманий и нравственных содержаний от всех

других пониманий, содержаний, осмыслений и наук вообще. Потому

что любые осмысления, любые переживания и знания, даже если

они описывают, положим, самые глубокие и интимные стороны

человеческой жизни (как, скажем, это может быть в психологии),

не только не обязаны, но и не могут отвечать на вопрос, хорошо

это или плохо, даже когда речь идет о явно разрушительных

проявлениях человеческой личности, касается ли это других

людей (когда речь идет об агрессивных проявлениях), либо это

происходит лишь по внутреннему строю человека (и тогда

приходится говорить о психических болезнях, которые могут

протекать исключительно внутренним образом).

И в таких случаях только подходя к такого рода вопросам с

нравственной позиции, мы можем, имеем право и даже обязаны

ответить на вопрос, хорошо это или плохо и почему хорошо или

плохо, исходя из каких критериев. Потому что даже любой

психиатр или автор учебника по психиатрии, описывая ход,

этиологию и последствия чего угодно (скажем, шизоидного

проявления, связанного, как это часто бывает, с бредовыми

осложнениями), не обходится без того, чтобы внутренне для себя

оценивать то, что происходит - конечно, когда речь идет о

личности, а не об учебнике. Но он может оценивать лишь тогда и

потому, когда и почему он переходит из области чистого знания

и понимания в область нравственных оценок.

Это понятно априорно. Др всякой науки, до всяких книг и

даже до начала церковной жизни мы знаем и понимаем довольно

много. Порою ошибочно, потому что пользуемся не теми

внутренними критериями и установками, а порой довольно верно,

но лишь потому, что душа наша набредает на верные критерии и

оценки либо по своей природе, либо по ходу воспитания или

общему строю общественной жизни, либо по другим серьезным

основательным или случайным признакам.

Конечно, что касается реальной конкретной жизни

человеческой личности, эти оценки, их острота, напряженность,

верность, строгость, постоянство и стремление к тому

практическому исходу, который может быть назван словом

"исправление" (а для человека знающего единственно верный

христиански-религиозный исход выражается словом "покаяние") -

все это, конечно, до всяких книг. И в некотором смысле до

всяких знаний, во всяком случае до знаний, формулируемых

определенно, входит в жизнь любого человека и крутится,

проворачивается в жизни любого общества с неизбежностью по

двум причинам. Во-первых, потому, что данность человеческих

жизней всегда и неизбежно такова, что она осуществляется

всегда более или менее пронизанной всякого рода ошибками

(по-христиански мы скажем: грехом, а если мы перейдем на язык,

на котором было написано христианское знание, то это будет

одно и то же, потому что по-гречески "амартия" означает

одновременно и "ошибка", и......... ).

Эта неизбежность ошибки, и ошибки довольно постоянной,

известна каждому по своей жизни, а по мере сверхмерной

наблюдательности еще более - по жизни других людей, потому что

здесь наблюдательности бывает обычно куда больше. Так вот,

во-первых, по этому непосредственному знанию ошибок, а

во-вторых, потому что с ошибками (особенно с длящимися, и не

просто длящимися, а очевидным образом разрушающими личность)

жить неудобно и не хочется. И потому, оценивая происходящее с

собственной личностью, человек либо более или менее ищет

выхода, хотя бы теоретического, либо успокаивается, хотя при

этом, даже если он свинья свиньей и вообще ничего не хочет

знать и понимать, копните любого человека, копните как

следует, и увидите, что под самыми грязными и грубыми

наслоениями самых безобразных оболочек откроется то, что он

все-таки знает, что он свинья и что он этого не хочет. Это

правда и это тоже входит в данность, которая тоже более или

менее оценивается.

Ну и конечно, когда человек начинает все более

определенно, не просто внешним образом осуществляться в

различных внешних (профессиональных и любых других)

проявлениях, когда в нем все более серьезно,

деятельно и основательно пробуждаются акты самосознания, они,

эти акты самосознания, и носят прежде всего этический,

нравственный характер или по крайней мере окрашены, пронизаны

хоть сколько-нибудь этическими содержаниями. Потому что всякое

личностное (да и всякое общественно - например, национальное)

самосознание всегда ценностно, а значит и имеет этическое

содержание.

Если по милости Божией свершается с человеком чудо того

личностного переворота, при котором самосознание перестает

питаться автономными ценностями и отбросами со стола

общественной мысли (то есть происходит чудо религиозного

переворота, а еще более определенно - христианского

переворота), это самосознание приобретает не просто

христианское содержание. Оно приобретает те безусловно

устойчивые и определенные критерии и ориентиры, на основании

которых он может, если хочет, оценивать довольно безошибочно

происходящее с ним.

Но и этого мало. Эти оценки сами по себе, даже если они

оказываются тонкими, глубокими, серьезными и довольно верными,

еще не являются вполне этическими, если не взывают к перемене,

потому что любая этика, любая нравственная система, а уж тем

более религиозая, тем более христиански-религиозная, взывает к

перемене.

Вообще говоря, в жизни человека, в самом общем виде

рассматриваемой этически, возможно очень ограниченное число

осуществлений. Вот есть данность - данность человеческой жизни

в ее внутренних проявлениях, ее хотениях, помыслах,

взаимоотношениях, в ее профессиональных достижениях и пр.

Ошибочность, безобразие, искаженность по сравнению с ясными,

определенными (или туманными, но какими-то) ориентирами он

знает. Дальше возможны следующие варианты. Во-первых, сжиться,

или смириться, с тем, что есть.

Вообще говоря, дискомфортно чувствовать себя гадом,

противно, а ошибки нравственные и заставляют человека

чувствовать себя гадом. Но как - не чувствовать? Значит, таким

образом устроить свою жизнь, что как будто никаких вообще

нравственных норм и ориентиров нет. Если тебя совесть

покалывает, то с течением времени, особенно если кожа толстая,

она покалывает все реже, ее уколы все более бесплодны -

совесть приобретает характер, названный апостолом в одном

месте "сожженной", а в другом "прокаженной", что практически

одно и то же. И вот вам, пожалуйста, одна из вполне частных

реальностей, особенно для того самосознания, которое

раскрывается не религиозно, даже у людей, решившихся

идентифицировать себя с верующими.

А если все же совесть работает, если ориентиры более или

менее известны - известны точно по религиозному знанию или,

может быть, почти так же точно, но не по тому знанию, которое

предлагается во всей полноте христианским вероучением, а хотя

бы порой по довольно глубокому интуитивному переживанию.

Итак, ценностно определяешь себя как плохого. Что делать?

Опять ограниченный набор вариантов вроде первого, который как

бы даже может почти не рассматриваться, разве что должен быть

отмечен с глубоким сожалением, что он существует, во-певрых, и

то же самое глубокое сожаление должно каждый раз, по-видимому,

пробуждаться при взгляде на тех, у кого.......................

нравственное самосознание не проявляется. Больно, печально,

обидно за человека вообще; обидно и жалко этого человека,

потому что он погибает, а чем больше внутренняя и духовная

солидарность с личностью, которая не знает, каким образом, тем

острее и собственная боль.

Но у тебя, положим, это не так - работает нечто. Что

тогда? Плохим быть не хочется. Тогда возможны три варианта.

Во-первых, быть лучше, становиться лучше. Положим, знаешь о

себе, что ты раздражителен - значит, принимать меры к тому,

чтобы не быть раздражительным. Знаешь, что ты обжора -

принимать соответствующие меры к тому, чтобы не быть обжорой.

Знаешь, что ты ревнив?.. Ну, и так далее.

Хорошо, попробуем. И многие пробуют. Но дальше происходит

следующее. Иногда опыт бывает вовсе бесплодный, а есть хорошие

техники, замечательные этические техники, особенно в

неправославном, восточном..................... Замечательные

техники, прекрасно работают. Работает все, кроме одного

пункта: эта нечистая энергия души - она же никуда не девается.

Во всяком случае в том, что уже было. Она никуда не девается,

а склонность существует. Борешься, пользуешься этой техникой.

Что же происходит?

Происходит следующее: практически используя эти техники,

можно избавиться почти от всего. Кроме одного - всякая такого

рода этическая работа, если она не носит выраженного

религиозного христианского характера, приводит к тому, что эта

энергия преобразуется в один тип греховного содержания,

который действует или не действует. У одних более заметно, но

они вовсе не обращают на это внимания, считая, что это не

стоит этического взгляда. У других не так заметно, но деле-то

происходит то же самое. Ведь все знают, что когда человек

совершает доброделание, оно сопровождается обычно гордостью,

тщеславием. Дело обычное, нормальное, и ничего страшного в

этом нет для христианина. А тут выхода нет, и в конечном итоге

любые фантастические нравственные достижения, которые могут

быть, скажем, у какого-нибудь йога, непременно приводят к

тому, что скапливается бесконечное греховное содержание,

которое практически может быть связано лишь с одним - с

гордостью. С необыкновенным пониманием, хотя и очень, может

быть, тонким, ценности автономного существования.

Есть еще вариант, тоже хорошо известный с самых первых

времен человеческой истории. Поскольку эта история началась с

греха (вот вам и еще одна из возможных связей с догматикой,

хотя бы и теоретическая: некоторые догматисты решительно

утверждают, что время было сотворено не вместе с материей, а

вместе с грехом), одним из первых греховных актов человеческой

истории, хорошо нам известный по Священному Писанию: "Нет, не

я, а Ева виновата". А Ева говорит: "Змей мне дал". И вот этот

обычный, осуществляемый несколькими способами (о которых мы

потом будем говорить) механизм самооправдания дает как бы

квазивозможность человеку комфортного в нравственном отношении

существования. Потому что (по крайней мере психологически)

степень и острота переживания греха через этот механизм

самооправдания мнимым, конечно, образом, но для личности

внешним образом, по-видимому не на деле, но...................

И, наконец, собственно один способ реального

освобождения, если говорить с этических позиций. Освобождение

от греха, которое происходит не только по личностному желанию

от него освободиться. нам еще не раз придется возвращаться к

той остроте покаянного переживания, которая была у некоторых

людей до Христа - у людей Ветхого Завета, в частности у

Давида. Та острота, которая в конечном итоге не могла получить

совершенного исхода, потому что только после благодатного

примирения ("Бог явися во плоти") в личности Богочеловека

человечества и Божества становится возможным чрез стремление

не просто взойти на высоту настоящих норм этической жизни (не

поэтому - потому что если поэтому, то нравственность

христианская ничем не отличается от любой законнической

нравственности), а лишь в силу стремления этого единства с

Божеством, по которому и происходит, совершается Богом дело

покаяния, и происходит это освобождение.

Вот, собственно, и все, что может происходить в этом

отношении с жизнью человека. Перебор вариантов и правда очень

незначительный, рассматриваемый с этической позиции как жизнь,

наполненная безусловной бесконечно длящейся ошибкой, и

возможного совобождения.

Отсюда становится окончательно понятным в целом предмет,

названный неуклюже "нравственное богословие". Он включает в

себя прежде всего осознание и понимание данности человеческой

природы и человеческой личности. Данности во всех ее внешних и

внутренних осуществлениях, и прежде всего, более всего в

личностном отношении к Богу, даже если этого отношения

по-видимому нет. Когда его нет, оно тоже есть, но имеет

нравственно негативное содержание: "Рече безумец в сердце

своем: несть Бога". "Безумец" - это не интеллектуальная, а

нравственная оценка. Даже если эта оценка относится только к

уму человека, когда мы говорим "безумец", мы даже в

разговорной практике применяем это слово по отношению к людям

нравственно порочным, хотя и в специфическом смысле.

Каково содержание этой данности? Поскольку речь идет об

искажении не просто замысла, а реального явления в мир некоего

творения, то, значит, искаженности по сравнению с тем, что

было сотворено. Иначе говоря, все, что входит в понимание

области греха и греховной жизни. И, конечно, включающее в себя

понимание того, как и почему свершилось и продолжает

свершаться эта искаженность человеческих существований.

Понятно, что, скажем, для старца Силуана или Симеона

Нового Богослова достаточно только слова "грех" - и можно

дальше не входить более в подробное рассмотрение. Во всяком

случае нравственное богословие их в этой части может быть

почти завершено, а дальше раскрываться только в следующих

частях.

Для нас, поскольку мы имеем дело с собою и с другими

людьми, для нас, для которых процессы искаженности не

завершены, а являются длящимися, а кроме того, мы учимся

здесь, а значит, перед нами стоит задача понимания и помощи

тем людям, которые не всегда и не вполне сами себя понимают и

могут себе помочь, - рассмотрение этой довольно противной

области во всей полноте ее содержания, включающей в себя и

сточники греховной жизни, которые стали раскрываться во всей

полноте в истории человеческих существований, обнимаемые

вполне традиционными знаниями и предметами, обозначаемыми

словами "мир", "плоть" и "диавол", и понимание исходя отсюда

страстной природы человека вообще (а кроме того, мы живем еще

в определенное время, будучи отягощенными многими современными

специфическими влияниями), то и должны будем взглянуть и на