Geum.ru

Литература

  • 8661. Проблемы синтеза искусств в трудах отечественных искусствоведов XX - начала XXI века
    Дипломная работа пополнение в коллекции 14.05.2012

    Габричевский Александр Георгиевич - доктор искусствоведения, профессор, философ и переводчик, теоретик истории искусства, крупнейший деятель русской культуры. Окончил классическую гимназию в Москве в 1908 году, Московский университет по специализации «искусствознание» в 1915 году. 1917-1925 преподавал в Московском университете на кафедре теории и истории искусства, 1918-1920 - назначен заведующим и хранителем Вазового подотдела собрания Античного отдела музея изящных искусств при Московском университете, 1922 - председатель секции изобразительного искусства Российской академии художественных наук, член архитектурной и скульптурной секций, 1924 - заместитель председателя философского отделения в Государственной академии художественных наук, 193301941 - организовал в Институте аспирантуры факультет истории и теории архитектуры, 1936 - зав. кафедрой истории и теории архитектуры Института аспирантуры в Академии архитектуры, 1947 - внештатный старший научный сотрудник сектора истории архитектуры в институте истории искусств в Академии наук СССР. Работы - ст. «Поверхность и плоскость» (1927), «Героический пейзаж и искусство Киммерии» (1928), «И. В. Жолтовский как теоретик» (1941), «Некоторые принципы классической греческой архитектурной композиции в свете новейших советских исследований и в связи с задачами советской архитектуры» (1947), «Леонардо - архитектор» (1952) и др.

  • 8662. Проблемы смысла жизни, счастья, долга в романе "Евгений Онегин"
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Андрей воспринимает двух императоров - Александра и Франца-Иосифа. Это обычные люди, которых судьба вознесла на высшую ступень власти. Они не могут удержать эту власть в руках. Князь Андрей чувствует неприязнь к обоим императорам. Они земные властители, но они недостойны быть ими. Они боятся этой власти и передоверяют ее своим генералам, командующим, советникам и другим прислужникам власти. У Александра такая же философия, он передоверяет свою функцию главнокомандующего Бенигсену и другим иностранцам. Андрею не нравятся люди, которые не способны нести ответственность за свои поступки. Если ты не можешь властвовать - зачем называться императором? Власть - это прежде всего ответственность за тех людей, которые тебе подчиняются. Александр не мог за них отвечать. Франц-Иосиф тоже. Князь Андрей больше уважает Александра за то, что он понял свою неспособность командовать армией и передал ее Кутузову. Франц-Иосиф не способен понять даже свою неталантливость. Он глуповат и омерзителен князю Андрею, который чувствует свое превосходство над обоими императорами. Это ощущается где-то на подсознательном уровне. У Андрея к ним отношение непрощающего ангела. А к полководцам, которые потерпели поражение, у князя Андрея отношение сочувственное. Например, к генералу Маку у него отношение офицера. Он видит его, униженного, разбитого, потерявшего все свое войско, - и у него не рождается негодования. Генерал Мак пришел к апостолу Михаилу - Михаилу Илларионовичу Кутузову. Он пришел с непокрытой головой, мокрый, понурый. Он не скрывает своей вины, и архангел Михаил прощает его. И вслед за ним прощает его апостол Андрей. Другого полководца, уже русского, князя Багратиона, Михаил благословляет на подвиг. "Благословляю тебя, князь, на великий подвиг" - так говорит Кутузов, и князь Андрей просит разрешения сопровождать его, как его ангел-хранитель.

  • 8663. Проблемы социальной защиты в произведениях художественной литературы 20-30 годов XX века
    Реферат пополнение в коллекции 25.06.2010
  • 8664. Проблемы сравнительного изучения средневековой литературы (Запад/Восток)
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Более высокую степень "новеллизации" представляет не только китайская, но даже арабская сказка из "1001 ночи". В более архаическом слое очень сильно индо-персидское влияние и немало еще волшебных мотивов, связанных главным образом с заколдованием и расколдованием. Однако в целом в арабских сказках волшебный, а также анекдотический элемент ослаблен и подчинен собственно новеллистической специфике. Уже в так называемом египетском слое "волшебные" существа подчинены талисману. Комические мотивы, популярные рассказы об остроумных ответах и т. п. не просто описывают выход героя из трудной ситуации, но обнаруживают постоянные личные свойства героев. Детективные и плутовские истории окрашены местным культурным колоритом, но во многом аналогичны сюжетам китайских хуабэней. Арабские любовные новеллы наряду с примитивными сказочными историями о поисках "суженой" знают и рассказы о непреодолимых или трудно преодолимых препятствиях на пути влюбленных (сам герой в этих новеллах обычно беззаботен и беспомощен и кто-то ему помогает), а также истории любовного безумия, трагической любви. Вне "1001 ночи" имеются отдельные предания о страдающих от любви поэтах, вроде Кейса-Меджнуна. Вот эти-то легенды о поэтах напоминают биографии провансальских трубадуров, так же как "узритская" концепция высокой любви напоминает куртуазную. В любовных новеллах "1001 ночи" ситуации и отдельные поступки героев также являются одновременно демонстрацией благородных свойств героев, в чем проявляется известная зрелость жанра новеллы. Некоторые арабские любовные новеллы, так же как танские новеллы в Китае, выражают поэтическое умонастроение, которое в Европе характерно для лэ и даже куртуазных романов, тогда как арабские романические повествования (см. о них ниже) гораздо примитивнее европейских куртуазных романов или романического персидского эпоса. Арабские плутовские "макамы" (не входящие в "1001 ночь" и литературно-стилистически гораздо более изощренные) поднимают плутовскую тему на более высокую ступень, чем в Китае, и кое в чем предвосхищают позднее возникший европейский плутовской роман.

  • 8665. Проблемы творчества А.И. Солженицына
    Методическое пособие пополнение в коллекции 18.09.2007

     

    1. Агеносов В.В. “Бодался теленок с дубом”: Страницы жизни и творчества Александра Солженицына // Агеносов В.В. Литература народов России ХIХ ХХ веков. М., 1995. С. 162-269.
    2. Александр Солженицын: Жизнь и творчество. М., 1994.
    3. Андреева-Карлай О. Солженицын. В круге тайном // Вопросы литературы. 1991. N 1-5.
    4. Аннинский Л. Руки творца. Читая «Публицистику» Солженицына // Дружба народов. 1996. № 3-6.
    5. Архангельский А. Поэзия и правда // Русские писатели лауреаты Нобелевской премии: Александр Солженицын. М., 1991.
    6. «Архипелаг ГУЛАГ» читают на родине: Из писем в редакцию «Нового мира», 1989-1990 // Новый мир. 1991. № 9. С. 233-248.
    7. Бакланова Л. Язык «Двучастных рассказов» А.И.Солженицына // Литература. 1998. № 28. С. 10-11.
    8. Барсукова О.М. Образ праведника. Классика и современность: (Праведнический цикл Н.С. Лескова и “Матренин двор” А.И. Солженицына) // Теория и практика преподавания русской словесности. М., 1995. Вып 1. С. 28-39.
    9. Баткин Л. Как не повредить обустройству России // Октябрь. 1991. № 4.
    10. Белинков А. Почему был напечатан «Один день Ивана Денисовича» // Звезда. 1991. № 9. С. 158-164.
    11. Белопольская Е.В. Роман А.И.Солженицына “В круге первом”: Опыт интерпретации. Ростов-на-Дону, 1997. 166 с.
    12. Белопольская Е.В. К проблеме интерпретации творчества А.И.Солженицына // Русская классика ХХ века: Пределы интерпретации. Сборник материалов научной конференции. ИРЛИ РАН СГПУ. Ставрополь, 1995. С. 80-83.
    13. Белль Г. Четыре статьи о Солженицыне // Иностранная литература. 1989. № 8. С. 228-237.
    14. Большев А. “Матренин двор”: Парадоксы и противоречия Александра Солженицына // Новый журнал. СПб., 1997. № 1. С. 60-67.
    15. Бондаренко В. Кредо плюралистов: О публицистике А.И.Солженицына // Слово. 1990. № 9. С. 8-17.
    16. Бровман Г. Верность жизни и позиция писателя: О рассказе А.Солженицына “Матренин двор” // Бровман Г. Проблемы и герои современной жизни. М., 1966. С. 156.
    17. Винокур Т.Г. О языке и стиле повести А.И.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” // Вопросы культуры речи. 1965. № 6.
    18. Вишневская Г. Солженицын и Ростропович // Юность. 1989. № 6. С. 72-73; № 7. С. 81-94.
    19. Вокруг “Ивана Денисовича”: Письма читателей в редакцию “Нового мира”. (Публ. подгот. Родионов Л.Л.) // Встречи с прошлым. М., 1990. Вып. 7. С. 441-474.
    20. Волков С. Стоит село без праведника? О рассказе А.Солженицына “Матренин двор” // Литература. 1996. № 21.
    21. Высоко ценю автора “Тихого Дона” // Источник. М., 1995. № 3. С. 44.
    22. Гаврилов В.А. Своеобразие творческого метода в прозе А.Солженицына и В.Шаламова // Актуальные проблемы современного литературоведения. М.: (МГОПУ), 1997. С. 24-26.
    23. Галиева Н.В. Черты кинематографичности “Архипелага ГУЛАГ” А.Солженицына // Вестник Пермского ун-та. Литературоведение. Пермь, 1996. Вып. 1. С. 68-73.
    24. Галкин А. Историю надо помнить: об исторической концепции А.И.Солженицына в книге «Архипелаг ГУЛАГ» // Лит. обозрение. 1990. № 8. С. 13-16.
    25. Голубков М.М. Александр Солженицын. М., 1999.
    26. Гордиенко Т.В. Особенности языка и стиля рассказа А.И.Солженицына “Матренин двор” // Рус. словесность. М., 1997. № 3. С. 66-74.
    27. Грязневич В. Пророк, чудак, интеллигент // Звезда. 1994. № 6. С. 135-145.
    28. Губко Н. Человек побеждает // Звезда. 1963. № 3.
    29. Гуль Р. Его “вопль” услышан: “Учение” Ленина по Солженицыну // Слово. 1992. № 1-6.
    30. Дроздовская Р.С. Апокалипсические символы в творчестве А.И.Солженицына // Постигая прошлое и настоящее. Саратов, 1993. С. 58-64.
    31. Дьяков В.А. Об историко-социологической концепции Александра Солженицына // Общественные науки и современность. 1994. № 1. С. 65-76.
    32. Живов В. Как вращается «Красное колесо»// Новый мир. 1992. № 3. С. 246-249.
    33. Жидков Г.П. “Красное Колесо” А.Солженицына глазами историка// Отечественная история. 1994. № 4-5. С. 216-221.
    34. Жиляев Г.Е. А.И. Солженицын художник и мыслитель на пороге XXI века. Армавир, 2001.
    35. Зиброва Р.В. Выражение содержания речемыслительной деятельности в художественном тексте: (На материале романа А.Солженицына “В круге первом”) // Речевое мышление и текст. Воронеж, 1993. С. 27-35.
    36. Злобин А. Парадоксы «Архипелага» // Собеседник. 1990. № 7. С. 5.
    37. Евсюков В. Люди бездны: О романе А.Солженицына “В круге первом”// Дальний Восток. 1990. № 12.
    38. Елисеев Н.Л. “Август Четырнадцатого” Александра Солженицына сквозь разные стекла // Звезда. 1994. № 6. С. 145-153.
    39. Из истории общественно-литературной борьбы 60-х годов // Октябрь. 1990. № 8-10.
    40. Калашникова С.М. “Тихий Дон” и “Красное Колесо” в типологии исторического романа// Войны России ХХ века в изображении М.А.Шолохова. Ростов-на-Дону, 1996. С. 82-86.
    41. Карпенко Г.Ю. Литературная критика 1960-х годов о повести А.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” // Литература “третьей волны”. Самара, 1997. С. 79-86.
    42. Князев С. Проза жизни // Звезда. 1997. № 2. С. 222-226.
    43. Коган Э. Соляной столп: Политическая психология А.Солженицына. Париж, 1982.
    44. Колодный Л.Е. Архипелаг Судьбы: Александр Солженицын // Поэты и вожди. М., 1997. С. 293-314.
    45. Коняев И. Уроки Солженицына // Студенческий меридиан. 1990. № 5. С. 33.
    46. Копелев Л. Марфинская шарашка // Вопросы литературы. 1990. № 7. С. 84-96.
    47. Краснов В.Г. Многоголосость героев в романе Солженицына “В круге первом” // Грани. Франкфурт на Майне, 1977. № 103. С. 155.
    48. Кублановский Ю. Императрица в повествовании “Красное колесо” // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991. С. 397-416.
    49. Кублановский Ю. “... И все мне переосветилось” // Москва. 1992. № 5-6.
    50. Кублановский Ю. Стих и историософия “Красного колеса” А.Солженицына // Материалы конференции “А.Солженицын и его творчество” Париж: Нью-Йорк, 1988. С. 58-69.
    51. Кузьмин В.В. Художественный монизм Солженицына: “Малая проза” // Жанрово-стилевые проблемы русской литературы ХХ века. Тверь, 1994. С. 89-102.
    52. Кузьмин В.В. “Разрушение” жанра романа в книге А.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” // Проблемы эволюции русской литературы ХХ века. М., 1995. Вып. 2. С. 116-117.
    53. Кузьмин В.В. Поэтика рассказов А.И.Солженицына // Тверь, 1998.
    54. Лакшин В. Писатель, читатель, критика // Новый мир. 1966. № 8. С. 216-256.
    55. Лакшин В. Булгаков и Солженицын: К постановке проблемы // Сов. библиогр. М., 1992. № 2. С. 52-104.
    56. Лакшин В. Солженицын, Твардовский и “Новый мир” // Лит. обозрение. 1994. № 1-2.
    57. Левитская Н.Г. Александр Солженицын: Биобиблиографический указатель. Август 1988-1990 // Сов. фонд культуры, Дом Марины Цветаевой. М., 1991. 127 с.
    58. Литературная премия Александра Солженицына // Книж. обозрение. 1997. 21 окт. С. 2.
    59. Лихоносов В. Несчастье Солженицына: Из ненапечатанного интервью // Кубань. Краснодар, 1993. № 3-4. С. 93-95.
    60. Локтионова Н. “Не стоит село без праведника”: К изучению рассказа А.Солженицына “Матренин двор” // Литература в школе. 1994. № 3. С. 33-37.
    61. Лопухина-Родзянко Т. Духовные основы творчества Солженицына. Франкфурт на Майне: Посев, 1974.
    62. Лукьянова Л.В. Гражданские интересы в эстетике М.А.Шолохова и А.И.Солженицына // Войны России ХХ века в изображении М.А.Шолохова. Ростов-на-Дону, 1996. С. 100-106.
    63. Лурье Я.С. Александр Солженицын эволюция его исторических взглядов // Звезда. 1994. № 6. С. 117-124.
    64. Любимов Б. А.И.Солженицын драматург // Театр и жизнь. № 14. С. 12-13.
    65. Маклакова Г.В. Мироздание Александра Солженицына. Язык романа «Архипелаг ГУЛАГ» // Русский язык и литература в средних учебных заведениях УССР. 1991. № 2. С. 39-43.
    66. Малько А.В. “Красное колесо” А.Солженицына: историософия и поэтика: (К постановке проблемы) // Литература третьей волны. Самара, 1997. С. 95-100.
    67. Малько А.В. Христианские мотивы в романе А.И.Солженицына “В круге первом” // Культура и текст. СПб. Барнаул. 1997. Вып. 1: Литературоведение. Ч. 2. С. 91-92.
    68. Маркштайн Э. О повествовательной структуре “Архипелага ГУЛАГа” // Филолог. записки. Воронеж, 1993. Вып. 1. С. 91-101.
    69. Медведев Ж. Десять лет после “Одного дня Ивана Денисовича” // Подъем. Воронеж, 1991. № 6-7. С. 3-51.
    70. Мельникова С.В. Лексический потенциал языка в оценке А.И.Солженицына: На материале “Русского словаря языкового расширения”. Автореферат дисс. кандидата филологических наук. М.: МПГУ, 1996. 16 с.
    71. Мешков Ю.А. Александр Солженицын: личность, творчество, время // Урал. гос. ун-т им. А.М. Горького, НИИ Русской культуры. Екатеринбург: Диамант, 1993. 100 с.
    72. Митин Г. Реквием по гению: Новые рассказы А.Солженицына // Лит. в школе. 1996. № 1. С. 42-43.
    73. Муромский В.П. Из истории литературной полемики вокруг повести А.Солженицына “Один день Ивана Денисовича” // Лит. в школе. 1994. № 3. С. 26-30.
    74. Назаров М. Два кредо: Этика и эстетика у Солженицына и у Бродского // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси: М., 1991. С. 417-431.
    75. Национальный характер и цивилизация: беседуют Витторио Страда и Александр Солженицын // Русская мысль. 1995. № 4089. С. 9.
    76. Небольсин С. Шолохов, Пушкин, Солженицын // Наш современник. 1992. № 5.
    77. Некоторые особенности поэтики рассказа А. Солженицына “Матренин двор” // Перечитывая классику. Чебоксары, 1996. С. 49-56.
    78. Немзер А. Прозревая Россию: Заметки о “Марте Семнадцатого” // Лит. обозрение. М., 1990. № 12. С. 19-27.
    79. Немзер А. Рождество и Воскресение: о романе А.И.Солженицына “В круге первом” // Лит. обозрение. М., 1990. № 6. С. 31-37.
    80. Нива Ж. Солженицын. М., 1992.
    81. Орлицкий Ю.Б. “Крохотки” А.Солженицына в контексте традиции русской “малой прозы” // Русская классика ХХ века: Пределы интерпретации. Ставрополь, 1995. С. 83-86.
    82. Паламарчук П. Читать Александра Солженицына! // Наш современник. 1990. № 12. С. 119-121.
    83. Паламарчук П.Г. Солженицын. Путеводитель. М, 1991.
    84. Панин Д. “Лубянка-Экибастуз”. Лагерные записки // Звезда. 1991. № 1-3.
    85. Покровский Н. За страницей «Архипелага ГУЛАГ» // Новый мир. 1991. № 9. С. 77-90.
    86. Потапов В. Звезда, река, загадка...: Заметки об “Августе Четырнадцатого” // Лит. обозрение. 1990. № 11. С. 18-22.
    87. Потапов В. Сеятель слово сеет // Знамя. 1990. № 3. С. 204-209.
    88. Потолков Ю. Прощание с Матреной: О рассказе А.И.Солженицына “Матренин двор” // Литература. 1998. № 28. С. 5-8.
    89. Работа А.И.Солженицына “Как нам обустроить Россию?” С разных точек зрения // Октябрь. 1991. № 4. С. 146-165.
    90. Резниковский Г. «Раковый узел» А.И.Солженицына // Звезда Востока. 1991. № 2 С. 94-107.
    91. Резниченко Г. Возвращение изгнанника: Как был напечатан «Архипелаг ГУЛАГ» // Родина. 1991. № 11-12. С. 8-14.
    92. Решетовская Н.А. Александр Солженицын и читающая Россия. М.: Сов. Россия. 1990.
    93. Решетовская Н.А. Маятник качается: (История о том, как “Иван Денисович” получал Ленинскую премию) // Переяславль Рязань, 1993. № 1. С. 74-88.
    94. Решетовская Н. “Сеславино” в моей жизни // Кубань Краснодар, 1990. № 4. С. 44-58.
    95. Решетовская Н. Солженицын: Обгоняя время. Омск, 1991.
    96. Решетовская Н. Разрыв. Иркутск, 1992. 171 с
    97. Решетовская Н.А. Отлучение: Из жизни Александра Солженицына. Воспоминания жены. М.: Мир книги, 1994. 367 с.
    98. Рутыч Н.Н. Военная интеллигенция в творчестве Солженицына // Русское зарубежье в год тысячелетия Крещения Руси. М., 1991. С. 309-317.
    99. Семенова Г.П. “Чтобы слова не утекали, как вода”: О языке произведений А. Солженицына // Русская речь. 1996. № 3. С. 19-28.
    100. Сергованцев Н. Трагедия одиночества и сплошной быт // Октябрь. 1963. № 4.
    101. Синенко В.С. Этика стоицизма Александра Солженицына. Уфа, 1999.
    102. Сиротинская И. В.Шаламов и А. Солженицын // Шаламовский сборник. Вологда, 1997. Вып. 2. С. 73-75.
    103. Сиснев В. «Архипелаг ГУЛАГ» помогает выжить. Правда о фонде Солженицына // Труд. 1992 14 марта. С. 1-3.
    104. Слово о Солженицыне // Наш современник. 1990 № 1 С. 58-67.
    105. Совокин А.М. О книге А. Солженицына “Ленин в Цюрихе” // Проблемы лениноведения. М., 1991. № 7. С. 183-209.
    106. Соколов Л. В споре с сильным // Собеседник. 1989. № 15. С. 12-13.
    107. Сохряков Ю.И. А.И. Солженицын и Ф.М.Достоевский // Рос. литературовед. журнал. М., 1993. № 3. С. 105-112.
    108. Спивакова П.Е. Полифония трансцендентальных миров. (Некоторые особенности художественной структуры эпопеи А.И. Солженицына “Красное Колесо”) // Филологические науки. 1997. № 1. С. 34-46.
    109. Спиваковский П. История, душа и “эго” // Нов. лит. обозрение. 1996. № 1.
    110. Стариков Л. Реальная нравственность // Вопросы литературы. 1964. № 7.
    111. Стрелянный А. “Не верь, не бойся, не проси!” (Мировоззрение А.Солженицына по “Архипелагу ГУЛАГу” и “Гарвардской речи”) // Звезда. 1989. № 11. С. 193-202.
    112. Струве Н. О “Марте Семнадцатого” // Страницы русской зарубежной печати. Мюнхен; М., 1990. С. 354-363.
    113. Струве Н. О “Марте Семнадцатого” // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси. М., 1991. С. 388-396.
    114. Струве Н.А. О Солженицыне// Православие и культура. М., 1992.
    115. Супруненко П. Признание... забвение, судьба // Пятигорск, 1994. 86 с.
    116. Сурганов В. Надо помнить... // Москва. 1964. № 1. С. 196-205.
    117. Суриков В. О Солженицыне читая “Август” // Лит. обозрение. 1993. № 7-8. С. 3-14.
    118. Твардовский А. Вместо предисловия // Солженицын А. “Один день Ивана Денисовича. М., 1963. С. 5-8
    119. Телицына Т.В. Образность в “Архипелаге ГУЛАГе” А.И. Солженицына/ / Научн. докл. высш. шк. филолог. науки. М., 1991. № 5. С. 14-24.
    120. Темпест Р. Герой как свидетель: Мифопоэтика Солженицына // Звезда. 1993. № 10. С. 181-191.
    121. Темпест Р. К проблеме героического мировоззрения: Солженицын и Ницше // Звезда. 1994. № 6. С. 93-108.
    122. Терехов А. Время возвращения// Огонек. 1991. № 41. С. 28-29.
    123. Томашевская З.Б. “И сей день не без завтрашнего” // Звезда. 1994. № 6. С. 73-83.
    124. Травин Д. Авторитарный тормоз для “Красного колеса” // Звезда. 1994. № 6. С.126-127.
    125. Тюрина Н.Ф. “Архипелаг ГУЛАГ” А.И.Солженицына: К проблеме жанрово-стилевого своеобразия// Филологические штудии. Иваново, 1995. С. 137-144.
    126. Учиться терпимости к живущим: (Отклики на статью Е. Чуковской)// Книж. обозрение. 1988. № 33. 12 авг.
    127. Урманов А.В. Поэтика прозы Александра Солженицына. М., 2000.
    128. Филиппов В.В. О некоторых аспектах изучения творчества А.Солженицына на уроках русской литературы ХХ века// Русский язык: вопросы функционирования и методики обучения. М., 1995. Вып. 1. С. 234-240.
    129. Фоминых Т.Н. “Август Четырнадцатого” А.Солженицына и русская советская проза о первой мировой войне // Литература “третьей волны”. Самара, 1997. С. 87-94.
    130. Фролов Г.А. Немцы в первой мировой войне (По романам “Тихий Дон” и “Красное Колесо”)// Войны России ХХ века в изображении М.А.Шолохова. Ростов-на-Дону, 1996. С. 93-99.
    131. Харрис Д.Г. «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и литература достоверности»// Русская литература XX века. Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 476-499.
    132. Храбровицкий А.В. Солженицын// Сов. библиограф. М., 1990. № 4. С. 137-140.
    133. Ципко А. Пророк третьей силы// Октябрь. 1991. № 4.
    134. Чалмаев В.А. Александр Солженицын. Жизнь и творчество. М.: Просвещение. 1994. 286 с.
    135. Чапчахов Ф. Номера и люди// Дон. 1963. № 1. С. 155-159.
    136. Чернова И. “Голос памяти правдивый”// Литература. 1998. № 28. С. 6-9.
    137. Чудакова М. Сквозь звезды к терниям. Смена литературных циклов// Новый мир. 1990. № 4.
    138. Чуйков В. От имени живых и погибших// Диалог. 1995. № 5-6. С. 79-82.
    139. Чучвага Л.М. Концепции войны в эпопеях “Тихий Дон” и “Красное Колесо”// Войны России ХХ века в изображении М.А.Шолохова. Ростов-на-Дону, 1996. С. 86-92.
    140. Шаламов В.Т. Письма А.Солженицыну // Шаламовский сборник. Вологда, 1994. Вып. 1. С. 63-103.
    141. Шиканов Ю. Солженицын в Мещере // Русь. Ростов Великий, 1994. № 5. С. 75-77.
    142. Шкловский Е. Чем жив человек: О повести “Раковый корпус” // Лит. обозрение. 1990. № 7. С. 10-14.
    143. Шлеман А. Зрячая любовь // Диалог. 1991. № 8. С. 76-81.
    144. Шмелев А.Д. Об орфографических воззрениях А.И.Солженицына // Рус. речь. М., 1993. № 5. С. 119-121.
    145. Шнеерсон М. Александр Солженицын: Очерки творчества. Франкфурт, 1984.
    146. Штурман Д. Остановимо ли Красное колесо? // Новый мир. 1993. № 2. С. 144-171.
    147. Штурман Д. Солженицын и национальный вопрос // Стрелец. Париж; Нью-Йорк; Третья волна; Книга, 1992. № 2. С. 297 318.
    148. Щедрина Н.М. Метафоризация мотива маскарада в романе А.Солженицына “Красное колесо” // Литература “третьей волны”. Самара, 1997. С. 100-112.
    149. Щедрина Н.М. Функции хронотопа в романе А.Солженицына “Красное Колесо” // Поэтика русской прозы ХХ века. Уфа, 1995. С. 81-89.
    150. Юдалевич Б.М. Военные мотивы в творчестве А.Солженицына // Роль традиции в литературной жизни эпохи. Новосибирск, 1995. С. 136-145.
    151. Юдин В. Историко-философский роман-исследование А.Солженицына “Красное колесо”: К вопросу о жанровой типологии исторического романа // Жанрово-стилевые проблемы русской литературы ХХ века. Тверь, 1994. С. 77-88.
    152. Юдин В. Творческая преемственность: Традиции “Войны и мира” Л.Толстого в эпопее А.Солженицына “Красное колесо” // Русь. Ростов Великий, 1994. № 4. С. 57-59.
    153. Янов А. Русская идея и 2000 год // Нева. 1990. № 9-11.
  • 8666. Проблемы творчества и творческой личности в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Итак, Мастер пишет в своем подвале на Арбате. Маргарита помогает ему, поддерживает, не дает остановиться. В еще не оконченном романе заключена вся их жизнь, они существуют ради него. Маргарите рукопись принадлежит не в меньшей степени, чем Мастеру, составляя неотъемлемую часть ее бытия. Роман еще не завершен, но концовка уже известна: “Жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат”. Это означает, что роман уже существует независимо от автора и ждет только своего воплощения на бумаге. Мастер не может еще предсказать, что будет в рукописи, но совершенно точно знает, что она будет завершена. И это случилось. Дело жизни наконец-то было осуществлено, и оставалось только сдать рукопись в печать.

  • 8667. Проблемы человека и революции в творчестве М.А. Булгакова "Белая гвардия", "Бег"...
    Информация пополнение в коллекции 11.12.2006

    В романе “Белая гвардия” много автобиографического, но это не только описание своего жизненного опыта в годы революции и гражданской войны, но и проникновение в проблему “Человек и эпоха”; это и исследование художника, видящего неразрывную связь русской истории с философией. Это книга о судьбах классической культуры в грозную эпоху лома вековых традиций. Проблематика романа чрезвычайно близка Булгакову, “Белую гвардию” он любил более других своих произведений. Эпиграфом из “Капитанской дочки” Пушкина Булгаков подчеркнул, что речь идет о людях, которых настиг буран революции, но которые смогли найти верную дорогу, сохранить мужество и трезвый взгляд на мир и свое место в нем. Второй эпиграф носит библейский характер. И этим Булгаков вводит нас в зону вечного времени, не внося в роман никаких исторических сопоставлений. Развивает мотив эпиграфов эпический зачин романа: “Велик был год и страшен по рождестве Христовом 1918, от начала революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимой снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пастушеская Венера и красный дрожащий Марс”. Стиль зачина почти библейский. Ассоциации заставляют вспомнить о вечной Книге бытия, что само по себе своеобразно материализует вечное, как и образ звезд на небесах. Конкретное время истории как бы впаяно в вечное время бытия, обрамлено им. Противостояние звезд, природный ряд образов, имеющих отношение к вечному, вместе с тем символизирует коллизию времени исторического. В открывающем произведение зачине, величавом, трагическом и поэтическом, заложено зерно социальной и философской проблематики, связанной с противостоянием мира и войны, жизни и смерти, смерти и бессмертия. Сам выбор звезд дает спуститься из космической дали к мир у Турбиных, поскольку именно этот мир будет противостоять вражде и безумию.В “Белой гвардии” милая, тихая, интеллигентная семья Турбиных вдруг становится причастна великим событиям, делается свидетельницей и участницей дел страшных и удивительных. Дни Турбиных вбирают вечную прелесть календарного времени: “Но дни и в мирные, и в кровавые годы летят как стрела, и молодые Турбины не заметили, как в крепком морозе наступил белый, мохнатый декабрь. О, елочный дед, сверкающий снегом и счастьем! Мама, светлая королева, где же ты?” Воспоминания о матери и прежней жизни контрастируют с реальной ситуацией кровавого восемнадцатого года. Великое несчастье потеря матери сливается другой страшной катастрофой крушением старого, казалось бы, прочного и прекрасного мира. Обе катастрофы рождают внутреннюю рассеянность, душевную боль Турбиных. В романе Булгакова два пространственных масштаба малое и большое пространство, Дом и Мир. Пространства эти находятся в противостоянии, подобно звездам на небе, каждое из них имеет свою соотнесенность со временем, заключает в себе определенное время. Малое пространство дома Турбиных хранит прочность быта: “Скатерть, несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна ... Полы лоснятся, и в декабре, теперь, на столе, в матовой, колонной вазе голубые гортензии и две мрачных и знойных розы”. Цветы в доме Турбиных красота и прочность жизни- Уже в этой детали малое пространство' дома начинает вбирать в себя вечное время, сам интерьер дома Турбиных “бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкафы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской дочкой, золоченные чашки, серебро, портреты, портьеры” все это огороженное стенами малое пространство вмещает в себя вечное бессмертие искусства, вехи культуры. Дом Турбиных противостоит внешнему миру, в котором царят разрушение, ужас, бесчеловечность, смерть. Но Дом не может отделиться, уйти из города, он часть его, как город часть земного пространства. И вместе с тем это земное пространство социальных страстей и битв включается в просторы Мира. Город, по описанию Булгакова, был “прекрасный в морозе и в тумане на горах, над Днепром”. Но облик его резко изменился, сюда бежали “... промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные и алчные, трусливые. Кокотки, честные дамы из аристократических фамилий...” и многие другие. И город зажил “странною, неестественной жизнью...” Внезапно и грозно нарушается эволюционный ход истории, и человек оказывается на ее изломе. Изображение большого и малого пространства жизни вырастает у Булгакова в противопоставление разрушительного времени войны и вечного времени Мира. Тяжкое время нельзя пересидеть, закрывшись от него на щеколду, как домовладелец Василиса “инженер и трус, буржуй и несимпатичный ”. Так воспринимают Лисовича Турбины, которым не по нраву мещанская замкнутость, ограниченность, накопительство, отъединенность от жизни. Что бы там ни случилось, но не станут они считать купоны, затаившись в темные, как Василий Лисович, который мечтает только пережить бурю и не утратить накопленного капитала. Турбины иначе встречают грозное время. Они ни в чем не изменяют себе, не меняют своего образа жизни. Ежедневно собираются в их доме друзья, которых встречают свет, тепло, накрытый стол. Звенит переборами Николкина гитара отчаянием и вызовом даже перед надвигающейся катастрофой. Все честное и чистое, как магнитом, притягивается Домом. Сюда, в этот уют Дома, приходит из страшного Мира смертельно замерзший Мышлаевский. Человек чести, как и Турбины, он не покинул поста под городом, где в страшный мороз сорок человек ждали сутки в снегу, без костров, смену,которая так бы и не пришла, если бы полковник Най-Турс, тоже человек чести и долга, не смог бы, вопреки безобразию, творящемуся в штабе, привести двести юнкеров, стараниями Най-Турса прекрасно одетых и вооруженных. Пройдет какое-то время, и Най-Турс, поняв, что он и его юнкера предательски брошены командованием, что его ребятам уготована судьба пушечного мяса, ценой собственной жизни спасет своих мальчиков. Переплетутся линии Турбиных и Най-Турса в судьбе Николки, ставшего свидетелем последних героических минут жизни полковника. Восхищенный подвигом и гуманизмом полковника, Николка совершит невозможное сумеет преодолеть, казалось бы, непреодолимое, чтобы отдать Най-Турсу последний долг похоронить его достойно и стать родным человеком для матери и сестры погибшего героя.В мир Турбиных вмещены судьбы всех истинно порядочных людей, будь то мужественные офицеры Мышлаевский и Степанов, или глубоко штатский по натуре, но не уклоняющийся от того, что выпало на его долю в эпоху лихолетья Алексей Турбин, или даже совершенно, казалось бы, нелепый Лариосик. Но именно Лариосик сумел достаточно точно выразить самую суть Дома, противостоящего эпохе жестокости и насилия. Лариосик говорил о себе, но под этими словами могли бы подписаться многие, “что он потерпел драму, но здесь, у Елены Васильевны, оживает душой, потому что это совершенно исключительный человек Елена Васильевна и в квартире у них тепло и уютно, и в особенности замечательны кремовые шторы на всех окнах, благодаря чему чувствуешь себя оторванным от внешнего мира... А он, этот внешний мир... согласитесь сами, грозен, кровав и бессмыслен”.Там, за окнами, беспощадное разрушение всего, что было ценного в России. Здесь, за шторами, непреложная вера в то, что надо охранять и сохранять все прекрасное, что это необходимо при любых обстоятельствах, что это осуществимо. “... Часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скана, в самое тяжкое время живительный и жаркий”.А за окнами “восемнадцатый год летит к концу и день ото дня глядит все грознее, щетинистей”. И с тревогой думает Алексей Турбин не о своей возможной гибели, а о гибели Дома: “Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую Дочку сожгут в печи”.Но, может быть, любви и преданности дана сила оберечь и спасти и Дом будет спасен? Четкого ответа на этот вопрос в романе нет. Есть противостояние очага мира и культуры петлюровским бандам, на смену которым приходят большевики. Одна из последних зарисовок в романе описание бронепоезда “Пролетарий”. Ужасом и отвращением веет от этой картины: “Он сипел тихонько и злобно, сочилось что-то в боковых снимках, тупое рыло его молчало и щурилось в приднепровские леса. С последней площадки в высь, черную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двадцать и прямо в полночный крест”. Булгаков знает, что в старой России было много такого, что привело к трагедии страну.

  • 8668. Проблемы экологии в современной литературе (по роману Ч. Айтматова «Плаха»)
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Роман начинается с описания жизни волчьей семьи, которая гармонично обитает в своих угодьях, пока не появляется человек, нарушающий покой природы. Он бессмысленно и грубо уничтожает все на своем пути. Становится не по себе, когда читаешь про варварскую облаву на сайгаков. Поводом для проявления такой жестокости послужило всего лишь затруднение с планом мясосдачи. “Вовлечение в плановый оборот невскрытых резервов” вылилось в страшную трагедию: “...по степи, по белой снежной пороше катилась сплошная черная река дикого ужаса”. Это избиение сайгаков читатель видит глазами волчицы Акбары: “Страх достиг таких апокалиптических размеров, что волчице Акбаре, оглохшей от выстрелов, казалось, что весь мир оглох и онемел, что везде воцарился хаос и само солнце ... тоже мечется и ищет спасения и что даже вертолеты вдруг онемели и уже без грохота и свиста беззвучно кружатся над уходящей в бездну степью, подобно гигантским безмолвным коршунам...” В этой бойне погибают волчата Акбары. На этом несчастья Акбары не кончились: еще пять волчат погибают во время пожара, который специально устроили люди, чтобы легче было добывать дорогое сырье: “Ради этого можно выпотрошить земной шар, как тыкву”. Так говорят люди, не подозревая, что природа за все отомстит раньше, чем они предполагают. У природы в отличие от людей есть только одно несправедливое действие: она, мстя людям за разор, не разбирает, виновен ты или нет перед ней. Но природа все же лишена бессмысленной жестокости. Волчица, оставшись одна по вине человека, все же тянется к людям. Свою неистраченную материнскую нежность она хочет перенести на человеческого детеныша. Это обернулось трагедией, но на этот раз и для людей. Но Акбара не виновата в гибели мальчика. Это человек в своем жестоком порыве страха и ненависти к непонятному поведению волчицы стреляет в нее, но промахивается и убивает собственного сына.

  • 8669. Программа вступительных экзаменов по литературе в 2004г. (МГУ)
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    М.Ю.Лермонтов. Ангел. Парус. Смерть поэта. Бородино. Молитва ("Я, матерь Божия, ныне с молитвою..."). "Когда волнуется желтеющая нива...". Поэт ("Отделкой золотой блистает мой кинжал..."). Дума. "Как часто, пестрою толпою окружен...". "Искучно и грустно..." "Есть речи-значенье...". Завещание ("Наедине с тобою, брат..."). Родина. Утес. Сон ("В полдневный жар в долине Дагестана..."). "Выхожу один я на дорогу...". Пророк. "Нет, не тебя так пылко я люблю..."). Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова. Мцыри. Герой нашего времени.

  • 8670. Программа вступительных экзаменов по русскому языку в 2004г. (МГУ)
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Постоянные признаки: переходность-непереходность, вид, возвратность, спряжение. Разноспрягаемые и особоспрягаемые глаголы. Непостоянные признаки: наклонение (изъявительное, условное, повелительное), время (в изъявительном наклонении), лицо и число (в изъявительном и повелительном наклонении), род и число (в изъявительном и условном наклонении). Неопределенная форма глагола. Безличные глаголы. Причастие и деепричастие как особые формы глагола; их синтаксическая роль. Грамматические признаки причастий. Действительные и страдательные причастия настоящего и прошедшего времени, их образование. Полные и краткие страдательные причастия. Склонение полных причастий. Грамматические признаки деепричастий. Образование деепричастий глаголов совершенного и несовершенного вида. Особенности употребления деепричастий.

  • 8671. Программа курса «Язык рекламы»
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Кадроплан как наиболее распространенная форма сценария. Кадроплан как серия последовательных зарисовок, сопровождающихся описанием действия и текстом. Работа сценариста, режиссера и оператора. Восемь основных разновидностей съемочных кадров или планов (адресный, общий, средний, крупный, сверхкрупный, наезд или отъезд, проезд, панорама); четыре основных вида смены планов или сцен (скачкообразный переход, наплыв, вытеснение, затемнение).

  • 8672. Продкомиссар. Шолохов М.А.
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    По телеграфу передали, что на Хопре восстание жгут исполкомы, убивают сотрудников. Бодягин и комендант трибунала остались сдать хлеб на ссыпной пункт. В станицу нагрянули восставшие. Они попытались захватить Бодягина и Тесленко. В овраге Бодягин подобрал замерзающего сироту, он прижал мальчонку к телу, прикрыл полушубком, тот стал отогреваться. Тесленко сквозь режущий ветер кричал, чтобы Бодягин бросил мальчонку, ибо их нагоняют казаки. Мужчины поняли, что им не уйти от погони. Тогда Бодягин привязал мальчишку к седлу, приказал ему крепко держаться за гриву и ударом шашки погнал коня прочь, украинец свистом гнал коней дальше. Сухим отчетливым залпом встретили они “вынырнувшие из-под горы папахи...”.

  • 8673. Проект выставки: "ПОВСЕДНЕВНЫЙ КОСТЮМ КОНЦА 20 ВЕКА"
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    Выполнил: студент 881 группы III курса Гуманитарного факультета Бурмасов И.А.

  • 8674. Проект реформы русского языка
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Действующее правило написания сложных прилагательных (свод 1956 г., §§ 80-81) основано на противопоставлении написаний прилагательных с равноправным (дефисное написание) и неравноправным, подчинительным (слитное написание) отношением основ. В практике письма это правило, при всей своей кажущейся простоте, никогда последовательно не соблюдалось, что и фиксировалось в академическом "Орфографическом словаре русского языка", причем при переизданиях этого словаря количество написаний, противоречащих действующему правилу, увеличивалось. Таковы, например, написания, зафиксированные в 13-м издании словаря (1974): буровзрывной, асбестобетонный, нефтегазовый, газопаровой, пароводяной, водовоздушный, а также буржуазно-демократический, военно-исторический, парашютно-десантный, жилищно-кооперативный, государственно-монополистический, научно-исследовательский, научно-фантастический, ракетно-технический, уголовно-процессуалъный, гражданско-правовой, врачебно-консультационный, молочно-животноводческий, народно-демократический, стрелково-спортивный, экспериментально-психологический, ядерно-энергетический и многие другие. В 29-м издании словаря (1991) к ним добавились: грузопассажирский, ликероводочный, геолого-разведочный, патолого-анатомический, древесно-стружечный, естественно-научный, минно-заградительный, народно-поэтический, народно-хозяйственный, первобытно-общинный, условно-рефлекторный (и безусловно-рефлекторный), церковно-приходский, церковно-славянский и др. Так же оформляются на письме и другие сложные прилагательные, впервые зафиксированные в "Русском орфографическом словаре" (1999), напр.: христиански-демократический, лечебно-физкультурный, новые партийно-номенклатурный, валютно-обменный.

  • 8675. Проект реформы русской орфографии 2001–2002 гг.: опыт контент-анализа
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    Тихойсапой
    Голые факты таковы: в конце прошлого года крохотным тиражом ("для специалистов" -- поясняли потом авторы) вышла книжка под скромным названием "Свод правил русского правописания. Орфография и пунктуация". Подготовили эту книжку в Институте русского языка Российской академии наук под руководством главного научного сотрудника этого славного института Владимира Лопатина(cт.арг) (-).
    Поскольку то был все-таки "Свод правил", а не детектив какой-нибудь в глянцевой обложке, книжку эту предварительно рассмотрела и одобрила высокая инстанция -- Орфографическая комиссия Отделения литературы и языка РАН. По странной случайности, пост главы этой почтенной комиссии занимает все тот же Владимир Лопатин. Но это, как говорится, частности. Суть дела в том, что созданный и одобренный под руководством Лопатина "Свод" есть существенная переработка до сих пор действующей как бы "конституции", основного закона русского языка -- "Правил русской орфографии и пунктуации", утвержденных в далеком 1956 году.

    Это те самые правила, которые все мы с разным успехом изучали в школе, те самые, на которых основаны все современные словари, учебники и пособия, в соответствии с которыми написано и издано безбрежное море книг, журналов, газет. Словом, это закон, соблюдать который обязаны все пишущие на русском языке, где бы они ни жили. Любое изменение его сопоставимо по своему значению для деятельности сотен миллионов людей с какой-нибудь очень серьезной поправкой к Конституции, а всякая, даже скромная поправка к Конституции, как мы знаем -- дело чрезвычайно трудное, хлопотное и, главное, проходящее в атмосфере громкой публичности.

    Совсем не так было с новым "Сводом правил". Изданную ведомственным порядком (как раньше бывало -- "Для служебного пользования") книжку показали только "специалистам" -- вузовским преподавателям и школьным учителям, причем не столько для широкого обсуждения, сколько для формального "одобрямса"(-). Просто надо себе представлять, насколько и вузовские, и школьные преподаватели зависимы от вышестоящего начальства и насколько заоблачное начальство для них Орфографическая комиссия РАН, чтобы понять, как мирно и келейно пройдет здесь "обсуждение", как беспроблемно получен будет вожделенный "одобрямс(-) ". Ведь сама-то комиссия, напомним, сей "Свод" уже предварительно одобрила.

    Словом, теперь все на мази: собрав "замечания и предложения" нижестоящих коллег, главный наш лингвист готовится свой "Свод правил" официально утвердить. При этом надо знать, что Орфографическая комиссия, которой руководит Лопатин,-- последняя и единственная инстанция в этой области. Над ней уже нет никого, кто мог бы оспорить или отменить принятое решение. А это случится вот-вот, если уже не случилось, ведь комиссия избегала публичности с самого начала, избегает ее и сейчас, и репортеры с телекамерами возле ее дверей не дежурят, ожидая судьбоносных новостей(-).
    Даешь "конфликт поколений"!
    Но, может быть, все это пустые страхи обывателя и ничего ужасного в некоторой "корректировке" правил русской орфографии и пунктуации (именно "корректировкой" скромно называют свой труд разработчики(т)) нет?
    Ну подумаешь, изменятся всего 23 правила -- касающиеся слитно-раздельного написания "не" (помните, как мучились с этим в школе?), слитного-дефисного-раздельного написания наречий, сложных существительных и прилагательных. Да плюс полностью переформулированы будут практически все правила пунктуации (самое сложное даже для очень грамотных людей). Да плюс ликвидированы некоторые исключения, и теперь всякий, кто пожелает (и не пожелает тоже), может (то есть обязан) радостно писать "парашУт" и "брошУра" (д)- вместо заученных с детства вариантов с красивой буквой "ю"(Ст.арг). Но при этом слова из того же ряда исключений -- "жюри" и "пшют" -- извольте писать по-старому.

    Это не реформа, это всего лишь "корректировка" -- настаивают разработчики, но вот как самый главный "скромник" (-)Владимир Лопатин говорит о смысле грядущих перемен в единственной своей статье (которую, видать, вынудил из него низовой учительский ропот, достигший наконец ушей остальной общественности): "Вообще говоря, любые орфографические изменения означают определенный (более или менее масштабный) конфликт поколений. Для кого эти изменения принимаются? Уж конечно, не для нынешнего поколения грамотных людей, а для поколений будущих, начиная с сегодняшних младших школьников, еще только обучающихся грамотному письму. А вот для тех, кто уже владеет грамотным письмом, это несомненное неудобство, дискомфорт, повод на какое-то время (по крайней мере на ближайшее) почувствовать себя "малограмотным". Не случайно так болезненно реагирует на орфографические изменения интеллигенция(-). А наиболее консервативен по отношению к любым предложениям по изменению орфографии такой слой изощренных словесников, как писатели".
    Так и хочется воскликнуть словами есенинского Хлопуши: "Проведите, проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!"

    Действительно, человек, который единолично и бестрепетно, находясь в трезвом уме и ясной памяти, готов спровоцировать ни больше ни меньше "конфликт поколений", причем в предельно измученной уже самыми разными конфликтами стране,-- этот человек достоин всяческого удивления и внимания(-). "Должно быть,-- думает потрясенный читатель вышеприведенных строк,-- господин Лопатин знает и лишь из гуманизма скрывает нечто ужасное и неминуемое, что постигнет нас, если мы срочно не проведем "корректировку" русского правописания. Вот Герман Греф или, там, Анатолий Чубайс тоже знают, зачем нужны спешные реформы, но население не жалеют -- и потому говорят открытым текстом, что надо делать дела поскорее и раскошеливаться всем пощедрее, а то наступит 2003 год и вся наша ветхая инфраструктура накроется медным тазом, при том, что посмотреть на наши грядущие технологические катастрофы сбегутся все кредиторы. А что случится, если мы оставим в неприкосновенности правила 1956 года и не проведем сейчас же их "корректировку"? Тайна сия велика есть.
    Словом, на фоне всех остальных реформаторов, называющих сроки и выдающих цены (пускай и в "лукавых цифрах", которые надо помножать на что-то), Владимир Лопатин держится как (м) красный партизан и цену своей реформе называет самую ничтожную: ну что такое, в самом деле, еще один "конфликт поколений", еще один общественный стресс, одномоментное превращение миллионов грамотных людей в малограмотных, обязанных переучиваться за одной партой со своими малолетними детьми и внуками(-)?
    Язык, говорит он, организм живой, развивающийся, чутко реагирующий на общественно-политические изменения, и это верно! Сколько новых слов, связанных с коммерцией и информационно-технологическим прорывом, появилось в русском языке за последние десять лет! Ведь это же основная задача лингвистов -- вырабатывать правила написания таких слов, толковать их, пополнять ими устаревающие на глазах словари и справочники. Более того, на такую деятельность есть прямой и срочный "социальный заказ": не только финансисты не знают, как писать правильно -- "офшор" или "офф-шор", но даже пользователи Интернета спорят, с заглавной или строчной буквы писать это слово (то есть оно все еще имя собственное или стало уже нарицательным?). Официальных норм нет, разные справочники дают разные правила -- вот чем бы заняться лингвистам.
    Но ведь это скучная ежедневная текучка, а времена-то стоят на дворе великие! Хочется совершать -- по примеру тех, кто не сходит с телеэкранов и первых газетных полос, что-то и радикальное, хочется остаться в памяти людей не регистраторами мимотекущей реальности, а знаменитыми реформаторами. Чтобы еще несколько поколений помнили не только "чубайсовскую приватизацию", но и "лопатинскую"(м) орфографию(-)s.

    Получилось, словом, почти по старой пословице: если много-много раз сказать "халва", сладко во рту, может быть, и не станет, но сладкого точно захочется. Увы, слово "реформа" со всеми его производными и прилагательными звучало в России в последние десять лет гораздо чаще, чем "халва". Вопреки пословице кое в каких областях жизни и впрямь начались реформы. Но с другой стороны, кое у кого случилась настоящая аллергия на это отовсюду звучащее слово. Попросту говоря -- зуд.
    Зуд реформаторства, от которого, не дай Бог, и все мы скоро зачешемся.

    Ну представьте, в самом деле, что вас готовят к серьезной операции по жизненным, что называется, показаниям и вам надо сосредоточить все силы и резервы организма для успешного исхода, а вас от этого важного дела отвлекает аллергический зуд: вы мучительно пытаетесь вспомнить, как теперь надо писать -- "полкилометра" или "пол-километра"(д)-.
    Образцы для подражания
    У Владимира Лопатина, конечно, есть кому подражать. (Ст.арг) Россия претерпела две радикальные реформы правописания: первую жестко провел Петр Великий, расколов грамотное меньшинство нации на тех, кто освоил введенный им европеизированный гражданский шрифт, и на тех, кто остался при старославянской кириллице, на которой выучился читать.
    Вторая реформа готовилась в начале прошлого века в недрах еще императорской Академии наук и наверняка увязла бы в ученых дискуссиях (они, между прочим, шли тогда гласно), если бы не революция и не решимость большевиков начать историю России с чистого листа. В реформу правописания они внесли свой (совершенно отсутствовавший в академических проектах) идеологический заряд, превратив отмененные "яти" и "еры" в символ старого режима.
    То есть хваленая большевистская "ликвидация неграмотности" тоже раскалывала общество: по одну сторону остались "старорежимно" образованные классы, а по другую встали миллионы наскоро обученных грамоте по новым правилам рабочих и крестьян. Понятно, что изданные до революции книжки должны были казаться этим людям чуждыми, написанными совсем не на том русском языке, которому их обучили. Чего, собственно, и добивались большевики: прервалась многовековая культурная традиция, "новый человек" оказался идеальным объектом для промывания мозгов.

    И реформа Петра I, и реформа 1918 года проводились жестоко и даже репрессивно: рассказывают, например, что по петроградским типографиям в начале 1918 года ходили специальные наряды революционных матросов и изымали из наборных касс "отмененные" литеры -- "яти", "еры", "фиты", "ижицы". Неподчинение считалось саботажем и каралось по законам революционного времени. В итоге слова, где твердому знаку ("еру") даже по новым правилам было позволено остаться на прежнем месте, например "обЪявление", стали печататься с никакими правилами не предусмотренным апострофом: "об'явление".

    Обе реформы проводились по принципу "семь бед -- один ответ" (или, если хотите, "снявши голову, по волосам не плачут"). Петр старую Русь "вздергивал на дыбы", большевики рушили "весь мир до основанья", и все это сопровождалось такими народными страданиями и такой большой кровью, что реформа письма казалась не самым большим из зол.

    Непредвзятой оценкой итогов этих реформ никто и никогда всерьез не занимался -- при Петре, пожалуй, и некому было, а при коммунистах никто бы не осмелился.

    Русский язык, без сомнения, стал проще, но благо ли это? Проблема сложная, но вот нехитрый пример: Германия (не самая отсталая страна на свете) использовала готический шрифт вплоть до начала ХХ века и современный немец легко прочитает книгу XIV, ХVI или XVII века. А вот современный русский, заглянув в какую-нибудь богослужебную книгу (они и до сих пор печатаются старославянским уставом или полууставом), в недоумении отшатнется и прочитать ее вряд ли сможет. То есть у современной немецкой культуры, как ни крути, фундамент основательнее и заложен он глубже, чем у современной русской, а все потому, что не было резких разрывов традиции.
    И это всего лишь шрифт, а ведь большевики пошли еще дальше Петра по пути упрощения: убрали, например, из русского алфавита букву "i" -- и два совершенно разных слова -- "мiръ" (Вселенная) и "миръ" (отсутствие вражды) почти неразличимо слились, а это есть культурная потеря, утрата.
    Такова уж природа языка: перемена буковки может изменить смысл слова. Для чуткого к языку человека "парашют" и "парашут" -- не только два разных слова, но и два разных предмета. Первый -- это что-то шелковое, цветное, праздничное, из чего и шарфик пошить можно. А "парашут" -- это, уж извините, какое-то казенное "х/б".
    И мы с тобою говорим на разных языках
    Но вернемся к лопатинской реформе(-). Мало того, что она совершенно не ко времени, на пустом месте создает серьезные духовно-общественные проблемы(-). Она еще и безумно дорога, поскольку ее разработчики явно позабыли, что Россия миновала эпоху социалистического распределения и государственного всемогущества(-).

    Допустим, что новые правила введут. Тут же потребуется организовать беспрецедентную по масштабам переподготовку хотя бы школьных учителей. Даже при советской власти такая общегосударственная задача не показалась бы легкой, а сейчас ее решение споткнется на первом же простом вопросе: "А кто за все за это заплатит?" Государство? Но государство, как на грех, запланировало на ближайшие годы серьезную реформу всей системы образования, которая имеет свою цену, и дай ему Бог найти на это деньги.
    Можно, конечно, приказать учителям осваивать новые правила самостоятельно, по учебникам и пособиям. Куда денутся -- освоят! Но ведь учебники и пособия надо сначала издать (и купить), а потом придется вообще поменять весь, условно говоря, "парк" учебной литературы. Представляете, сколько денег (а чьих?) будет на это истрачено и сколько книжек (тоже за деньги купленных) придется снести в утиль?

    Сам Лопатин от этой проблемы высокомерно отмахивается(-): "Что же касается возникающих иногда в связи с нашим проектом рассуждений о том, сколько это будет стоить нашей стране и ее народу (имеются в виду необходимые переиздания словарей и учебников), то это, простите, демагогия. Словари у нас и так выходят ежегодно десятками изданий, учебники тоже переиздаются каждый год, и средства на это откуда-то находятся. Издатели будут только рады новому поводу переиздать кое-что из словарей".

    Вот наконец-то нашелся хоть кто-то, кому лопатинская реформа явно выгодна,-- издатели словарей и учебников! Пускай скинутся и в счет будущих прибылей подарят своему бескорыстному лоббисту Лопатину любезный его сердцу десантный "парашут"(-).

    Но допустим, что все раскошелились, учителя переподготовлены, учебники переизданы. Приведет ли это к предполагаемому разработчиками проекта повышению уровня грамотности?

    Как бы не так! Во-первых, планируется сначала объявить некий "переходный период", когда писать можно будет и по-старому, и по-новому. Уж где-где, а в России мы на своем горьком опыте знаем, какую дезорганизацию и какой хаос несет с собой любой переходный период. Если одновременно работают и старые, и новые правила, это значит только то, что правил нет никаких. А ведь нельзя на эти два или три года закрыть все школы и отменить все экзамены и тесты!

    Во-вторых, сомнительно, что грамотность достигается заучиванием правил. Подлинная, не поверхностная грамотность есть следствие активной жизни в стихии языка -- то есть хотя бы в постоянном чтении хороших книжек. Но вот ведь незадача: еще очень долго хорошие книжки будут у нас читать в изданиях, отпечатанных по прежней орфографии. Вряд ли граждане станут запирать от любознательных детей шкафы с "неправильными" книгами, а значит, не миновать школьникам некоторого раздвоения сознания, то есть, попросту сказать, шизофрении.

    В-третьих, хорошая российская традиция заключается в том, что нормальные родители помогают детям осваивать великий и могучий русский язык, как, впрочем, и другие предметы. Предлагаемая реформа эту традицию резко нарушает: взрослые, у которых нет прямой нужды и времени переучиваться, ставятся в неловкую позицию малограмотных "предков(-)". Вряд ли это послужит укреплению семьи(-). А Россия нуждается в укреплении института семьи наверняка больше, чем в орфографических реформах.

    А в-последних, не пора ли задаться вопросом: как это так получилось, что судьба русского языка -- единственной реальной общенародной собственности -- оказалась вдруг в руках одного, никем не избранного человека? По какому праву он, языка не создававший и великих произведений на нем не написавший (плохо, увы, пишет Владимир Лопатин), распоряжается единственным, что всех нас пока еще объединяет(-)?

  • 8676. Проза Д. Рубиной: своеобразие поэтики
    Дипломная работа пополнение в коллекции 02.04.2012

    Отдельно хочется отметить описание циркового мира. «Все интересы, волнения, интриги - все заключалось во всеобъемлющем понятии «цирк»… Посмеивались над «тырсовиками» - теми, кто всегда внизу: иллюзионистами, коверными, музэксцентриками, мелкой дрессурой. Цирковой элитой считались воздушные гимнасты, акробаты, канатоходцы - словом, группа риска» (178). Яркий, живой, с множеством своих особенностей, странностей, без прикрас - интересен едва ли не больше, чем основная тема. «В полной тьме перекрестные лучи пушек высветили мужскую фигуру в белом атласном трико. Он вышел на середину каната с доской вместо балансира - длинной доской, метров в шесть, - опустил ее на канат, легко уравновесил ногами. И с противоположных мостов спустились две женских фигурки, мягко ступая и балансируя веерами. Вот они сошлись…» (179). В книге есть также и привычные картины-описания, все очень тонко, живо. «Когда аврал - могут сутками, не выходя из цирка, торчать на подвеске, устанавливать аппаратуру, готовить новый реквизит, костюмы шить» (176). Очень колоритно показан быт и закулисье цирка. Доподлинно и в тоже время жёстко изображена жизнь цирковых. «Вечером, на публике, они выкладываются полностью; а после пьют, чтобы снять напряжение… <…> И все были чудовищно необразованны и бедны… Беднее цирковых не было артистов. Они, как цыгане, с легкостью адаптировались в любых условиях, жили табором, то есть семьями, в так называемых гостиницах или общежитиях; там же и готовили на электроплитках… <…> Из-за бедности все осатанело сражались «за выезд». Заграничные гастроли были единственной возможностью прилично заработать» (178). Рубина очень точно описывает трюки и фокусы в цирке. «Курсовой педагог Анны блестяще отработал с ней все технику, что потом ни разу ее не подвела»… <…> «Поначалу страшно головой в бездну, потом привыкнешь… А потом понравится!» (200). Потом ей и вправду нравилось, особенно не на статичной трапеции, а в движении. «Раскачаешь длинную пятиметровую трапецию как можно выше, так что в крайних точках амплитуды достигаешь почти горизонтали. И в момент, когда трапеция взлетает до предела, ты отпускаешь руки и продолжаешь движение спиной - вылетаешь из нее по той же траектории, цепляешь за углы носами… Трапеция уносит тебя в длинный уач, ты слышишь «а-а-а-х!» - и аплодисменты. И летишь… летишь, чуть не истаивая в невесомости…» (200). Рубина пишет про цирк так, будто сама в нем выступала, будто это она не раз взлетала на трапеции, шла по канату и готовилась к выходу на арену возле форганга, про зеркальные фокусы так, будто посвятила им немалую часть своей жизни.

  • 8677. Проза И.В. Киреевского в контексте философско-эстетических воззрений русского славянофильства
    Дипломная работа пополнение в коллекции 08.03.2012

    Вслед за мягким, умеренным и несколько невнятным выступлением Хомякова полемику с Чаадаевым продолжил И. В. Киреевский. Его статья («В ответ А.С. Хомякову», 1839), тоже не предназначенная в печать, была написана ясным и точным языком, и «претензии» к Западу были сформулированы чётко и последовательно. Киреевский начинает с того, что снимает жёсткую оппозицию древняя/новая Россия, поскольку невозможно в будущем ни истребить память двухсотлетнего «европейского просвещения», ни тем более - память «1000-летия русского». Не в том дело, «который из двух», а в том, «какое оба они (европейское и древнерусское начала) должны получить направление, чтобы действовать благодетельно». [1, 264]. Далее Киреевский пытается выявить, как сказали бы сейчас, «цивилизационные основания» России и Запада и приходит к справедливому выводу, что различие между ними «заключается в особенных видах христианства». Киреевский видит три начала «европейской образованности» (т. е. европейских цивилизации и культуры, в современном смысле слова): римское христианство, германское варварство и античное язычество. В последнем он отмечает «торжество формального разума человека над всем, что внутри и вне его находится, - чистого, голого разума, на себе самом основанного, выше себя и вне себя ничего не признающего и являющегося в двух свойственных ему видах - в виде формальной отвлеченности и отвлеченной чувственности». Именно влиянием этого языческого разума на западное христианство Киреевский объясняет главную отличительную особенность «европейского просвещения». Это выразилось в ряде уступок «внешней разумности», сделанных западной церковью, вопреки церковному преданию и «внутреннему духовному разуму» (filioque - внесение изменений в Символ веры, принятый на I Вселенском соборе, догмат о папской непогрешимости, логические доказательства бытия Бога и схоластика в целом). В основании римского вероучения оказался «силлогизм». Сначала силлогизм доказывал веру против разума и подчинял разум силою разумных доводов. «Но эта вера, логически доказанная и логически противопоставленная разуму, была уже не живая, но формальная вера», что вызвало впоследствии естественный и успешный бунт разума против такой веры. Таким образом «христианство на Западе исказилось своемыслием», и «логическое развитие… задавило христианское». Отсюда - неизбежность протестантизма, «который католики упрекают в рациональности», но который «произошел прямо из рациональности католицизма». Протестантизм для Киреевского - «последнее торжество формального разума над верою», в нем как в зародыше можно разглядеть всю теперешнюю судьбу Европы, все её составляющие: философию, индустриализм, гуманизм («филантропию, основанную на рассчитанном своекорыстии») и другое, вплоть до конкретных лиц в истории и политике. Рациональность определила индивидуализм в частной и общественной жизни Запада, «святость внешних формальных отношений, святость собственности и условных постановлений выше личности». При этом «славянофил» Киреевский признается в своей любви к Западу, в том, что он до сих пор связан с ним «воспитанием», «привычками», «спорным складом ума», однако, есть такие «движения в сердце, требования в уме и смысл в жизни», которые важнее привычек и воспитания. Российская жизнь, согласно Киреевскому, не знала западного индивидуализма, но определялась включенностью отдельного человека в мир: «Человек принадлежал миру, мир ему». Эти «маленькие миры» отличались большим своеобразием, но единство их обеспечивалось православной церковью, притом без принудительности и давления внешнего авторитета, как в католицизме. «Никакое частное разумение, никакое искусственное соглашение не могло основать нового порядка, выдумать новые права и преимущества», что, напротив, постоянно случалось на Западе. [1, 266]. Само слово право в юридическом смысле не существовало в русском языке, но означало справедливость и правду, которые, конечно, ни при каких условиях не могут ни быть дарованы, ни отниматься, отсюда «бороться за свои права» - нонсенс для русской действительности, а, напротив, идея общественного договора - плод закономерного развития всей западной рациональности. Православная церковь хранила чистоту своей веры, не пошла, например, западным путем объявления крестовых походов и создания рыцарских орденов во время монгольского ига. Культура, наука и искусство Запада (как и рыцарство) не христианские по происхождению, но языческие, лишь направленные церковью, а потому неизбежно ведут и приводят: культура - к язычеству, наука - к безбожию.

  • 8678. Проза о войне Василия Быкова
    Информация пополнение в коллекции 12.06.2010

    Возвратившись после демобилизации в Гродно (затем он переехал в Минск), Быков отдается литературному творчеству. Одна за другой публикуются его повести: «Журавлиный крик» (1959), «Фронтовая страница» (1960), «Третья ракета» (1961). Последняя после перевода на русский язык поставила автора в первый ряд писателей фронтового поколения (тех, кто были на войне солдатами и офицерами переднего края) или, как писали тогда, «лейтенантской литературы», ставшей заметным явлением духовной жизни 1960-х годов, встреченной в штыки официальной критикой за «окопную правду», «дегероизацию», «абстрактный гуманизм». Такого рода нападки в полной мере пришлось испытать Быкову - ему доставалось еще и за то, что большинство своих вещей он печатал в «Новом мире» А. Т. Твардовского, журнале, который был главным и постоянным объектом сокрушительных атак охранителей идеологической стерильности и ярых противников правды в литературе. «Работа с Твардовским была для меня незабываемой школой литературы..., - вспоминал писатель. - Мы постигали высоту его идеалов, освобождаясь от остатков провинциального верхоглядства, учились не бояться несправедливой жестокости критических приговоров». Особенно жестоким нападкам подверглись повести Быкова «Мертвым не больно» (1966), «Атака с ходу» (1968) и «Круглянский мост» (1969) - по команде сверху в самых авторитетных органах печати были напечатаны разгромные с политическими обвинениями статьи, заушательские коллективные письма. В результате книжное издание повести «Круглянский мост» появилось после журнальной публикации через 11 лет, «Атаки с ходу» - через 18, «Мертвым не больно» - только через 23 года.

  • 8679. Проза писателей-народников
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    «Эпизод из жизни ни павы, ни вороны» был острой полемикой с дворянской литературой о «лишних людях», с Тургеневым прежде всего. Повесть явилась во многом непосредственным откликом на роман «Новь». Критика автора «Эпизода…», направленная против части народников, имеет иную почву, чем у Тургенева. Если Преображенский в какой-то мере вариант Нежданова, то Печерица воплощает оптимистический взгляд на будущее революционного движения. Несмотря на скорбно-трагические судьбы героев рассказов Осиповича-Новодворского («Карьера», «Тетушка», «Сувенир» и др.), все они согреты глубоким авторским сочувствием, он сам из их рядов. Он понимал историческую неизбежность жертв, во он же и провидец будущего, которое связано с глубинными силами исторического прогресса, прокладывающего путь сквозь разнообразные связи явлений жизни. Именно в этом состоит смысл слов Алексея Ивановича героя рассказа «Роман» о бесчисленных ручейках, речках, потоках современной действительности: «Они переплетаются, сталкиваются, некоторые временно поворачивают назад, образуют мимоходом стоячие озера, вонючие болот, дают множество второстепенных разветвлений; но между ними есть непременно чистая, серебряная струйка, текущая прямее других… В этой струйке как будто сосредоточена идея, логика истории, и кто смешал ее с побочными, часто грязными течениями, кто за беспорядочным гулом и клокотанием не различил ее мелодического журчания и не откликнулся на него тот даром прожил жизнь…». [15]

  • 8680. Проза Сергея Довлатова
    Дипломная работа пополнение в коллекции 28.12.2010

     

    1. Абдулаева З. Между зоной и островом.// Дружба народов. 1996. № 7. С. 153 166.
    2. Анастасьев Н. Слова моя профессия.// Вопросы литературы. 1995. Выпуск 1. С. 3 22.
    3. Арьев А. Душа маленьких вещей.// Первое сентября. 1996. 21 ноября. С. 4.
    4. Арьев А. После стихов.// Звезда. 1994. № 3. С. 156 162.
    5. Бабочки полет: Японские трехстишия. М.: Изд-во ТОО “Летописец”, 1997. 357 с.
    6. Баевский В.С. История русской поэзии: 1730 1980. М.: Изд-во “Новая школа”, 1996. 320 с.
    7. Баткин Л. “Неужели вот тот это я?”// Знамя. 1995. № 2. С. 189 196.
    8. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1986. 541 с.
    9. 9. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Изд-во “Советская Россия”, 1979. 318 с.
    10. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1990. 541 с.
    11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Изд-во “Искусство”, 1986. 444 с.
    12. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Изд-во “Республика”, 1994. 528 с.
    13. Бетеа Д. Мандельштам. Пастернак. Бродский.// Русская литература ХХ века. Исследования американских учёных. СПб, 1993. С. 362 400.
    14. Богуславский В.М. Человек в зеркале русской культуры, литературы, языка. М.: Изд-во “Прогресс”, 1989. 200 с.
    15. Бондаренко В. Плебейская проза С. Довлатова.// Наш Современник. 1997. № 2. С.257 270.
    16. Бродский И.А. Избранные стихотворения 1957 1992. М.: Изд-во “Панорама”, 1994. 496 с.
    17. Вайль П. Без Довлатова // Звезда. 1994. № 3. С.162 165.
    18. Вайль П. Генис А. Искусство автопортрета.// Звезда. 1994. № 3. С. 177 180.
    19. Высоцкий В. Избранное. Минск: Изд-во “Мастацкая литература”,1993. 591 с.
    20. Вышеславцев Б. П. Этика преображенного эроса. М.: Изд-во “Республика”, 1994. 368 с.
    21. Габышев Л. Одлян, или Воздух свободы.// Новый мир. 1989. № 6, № 7.
    22. Галковский Д. Бесконечный тупик.// Советская литература. 1991. № 1. С. 171 188.
    23. Генис А. Корова без вымени, или Метафизика ошибки.// Литературная газета. 1997. 24 декабря. С. 11.
    24. Говорка Я. Дорога к долголетию. М.: Изд-во “Профиздат”, 1990. 336 с.
    25. Гоголь Н.В. Мертвые души. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1985. 368 с.
    26. Гусев В.И. Герой и стиль. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1983. 286 с.
    27. Довлатов С. Собрание прозы в 3-х томах. СПб.: Изд-во “Лимбус-пресс”, 1995.
    28. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в томах. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1976.
    29. Драгунский Д. Весь мир насилья Мы.// Дружба народов. 1994. № 7. С. 3 7.
    30. Елисеев Н. Человеческий голос.// Новый мир. 1994. - № 11. С. 212 220.
    31. Есин А. Возможность малой формы.// Литературная учеба. 1981. № 4. С. 217.
    32. Ерофеев Вен. Оставьте мою душу в покое. М.: Изд-во АО “Х.Г.С.”, 1997. 408 с.
    33. Ерофеев Вик. Русские цветы зла. М.: Изд-во “Подкова”, 1997. 504 с.
    34. Жарко В. Зона: внутри или снаружи.// Литературная газета. 1996. № 48. С. 15.
    35. Жолтовский А.К. Искусство приспособления.// Литературное обозрение. 1990. № 6. С. 46 51.
    36. Зощенко М. Мишель Синягин. Избранное. М.: Изд-во “Правда”, 1990. 480 с.
    37. Иванова Н.Б. Точка зрения; О прозе последних лет. М.: Изд-во “Советский писатель”, 1988. 420 с.
    38. Ильф и Петров С. Двенадцать стульев. Золотой теленок. Киев: Изд-во “Веселко”, 1986. 407 с.
    39. Искандер Ф. Думающий о России и американец.// Знамя. 1997. № 9 С. 7 35.
    40. Каледин С. Встреча с Сергеем Довлатовым, Невстреча с Сергеем Довлатовым, Собачье сердце.// Звезда. 1994. № 3. С. 168 171.
    41. Камю А. Творчество и свобода. М.: Изд-во “Радуга”, 1990. 602 с.
    42. Касавин И.Т. “Человек мигрирующий”: антология пути и местности.// Вопросы философии 1997. № 7. С. 74 84.
    43. Кривулин В. Поэзия и анекдот.// Звезда. 1994. № 3 С. 128 129.
    44. Кривулин В. У истоков независимой культуры.// Звезда. 1990. № 1. С. 184 192.
    45. Кулаков В. После катастрофы.// Знамя. 1996. № 2. С. 199 211.
    46. Курицын В. Искусство письма.// Октябрь. 1997. № 8. С. 187 190.
    47. Кучаев А. Записки Синей Бороды.// Знамя. 1995. № 2. С. 9 62.
    48. Липневич В. Человек одинокий.// Новый мир. 1995. № 4. С. 283.
    49. Липовецкий М. Совок-блюз.// Знамя. 1991. № 9. С. 226 237.
    50. Магвайр Р. Конфликт общего и частного в советской литературе 20-х годов. // Русская литература ХХ века. Исследования американских ученых. СПб.: Изд-во “Петро-Риф”, 1992. С. 176 214.
    51. Малоизвестный Довлатов. СПб.: Изд-во “Журнал “Звезда””, 1996. 512 с.
    52. Матлеев Ю. Тетрадь индивидуалиста.// Русские цветы зла. М.: 1997 С. 117 140.
    53. Михайлов С. О литературе. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1989. 278 с.
    54. Молдавский Д.Н. Товарищ Смех. Ленинград.: Изд-во “Лениздат”, 1981. 344 с.
    55. Найман А. Персонажи в поисках автора.// Звезда. 1994. № 3. С. 125 128.
    56. Нарбикова В. И путешествие.// Знамя. 1996. № 6. С. 5 36.
    57. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Минск: Изд-во “Поппури”, 1997. 704 с.
    58. Новиков В. Заскок.// Знамя. 1995. № 10. С. 189 195.
    59. Нот-Пол. Уроки ХХ века.// Иностранная литература. 1996. № 5. С. 238 245.
    60. Однаралов В. Два полюса смеха.// Наш современник. 1996. № 11. С. 148 152.
    61. Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М.: Изд-во МГИК., 1994. 214 с.
    62. Оруэлл Д. Подавление литературы. М.: Изд-во “Прогресс”, 1989. 404 с.
    63. Пашков В. Лот в изгнании.// Всемирное слово. 1994. № 6. С. 42 43.
    64. Попов В. Кровь единственные чернила.// Звезда. 1994. № 3. С. 141 144.
    65. Пэн Д. Странствователи и домоседы.// Литературное обозрение. 1992. № 3. С. 8 14.
    66. Рейн Е. Мне скучно без Довлатова. СПб.: Изд-во “Лимбус-Пресс”, 1997. 296 с.
    67. Сафонов В. Вечное мгновение. М.: Изд-во “Советский писатель”, 1986. 520 с.
    68. Смирнов. Творчество до творчества.// Звезда. 1994. № 3. С. 121 122.
    69. Соловьев В.С. Сочинения в 2-х томах. М.: Изд-во “Республика”, 1988.
    70. Спаль А. Гении и Гуливеры. Природа нашего смешного.// Новый мир. 1992. № 5. С. 131 136.
    71. Тынянов Ю. Литературный факт. М.: Изд-во “Высшая школа”, 1993. 320 с.
    72. Телехова Н.А. Гении и злодеи.// Звезда. 1990. № 6. С. 175 178.
    73. Уфлянд В. К старшим братьям.// НЛО. 1997. № 26. С. 283 296.
    74. Федь Н.М. Жанры в меняющемся мире. М.: Изд-во “Советская Россия”, 1989. 544 с.
    75. Филимоно А. Об иронии в современной поэзии.// Лепта. 1993. № 5. С. 152 154.
    76. Фромм Э. Бегство от свободы. Минск: Изд-во “Попурри”,1998. 672 с.
    77. Храпченко М.Б. Художественное творчество. Действительность. Человек. М.: Изд-во “Советский писатель”, 1976. 368 с.
    78. Чайковская В. На разрыве аорты.// Вопросы литературы. 1993. Вып. VI. С. 14 21.
    79. Шаламов В. Несколько моих жизней. М.: Изд-во “Республика”, 1996. 580 с.
    80. Шевелев А.Э. Морфология насмешливости.// Аврора. 1995. № 12. С. 6 13.
    81. Шестов Л.И. Сочинения в 2-х томах. М.: Изд-во “Художественная литература”, 1993.
    82. Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Изд-во “Советский писатель”, 1988. 194 с.
    83. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма.// Звезда. 1996. № 8. С. 166 188.