Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

жить, для них необходимо обращение. Собственно, это обращение и есть

покаяние.

Давид, как и любой покаявшийся на деле, не только стремится к

тому, что в молитвенном вопле сердца обещает Богу, но и может

исполнить это стремление, потому что и к нему могут быть в некотором

смысле отнесены те же слова, которые послание Павла относят великому

архиерею: "Искушен быв может искушаемому помощи". То есть имевший опыт

испытания, в котором содержалось и знание прежнего греховного бытия

(такое же, как сейчас есть у тех нечестивых, которых он может

научить), и опыт нового бытия, и опыт перехода от прежнего к новому, -

только знающий все это и может незнающего научить.

17.03.97.


nrav-27 txt


Л Е К Ц И Я 27


На основании псалма 50 наше внимание повернулось к новозаветному

нравственному знанию, что немудрено, потому что речь идет о покаянии,

этой добродетели Нового Завета, являющейся основным содержанием

псалма. То, что обращено в этом псалме к Ветхому Завету, имело

пропедевтический (подготовительный) характер для сознания людей,

живущих ветхозаветным сознанием, а таковыми остаются в значительной

степени и люди, кажется, принявшие Новый Завет.

Покаяние - добродетель Нового Завета по преимуществу, и Св.

Евангелие дает нам об этом недвусмысленное знание, не требующее даже

долгого рассуждения. Предваряя своими действиями и проповедью приход

Спасителя, Св. Предтеча и Сам Спаситель первые слова проповеди начали

призывом к покаянию и этим же смыслом завершили. Более того, вся

проповедь Нового Завета, относящаяся к Царству Божию, вся пронизана

покаянно-этическими смыслами и помимо них не может быть верно понята.

Помимо этих смыслов человеческое нравственное сознание неизбежно

выхолощено, оно по-прежнему имеет имеет смысл и содержание

законнические либо имеет своим главным направлением стремление к

некоему нравственному удовольствию. Это известные слова: "Покайтесь,

ибо приблизилось Царствие Небесное", которые дают возможность

осознать, что пока это Царствие не приблизилось, покаяние не то что

невозможно - как мы знаем, в некоторых своих этически-психологических

переживаниях оно возможно для людей и нерелигиозного сознания, потому

что любому человеку, если в нем работают совестные переживания, время

от времени доводится более или менее сильно переживать ошибки,

совершенные в нравственной сфере, свои отступления от норм либо не

понимаемых, но в то же время существующих в смутном нравственном

опыте, либо норм ясно сознаваемых, потому что эти нормы являются в

нормативном нравственном сознании современного ему общества, и уж тем

более, если он хоть сколько-то вступает в область религиозного

самосознания, ибо нет такого религиозного учения, которое хоть

сколько-то не показывало нравственные смыслы и нормы бытия и именно

поэтому это видение нравственных норм и способов бытия давало

возможность сравнить свою жизнь как по ее обычным направлениям и

установкам, так и по существующей практике с принятыми нормами и

увидеть, что эти нормы в жизни реализуются и потому ровно настолько,

насколько приняты эти религиозные нормы сознания личности оказываются

внутренне принятыми, настолько и покаяние имеет характер довольно

реалистический. Но все эти переживания довольно ценны потому, что

открывают видение греха. Это дело для покаяния значительное и

первейшей важности.

Иоанн Предтеча, а за ним и Сам Христос дали возможность увидеть,

что покаяние не только не ограничивается видением греха, но и что

вообще не очень в грехе дело. Для НЗ-ного сознания дело в том, что в

тех случаях, когда Иисус Христос, Богочеловек и Спаситель, является

для человеческой личности признаваемым и переживаемым Богом, Который

одновременно является и Царем того Царства, вход в которое был утрачен

грехом, Спасителем, открывающим возможность вновь осознать свою жизнь

как возможность милостию Божией и крестным подвигом Христовым,

осуществляемую этой силою, - возможность вернуться к чистому и

совершенному бытию, в котором раскрывается совершенная и абсолютная

заданность человеку во всем строе его жизни и наиболее очевидным

образом в нравственных установках, решениях и осуществлениях. По этой

причине главным содержанием, главным существом всей полноты покаяния

является, разумеется, восстановление этой жизни, которая со стороны

человеческой личности оказывается возможной ровно настолько, насколько


- 2 -


ею принимаются духовно-нравственные перспективы, которые предлагаются

Царем Царства Небесного.

В нравственном отношении это очевидно, потому что Царство Божие,

царство благодати, переживается как царство бесконечной красоты и

чистоты, хотя и утраченной человеком, но не совсем - возможность

восстановления открывается Христом. Эта возможность ценна не сама по

себе, а лишь постольку, поскольку тот тип жизненного устройства, в

котором живет человек в своей падшей действительности, оказывается

недоступным для того, чтобы Царствие Божие во всей его чистоте и

безупречной реальности явилось возможным для соединения с ним

человека. В этом все дело. Покаяние, подготавливаемое прежними

интуитивными заявками совестной работы, этическими смыслами Ветхого

Завета, открыло свое подлинное значение с пришествием Христа. В нем

открылась та безусловная сила творческой возможности для каждой

личности, которая даже в Ветхом Завете, в тех возможностях, которые

открывало Богооткровенное знание еще до благодати Нового Завета,

явившейся со Христом, оказывалось лишь желанным и давало возможность

увидеть и осуществить желаемое разве что в каких-то частных и, в

общем, довольно поверхностных осуществлениях, что решительно

изменилось в Новом Завете. Изменилось тоже как возможность, потому что

возможность становится реальностью лишь тогда, когда она принимается

во всем существе ее смысла - когда она становится, попросту говоря,

желанной. А таковой она становится лишь тогда, когда сама реальность

Царствия Божия для человеческой личности является не теоретической или

сентиментально-чувственной возможностью, а раскрывается в своем

абсолютном смысле, в котором человек начинает видеть смыслы своего

бытия, значение его в мире.

Кроме того, Царствие Небесное становится близким и, значит,

покаяние приобретает реалистические возможности для человека в силу

того, что является Царь этого Царствия, Который даже для его

современников, видевших, осязавших Христа, мог быть принят только

верой - верой, которая до сошествия Св. Духа на апостолов, как мы

видим из воскресных евангельских чтений, даже среди ближайших учеников

Христа - апостолов - являлась несовершенной. Вера, в которой прежние

падшие мотивы и позитивистских ощущений ума, и элементарного

поверхностного опыта падшего бытия порой оказывались более значимыми,

чем реальность присутствия Бога, и даже Бога Воскресшего. Не узнали в

Воскресшем Боге своего учителя два хотя и не самых близких апостола на

дороге в Еммаус, усомнились довольно большое число тоже, вероятно, не

самых близких учеников во время одной из последних бесед в Галилее,

когда Христос, явившись, дал им, а через них и всем, кто назвал его

своим Учителем до сего дня, некоторые главные задания, состоящие в

том, чтобы они соблюдали все, что он заповедал, учили этому других и

шли в мир, проповедуя Евангелию всякому свободно нравственному

творению, т.е. людям, и готовили их к Св. Крещению - тому самому

перерождению души, которое не может совершаться по-настоящему помимо

покаянного сознания (понятно, что дети при Крещении пребывают, сами

того не зная, в ожидании того покаянного сознания, которое

совершившееся таинство сделает действующим в их жизнях, сознании и

душах); не узнали Христа и другие ученики, не узнал или не захотел

узнать и поверить Фома. В общем, это было делом довольно обычным. Это

значит - и это подтверждается в учениях апостольских, - что и вера

является, с одной стороны, плодом духовным, но, как и всякий плод

духовный, требует предварительного дара, который мог бы

разрабатываться в сознании и личностном бытии.

Помимо этого дара веры в Царствие Божие как тайну и реальность

будущего века, вера в Царя этого Царствия, Который из будущего века в

своем кенозисе (умалении), вочеловечившись, вступил в область нашего


- 3 -


бытия, - эта вера и является тем условием покаяния, при котором оно

становится новозаветно, т.е. духовно-мистически действующим, при

котором оно перерастает в исключительно нравственные, этические

возможности, поиски и категории. Помимо этого осознания всякое

совершаемое христианином даже в обычном бытии церковной жизни

покаянии, помимо этого глубинного впечатления, которое является, с

одной стороны даром, а с другой - плодом веры, покаяние мало чем

отличается от обычных нерелигиозных ощущений в сознании своих

нравственных ошибок или религиозных переживаний других религий.

Покаяние приобретает подлинный и окончательный духовный смысл именно в

контексте, в свете того, что им выражается соотношение жизни

человеческой личности в связи с Царствием Божиим. Помимо этого

соотношения покаяние носит обычный этический характер, хотя и может

приводить к некоторым нравственным результатам, порой даже и довольно

высоким (особенно те, кто имеют своих гуру, порой добивались довольно

значительных автономно этических показателей).

Мне встречались люди, которые по этим автономным этическим

показателям даже, пожалуй, чаще имели некоторые более значимые

результаты, чем в среднем люди, живущие в христианской Церкви и

довольно сознательно ставящие перед собою определенные нравственные

задачи, хотя в этом отношении дело в основном обстоит слабовато.

Собственно нравственные задачи мне не доводилось встречать у очень уж

многих людей. Обычная российская проблема: когда говорят "вся надежда

на Бога", то Бог у таких людей именуется не словом "Христос", а словом

"авось". Потому что когда Богом является Христос, Он слышим и в этом

слышании каждая личность стремится хоть сколько-то войти в исполнение

тех смыслов-заданий, которые предлагаются Богом. В этом отношении

люди, к сожалению, склонны к различным восточным нравственным учениям,

порой добивалось большего, потому что ставили перед собой задание. Но

никогда эти автономные этические осуществления даже не претендовали на

исполнение одной из ведущих нравственных задач. Эта задача -

реалистическая борьба с гордостью.

Но самое главное не в этом, а в том, что все же при очень слабо

развитом нравственном чутье, при недостаточном изучении нравственной

проблематике, слабой постановке нравственных задач у значительной

части (хотелось бы сказать, у большинства, значительно превосходящего

наше формальное меньшинство) было нечто всегда превосходящее, хотя и

на уровне довольно смутном, автономные реализации и свершения людей,

не знающих и никогда не слышавших никогда слов Христа или по крайней

мере не принявших их для себя как нечто значимое: "Покайтесь, ибо

приблизилось Царствие Небесное". Потому что как бы ни были

несовершенны христиане (по крайней мере христиане нашего времени),

слыша своими возможностями духовного восприятия слово, которое

является альфой и омегой этического бытия, они каким-то таинственным

смыслом принимали для себя его значение. И поэтому их покаяние,

несовершенное по конкретным этическим достижениям, многое не удавалось

этим людям даже при формулировании этих задач, а все-таки видно было,

что в главном все решается всегда правильно. То есть в конечном итоге

покаяние христиан ставило перед собой как первую задачу не

автономно-этическую. Покаяние у современных людей очень странное, оно

как бы разорвано, и в этом его глубокое несовершенство: как бы

отдельно является покаяние с духовными заданностями и реализациями и

отдельно - по непосредственным нравственным если не задачам, то по

крайней мере информациям о том, что происходит в нравственной жизни.

Эта разорванность - видимо, результат недостаточной проповеднической

работы Церкви, а с другой стороны, видимо, какая-то вековая отчасти

российская, а отчасти в Православии существующая ошибка, при которой

этика оказывается оторванной от собственной духовной жизни. Конечно,


- 4 -


не в том смысле, чтобы в особенно тяжких преступлениях были замечены,

как правило, люди христианского сознания (бывает, но редко, слава

Богу), а в том-то и дело, что нравственные смыслы жизни приняты, но

так, как они скорее подсказываются совестью, что тоже важно, но

совесть тут должна быть второстепенным источником, а первым источником

должны быть эти слова: "Покайтесь, ибо приблизилось Царствие

Небесное". Эти слова и должны были бы соединить в сознании христиан

смыслы их духовного и нравственного бытия - не как раздельные, а как

являющие собой нечто безусловное целостное и цельное. Этого, к

сожалению, не происходит, и это остается существенной задачей.

Думаю, что если бы каждый современный христианин спросил себя,

каким образом его обычное заурядное церковное покаяние или общее

содержание его покаянно-нравственного устройства связано с этим

начальным призывом Богочеловека и Его Предтечи, ответить по совести

было бы довольно трудно либо начались бы какие-нибудь

полутеоретические размышления, которые ни к каким серьезным

последствиям не привели бы. Во всяком случае задача стоит именно так,

и именно в плане такой постановки задачи рассматривается все, что

относится, так сказать, к императивной части всего новозаветного

нравственного знания, включая и прямые указания Спасителя и в еще

большем числе - непосредственные указания апостолов. Они раскрываются

именно в этом смысле потому, что иначе становятся либо невозможными

для исполнения, либо бессмысленными.

Попробуйте решить для себя как исключительно автономное этическое

задание задачу: "Всегда радуйтеся", "За все благодарите" и т.д. Такого

рода императивов у апостолов очень много, но они как раз решаются

именно как указания к тому, что совершается в духовно-этическом бытии

человека, осознавшего для себя необходимость реализации новой жизни,

новой твари. то есть покаяние в этом смысле исключительно

рассматривается как процесс и результат духовного возрождения.

В этом отношении и евангельские притчи Спасителя, которые в

основном носят покаянное содержание, тоже носят именно такой характер.

Они дают возможность увидеть не столько самостоятельно значимые

нравственные проблемы, сколько то, чем является покаяние для

новозаветного сознания, в котором смысл перерождения личности ради

со-бытия с Богом и ради Царствия Небесного становится главным смыслов

личностной жизни.

В этом отношении и первый евангельский образ еще до чтения

Постной Триоди - чтение о Закхее - предлагает образ покаяния, частично

даже как бы относящийся к любому, а не только новозаветному,

нравственному бытию. К любому - потому что понятно: для любого

нормального покаянного устройства желательно исправление. Но то

совершенно невероятное даже чисто математически исправление, которое

предлагает сам для себя Закхей, оказывается переходящим границы

простого заглаживания возможного греха, оно как бы выламывается за

покаянные смыслы - именно потому, что произошла встреча, которая и

руководит Закхея не просто к желанию исправить то, что он натворил

(вероятно, совесть указывала ему на это и раньше), но совесть в ее

главном - покаянном - направлении работы становится особенно значимо

действующей именно тогда, когда происходит встреча со Христом.

Кстати, именно по этому фактору, по этому вектору, всегда можно

определить: нашла ли вера Христа, обрела ли она во встрече реальность

личностного существования Христа либо все осталось в лучшем случае на

уровне богословского знания или даже смутных ощущений. Реальность эта

определяется именно готовностью покаянного изменения своей жизни и

своего внутреннего ощущения. Эта готовность всегда иная, чем просто

этическая, - эта готовность всегда духовная, потому что это готовность

вновь вернуться к тем смыслам бытия, которые были в Адаме до


- 5 -


грехопадения. К тем духовным смыслам, которые прежде всего ставятся

как простая по формулировке задача: главное для меня - Бог. И когда

это так, то иные духовные смыслы, противоположные, становятся

невозможными, они делают покаяние не покаянием, а тем, что принадлежит

к области чувств или некоторых простых конкретных действий.

Та готовность к решительному изменению - это не просто

практическая сторона новых этических возможностей, открывшихся при

встрече со Христом. Евангелие не занимается упрощенным

богословствованием, оно бьет по мозгам, дает возможность для желающего

увидеть своей верой главное содержание человеческого бытия. И тогда

совершается: человек слышит чтение о Закхее и не может не задать себе

вопроса: "А я? Кто я в этом контексте?" Собственно, так обстоит дело с

любой евангельской строкой при нормальном чтении - становится

несколько стыдно. Это нормальный процесс, нормальная духовная работа.

И тогда в этом контексте все остальные покаянные евангельские чтения

тоже открываются в главных смыслах, потому что в таком-то случае и

становится понятным не просто смиренное ощущение мытаря и горделивое

ощущение фарисея. Это очевидно, тем более что об этом столько было

сказано, и это понятно при самом начальном заурядном чтении, хотя и

встречаются люди ветхозаветного сознания, которые этого не понимают,

тем более что наш "простой советский человек", воспитанный на том, что

при осуществлении нравственных позиций самое важное - это не дела, а

духовный смысл. Потому в Закхее - духовный смысл новой личности. И

здесь - духовный смысл, духовное содержание, состоящее в том, что не

дела - положительные или отрицательные - определяют устойчивый смысл

хотя бы начальных перспектив новой жизни. Определяет готовность не

быть прежним.

В этом отношении предстает совсем иной личность и фарисея, и

мытаря. Можно было бы, не понимая этого духовного содержания, не

понимая того, что отсчет ведется от начальной точки вектора:

"Покайтесь, потому что приблизилось Царствие Небесное", сказать, что к

Закхею ближе фарисей - он вроде бы как раз исполняет то, что в своей

жизни обещал, но до сих пор не делал Закхей. Но нет, и все это

прекрасно понимают, и не только потому, что так учит Церковь, и даже

не по интонации Иисуса и не по прямым словам "сей вышел более

оправданным, нежели другой" - совсем не говорится в прямых словах, что

другой вышел осужденным. Некоторое духовное ощущение начавшего каяться

человека, собственно, и приведенного в новозаветную Церковь, потому

что его привело покаянное содержание жизни, потому что открылась

область еще вполне пока не ясная - область небесной красоты. Открылся

и Тот, Кто может ввести в эту область небесной красоты. И стало ясно,

что открываются тем самым новые пути и условия личной жизни, которые,

в частности, и состоят в том, чтобы не признавать как безусловно

ценные свои самостоятельные осуществления.

В этом отношении наиболее значима главная покаянная притча Нового

Завета - притча о блудном сыне, которая более чем другие дает

возможность увидеть полноту греховного бытия, которая связана с каждым

человеком, которому еще не открылось Царстве Небесное как главное

условие и смысл покаяния. Это греховное бытие есть бытие не в себе и

тем самым для каждого человека нормального покаянного ощущения