Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию
| Вид материала | Лекции |
- Программа прот. В. Свешников Предмет, содержание, назначение и смыслы этического знания., 178.53kb.
- Прот. Артемий Владимиров Прот, 1986.33kb.
- прот. В. Воробьев, 1993 / 1994, 4009.4kb.
- Лекции по догматическому богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е, 768.63kb.
- Лекции по сранительному богословию еп. Антоний (Пантелич), профессор рпи, фб, 2-е высшее,, 338.17kb.
- Серегин Сергей Борисович и о. директора по персоналу ООО «ук «Группа «газ» и Свешников, 31.12kb.
- Критерии оценки качества лекции, 33.79kb.
- Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики, 12426.37kb.
- Курс лекций по сравнительному богословию московская Духовная Академия и Семинария, 1642.99kb.
- Сборник статей по основному богословию и апологетике: свидетельства известных ученых, 640.35kb.
действительности. Среди всего этого обширного материала говорится о
всякого рода жертвах, о типах, содержании и мотивах жертвоприношений,
поэтому установления такого рода относятся одновременно и к ритуальной
части, и к нравственной.
То, что принадлежит к типам и содержанию жертвоприношений,
раскрывает ритуальную сторону жизни избранного народа, предлагаемую
ему Богом; мотивы жертвоприношений, особенно когда они прямым образом
относятся к нравственному содержанию, относятся к нравственным
установлениям. Третья - промежуточная между двумя первыми - часть
обнимает и то и другое.
Что касается ритуальной стороны преподанного Богом через Моисея
знания, то она для нравственного сознания сравнительно второстепенна,
кроме главного мотива, который состоит в переживании и через
ритуальные действия высокой значимости Бога, выражении любви к Богу,
опосредованного специфическими ритуальными действиями. Можно отметить
и то, что в святоотеческом сознании, как и почти все, что есть в
Ветхом Завете, имеет характер тени, образа новозаветного полного и
совершенного знания, так и здесь многое из того, что относится к
ритуальной части, новозаветным знанием у святых отцов понималось
образно и символически. Кое-что принималось так в нравственном
содержании, а больше в таинственно-духовном. Поэтому к нашей тематике
это имеет небольшое отношение, кроме того, что относится к
нравственной части, но и то постоянного и общего раз навсегда
принятого суждения по пониманию их нравственных смыслов находилось не
так много, кроме тех случаев, когда эти установления имеют очевидно
нравственный смысл, не символически, а прямо выражаемый. Но это
относится к мотивам жертвоприношений - настолько, насколько они имеют
и нравственный, и ритуальный характер.
Такого рода пониманием образности Ветхого Завета новозаветным
сознанием не преминули воспользоваться гностики, которые не только
слова, прямо исходящие из Ветхого Завета, но и ритуальные действия
пытались объяснить свойственным им таинственно-символическим образом,
причем эти смыслы, бывало, далеко уходили от прямого значения закона,
и для любого непредвзятого глаза совершенна очевидна предвзятость и
надуманность александринийских подходов.
Что касается тех установлений, в которых речь идет о
нравственности, относящейся к взаимоотношениям между людьми, то можно
снова подтвердить на многих образцах того, что было передано Моисею на
горе Синайской, что это и на самом деле есть исполнение главной
заповеди - заповеди любви - в конкретных формах ритуального служения.
В некотором смысле и теперь, когда основательно и окончательно была
подтверждена (и впервые безусловно установлена) реальность избранности
этого народа, вместе с тем задолго до той уникальной встречи, о
которой речь шла на минувшей неделе, когда одно из главных лиц этой
уникальной встречи произнесло слова "свет во откровение языкам" и тем
- 2 -
самым впервые выразило значение всего духовно-нравственного содержания
пришествия Богочеловека на землю и всего учения как имеющего отношение
ко спасению не только избранного народа, - задолго до этого великого
дня, уже в дни восшествия Моисея на гору одновременно с пониманием и
знанием избранности этого народа было дано и понимание того, что
приравнять все остальные народы к животным не удастся. Бог предлагал
по-иному. И хотя все иные народы, если судить по нравственному
становлению, различали ценность вещи, животного, раба и члена своего
народа, но другие народы имели значение между просто животными и
людьми избранного народа и таким образом можно было сделать смелые и
далеко идущие вперед предположения, что и лица из других народов не
будут вполне лишены Божественной благодати ни в нравственном, ни в
любом другом значении и их предназначение в этом мире, вероятно, будет
духовно и нравственно оправдано - возможно, с не меньшей силой, чем
оказалось оправданным уже представительство избранной части
человечества, которая была признана народом верным. Некоторые
приготовления к тому, что и представители иных народов могут войти в
число верных, как раз и содержатся в некоторой части гуманных
требований по отношению к рабам и пришельцам из других народов (хотя,
конечно, по еврейскому законодательству это представлялось рангом ниже
- и это не интерпретация избранного народа, а прямой текст Ветхого
Завета, заповедей, переданных на горе Синай).
Слава Богу, что ветхозаветный народ вместе с явлением Христа как
Спасителя всех утратил свое абсолютное значение как народ избранный,
потому что народом избранным стали христиане вне зависимости от
национальности. Синагога же как училище вера стало, по слову Иоанна
Златоустого, училищем демона, не только утратив прежнее
духовно-нравственное значение, но и приобретя новое. Что бы ни
говорили по этому поводу любители синагоги, стремящиеся поставить ее в
один ряд со всеми другими религиями - есть такие тенденции среди
некоторых современных учителей церковного знания, когда все религии,
включая христианскую, становятся хоть и выше, но не из ряда вон
выходящими, а стоящими в том же ряду, но выше других. Златоуст это
понимал.
Несколько слов об общем характере ветхозаветных нравственных
представлений. Мы не можем не обратить внимания на самое главное, что
должно быть основанием нашего понимания ветхозаветной нравственности:
эта нравственность впервые за всю историю существования человечества
имеет Богооткровенный характер. Наряду с этим откровением
нравственного знания, все остальные попытки нравственного понимания
человечества, как по типу личностных прорывов, так и по типу
социально-общенародных представлений имеют характер как минимум
недостаточности, а значит и искаженности, потому что там, где по
какому-либо материалу нравственного бытия, имеющемуся в наличии, а в
узаконениях и в нравственном сознании отсутствует, по известному
принципу "свято место пусто не бывает" вторгаются представления
неизбежно искаженные. И даже не в интерпретациях. Мы знаем по практике
уже ветхозаветной, что неизбежно вторгались искажения - настолько, что
пророки были вынуждены постоянно называть свой народ жестоковыйным в
силу того, что постоянно встречались интерпретации, искажающие
Богооткровенный закон. Но речь идет о другом: в принятых отдельными
народами нравственных установках по неведению и непониманию (потому
что не было откровения Божественного), как бы значительны ни были
попытки понять объективную правду, они не могли не кончаться хоть
какими-то искажениями.
Итак, это первое чистая и совершенная в меру вместимости народом
(а эта мера предполагалась не такая уж маленькая, судя по первой и
последней заповедям) нравственная система, имеющая непосредственно
- 3 -
Богооткровенный характер. И хотя прежние нравственные системы и
претендовали на то, чтобы иметь религиозный характер (а значит
претендовали, хотя и без достаточных оснований, на то, чтобы считаться
Богооткровенными), они таковыми не были - во-первых, исторически, а
во-вторых, потому, что само религиозное знание не давало таких
возможностей, особенно в случаях, когда речь шла о всякого рода
языческих представлениях. Не монотеистические представления о Боге, о
мире, о человеке, о связи личности и народа с Божественными
реальностями неизбежно по своей политеистической языческой сути должны
были приносить неизбежные искажения разного рода. Мы это знаем по
греческой мифологии, не говоря уж о тех детски смешных представлениях,
при которых нравственное сознание эллинов имеет характер страстный,
когда и боги выражают собою развитие страстной природы и выявление
различных страстей. То есть в нравственном отношении эллинские боги
несовершенны и предлагают несовершенное нравственное сознание.
Чисто монотеистических систем в таком совершенном виде в Ветхом
Завете, конечно, не было. Понятно еще и то, что только личностное
сознание и переживание личности Бога и может принять, усвоить,
осознать, пережить и воплотить в жизни тот строй нравственного знания,
в основе которого реальным и высшим является переживание любви. То,
что может служить главным основанием для понимания и идентификации
любой личности, - это свобода и сознание, а свобода в своем
положительных интенциях и воплощениях знает главный смысл и содержание
в любви. И потому монотеистическое нравственное сознание, преподанное
в Божественном откровении ветхозаветному народу, является безусловно
превосходящим любые нравственные представления и знания. Совершенно
очевидна при всем их лаконизме заповедей глубина проработки
нравственного осознания и знания, преподанного ветхозаветному народу.
Все исследователи отмечают то, что как бы отчасти противоречит
сказанному. Когда мы говорили о пяти различиях между ветхозаветной и
новозаветной нравственными системами, мы не могли не иметь в виду это
хотя и не главное, но постоянно бросающееся в глаза - юридизм,
постоянно переживаемый ветхозаветным сознанием. Противоречит это
сказанному потому, что если речь идет о любви как нравственном
содержании ветхозаветного нравственного знания, то можно сказать, что
в лучшем случае понятие справедливости (а это вершина любого
юридического сознания), переживание и воплощение справедливости в
лучшем случае есть частный и второстепенный повод и возможность для
переживания любви. Закон любви настолько превосходит обычную
справедливость, насколько лес, шумящий листвою, превосходит ряд палок,
воткнутых в землю. Гола и относительна юридическая справедливость
нравственного знания по сравнению с мощной жизнью любви, которая
впервые раскрылась во всей полноте и уже без всяких образов и сеней в
новозаветном нравственном знании.
Кроме Декалога, нам предстоит и другой нравственный материал (в
книгах Второзаконие, Исход, Левит и др.), и не только у пророков (а
следовательно в канонической части Ветхого Завета), а во всем
остальном, что нам известно из последующего развития ветхозаветной
этической жизни, а именно стремление чем дальше, тем больше детально
прорабатывать те нормы нравственной жизни, которые хотя и в довольно
детальном виде даны на Синае (кроме Декалога), но та проработанность,
которая являлась позже с ходом исторического развития еврейского
народа в конце концов и привела к тому положению, что не только
исполнять, но и знать-то вполне все, что относится к нравственному
бытию и закону, оказывались способными одни учителя, да и то запутанно
и спорно. В конечном итоге это и привело к тем формам нравственного
сознания, которые так резко осуждались Богочеловеком - формам
фарисейского нравственного сознания.
- 4 -
Начало же этому было положено на Синае - начало типу, устройству
такого нравственного бытия. Устройству, которое исходило из самого
психологического устройства падшего человека, который даже стремясь к
совершенному исполнению нравственной правды, искал не только самых
общих алгоритмов, потому что ему, как и всякому немощному человеку,
нужно было знать область и условия применения, и поэтому обычное (как
угодно его назовите: ветхозаветное, католичествующее,
старообрядчествующее) требовало умножения норм, которые хотя и
исходили из основных норм, но в конце концов приводили к буквализму,
который в области нравственной способен был убивать. "Буква убивает,
дух животворит" - это особенно относится к нравственному сознанию и
нравственному бытию.
Но без этого буквализма люди, в которых еще не вошло во всей
полноте нравственное сознание Нового Завета, даже и в новозаветные
времена не могли жить без буквы. Так в истории человечества было
всегда, так есть до сих пор. И потому так нередки, в частности,
проявления ненависти: когда сталкиваются различные буквалистские
устремления, содержащие в себе конфликтные расхождения, это вызывает
неизбежные и непримиримые личные бои, хорошо, если не оканчивающиеся
кровью в буквальном смысле.
Конечно, обширная проработанность нравственной системы Ветхого
Завета имела отношение и к состоянию души человека, направляемой к
Богу, и по отношению к ближнему, и по отношению к общественному строю
жизни. Если говорить об общественных нормах, то закон довольно много
говорит о различных нормах, описывающих нравственное устройство
народа, но уже не в личных переживаниях, а в общественном порядке.
Пожалуй, проработанность закона и законнических представлений в этом
отношении еще больше, чем проработанность переживаний внутреннего
устройства. Это несомненно, потому что об этом кроме 10-й заповеди
Декалога вообще сказано немного, а проработанность различных
взаимоотношений (в том числе и между представителями разных народов и
других общественных переживаний) наиболее значительная и очевидна.
Типология юридической справедливости - это "око за око". Исходя
из самого характера юридизма, она имеет неизбежно регламентирующий
характер. Собственно, таков закон всегда,само устройство нравственного
закона не может быть иным. В этом смысле может показаться странной
первая заповедь Декалога. В различных интерпретациях можно найти
множество регламентирующих норм, но сама по себе она высока вне ее
регламентирующих возможностей. Да и 10-я заповедь, которая выражает
аскетические возможности, хотя внешне она тоже выражена в
регламентирующих началах, которые отразить на поведенческом уровне
абсолютно невозможно и которые могут только открываться личности в
свете работы совести, если личность того желает. Но регламентация,
конечно, все равно неизбежна.
При всем значении ветхозаветного нравственного закона для
новозаветного сознания очевидна его историческая относительность. Он,
конечно, важен как указатель нравственных норм до прихода в мир
Христа, но не более, потому что, как говорит ап. Павел, он не давал
никаких сил и возможностей для исполнения того, на что он указывал. С
приходом Христа и эта указывающая роль закона становится маловажной -
она остается имеющей некоторое значение лишь для тех, кто не может
принять, усвоить во всей полноте и раскрыть в своей нравственной
практике все устроение новозаветных нравственных начал. Тогда
неизбежным остается следование хотя бы некоторым нравственным нормам,
чтобы не быть вообще вне всякого нравственного сознания. Но говорить
при этом, что человек живет христианским нравственным и вообще
личностным устройством, конечно, не приходится, разве что о некотором
приближении, понимая, что такое устройство низводит такую личность до
- 5 -
уровня ветхозаветного представления. Думаю, что людей такого
нравственного сознания в наше время остается не меньше, чем в
ветхозаветные времена.
Трудно содержание нравственного устроения, предлагаемого Новым
Заветом, поэтому некоторое значение Ветхого Завета не только как
памятника, но и как указателя жизни остается в силе до сих пор. Именно
поэтому замечательные современные пастыри учат об опыте построения
исповеди на основе 10 заповедей. Нравственное христианское начало
жизни остается до конца не востребованным - мы продолжаем быть в
Ветхом Завете.
Но не случайно новозаветное нравственное сознание называет закон
тенью, но тенью все же Нового Завета, которую некоторым обратным
образом отбрасывает сам предмет на историческую реальность. Тень
все-таки Нового Завета - тень того, выше чего никогда не существовало
в человеческом общественном и личном бытии, потому что было предложено
Богочеловеком и существует как самое совершенное содержание
личностного и общественного нравственного бытия. Когда мы говорим
"тень Нового Завета", может быть, уместно некоторое превосходство со
стороны новозаветных людей, но превосходство уж во всяком случае без
всякой брезгливости, потому что Ветхий Завет - это тень Нового Завета,
тем более что и Сам Богочеловек говорит о Свое явлении не для
нарушения, а для исполнения закона во всей его полноте.
Закон является тенью Нового Завета прежде всего как прообраз и
потому людям, слушающим Христа и знавшим прежде в ту меру, в какую они
могли знать, ветхозаветное нравственное учение, хотя многое и могло
показаться странным, но уж точно не все вовсе чуждым, говорилось как
бы в некотором смысле и о том же. Во всяком случае содержание
представало во многих отношениях то же, но содержание с настолько
превосходящими взглядом и нормами, что казалось странным и отчасти
чуждым, но не вполне. Он предлагал Свое учение (как и апостолы потом)
народу, знавшему ветхозаветное учение, и этот народ не мог вполне
отторгать. И хотя говорилось, что некие люди, услышав Его, сказали,
что они не могли Его взять, потому что никто так не говорил (имелось в
виду не только то, что он говорил с особого рода властью и с особого
рода содержательностью, а еще и то, что впервые они слышали, как то же
самое знакомое содержание облекается в слова подлинного духовного
знания, подлинного понимания и как бы уже тем самым исполнения, когда
слово бысть дело.
Кроме того, закон является тенью Нового Завета как указатель
истинных этических норм. Это, конечно, не то же самое, что перечень,
содержащий те же нормы. Указатель лишь дает возможность увидеть
направление, идя по которому, можно найти подлинный этический строй
совершенного нравственного бытия, предложенного новозаветным знанием.
Но все-таки указатель не совсем чуждый. Конечно, никто никогда не
скажет, что какое-нибудь мусульманское знание, хотя оно и впитало в
себя кое-что из Ветхого и Нового Заветов, указывает хоть сколько-то на
христианское нравственное знание - понятно, что это чушь. Ветхий Закон
указывает на полноту этических норм и полноту этического знания, хотя
слово "норма" кажется неуместным по отношению к Новому Завету. Но
вовсе не говорить этого невозможно - это значило бы отрицать
законосообразность новозаветного нравственного сознания. Благодатные
перспективы явились, но не хаотические, благодатные, но не
импрессионистические. Они все-таки носят характер высшего структурного
бытия, высшей структурной организации нравственной жизни.
Конечно, самое главное в этом отношении и великое значение
ветхого закона указано апостолом, который нашел самое великое и
драгоценное слово по отношению к Ветхому Закону: "детоводитель ко
Христу". При понимании закона как тени Нового Завета встают три
- 6 -
вопроса, на которые не то что по неизбежности следуют отрицательные
ответы, а вопросы, само наличие которых свидетельствует о том, что вся
ветхозаветная нравственная жизнь, включая и полноту этического знания,
несовершенна. Эти три вопроса, на которые даются ответы новозаветным
нравственным сознанием, таковы: возможно ли исполнить закон? нужна ли
регламентация? вполне ли совершенна такая национальная
исключительность (как ни замечательно и ни необходимо Богом было
предусмотрено возведение лишь одного народа к этому нравственному
сознанию).
Вся практика ветхозветного нравственного бытия, перед которой эти
вопросы вставали по неизбежности, дает возможность осознать
одновременно и величие ветхозаветного нравственного закона, и его
несовершенство. Перед нами предстоял как ветхозаветный материал
сравнительно небольшой - одной только книги Бытия. Мы говорили о том,
что эта книга хотя и пронизана нравственными смыслами и содержаниями,
но содержит крайне скудный непосредственный нравственный материал.
Теперь, когда перед нами предстоит почти весь объем Ветхого Завета в
его исторических, пророческих и нравоучительных книгах, большей частью
даже и не канонических, мы, к нашему удивлению, вынуждены будем
сказать то же самое: чрезвычайная пронизанность нравственными смыслами
и содержаниями. Едва ли не на каждой странице Библии мы встречаем
разного рода описания нравственных ситуаций (особенно в исторических
книгах) или ситуаций, которые сами по себе хотя и не носят выраженного
нравственного характера, но всегда может быть представлена
нравственная оценка не только с наших нынешних новозаветных, но и с
тех позиций. Все вполне может быть оценено этически, уж не говоря о
книгах нравоучительных.
В этом смысле характернейшая книга - книга Притчей Соломоновы.
Кажется, что вся она построена на нравственном материале. Но
поразительно, что даже эта книга, если взять конкретный нравственный
материал, то едва ли не больше наполовину - о том, что нужно соблюдать
правильный вес при торговых операциях. Для новозаветного сознания
смешна убогость и незначительность такого нравственного содержания при
том, что кажется: вот она и есть чуть ли не центральная нравственная
книга. Конечно, книги Сираха и другие, пожалуй, более содержательны,
но и эта книга нравственно содержательна, но по-другому. Потому что
настойчивейшим образом в ней проводится противопоставление праведности
и неправедности - по мотивам, по конкретному поведенческому
содержанию, по результатам (праведник жив будет, а неправедник умрет).
Это означает, что вне нравственных смыслов ветхозаветный человек
представляет собою как бы пустую голую схему человека вообще, как бы
некий безжизненный, мертвый знак вопроса. Жизненность ветхозаветному
человеку и сознанию придает именно нравственное содержание,
нравственный вопрос, разрешаемый так или иначе. А главное - не
конкретные нравственные вопросы, а эти нравственные напряжения, в
которых главное - праведность и неправедность. 17.02.97.
nrav-24 txt
Л Е К Ц И Я 24
Напомню, что весь Ветхий Завет производит двойственное
впечатление. С одной стороны, книга Левит и другие, где речь идет о
кивоте завета или о строительстве храма и где не видно выраженного
нравственного содержания и чтобы его определить, нужно обратиться к
опыту Церкви и опыту символического изучения ветхозаветных текстов. Но
это небольшая часть Св. Писания - все остальное имеет буквально либо
достаточно символически выраженное нравственное содержание. И хотя
очевидно, что речь идет о нравственном содержании, но буквальные
смыслы для новозаветного понимания здесь не приемлемы. Вновь
приходится обращаться к тому символическому святоотеческому опыту,
великолепный образец которого предложил преподобный Андрей Критский в
Великом покаянном каноне.
Только с покаянной точки зрения довольно много ветхозаветных
текстов рассматривается так, что для того, кто не читал Покаянный
канон, многое из приводимых исторических (большей частью) книг
открывается в нравственном значении с совершенно неожиданной стороны.
Но с неожиданной только потому, что приходится говорить о
несовершенстве личного церковного опыта и о недостаточности знания
святоотеческой литературы, а также об отсутствии попыток своим
творческим опытом, хотя и в русле новозаветного понимания, найти те
нравственные смыслы, которые пригодны для новозаветного сознания. Я
уже приводил некоторые примеры ("На реках вавилонский").
Итак, с одной стороны, пронизанность ВЗ-ных текстов нравственным
переживанием, а с другой - совершенно поразительная скудость
конкретного опыта. Разумеется, кроме Псалтири, которая стоит особняком
и нравственный опыт которой делает эту книгу столь необходимой для
человека новозаветного, потому что все основные переживания и
смысловые содержания вполне корреспондируются с новозаветным опытом,
выраженным в иных словах и символах. Удивительный мыслительный и
нравственный подвиг совершил Давид, прорвавшись сквозь плотную пелену
ВЗ-ного законничества и буквализма и выразив все главные содержания
подлинного и полного религиозного сознания постольку, поскольку оно в
полноте проявляется лишь в Новом Завете. Опыт Псалтири - опыт
уникальный. Хотя в ВЗ много других текстов, которые соотносятся с
текстами псалмов, но эти образцы из ВЗ не носят характера
закономерности - они проявляются как вдруг совершившийся прорыв автора
но новое духовное и нравственное небо, весь же остальной строй
остается как тень связанным с новозаветным нравственным содержанием.
Если не по конкретному содержанию, и правда довольно скудному, то
по внутренним напряжениям значимости (особенно противоположности
нравственной жизни праведника и грешника) это остается довольно
постоянным мотивом ВЗ, особенно в некоторых книгах, особенно в Притчах
Соломона и в книге Сираха, причем там вполне по многим конкретным
содержательным мотивам; книга Сираха замечательна, но совершенно
бессистемна. Читать ее полезно и приятно, она дает довольно много
нравственно-психологических переживаний, хотя в этом смысле все уже в
ВЗ давным-давно пережито и приведено в текстах гораздо более высокого
содержания, прежде всего в Добротолюбии, хотя у Сираха много
замечательно тонких представлений. Во всех учительных книгах главное
напряжение - это напряжение противопоставления жизни на ее конкретном
поведенческом типе устройства, мотивов поведения и его результатов и
плодов. Когда речь идет о результатах и плодов, напряжение остается
высоким, но до уровня Псалтири не достигает - хотя бы потому, что в
любимейшем и одном из знаменитейших псалмов, где идет речь о
переживании, о значении Промысла, руководящего разные слои (сирые,
- 2 -
слепые, вдовы), в самом противопоставлении содержится тот результат,
который для НЗ-ного сознания гораздо вернее и серьезнее описывает суть
дела.
"Путь грешных погубит" - речь идет не о погублении грешника в
личностном бытии, а о разрушении и погублении нравственного содержания
их пути как представляющего отрицательно ценное содержание. Таких
высот ни одна другая ВЗ-ная книга не достигала. Но главное напряжение
противопоставления грешных и праведных остается настолько
существенным, что в конечном итоге на этом переживании и строится все
ВЗ-ное сознание. Беда начинается там, где мы переходим к конкретному
содержанию жизни праведника и грешника.
Когда речь идет о грехах и добродетелях как главных проявлениях
нравственной жизни, НЗ-ное знание может сказать очень много, конкретно
и глубоко даже в довольно порой посредственных словах современных
священников. Понятно, что эта посредственность - от несовершенства их
подходов, знаний и способностей. А все равно результат получается
больше (потому что это большее - от Церкви, от ее знания о грехах и
добродетелях), чем у высочайших (кроме Давида) представителей ВЗ. Вот
пример.
Во всех пророческих книгах порядок осознания добродетелей и даже
порядок их упоминания встречается гораздо реже, чем то же самое о
грехах. По-видимому, потому, что реальность нравственного бытия даже
Богоизбранного народа являло собой такую картину, что оценивая эту
реальность, говорить приходилось с позиции того, что есть, т.е. с
понимания того, что грехи занимали чрезвычайно большое место в жизни
этого народа. Есть некая повторяемая тема - больше всего о пророках.
Понимание добродетели верности, противной греху неверности, тоже
встречается гораздо чаще. Только эту тему и можно исключить, потому
что она разработана поподробней и раскрывается с большим пониманием
сущности греха и его последствий, с постоянным возведением
нравственного смысла личности к религиозному переживанию. Ну и
поскольку речь идет о Боге, то прежде всего о тех грехах, которые
связаны с нарушением Декалога - первых четырех заповедей, которые по
направленности религиозно-духовны. Если это исключить, то все
остальное содержание и книг пророческих, и книг исторических вот такое
о грехах и добродетелях: скажем, припоминается в книгах пророческих
всего - страшно сказать - шесть видов добродетелей. А в книгах
исторических - пять. В книгах учительных, конечно, больше - 10. Причем
большей частью эти грехи и добродетели упоминаются один-два-три раза,
и только некоторые (например, убийство) намного больше, что вполне
оправдано для книг исторических. Обман и предательство - тоже довольно
много было связано в жизни ВЗ с предательством собственных царей, с
борьбой за власть; ненависть - по 10-20 раз встречается. Все остальные
можно просто перечислить: пьянство - 1 раз, злословие - 1 раз,
алчность - 1 раз, святотатство - 3 глава книги Маккавеев и кусок из 5
книги; лукавство - 1 раз, зависть - 3 раза, кровожадность - 1 раз;
такой экзотический грех, как людоедство - 1 раз; самоубийство - 1 раз.
Довольно большое место занимали дела, связанные с плотскими
содержаниями (если взять жизнь Давида и Соломона). Стремление к власти
- тоже побольше, хотя в прямом выражении несколько раз. Месть - 4
раза, поджог - 1 раз, излишняя суровость - 2 раза, волшебство -
несколько раз, издевательство - 1 раз, превозношение - 1 раз.
Добродетели: верность (не только Богу, но и человеку, народу) -
книга Руфь, значительная часть 2-й главы; мужество, щедрость,
благоразумие, смиренное нежелание властвовать, немстительность - по
1-2 раза. Подобная же картина в книгах нравственных писателей.
Добродетели: ответственность, терпение, умеренность, постоянство,
почитание родителей (почти вся книга Товит), трезвость, стремление к
- 3 -
деланию добра. Грехи: чревоугодие, зависть, любостяжание, лень, блуд.
Понятно, что в Книге Притчей и о лени, и о блуде, и о вспыльчивости, и
о разных грехах языка много упоминаний. Эта книга вообще вся построена
на противопоставлении греха и добродетели. Коварство, высокомерие,
воровство, пьянство, беспорядок. Общий количественный порядок тот же:
2-4, редко больше (кроме тех, что я назвал).
Книги пророческие. Добродетели - 6: упование в тишине (скорее
поэтически у Исаии дважды), честность - 1 раз, милость, воспевание
поста и воздержания, плач добродетельный и чувство меры. Вот и все
добродетели в пророческих книгах. Вот грехи: жестокосердие, лукавство,
нечестность, мстительность, дерзость, злорадство, презрение к бедным,
небрежение в учении, взятка (видимо, экзотический для того времени
грех; думаю, что сейчас он занимал бы огромное место) - всего 2
упоминания; осквернение святыни, лицемерие, несправедливость, ложь,
хвастовство, беспечность, притеснение нищего, стремление к мятежности
- вот, собственно, и все.
Так что если рассматривать нравственный материал ВЗ только на
основании того, что является в проявлениях личного бытия в качестве
греха и добродетели, то он и не очень значителен, и не очень
интересен. Остается, кроме Псалтири, несколько книг, в которых
некоторые основные мотивы нравственного содержания так значительны и
целиком пронизывают эти книги, что и по значимости для НЗ-ного
сознания, и по силе переживания, и даже по форме литературного
изложения они представляют собой чрезвычайное явление и их можно
советовать читать и перечитывать. Потому что там главная проблема
соотнесения личностного нравственного бытия с действиями Божиими,
наказывающими либо возвращающими к утраченному единству с Богом,
переживаемому всеми персонажами (Иов, его друзья, относящиеся более
буквалистски и законно, хотя этот упрек неправилен, потому что они
просто не видят той глубины духовных смыслов, которая не может
открыться сознанию, не перешагнувшему через тот ВЗ-ный опыт, через
который сумел перешагнуть Иов, раскрыв более значимое понимание
взаимоотношений человека с Богом, более значимое понимание
справедливости, любви Божией, наказания - при том, что о наказании так
правильно говорили друзья Иова, что и возразить им нечего, но в этой
правильности сквозит не просто логически-законническое сознание, оно
затрагивает из душу, они относятся к содержанию Божественного
наказания и его мотивам и причинам гораздо более серьезно, чем
практически почти все персонажи ВЗ; у Иова же это переживание остается
более значимым, потому что его сознание выходит за пределы ВЗ-ного
переживания и знания в целом). Такая книга (Иов) одна, все остальные в
этом смысле значимы лишь как переживание важности закона и
разрушительности всех действий, связанных с преступлением закона, т.е.
с греховным бытием в целом.
Слава Богу, что в этих книгах помимо того непосредственного
содержания, которое связано с главным пониманием греховной и
добродетельной жизни, раскрываются порою (или делаются такие попытки),
и достаточно подробно, некоторые проблемы нравственного бытия. В
частности, то, что мы знаем, раскрыто в совершенно превосходной
степени не только в 50-м псалме, а и во многих других - осознание и
переживание покаяния как одного из важнейших типов и направлений
нравственного устройства. В других книгах (Дан, Иез, Ис) многие
страницы, посвященные покаянному переживанию нравственного бытия,
очень значимы. И вообще есть некоторые виды нравственных проблем,
которые рассматриваются вне этой простой биполярности сознания, где
только греху противостоит только добродетель. Во многих книгах есть
попытка увидеть глубину нравственной проблематики, которая не
ограничивается только сознанием греха и только сознанием добродетели,
- 4 -
хотя это понимание, включающее в себя основные смыслы нравственной
жизни, пронизывает и переживание этих проблем.
Следует сказать, что во всех книгах (а более всего в пророческих)
грех раскрывается не только по типу нарушения заповеди и даже более
чем просто грех. Понимание того, что сущностью духовно-нравственного
бытия человека должно быть стремление исполнить закон во всей полноте,
но даже и не это главное, а становится оно главным лишь постольку,
поскольку в этом выражается стремление человека не отступить от
возможного единства с Богом. И потому все отступления от Бога в самих
внутренних интенциях личности и даже целых слоев и народов в целом,
для которых стремление к Богу перестает быть ведущим, а порою даже
каким бы то ни было духовно-нравственным стимулом его бытия - это не
просто материал для упреков, а материал для постоянного внутреннего
рассуждения пророков, и не только пророков. Упреки - дело простое и
очевидное, но пророки дают возможность увидеть, в чем состоит
творческое нравственное содержание единства народа и личности с Богом.
Это-то и делает в нравственном отношении книги ВЗ так бесконечно
ценными для НЗ-ного сознания, потому что и для НЗ-ного сознания должно
бы быть это переживание ведущим в нравственной жизни христианина.
В этом отношении можно было бы отчасти многих людей НЗ-ного
устроения (во всяком случае в некоторые исторические периоды -
например, в нынешнем) упрекнуть: главные нравственные проблемы многими
людьми, насколько можно судить по исповедям, почти исключительно
скрываются в работе всяких помыслов, связанных с человеческими
взаимоотношениями и с внутренними психологическими моментами. В то же
время то, что относится к содержанию и порядкам взаимоотношения
личности с Богом, занимает гораздо меньшее место. Отсюда можно сделать
два предположения: либо у современных людей в этом отношении все в
порядке и каяться не в чем, либо эта проблематика нравственного бытия
ушла из современного сознания не только как ведущая, а вообще как
какая-то. ВЗ дает большой материал, чтобы подумать: верно ли все
обстоит и в личной, и в общественной жизни? не следует ли предпринять
некие усилия для изменения содержания нравственного бытия?
В связи с этой проблемой ставится и довольно остро разрешается в
пророческих книгах проблема лжепророков, лжепророчеств и о неверных
пастырях, а также о связанном со всем этим идолослужении, потому что
неверность Богу в значительной степени вызывалась тем блужением вслед
иных богов, которые суть не боги, но идолы, а идолы суть бесови.
Поэтому речь шла о бесослужении, кумирослужении, хождении вслед чужих
богов. Понятно, что речь шла не о прямом атеизме. Блуждание ВЗ-ного
народа, в котором упрекали пророки не только в пророческих книгах
(все, что связано с пророком Илией, имеет остро и демонстративно
выраженный именно такой характер - там это есть главное содержание). В
связи с этим проблема вождей народа духовных, и не только духовных, но
и политических, от которых так часто зависело и духовное состояние
народа (потому что так часто народы оказывались зависимыми от
направления и содержания мыслей и религиозных стремлений политических
вождей)............. и кумирослужение, и ложное пророчество в связи с
общей проблемой, связанной с неверностью истинному Богу, вставала
многократно, потому что в основном это была не проблема борьбы с
атеизмом, хотя постепенно к этому дело шло. Ко времени пришествия
Спасителя в целых слоях народа и пришло: например, саддукеи - это были
типичные атеисты по содержанию их отношений с Богом и с миром за
пределами земного бытия.
В основном это была проблема блуждания вслед ложных богов, причем
она переходила из области чисто духовной (хотя это всегда не только
духовная, но и нравственная область, поскольку речь идет о нарушении
Декалога, а все его заповеди имеют и нравственный характер тоже). Но
- 5 -
помимо того само предлагаемое содержание нравственного бытия,
связанное с этими иными богами, в которых так значимы были типы
переживаний, которые в Евангелии стали называться "по плоти и крови",
т.е. плотско-душевные, связанные с тем, что связь с иными богами
одновременно была связь с различными переживаниями страстного бытия,
потому что многие из этих богов соседствующих народов несли и по
своему внутреннему характеру, и по предложениям нравственным
несомненно страстные проявления и движения души.
Потому-то борьба пророков и борьба всего, что относится к нормам,
проявляемым в конкретной практике личной жизни лучших людей ВЗ и в
писаниях пророческих и других, прежде всего была связана с
преодолением культа чужих богов, а в нравственном отношении - с их
страстными стремлениями. Кроме того, с этой же проблемой связана, хотя
и не совсем прямым образом (тем более что она не столько разрешается,
сколько на нее указывается), проблема притворного благочестия.
Все понимание в положительном и творческом смысле нравственной
жизни бытия ВЗ-ного человека исходило прежде всего из понятия о Боге
как о личностной нравственной силе. В этом смысле совершенно
одинаково, значительно и полно содержание и пророческих, и
исторических, и учительных книг, где раскрывается переживание Бога как
творца, но еще более - как Промыслителя и Освятителя человеческого
бытия. В этом смысле наиболее активный содержательный материал (хотя и
не системный) содержится в той проблеме, которую можно назвать
отношением к судам Божиим, которая включает в себя понимание милости
Божией к своему народу (об этом много материала в книгах пророческих -
Ис, Плач Иеремии, Ос, Ион, а также в исторических книгах, особенно
там, где рассказывается о том, как Бог хранит Свой народ - почти
целиком некоторые главы 3 книги Царств). В судах Божиих, конечно, в
связи с тем, что многие люди и даже части народа целиком отступали,
большое внимание уделено пониманию значения наказания Богом отдельных
лиц и целых народов или их частей. В частности, речь идет (Иер) о
проклятии на творящих дело Божие с небрежением.
Много материала в ВЗ о Боге в Самом Себе в Его нравственном
содержании (тут многое прикровенно, гораздо больше - в Его отношении к
человеку), но еще более значителен нравственный материал, в котором
раскрывается отношение личности к Богу. Здесь есть и понимание
необходимости закона Бога в сердце народа, в большой степени даже
помимо Псалтири (Ис, Дан) раскрывается материала, связанного с
прославлением и благодарением Бога.
Довольно большое содержание относится к тому устройству (прежде
всего личностному) человека, и прежде всего его отношений с Богом,
которое принято называть страхом Божиим. Этому тоже посвящены целые
страницы книги Иова, книги Сираха, Притчей, где страх Божий
раскрывается прежде всего с наиболее общей стороны того, насколько
можно раскрыть в ВЗ-ном понимании эту богобоязненность, этот трепет
души перед Богом. Отчасти в некоторых книгах (Притч, Сир) раскрываются
свойства страха Божиего, его последствия, его преимущества, а также
такой особый вид страха Божиего, который принято называть
благоговением и который перестает быть просто страхом - он прорастает
из страха.
Довольно большое место занимает и такая проблематика, как
значение послушания (и непослушания). Об этом много в 1 Цар и других
книгах. Снова и снова приходится возвращаться к верности Богу как
главной добродетели. Можно отметить еще страх Божий в связи со
служением Богу (Нав, 1 и 2 Цар). И, конечно, во взаимоотношениях
человеческой личности с Божественной личностью немалое место занимают
всякого рода молитвенные обращения: покаянная молитва (не только у
Давида, но и у Ис - четыре места, Иер, Дан), молитва, связанная с
- 6 -
упованием на Бога. Совершенно образцовые молитвы, в которых содержится
все сразу: понимание и переживание значения Бога для личной жизни,
прославление Бога, покаянные смыслы. Замечательными в этом смысле
представляются молитвы в 3 Цар, 8 и Сир, 51 (вся глава) и большая