Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 30

вера, когда различного рода испытания и подтверждают, готов ли ты

остаться с этой верой как самым ценным своим содержанием или скорее

готов с ней расстаться. Испытание, предложенное Аврааму, было не

только для Ветхого Завета, но и вообще для религиозно-психологического

переживания человека самым сильным из всех возможных. И вот эта

испытанная вера явилась тем основанием, которая во всем объеме

переживания праотцем своей веры и позволила Самому Богу назвать и

считать Авраама отцом верующих как в родовом отношении, так и в общем

символическом смысле.

Понятно, что если иметь в виду родовое содержание этого понятия,

то довольно быстро - уже в четвертом поколении - верность как

- 3 -

нравственное основание бытия, верность принципам праотцев, в лице

детей Иакова, патриархов, у многих из них, да и почти у всех, кроме

Вениамина и Иосифа, - эта вера не выдерживает серьезного испытания. Из

истории Ветхого Завета мы знаем, что почти без испытаний (возникали

только легкие соблазны - просто от встреч с другими народами и

верованиями) люди избранного Богом народа (избранного, чтобы хранить

духовно-нравственные основания и содержание веры) не в единичных

случаях, а едва ли не в целом своем составе откатывались (и не так как

Авраам - до закона, а после закона, после всех благодеяний) и

оказывались в том положении, при котором немногие остававшиеся верными

правде Божией сыны вынуждены были весь свой народ считать в числе

жестоковыйных.

Вместе с тем, именно по тем основаниям, по которым Авраам был

выбран Богом как основатель (при всех своих отпадениях) все-таки

всегда самоидентифицирующегося народа - не только на основаниях крови

и уж тем более на основаниях, как сказали бы теперь, общей культуры.

Типичный образ: я был в Сарове; речка Саровка при впадении в Сатис

становится уже крупной речкой, а если от дальней пустыньки идти вдоль

нее, то видишь ручеек, который то есть, то пропадает. Но оказывается,

что под сухим руслом она где-то еще пробивает себе дорогу и становится

не просто ручейком, а местами можно пройти даже по колено. И только

уже перед Арзамасом она набирает силу.

Точно так же и в священной истории Ветхого Завета. Смотришь на

этот народ и думаешь: что же там Богоизбранного? что там вообще

остается - ведь единицами стоят только маяки пророков - и все. Но Богу

виднее: все равно в жизненном содержании этого народа хранилось то,

что временами довольно бурно пробивалось на поверхность. Все-таки,

несмотря на пленение, вспоминал народ с тоской и о своем граде, и о

своем храме, хоть и не в целом своем составе. Находились люди, которые

лично были неповинны в общем грехе народа, а воспевали покаянную

молитву так, будто они-то больше всех и оказывались виноватыми

("согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред Тобою, ниже

соблюдохом, ниже сотворихом яже заповедал еси нам").

Это-то и значит, что каким-то образом до явления в мир

Богочеловека, а прежде Его Пресвятой Матери не должна была пропасть

окончательно эта вера, в своем внутреннем духовном и нравственном

содержании не всегда понятная. Но при высокомерном взгляде на этот

народ кажется, что и сказать нечего. Но хранилось то главное

содержание, по которому народ, хотя и попавший не только в рабство

физическое, но хуже - в рабство физиологическое (если воспоминание о

котлах с мясом так долго мучило этот народ), но все равно он

оставался, хотя и в узком составе, в некотором национальном и

религиозном содержании, что и позволило народу в целом выйти,

скитаться по пустыням, но получить Богооткровенное знание о

нравственных путях, и это-то знание, как бы оно потом ни искажалось

(потому что все талмудические типы расширения нравственного закона на

самом деле его скорее искажали, что особенно открылось в понимании

некоторых установлений Декалога - скажем, о субботе, о чем так много

известно из Евангелия и что Сам Иисус Христос, не отрицая как

Божественное установление, Своим постоянным несоблюдением давал верное

направление к тому, чтобы понимать якоже подобает - как религиозное в

своем глубинном и подлинном содержании).

Именно в этом народе сохранялось избранничество - по крайней мере

до тех пор, пока он не выполнил свою историческую миссию.

Избранничество не случайное, а находящее свое основание в понимании

веры, которую он хотя и не смог понести, как хотелось бы нам с нашими

чрезмерными, может быть, пожеланиями и взглядами. Но исторический опыт

всегда эту идеалистичность не дает возможности вынести.

- 4 -

Итак, обращаемся к Декалогу. В некотором смысле он навсегда

остается более чем памятником общечеловеческого духовно-нравственного

содержания. В некотором смысле и для людей евангельского сознания он

представляет некоторый материал для определения некоторых векторов

своей жизни. Даже такой совсем не тривиальный пастырь, как о. Иоанн

Крестьянкин, для тех, кто начинает свой религиозно-покаянный опыт,

предлагает этот путь, эту систему векторов. Значит, не умирает

ветхозаветный закон как ненужный памятник, значит, он имеет еще

содержание, которое, видимо, до конца времен будет каким-то образом

коррелироваться с новозаветным сознанием.

О том, что это несомненно так, свидетельствует первая же заповедь

Дакалога, по направленности и структуре своей имеющая характер

пронзения, потому что пронизывает все духовно-нравственное религиозное

сознание: "Аз есмь Господь Бог твой..." Бог дает через Моисея Своему

избранному народу, который еще с такой силой помнит о египетских

котлах с мясом, заповедь такой силы и такого содержания. Это означает,

что были духовные силы и, может быть, не понимаемое самим народом

содержание, которые давали возможность отозваться на эту заповедь. Она

была бы бессмысленной, если на нее невозможно было бы отозваться.

Заповедь эта поражает религиозное сознание и до сих пор. И не

только тем, что исторически она была дана такому несовершенному

народу, а тем, что главное ее содержание до сего дня (и при втором

Самооткровении Божества, через вторую Ипостась - в жизни Богочеловека)

не только не уничтожается, но обретает еще большую полноту и

воплотимость своего содержания. Более того, новозаветному сознанию она

становится гораздо более понятной и приемлемой. Правда, мы судим об

этом с нашей несколько самоуверенной новозаветной высоты, но и на

самом деле высота этой заповеди не перестает быть ни для какого

сознания слишком недостаточной (или хоть сколько-то недостаточной).

Даже в этих пяти словах - такое бесконечное богатство религиозного

содержания, что можно наметить лишь самые общие схемы, которые все

равно на деле осознаются лишь личным переживанием.

Эта заповедь имеет по крайней мере в двух смыслах глубоко

личностный характер: это обращение одной Личности, Божественной, к

другой - человеческой. Правда, в одном месте, где пересказываются эти

заповеди, стоит: "Слушай, Израилю..." и "ты" может быть понято не как

обращение к любому личному "ты", а к народу в целом. Но в таком случае

хочется принять несколько литературно-романтическое определение

Достоевского о народе :"соборный человек". Потому что если к народу

обращаются на "ты", то это значит, что он представляет собою некоторое

личностное содержание, которое может быть понято и пережито только в

соборном опыте церковного самосознания.

Как бы то ни было, тот смысл мы всегда можем иметь в виду, но

даже и в этом случае всегда любая нравственная заповедь (хотя,

конечно, здесь это больше, чем просто нравственная заповедь), любое

нравственное установление, какой бы общий характер оно ни имело, оно

получает возможность реального воплощения лишь тогда, когда обращено к

личности, ею воспринимается и ею реализуется. Иначе все остается

чистой теорией, отчасти интересной и почтенной, но мало необходимой.

Любое слово Бога, обращенное к народу, воплощается в тысячах

личностных восприятий, переживаний и реализаций. И потому даже если

последующие ученые рассматривали духовно-нравственное обращение первой

заповеди Декалога в плане общенационального характера ("Слушай,

Израилю..."), то все равно нельзя было не сознать, что подлинно

реальный смысл и значение эта заповедь имеет всегда, когда она лично

усваивается, воспринимается как обращенная к тебе лично: "Я Господь

Бог твой". Это не главное, но сам тип и содержание этого обращения

дают возможность увидеть еще и глубокое уважение Божественной личности

- 5 -

к человеческой личности - уже потому, что содержание этой заповеди

может быть принято и усвоено, а не просто отброшено, чтобы перейти к

другим, более конкретно выраженным заповедям. Этот личностный характер

обращения - это решительное отличие того религиозного сознания,

которое предложено избранному народу, от всех иных религий, потому что

такой силы личной обращенности бесконечной Божественной Личности к

любой конечной человеческой личности никакая история религии знать не

может.

Более того. Наверное, для такого личностного обращения Господь

мог избрать иную форму (даже в смысле притяжательности) и найти

какие-то слова, которые, может быть, были бы так же значительны, но в

то же время ставили Личность Божественную на некую недосягаемую

высоту. Но Он дает не просто увидеть связь, которую можно изобразить в

виде двусторонней стрелки: Я - ты, обозначающей постоянно

осуществляемый духовно-нравственный контакт, и не просто дает

возможность показать зависимость личности человеческой от Личности

Божественной (это одним из слов указывается, о чем мы поговорим ниже).

Но Он как бы предлагает Свою Личность человеческой личности: Я твой, Я

принадлежу тебе. И это, может быть, самое поразительное, что до конца

еще многими новозаветными людьми не оценено до конца, хотя Бог в Новом

Завете открылся в еще гораздо большей степени как Бог, относящийся как

бы лично к каждому из нас: Я твой. "Твой", конечно, не в том смысле,

что ты можешь распоряжаться Мною как хочешь; Я отношусь к тебе, Я не

только не чужд тебе, но отдаю Себя тебе - в той мере, насколько ты

можешь Меня принять.

В то же время здесь открывается возможность иерархического

верного подхода, в котором стрелка, означающая равенство

взаимовлияний, уже недопустима только как вектор. Слово "Господь"

устанавливает в отношениях верную и призывающую к верному осознанию

направленность, в которой если один Господин, то другой - Его раб, и

это тот вид рабства, который не унижает другую личность. Это тот вид

рабства, когда Господь, явившийся как человек, говорит: Я пришел

послужить, т.е. Господин пришел послужить - вот та вечная, до конца не

осознаваемая парадоксальная глубина Богооткровенного сознания,

особенно в Новом Завете. Она дает возможность обращаться к Богу именно

как к Господу (т.е. именно иерархически) с тем исключительным чувством

ранга, при котором не просто конечная человеческая личность имеет

возможность, право и даже необходимость обращаться к бесконечной

Личности Божественной (это, кстати, более определяется словами "Бог

твой"), а имеет необходимость обращаться в необходимом и точном

чувстве и переживании ранга, вместе с тем не унизительного и не

унижающего.

И, наконец, слово "Бог" по самому своему смыслу указывает и на

полноту и совершенство духовного содержания того субъекта, который

является объектом по отношению к Божественной Личности, получившей

возможность постоянного к Нему обращения. Бог как субъект становится

объектом для человеческой личности, которая обращается к Нему: Я Бог,

Я Личность бесконечно духовного содержания, но ты ко Мне можешь

обращаться. Именно эта полнота личностного духовно-нравственного

содержания взаимного бытия и значимости человеческой личности в свете

того, что существует Личность Божественная и Она говорит: Я твой, -

именно это и дает возможность в том продолжении заповеди, которая в

совершеннейшем переживании смысла этих пяти слов, кажется, даже не

имеет нужды в продолжении. Но Бог знает и несовершенство народа,

личности, к которым Он обращается.

Жалко, но ничего не поделаешь: таков народ не только

ветхозаветный (а уж он, как показала история, несомненно), но и многие

люди новозаветного знания, которые выстраивали себе богов иного

- 6 -

содержания. "...да не будут тебе бози инии, разве Мене". Не должно

быть у тебя иных богов прежде всего потому, что уже сказано: Я Господь

Бог твой, Я высшая Личность, Я имею право тобой повелевать, но Я как

бы отдаю Себя тебе - но с тем, чтобы ты не принял уже никого. Так

должно бы быть.

Продолжение этой заповеди скорее показывает ту печальную

реальность исторического религиозно-нравственного бытия, при которой

как раз более всего высокое духовно-нравственное содержание этих пяти

слов нарушалось избранным народом именно в том отношении, что для него

так часто возникали не только другие боги, кроме

облагодетельствовавшего этот народ их Бога, но часто этот Бог отходил

в сознании большей части этого народа не в тень, а в небытие. Они Его

предавали. Предать какую-либо личность - это означает внутренне, про

себя сказать: он для меня никто, его для меня нет. Так и в

нравственном бытии людей, обязавшихся особого рода связью либо в

разряде тех отношений, которые во своему характеру и не могут быть

иными (отношения супружеские либо между отцами и детьми), где поэтому

предательство переживается с особой болью и стыдом теми, кто не

утратил духовно-религиозных нравственных начал переживания своей

личности и значения человека вообще. Так это бывает и в тех случаях

(хотя и не в той же степени), когда такая обязанность прямо не

предписывается - например, в отношениях дружеских. Так это бывает и в

жизни церковной, когда какой-нибудь член общины по основаниям, которые

ему самому всегда кажутся достаточными (что-что, а уж аргументировать

свои собственные предвзятости и решения многие научились хорошо, а

часто в этом даже и не нуждаются).

Во всяком случае всегда, когда речь идет о той связи, которая

должна была бы оставаться нерушимой, а какая-то личность от этой связи

отказывается, то наиболее точно выражает смысл событий слово

"предательство". Имея в виду эти вероятные предательства Своего

избранного народа, Бог счел необходимым через Моисея передать им и это

добавление к заповеди, показывая Своему народу имеющееся у Него

знание, что наиболее прямым путем нарушения этого уважительного и

драгоценнейшего личностно-векторного отношения Бога к человека и

человека к Богу будет именно признание других богов своими богами -

т.е. предательство.

Пророки ни в чем так не упрекали свой народ и его отдельных

представителей, как именно в этом предательстве. Около 400 раз в

Ветхом Завете все пророческие упреки относятся именно к этому греху и

примерно около 80 - ко всем остальным, вместе взятым. Причем последнее

- это даже не упреки, а частные упоминания. Здесь же - постоянное

осознание отступления от главного смысла и содержания

духовно-нравственного бытия.

Остальные три заповеди Декалога о взаимоотношениях человека и

Бога дополняют и раскрывают более детально смысл и значение первой

заповеди.

Что касается следующей заповеди ("Не сотвори себе кумира"), то

это совсем понятно по двум причинам. Во-первых, потому, что других

Богов, разумеется, нет. И когда человек выстраивает свое отношение к

каким-то иным содержаниям жизни, имеющим хоть сколько-то

материализованный характер (изваяние или что угодно еще), таким

образом, что ему представляется, и не только в воображении, что в этом

своем обращении он как бы получает ответ, то это, понятно, может быть

только в двух случаях. Первый - это психопатический случай, когда речь

идет только об игре воображения и никакого ответа на самом деле нет, а

есть только мечта и полет фантазии. Когда же речь идет хоть о какой-то

реальности, то понятно, что реальность эта может быть связана только с

одним случаем: когда ответ идет от беса. Других Богов нет - есть

- 7 -

демоны.

Предательство человека по отношению к Богу становится не просто

нравственно, но и религиозно значимым, когда устанавливается хотя и

мнимый, но переживаемый не без обратной связи тип отношения с тем, кто

является по сути главным предателем и врагом Бога, лжецом по

определению, вознамерившимся стать выше всего, именуемого Богом. И

потому-то так особенно оскорбительна и унизительна та связь человека с

кумирами, когда за этими кумирами стоят хоть сколько-то связанные (ну

а по внутреннему психологическому смыслу всегда связанные, но если еще

и с некоторой возможностью ответа, то не только по психологии, но и по

реальности устанавливается связь с силами зла, бесовскими силами).

Предупреждая в этом заповеди о невозможности и страшном грехе

сотворения себе кумира, Бог не прямым образом, но достаточно

определенно для человек, хоть сколько-то знающего о бытии сил,

враждебных Богу, предупреждает тем самым о факте возможного

предательства и духовного блужения с силами демонскими. Вторая причина

- когда кумиры имеют исключительно рукотворный характер (скульптурные

изображения), но когда им со стороны человека приписывается

возможность совершения действия магического характера, которые по

духовной возможности воздействия как бы отчасти напоминают действия

Божественные (понятно, что магия - это как бы пародия на действия

духовных сил), тем самым человек делает карикатуру, пародию на Бога и

называет Богом создание рук человеческих (и каждый по вкусу может

выбрать сам: поклоняться демонам или бездушным творениям человеческих

рук, камням и т.п. природным явлениям). Когда поклонение воздается

демонам либо бездушным предметам, в этом состоит унижение Бога. Но

заповедь имеет не только отрицательный смысл, как и любая заповедь,

даже когда она начинается со слова "не" ("не сотвори...", "не

укради"), она в некотором смысле ограждает то пространство бытия,

которое носит характер положительного знания и положительных

духовно-нравственных реализаций.

Так же и здесь: Господь как бы выводит за область поклонения все,

что не относится к сущности и содержанию Божественной жизни, потому

что поклонение допустимо только по отношению к Божеству и жизни

Божественной. Помню, один старый священник говорил: "Когда видишь

лозунг "Слава КПСС", мысленно перекрестись и скажи: "Слава Отцу и Сыну

и Святому Духу", что, конечно, так и есть, потому что славу подобает

воздавать только Божеству, а уж теперь, когда мы знаем из

Божественного откровения, что Божество триипостасно, то следует

воздавать славу только Отцу, Сыну и Духу Святому. Поклонение же - это

тип воздаяния славы.

Замечательно в нравственном отношении то, что из всего созданного

Богом значимее человеческой личности нет ничего - во всяком случае в

условиях существования материальной действительности. Так вот, когда

человек воздает поклонение чему бы то ни было, кроме Бога, он тем

самым ставит себя не просто в зависимость от различных явлений природы

и собственного творчества, но и позволяет для себя сделать эти явления

видимого мира в своем нравственном переживании значимее, чем он сам. В

этом серьезное нравственное нарушение не просто в отношении к Богу, но

и в отношении к ценности человеческой личности и человеческой природы.

Расширительно толкуя смысл самого понятия "кумир", когда имеются

в виду какие-то виды страстей (известны и такие типы кумиротворения,

Blog

Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию