Третья симфония Н.Я. Мясковского. Космогония и драма
Информация - Разное
Другие материалы по предмету Разное
Сравнивая символическое значение молчания, тишины у разных авторов, она приходит к выводу, что у Мясковского тишинатАжозначает недобрый покой, покой, как прообраз небытия (69, 31). Таким образом, энергии творения отвечает мертвенный покой небытия.
Верхний голос дает абрис баховской темы креста, только на другой высоте (пример 4). Неоднократные повторения темы креста (на расстоянии и в тесном расположении) звучат как вариации на этот барочный мотив. Говорить именно о баховском прообразе нам позволяет, кроме других причин, и знание о близком знакомстве Мясковского с Б. Яворским, как раз в этот период вплотную занимавшимся символикой баховских мотивов.
Подводя некоторые итоги, можно сказать, что сопоставление двух тем вступления дает образное противостояние двух антагонических космических начал. Мясковский рисует космогоническую картину мира. Где сосуществуют два полюса, две вселенских силы: Бог и Дьявол, Добро и Зло, дух творящий и дух мертвящий. О том, что такая трактовка образов вступления правомерна, свидетельствует неоднократно высказанное композитором намерение в эти годы осуществить замысел космогонической симфонии. Идея эта владела композитором с 1908 до 1914 года и далее - даже после окончания Третьей симфонии Мясковский писал в дневнике: Проекты: тихая симфония (E, g, D) в четырех частяхтАж; другая симфония (Космогония?), с примесью Эврики Э. По (66, 86). Однако, как самостоятельный, этот замысел воплощен не был, так же, как и намерение написать оперу по роману Достоевского Идиот. Тем не менее Третья симфония Мясковского, ставшая самым крупным, монументальным и концептуально значимым произведением этого периода - поры сгущения обоих этих замыслов в творческом сознании композитора, - содержит в себе явные следы их воздействий.
Такое космогоническое противостояние двух начал во вступлении композиционно напоминает структуру, известную под названием Пролог в небесах, которая пришла в искусство из библейского писания. Модельное, инвариантное претворение этой структуры дано в третьем прологе к Фаусту И. Гете. Два голоса, две силы - Бог и Дьявол спорят о земно жизни и посмертной судьбе души Фауста:
Господь
Хоть путь его служения ныне мглист,
Его я скоро приведу ко свету.
Мефистофель
Поставь заклад! Еще его сгублю я,
Коль не положишь ты препон,
Его своей дорогой поведу я.
Господь
Пока он на земле жить осужден,
Тебе того не возброняю.
Всяк заблуждается, пока стремится он.
(Перевод В. Брюсова (29, 40))
Такой зачин придает трагедии всечеловеческий масштаб. Сам Гете отмечал, что его пролог перекликается с началом библейской Книги Иова, которая также открывается спором Бога и Сатаны о человеке. Они предопределяют его судьбу, напрямую зависящую от этого извечного спора.
Пролог символически отграничен генеральной паузой. Лирическая драма, которая начинается после него, развивается под непосредственным воздействием этих действующих сил. А своеобразной формулой этой драмы можно iитать слова Достоевского: Здесь Дьявол с Богом борется, а поле битвы - душа человека. И несмотря на всю свою надсюжетность, внеположность, темы пролога принимают непосредственное участие в последующем развитии. Они либо звучат самостоятельно на границах формы, либо внедряются в изложение других тем.
Основная часть, написанная в сонатной форме, представляет собой пространство драмы, как бы являющей основные этапы земной жизни человека. И здесь выступают уже новые действующие силы, представленные образами главной и побочной тем. Обе они репрезентируют разные ипостаси лирического героя: действующего устремленного - и героя чувствующего, переживающего. Поэтому главная тема обрисовывает образ активного действования, молодых энергичных жизненных сил, а побочная связана с лирикой души.
Многозначительна тональность побочной партии - Des-dur - семантически отягощенная ее трактовкой у М. Балакирева, М. Мусоргского, П. Чайковского, Н. Римского-Корсакова и других композиторов - как тональность идеальных, недостижимых образов - любви и мечты, мира иного. Естественно предположить, что и здесь она трактована в таком же лирически-идеальном значении.
Два проведения побочной темы разделяет весьма многозначительный тематический элемент. Порученный контрабасам (в октавной дублировке в нижнем регистре), зловещий мотив с этого момента будет неизменно сопровождать все лирические эпизоды симфонии. При полном молчании оркестра мотив рождается как будто из самой зловещей тишины, символизирующей смерть, небытие. Он является почти точной цитатой темы судьбы из тетралогии Р. Вагнера (пример 7, 7а). Основное различие качается оркестровки. Сам он называет эту тему мотивом смерти (66, 122).
Заключительная партия (Quasi tempo I) основана на первой тема вступления и интонациях главной. Тема духа творящего звучит энергично и целеустремленно, она символизирует определенный этап в развертывании драмы - оптимистическое, полное надежд и устремлений, начало жизни.
Разработка (ц. 10) построена сложно, и в ней выделяются три фазы: первая и вторая построены только на первой теме пролога - энергичной действенной, третья - включает в себя уже все основные силы экспозиции. В смысловом отношении представляется возможным здесь говорить как о развитии драматических коллизий,