Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию
| Вид материала | Лекции |
- Программа прот. В. Свешников Предмет, содержание, назначение и смыслы этического знания., 178.53kb.
- Прот. Артемий Владимиров Прот, 1986.33kb.
- прот. В. Воробьев, 1993 / 1994, 4009.4kb.
- Лекции по догматическому богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е, 768.63kb.
- Лекции по сранительному богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е высшее,, 338.17kb.
- Серегин Сергей Борисович и о. директора по персоналу ООО «ук «Группа «газ» и Свешников, 31.12kb.
- Критерии оценки качества лекции, 33.79kb.
- Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики, 12426.37kb.
- Курс лекций по сравнительному богословию московская Духовная Академия и Семинария, 1642.99kb.
- Сборник статей по основному богословию и апологетике: свидетельства известных ученых, 640.35kb.
главную нравственную характеристику человека: общая искаженность
понимания и переживания греха и добродетели. Что это такое?
В обществе, ориентированном прежде на объективные (т.е.
предлагаемые Божественным откровением) нравственные установки, все
больше уходили от чисто религиозной ориентации, но нравственная
ориентация (хотя бы интуитивно) еще оставалась действующей. При всем
маловерии ясное понимание того, что слова "нельзя" и "следует" - не
просто выражение собственных пониманий и ощущений, а нечто
предлагаемое как бы извне, выше человеческой нормативной базы - такое
сознание, безусловно, было. Помимо жизни, выстраиваемой на безусловных
и действующих христианских ориентирах (точнее, помимо жизни, не
основанной на Христе), эти установки не могли не слабеть. Их
ослабевание вдруг в какой-то момент перешло границу - настолько, что в
обществе (куда приходится включать и многих слабо духовно развитых
христиан) понимание греха и добродетели в онтологическом плане
практически исчезло вовсе.
Понимание доброго жития как жития, основанного на правде Божией и
соответствующего образу Божию, может быть только в религиозном
сознании. Но даже и не совсем в религиозном сознании оно включает
- 6 -
некоторые знания о том, что правильно, что хорошо, что следует, а что
ни в коем случае нельзя преступить. Точно так же грех рассматривался
членами общества как преступление против объективной, данной свыше
правды Божией.
Поскольку религиозное сознание покинуло общество, понимание и
переживание высшего закона из общества ушло. Поэтому грех перестал
быть значимым как объективно действующий отрицательный нравственный
фактор жизни. Это, конечно, не значит, что вовсе ушли какие бы то ни
было нравственные ощущения. Они рассматриваются в обычной бытовой
практике жизни либо как некоторые чисто субъективные нормы, непонятно
откуда взявшиеся и непонятно чем аргументированные, либо (что мало
отличается от первого) как некие принятые в обществе нормы. Есть
большая ошибка в том, что некоторые люди признают общество выше
человека и общественное сознание выше личного сознания, а общественное
бытие выше личного бытия. Ничего выше человеческой личности Бог не
создал. Есть только один тип общественного бытия, которое выше
личного, но и то потому, что оно заключается в личности Божественной -
это бытие церковное. всякий иной тип общественного бытия представляет
собой карикатуру на Церковь. Каждый иной тип общественного бытия - это
колхоз.
Хороша ли общественная собственность? Хороша. А практика говорит
о том, что она безобразно. Почему? Да потому что колхоз - карикатура
на настоящее общественное бытие. Напряженность его и выдержать
невозможно, потому довольно быстро и в Церкви на ранних этапах
начались отступления и невозможность выдержать это напряженный строй
общинной жизни, в частности в области хозяйствования.
Во всяком случае понимание греха и добродетели, понимание
нравственных оснований жизни как данное свыше исчезло. Значит, вместо
него либо личное, либо коллективное. Но нет ничего смешнее и
изменчивее коллективного понимания нравственности. Напрасно настаивают
протестанты на тех нормах, которые принято называть общечеловеческими
ценностями - таких практически не существует. Даже ценность жизни
оказывается совсем не объективной ценностью, о чем говорит наша
киллерская действительность и известные установки типа: "Если враг не
сдается, его уничтожают". Это тип жизни, при котором жизнь твоего
противника не имеет значения (даже если это твой отец - вспомним
Павлика Морозова).
Есть у Замятина рассказ про остров. Остров, посреди него течет
река. На одном берегу они, на другом - мы. Мы исхитрились, переплыли
утром реку, схватили одного ихнего, зажарили на костре и съели. Взошло
солнце, нас разморило, они исхитрились, переплыли реку, схватили
нашего и разжигают костер. Мы спохватились и кричим: "Эй, вы чего
делаете?" - "Да вот, - говорят, - костер разжигаем, хотим вашего
зажарить". _ "Да как же вы смеете?" - "А вы-то нашего утром зажарили?"
- "Так то мы вашего, а то вы - нашего!". Вот анекдотическая
характеристика значимости жизни в системе "общечеловеческих
ценностей". А уж современное мировое сообщество с его, скажем,
отношением к сербам, дает такую фальшивую устойчивую характеристику
отношения к ценности человеческой жизни, что и говорить не приходится.
Таким образом, общечеловеческих норм нравственной жизни, если они не
основаны на религиозном сознании, просто не существует и быть не
может.
Религиозное сознание дает такие нормы по одной простой и
очевидной причине - потому что оно дается Тем, Кто выше человека
(Богом) и потому, что Бог есть любовь. Когда же этого нет, то на чем
основываются нравственные ощущения?
Во-первых, на некоторых родовых предпосылках, причем они
оказываются действующими очень избирательно. В одном обществе так, в
- 7 -
другом - иначе, в одно время так, в другое - иначе. В общем,
постоянных нет. Поэтому в конечном итоге ощущение ценности родовых
предвзятостей все равно оказывается оцениваемым только личностью и
личностно. Вот почему-то сложилось, что в данном обществе принято
высокое отношение к предкам - значит, оно нравственно переживает.
Может быть философски обосновано каким-нибудь Федоровым, а может не
обосновываться, а просто люди говорит: очень важно почитать родителей.
И почитают. Другие, для которых важности этого нравственного фактора
нет (ни в общественном, ни в личном смысле), не имеют нормального
отношения к этой нравственной ценности.
И так практически во всем. Добродетель принимает значение только
природное, грех - только нарушение природной добродетели. Что в
результате? Результатов получается не очень много, все они связаны и
очень существенны. Во-первых, образуется примирительное
(конформистское) отношение к греху как к возможному, допустимому,
порой (при особых обстоятельствах) даже и желательному, если только
это не разрушает общественную мораль (в обществах, организованных
более или менее нравственно), не ведет к разрушительным общественным
последствиям. Если не ведет - то и ладно.
Это настолько въедается в сознание поколений, воспитанных в таком
конформистском плане, что просто ускользает вообще ощущение греха -
любое, кроме того, если я кому-то что-то плохо сделал. Это оказывается
едва ли не единственным критерием, да и то действующим до тех пор,
пока это не мешает мне в моих личных желаниях. Как только хоть
сколько-то мешает, и этот критерий оказывается отброшенным.
Правда, надо сказать, что люди конформистски устроенные и с
других ничего особенного не требуют - живи как живешь. Но не потому,
что у них такое глубокое духовно-нравственное снисхождение по
внутреннему милосердию, а просто по непониманию и непереживанию
разрушительной силы греха и греховной жизни.
Нравственная работа у падшего человека в случае, когда он хочет
хоть сколько-то начать восставать из своего состояния падшести,
связана с борьбою с грехом, а конформизм, в свою очередь, связан с
непонимание онтологических оснований нравственной жизни. Не хочется
этой борьбы, потому что это неудобно, неприятно, а приятнее жить без
всякой борьбы, тем более с собой. С другим еще побороться можно, а с
собой неохота. Если бы в виде какого-то разового усилия, какого-то
блестящего подвига, который у всех на виду - так еще можно что-нибудь
совершить, даже если это связано с серьезной жертвой. Но как только
речь идет об устойчивой, постоянной, трудной и нудной нравственной
борьбе, всякое желание бороться пропадает. Это - вполне устойчивая
нравственная характеристика современного общества и современного
человека.
Вместе с тем борьба ведется, но другого рода. Например, борьба с
собственной совестью, потому что совесть, пока она хоть сколько-то
живет, сигнализирует, и делает это болезненно - тем больше, чем
сигналы эти острей. Сигнализирует о твоем собственном грехе. Значит,
надо вступать в борьбу - с собою, чтобы избежать этих болезненных
уколов совести. Но борьба с собой - дело нудное, трудное и долгое.
Гораздо короче и победоносней - борьба с собственной совестью. Много
не нужно - усыпить пяток раз, а дальше будет легче, она будет засыпать
по привычке. Усыпить можно разными способами. Если речь идет об
умственных оправданиях, то попыткой найти аргументы, которые скажут
совести: "Слушай, дорогуша, ты не так уж права, ты слишком уж много от
меня требуешь. Ну посмотри - все так живут". Один архиерей говорил
одному кандидату в священники: "Да зачем тебе это? Иди в монахи". -
"Да нет, я чувствую, что не потяну, мне все-таки надо жениться". - "Ты
греха что ли боишься? Ну, согрешишь. Так покаешься же! Дело
- 8 -
житейское". Совесть иногда рассуждает в нас по принципу этого
архиерея.
И, наконец, совесть достигает того состояния, которое ап. Павел
называет сожженной совестью - она либо вовсе перестает реагировать на
нравственные преступления, либо реагирует на них как на некие досадные
и ненужные личные проявления и говорит себе: "Вся эта совесть -
сплошная психология, ненужная и пустая". Либо, что еще чаще,
направляет свои уколы против тех, кто своим иным типом жития колет
глаза. Врагами оказываются те, кто хоть сколько-то праведно живет.
История земной жизни Спасителя это очень ясно показывает: сожженная
совесть фарисеев была одним из факторов, приведших Христа на крест.
Понятно, что примирительное отношение ко греху и вызывает, и
вызывается сознательной или становящейся сознательной установкой не
гедонистическое переживание жизни (по принципу удовольствия, которое
является главным стимулом бытия). То, что противоречит этому принципу,
выкидывается из жизни. Понятно, что это обусловливает нежелание труда
по совершенствованию добродетелей и сознание своей правоты при
конфликтах.
Есть еще некоторые особенности современного человека. Например,
непонимание очевидностей. Это ситуация новая, потому что религиозное
сознание, даже и слабо действующее, позволяло видеть очевидности. В
этом веке появилась книга И.А.Ильина, само название которой не
случайно - "Путь к очевидности". Путь к очевидности необходим в том
случае, когда его нужно пройти - когда ты находишься в той точке, где
очевидности непонятны, непостижимы.
Речь идет об очевидностях трех основных типов: - непонимание
очевидностей своей собственной личностной
жизни; непонимание себя прежде всего в нравственном плане (невидение
греховных проявлений, невидение себя в смысле постановки задач для
себя). Это становится особенно заметным при невидении очевидностей
второго рода:
- невидение очевидностей взаимоотношенческих ситуаций, которые,
увы, часто вырастают в тип конфликта. Практически во всех конфликтах
люди современного нравственного сознания так склонны видеть неправоту
другой стороны и правоту собственной. Это вполне известная
банальность.
- непонимание очевидностей общественного, религиозного и
нравственного содержания. Само бытие безбожников, особенно в те эпохи,
когда многое говорит для личности и общества, не совсем основанного на
исключительно субъективных ценностях и переживаниях, о наличии и
отрицательной, бесовской, и настоящей, положительной
духовно-нравственной жизни. Невидение этого сейчас становится, как и
во времена Христа невидение Христа и основ того, что предлагалось
Христом (рядом со Христом находились и не видели в Нем Христа) -
апостолы увидели это не сразу и не все. Когда Христос предложил им
странное учение о хлебе, сшедшем с небес, некоторые сказали: "Какие
странные слова! кто может это слушать?" (Ин. 6:60) - и многие с тех
пор отошли от Него, а остались только те, которые вместе с Петром
могли сказать: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной
жизни" (Ин. 6:68). Вот те немногие, которые видели очевидность.
Наверное, таким ручеечком всегда бежит подлинное духовно-нравственное
сознание.
Такое рода невидение общественных закономерностей и ложное
видение - сплошь и рядом. В 20 веке целые слои общества и даже почти
целые народы были увлечены невидением правды и ложным видением в
области общественной жизни.
Еще две принципиальные характеристики формулируются трудно - они
скорее описуемы и относятся к области работы пристрастий в душе
- 9 -
современного человека. Скажу одно: сравните героев Чехова и героев
Толстого, Достоевского, Шекспира, Паустовского и кого угодно. Теперь
очевидно, что это такой компот из ничтожных, наезжающих друг на друга,
разбегающихся, часто невидимых, но иногда вдруг вылезающих пристрастий
в современном человеке, так невидны даже в греховном осознании (потому
что их нет как правило), таких мощных движений монострасти, а вместо
этого - куча мелких страстишек, что это прямо характеризует
особенности ситуации с современным человеком.
Еще одна характеристика - социальный характер пристрастий в жизни
современного человека, что отчасти связано с тем, что можно назвать
эффектом стадиона (или эффектом митинга), когда действие толпы влияет
на психологию личности так, что личность не может не поддаться и
начинает реветь вместе со всеми и кидаться бутылками. Этот эффект
может быть временным, и человек придя домой думает: где это я был? что
со мной происходило? С другой стороны, социальность в этом отношении
есть та форма бытия, в которую человек прячется, чтобы уйти в уют как
в нишу от мирового и собственного зла - как в том отношении, что
общество представляет собой некую усредненную ни холодную ни горячую
массу и потому дающую возможность относительно уютного существования,
так и в том, что общество не требует напряженных форм
духовно-нравственного бытия, а дает возможность именно такого
комфортного и конформного ненапряженного существования. 09.12.96.
nrav-19 txt
Л Е К Ц И Я 19
Начинается самая существенная часть нашей программы -
положительная религиозная нравственность в свете Божественного
откровения, Ветхого и Нового Заветов. Понятно, что главным этическим
содержанием обоих Заветов является двуединая заповедь любви - любви к
Богу и любви к людям (по слову Самого Спасителя, которым он
демонстративно отнес эту заповедь как к Ветхому, так и к Новому
Заветам).
Как бы ни было искажено нравственное сознание в различных
обществах и в различных лицах, как бы слабы ни были нравственные
напряжения этих обществ, как бы ни были несовершенны конкретные
достижения лиц и обществ, в конечном итоге, разумеется, не все могли
выразить и более того - многие могли бы отчаянно спорить, если бы им
предложили простейшую и очевиднейшую для нас евангельскую мысль о том,
что миром в этическом отношении (и даже более чем только в этическом)
руководит Божественная любовь и все человеческие отношения, даже когда
они не строятся на основании собственного переживания и осуществления
любви, подобной любви Божественной, в своем нормативном составе они
исходят все равно из этого. Думаю, что любой из вас, подумав, при
различных конкретных возражениях, которые бы встретились вам как от
мира в целом, так и от конкретных лиц, утверждающих, что совсем не в
этом дело и что вообще нравственный закон, если он и есть, достаточно
релятивен (относителен) относительно разных эпох и разных слоев
общества, найдет аргументы, с которыми не обязательно согласятся ваши
оппоненты, но по сути опровергнуть их будет нелегко. Хотя так
значителен в практике человеческой жизни опыт всяческих искажений
любви, что не так уж легко будет доказывать, потому что все время в
нос вам будут совать эту безобразную практику искажений, которые в
реальности человеческой истории, конечно, гораздо более стабильна, чем
опыт осуществления подлинной любви. Но каковы бы ни были искажения, в
строе настоящего нравственного сознания они потому и понимаются как
искажения, что есть либо ощущаемая, либо ясно осознаваемая,
формулируемая и переживаемая в опыте верная норма.
Само начало греховного бытия, ниспадение человека с высот
переживания Божественной любви (потому что человек не абсолютен -
абсолютен только Бог) по акту создания существа совершенного и потому
ответ на призыв и вызов Бога, как ни мало мы об этом знаем по
лаконичности первых страниц Священного Писания, разумеется, этот отзыв
был совершенен и само ниспадение, безусловно, рассматривалось как
ниспадение с вершин и этого переживания Божественной любви, и своего
возможного прежде опыта этого отзыва.
Разберемся прежде с тем опытом переживания норм праведности до
того времени, когда в мире прозвучала и из уст, и из опыта
Богочеловека Иисуса Христа проповедь бесконечной любви Бога к человеку
и требование от человека бесконечного же ответа всею силою, всею
крепостию, всем помышлением.
Опыт человеческого ниспадения достаточно серьезно и глубоко
описан на страницах Ветхого Завета, потому что весь Ветхий Завет (как
дозаконного бытия человека, так и послезаконного) пронизан
нравственными смыслами и ощущениями, хотя, конечно, прямых описаний
нравственного опыта как высочайших достижений праведности Ветхого
Завета, так и всякого рода отпадений от норм этой праведности не так
уж много, особенно в первых книгах, посвященных дозаконной
нравственности. Продолжая мысль, могу сказать, что и по получении
закона, когда уже было чему руководить человеком в его нравственных
поисках и свершениях, оказывается, существует некая видимость
- 2 -
глубочайшей и детальнейшей разработанности нравственного бытия
законной жизни (законной - в смысле доблагодатной). Но если учесть
талмуд, открываются детальнейшие и системные предписания нравственного
устройства человека и довольно много описаний, относящихся
исключительно к этической стороне жизни человека. Кажется, всего этого
довольно много и в пророческих книгах, которые переполнены
нравственными созерцаниями, и все это, с одной стороны, правда, а с
другой - почти что миф.
Я сделал около 800 выписок из Ветхого Завета, относящихся
непосредственно к нравственному переживанию и созерцанию, и обнаружил,
что конкретный нравственный материал поразительно скуден - при том,
что и в Новом Завете, по количеству страниц несравнимом с Ветхим
Заветом, кажется далеко не главным содержанием. Будучи глубоким
патриотом нравственного богословия, я всегда признаю, что это
прикладная наука и даже почти не наука, но вместе с тем материал
новозаветный бесконечно богат. Каждая строчка Нагорной проповеди - это
уже почти готовая система, а уж все вместе они создают систему, тем
более несравнимую ни с какой иной (тем более нерелигиозной) системой,
а главное - в свете того воплощенного идеала, который представила
Собою личность Богочеловека Иисуса Христа, в Которой все этические
идеалы, о которых могло только чаять падшее человечество, раскрылись
во всей своей полноте как не только в совершенном Боге, но и в
совершенном человеке. Именно поэтому глубочайшие прорывы, совершаемые,
скажем, Давидом (в этом смысле он не имеет себе равных не только в
Ветхом Завете, а вообще во всей дохристианской литературе), все равно
маленькое Евангелие представляет собой живую и абсолютно значимую
систему, хотя и не является учебником по нравственному богословию или
школярскими штудиями, а является направлением и опытом преобразования