Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию
| Вид материала | Лекции |
- Программа прот. В. Свешников Предмет, содержание, назначение и смыслы этического знания., 178.53kb.
- Прот. Артемий Владимиров Прот, 1986.33kb.
- прот. В. Воробьев, 1993 / 1994, 4009.4kb.
- Лекции по догматическому богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е, 768.63kb.
- Лекции по сранительному богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е высшее,, 338.17kb.
- Серегин Сергей Борисович и о. директора по персоналу ООО «ук «Группа «газ» и Свешников, 31.12kb.
- Критерии оценки качества лекции, 33.79kb.
- Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики, 12426.37kb.
- Курс лекций по сравнительному богословию московская Духовная Академия и Семинария, 1642.99kb.
- Сборник статей по основному богословию и апологетике: свидетельства известных ученых, 640.35kb.
человеческое (хотя на самом деле речь всегда идет не о другом
теле, а о игре воображения). Но когда предметом страсти и,
соответственно, предметом, который определяет всю внутреннюю
действительность человека, становится то, что можно назвать
"барахлом" (ничто, нуль в компьютере, потому что можно
преобразовать любой слиток золота в лишний нуль в компьютере),
тогда осуществляется служение тому, что по природе своей еще
более тленно и незначаще, чем все, что относится к живой
природе. Становится тогда ясным, что всякое творение кумира
иррационально, а эта страсть еще более иррациональна, потому
что еще более, чем другие страсти, показывает общее
направление страстности, пустой бессмысленности.
Нравственная же платформа для этой страсти дает
возможность еще более увидеть бессмысленность (но лишь та
нравственная платформа, которая может быть увидена в свете
христианского религиозного самосознания). А именно: почему
может явиться эта страсть? Одно-единственное условие
оказывается здесь определяющим - недоверие Промыслу Божию.
Промысл Божий для религиозного сознания ведет как все в
целом, всякое творение, так и каждую отдельную человеческую
личность, своими путями, но так, чтобы спасение было если не
гарантировано, то во всяком случае возможно. Промысл Божий не
даст погибнуть и уж то, что необходимо для полуживотного
существования, даст. Из этого, конечно, не следует, что нужно
проявлять всяческую беззаботность, потому что и это будет
нарушением заповеди, данной Адаму при изгнании в мир сей: "В
поте лица будешь есть хлеб свой". В поте лица, но этот пот не
должен быть большим, чем требуется для того минимума, в
котором Промысл Божий и осуществляет свою деятельность через
тебя.
Всякая страсть, в том числе и страсть сребролюбия,
требует большего не только в качественном, но и в
количественном смысле. В ней есть стремление к увеличению
количества и к ускорению процесса.
Что касается обычных проявлений сребролюбия, то они всем
известны: прежде всего это - любовь к деньгам и имуществу.
Литература показывает, как нередко в угоду этой страсти могут
совершаться преступления. Более того: эта страсть, как мы
можем видеть по нынешней нравственной и общественной ситуации,
оказывается наиболее криминогенной. Ради того, чтобы
удовлетворить самому бессмысленному, пустому и иррациональному
желанию - иметь более необходимого при условии недоверия к
Божиему Промыслу.
Кроме чистой любви к имуществу, сребролюбие проявляется в
скупости, а с другой стороны - в доходящем до мотовства
стремлении приобретать, чтобы разбрасывать то, что имеешь.
Мотовство - обратная сторона этой страсти. Любовь к подаркам,
присвоение чужого - обычные проявления этой страсти.
При развитии этой страсти возникает болезненная любовь к
вещам - любовь, лишающая человеческую душу свободы. У аввы
Дорофея сказано: еще одна чистота должна быть - чистота по
отношению к вещам. Чистота в данном случае означает полную
освобожденность, независимость. Во всех случаях, когда речь
идет о сильном развитии страсти сребролюбия, рабство,
пленение, зависимость оказываются тем пределом, из-за которого
находящемуся в страсти выйти трудно. Дальше можно видеть
жестокосердие к нуждающимся, причем с самооправданием, как это
чаще всего бывает. Кроме того, это опасение трудностей жизни в
старом возрасте, как правило, не имеющее никакого основания,
раскрывается всегда там, где надежда на Промысл Божий
отсутствует.
Вслед за этим хочу сказать несколько слов о страсти
печали (хотя по принятому порядку надо было бы говорить о
страсти гнева), потому что нравственная платформа для этой
страсти та же самая, что и у страсти сребролюбия, только
получает другое формальное развитие. Нам придется отвыкать от
традиционного русского словаря и принимать во внимание словарь
святоотеческий. По традиционному теперешнему словарю такие
слова, как "печаль" и "уныние", применяются практически без
различия для названия одного и того же психологического
состояния. Это имеет некоторые основания, но лишь потому, что
одно из обычных психологических (или даже психопатических)
проявлений страсти, печали и уныния является депрессия. Эту
депрессию обычно и называют либо печалью, либо унынием. Но
здесь есть разница. Чаще всего под унынием понимают обычную
депрессию. В верхних пределах уныние бывает страстью скорее
монашеской; что такое уныние, по-настоящему мало кто знает,
равно как и что такое печаль. Развитие современного русского
языка, недальновидного и плохо разбирающегося в тонких
нравственных категориях, привело к такому положению, что
современные люди оказываются часто не способными понять, что
нравственное содержание, которое стоит за этими двумя словами,
довольно сильно отличается друг от друга.
4. Печаль.
Как уже сказано, нравственное основание, платформа, почва
для того, чтобы эта страсть родилась и получила развитие,
- ненадеяние на Промысл Божий, отсечение надежды на Бога,
сомнение в обетованиях Божиих. Развивается эта страсть через
внутреннее переживание недовольства от того, что желаешь и не
имеешь. Это обычный повод для печали. Здесь надо иметь в виду,
что бывает печаль, которая имеет совершенно благодатное
содержание - "печаль, яже по Бозе", в которой есть сознание
лишенности, одинокости, отдельности от Бога, стремление искать
и найти Бога и для этого разрушить те препятствия в своей
собственной душе (а отчасти в жизненных обстоятельствах),
которые мешают этому поиску Бога. Это известный путь, который
называется покаянием (как говорит апостол: "Ибо печаль ради
Бога производит неизменное покаяние ко спасению" - 2 Кор.
7:10).
Понятно, что как печаль может быть духовной и греховной,
так и радость может быть духовной (и потому апостол говорит:
"Всегда радуйтесь") и греховной. Греховная радость имеет то же
основание, что и греховная печаль, только с другим знаком:
желаем и имеем.
Результат такого отсечения надежды на Бога, сомнения в
Его обещании, и особенно когда это сомнение как бы
подкрепляется притязаниями и претензиями, которые не находят
удовлетворения, тем более моментального или очень скорого, -
огорчение, нетерпение, ропот, тоска и, уж конечно,
неблагодарение Бога не только за все случающееся, а даже за
явные благодеяния. На днях произошла печально-анекдотическая
ситуация: подходит ко мне одна прихожанка на исповеди, подает
листочек с грехами, а на нем написано: "Не благодарю Бога за
то, что болею гриппом". Я так и сел: "А ведь ты еще постоянно
мне говоришь, что бываешь недовольна мужем. Посмотри, ведь у
половины женщин в храме мужей нет, а у тебя вот он, рядышком
стоит. Тебе нужно постоянно за это благодарить Бога, а ты
каешься, что не благодаришь его за то, что гриппом болеешь!"
Вот что значит невидение себя. Начать благодарить за все
случающееся можно лишь тогда, когда научился благодарить за
явные благодеяния. Во всем постепенность. Неблагодарение же за
все случающееся всегда имеет место в страсти печали. Тот же,
кто находится на гребне печали, благодарить не умеет вообще.
По этому признаку, кстати, легко определить человека,
находящегося в страсти печали, - он не умеет благодарить, а
значит, пребывает явно в этом страшном нравственном недуге.
Неблагодарение переходит в ропот, недовольство ближними -
в скорбь и постоянное осуждение; недовольство всем
случающимся, всеми жизненными обстоятельствами приводит к
несамоукорению. Но и это еще не финал. Страсть печали, как и
всякая страсть, ведет к плену. Эту страсть следует
рассматривать не как депрессию, а как нравственную жизненную
особенность только по отношению к христианам. Только тогда ее
дальнейшее развитие приводит к недовольству вообще всей своей
жизнью и тем, что именуется крестом, и к покушению сойти с
креста своего как в целом (что заканчивается самоубийством),
так и в разных частных проявлениях (разводы и любые другие
отречения от собственного креста). Как и чревообъядение,
которое приводит в конечном итоге к нехранению верности Богу и
Церкви, так и любая другая страсть приводит к этому; в страсти
печали это проявляется хотя и внутренним, психологическим
образом, но очень понятно для любого человека, который начал
жить христианским сознанием и представлениями.
5. Гнев.
Сущность нравственной платформы, на которой неизбежно
может и должна проявляться страсть гнева, состоит в том
следствии грехопадения, которое состояло в разделении, но уже
не собственной личности, а того единства, которое было у Адама
с Евой - разделении, при котором собственное Я представляется
безусловно значимым, всякое же другое Я теоретически
представляется значимым лишь для этого другого Я. Это
разделение особенно приводит к очевидным греховным результатам
в тех случаях, когда на деле или только в видимости это другое
Я в том или ином отношении представляет собою либо в целом,
либо по отдельным проявлениям препятствие для исполнения
стремлений собственного Я.
Конечно, при этом всякое сознание единства человеческой
природы может являться лишь теоретически. На деле другое Я не
рассматривается даже как личность, а лишь как помеха, которую
необходимо устранить. И если это устранение невозможно, то
неприятие другой личности становится, по крайней мере на
некоторое время, содержанием бытия данного человека, в
нравственном отношении наиболее существенным. Более того:
самое интересное в действии этой страсти - это то, что как бы
перестает через некоторое время существовать и собственное
желание, и собственная личность (я уж не говорю о личности во
всей полноте христианского самосознания); предмет помехи
оказывается содержанием, которое вызывает реакцию аффективного
типа.
Итак, Я, не нуждающееся в другой личности - настолько, что
при крайнем психопатическом развитии любая другая личность
просто потому, что она существует, оказывается помехой в твоей
жизни, твоем бытии, - это предел. То, что до этого предела, -
вещи обычные: возмущение, споры, ссоры, драки, интриги.
Природа гнева, не изжитая, а цивилизационно загнанная внутрь,
распрямляется порой, как пружина, особенно когда есть
постоянный объект (а в церковной жизни такой объект есть
постоянно). Тогда человеку страстному беда, если он не
изживает страсти гнева. В психопатологии это называется
эпилептоидностью. Из других проявлений - клевета,
вспыльчивость, ярость, мстительность, мечтания гнева,
всяческое осуждение. Из всех крайних проявлений этой страсти
наиболее противное - памятозлобие, или злопамятство.
Много лет назад, когда я служил в деревне, меня позвали
причастить одну старушку. Старушка довольно грамотная,
народный лекарь. Я приготовил все, что нужно. Она молчит.
Случай довольно обычный, особенно в деревенской жизни: не
видит себя, не понимает. Ну, что же делать - бывает.
Попытался что-то вытянуть - надо же причастить. Один
вопрос, другой. "Мужа нет у тебя?" - "Нет, уже 14 лет, как
подох". - "Что же он, пил много или гулял, что ты так о нем
говоришь?" - "Да глаза бы мои его не видели все годы, что я с
ним жила!" - "Ты хоть сейчас покайся, ведь я не смогу тебя
причастить". Еле-еле, с большим трудом удалось мне ее
причастить. А ведь это реальность. Тут она просто выражена в
чрезмерном, нелепом даже виде, но разве незнакомо это всем
нам? Обычное дело.
Что же тут делать? И здесь средство одно: поверить
Промыслу Божию - раз и навсегда. Для верующего христианина это
совершенно несомненно. Но многие из вас знали и таких людей (а
отчасти и по себе знали), что когда возникали внутренние
переживания безусловного упования, надежды на Промысл Божий,
то отступали все эти вещи.
Вот когда началась перестройка, сначала Павловские, потом
Гайдаровские реформы, у меня в церкви раз в 30 увеличилось
число людей, которые стали на исповеди жаловаться на
появившееся сребролюбие, которого раньше они за собой не
замечали. Это не значит, что его и не было, но с другой
стороны, столь развитого не было, потому что стало потруднее
жить и то, что было на среднем уровне, тут сразу выявилось. А
сейчас прошло некоторое время, и стало меньше таких людей.
Отчасти это связано с тем, что люди привыкают к своим страстям
и меньше каются, а отчасти с тем, что все-таки в Церкви живут,
а Промысл Божий не может быть совсем уж теоретически
действующим началом, как-то он осуществляется и в реальности
внутренней жизни. А раз так, то и страсти эти побеждаются - и
сребролюбие (хотя бы до некоторой степени), и печали. Что
касается гнева, то хороший совет я встречал у какого-то
духовного писателя: хочешь быть безгневным - ищи для себя
настоящего богатства. Сказано: блаженны кроткие, ибо они
наследуют землю. Хочешь земли - будь кротким, тогда
наследуешь. Вспоминай каждый раз, что ждет большое наследство.
Это, конечно, присказка, хотя и высокая.
Единственное, что можно сказать о всякой страсти: никогда
не годится цивилизационный способ борьбы, оставим это Западной
Европе. Они загоняют страсти внутрь и идут, во весь рот
улыбаются: "Хэлло!" Жестокая, жесточайшая - до крови - борьба,
выдирание с корнем. Борьба эта знает свои этапы (отсылаю вас к
Игнатию, Феофану, авве Дорофею, к Добротолюбию).
6. Уныние.
Печаль и уныние внешне проявляются в депрессии. Но
нравственная суть, платформа, на которой осуществляется
страсть уныния, это, во-первых, непонимание или забвение
заповедей Божиих и вообще всего нравственного устройства Св.
Церкви; невнимание к этому идеально-нормативному строю
нравственного устройства. А во-вторых, это невнимание к себе,
к своим нравственным особенностям и внутренней жизни, а в
результате невидение правды Божией (или слабое, формальное,
законническое видение) и своих грехов.
Из этого проистекает нежелание всякого доброделания,
прежде всего - борьбы с грехом, духовного доброделания (и не
только духовного). Скука - в частности, во время молитвы. Одна
девушка сказала на исповеди: "Скучно мне быть христианкой".
Для многих наступает скука в чтении Евангелия (не говоря уж о
Псалтири). Всяческая небрежность - некая психологическая
константа, составляющая эту страсть, причем небрежность прежде
всего к спасительному делу, совершение его с небрежением.
Отсюда, в частности, неблагоговение либо благоговение
формально-психологическое: обцеловать все иконы, а внутреннего
благочестия не иметь никакого. Помню, как много лет назад
священник, который меня венчал, подарил мне иконку Спасителя.
Я посмотрел на нее, поцеловал и поставил на стол. Он молча
переставил ее на подоконник. Я опять взял ее, посмотрел и
поставил на диван, а он опять переставил ее на подоконник. В
третий раз он сказал мне: "Некоторые говорят, что одним
благоговением уже можно спастись. Неблагоговейно ставить икону
туда, куда ты садишься задним местом". Так что благоговение
хорошо лишь тогда, когда является выражением внутреннего
благочестия.
Отсюда - всяческое стремление к праздности и пустой
болтовне, невнимание к другим людям. Кажется, совсем далекие
друг от друга вещи - уныние и хохот. Но как раз и становится
понятным, что смехотворство - попытка уйти от серьезной,
данной здесь и сейчас внутренней действительности, от своего
внутреннего задания. Недаром же сейчас в России столько
подобной литературы. Вообще любой способ ухода от
действительности - это есть проявление страсти уныния: спорт,
коллекционирование и т.п.
Когда происходит достаточно полное забвение, непонимание
и невидение своих грехов и невнимание к заповедям, когда
нерадение достигает очень высокой степени, вот тогда-то плен
уныния очень часто приводит к депрессиям, потому что жить
нечем. Похохочешь, посмотришь футбол, пива попьешь - и опять
жить нечем. Вот и депрессия. Конец тут довольно печальный: при
таком развитии плененности страх Божий, если и был, уходит,
душа ожесточается (и даже не просто против кого-то или
чего-то, а как нравственно-психологическое свойство). Наконец,
ожесточенная душа приходит в состояние некоего
холодно-заданного нечувствия как психологического смысла
бытия. Результат - отчаяние. До крайнего результата доходят
немногие, потому что как в борьбе с грехом, так и в степени
развития греха есть своя постепенность, но путь такой.
Метод борьбы с унынием совершенно очевиден: полюбить
Евангелие и читать его, относя все, что там написано не только
к общим смыслам духовной жизни, но прямо к себе.
24.04.96.
nrav-10 txt
Л Е К Ц И Я 10
Нам осталось рассмотреть две страсти - тщеславие и
гордость, которые некоторыми отцами и духовными писателями
рассматриваются не порознь, а как одна страсть, а тщеславие -
как вид гордости. Но, в общем, это неправильно. Устоялось
определенное рассуждение по общей схеме восьмичисленных
страстей, по которому тщеславие следует рассматривать
отдельно, и это правильно. Правда, здесь есть нечто общее (как
и у всех страстей), так что их можно рассматривать и целостно
как образ падшей природы человека, но есть и разделение.
Эти страсти близки потому, что предметом их, материалом
для кумиротворения, способом рассмотрения мира является
собственная личность. Но есть и существенные различия,
особенно заметные при патологическом развитии личности, о чем
мы будем говорить уже в следующем семестре.
Итак, тщеславие и гордость. Факт различия, упрощенно
говоря, состоит в том, что для страсти тщеславия всегда
необходим зритель, а для гордости никакого зрителя не нужно.
Тщеславие есть способ выражения личности с чрезмерным
пониманием своей значимости, но для других людей. Поэтому все
способы проявления тщеславия, от самых грубых, и примитивных
до утонченных, все равно сводятся к главному: произвести
впечатление - вот суть тщеславия.
7. Тщеславие.
Глубокая нравственная испорченность, состоящая в природе
тщеславия, раскрывается таким образом потому, что в результате
грехопадения как раз и явилось скрытое осознание своей малой
значимости для других людей. Человечество в лице первых двух
людей разделилось, и разделение в историческом развитии
человечества стало все более активно и постоянно действующим
фактором. Но каждому отдельному "я", нормально осознающему
свою значимость как уникальной личности, и в целом для общего
строя человеческой жизни не верится в то, что это так, и не
верится тоже справедливо. Видение своей падшей природы, хотя и
неточное, неполное и неглубокое, дает возможность, как теперь
говорят, закомплексованно осознавать свою незначительность,
особенно когда есть претензия (а она почти всегда есть -
вопрос только в степени) на некоторые дары, может быть, и
действительно существующие, но либо неразвитые, либо развитые
искаженно. Это видение, с одной стороны, того, что и правда не
очень-то ты хорош, а должен был бы быть хорош, а с другой
стороны, видение того, что тебя не ценят так, как,
по-видимому, должны были бы ценить, и вызывает патологическое
развитие той особенности грешной природы, при которой хочется,