Литература
-
- 8841.
Пушкин: Гробовщик
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Гробовщик Адриан Прохоров переселяется "всем своим домом" с Басманной на Никитскую. Скоро на новой квартире "порядок установился; кивот с образами, шкап с посудою, стол, диван и кровать заняли им определенные углы в задней комнате; в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: чтобы всех цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и факелами. Над воротами возвысилась вывеска, изображающая дородного Амура с опрокинутым факелом в руке, с подписью: "здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые". "Просвещенный читатель ведает, что Шекспир и Вальтер Скотт оба представили своих гробокопателей людьми веселыми и шутливыми, дабы сей противоположностию сильнее поразить наше воображение. Из уважения к истине мы не можем следовать их примеру, и принуждены признаться, что нрав нашего гробовщика совершенно соответствовал мрачному его ремеслу. Адриян Прохоров обыкновенно был угрюм и задумчив. Он разрешал молчание разве только для того, чтобы журить своих дочерей, когда заставал их без дела глазеющих в окно на прохожих, пли чтоб запрашивать за свои произведения преувеличенную цену у тех, которые имели несчастие (а иногда и удовольствие) в них нуждаться". Адриан сидит, погруженный в печальные размышления. "Он думал о проливном дожде, который, за неделю тому назад, встретил у самой заставы похороны отставного бригадира. Многие мантии оттого сузились, многие шляпы покоробились. Он предвидел неминуемые расходы, ибо давний запас гробовых нарядов приходил у него в жалкое состояние. Он надеялся выместить убыток на старой купчихе Трюхиной, которая уже около года находилась при смерти. Но Трюхина умирала на Разгуляе, и Прохоров боялся, чтоб ее наследники, несмотря на свое обещание, не поленились послать за ним в такую даль, и не сторговались бы с ближайшим подрядчиком". Внезапно к гробовщику приходит его новый сосед немец Шульц и приглашает к себе в гости. Семейство, принарядившись, на следующий день отправляется в гости к немцу-сапожнику. "Тесная квартирка сапожника была наполнена гостями, большею частию немцами-ремесленниками, с их женами и подмастерьями. Из русских чиновников был один булочник, чухонец Юрко, умевший приобрести, несмотря на свое смиренное звание, особенную благосклонность хозяина... Адрияи тотчас познакомился с ним, как с человеком, в котором рано или поздно может случиться иметь нужду". Гости пируют па славу. То и дело провозглашаются тосты, рекой льется пиво и "полушампанское". Когда было уже выпито и за хозяев, и за гостей, один из немцев провозглашает тост "За здоровье тех, на которых мы работаем!" Предложение, как и все, было принято радостно и единодушно. Гости начали друг другу кланяться, портной сапожнику, сапожник портному, булочник им обоим, все булочнику и так далее. Юрко, посреди сих взаимных поклонов, закричал, обратясь к своему соседу: "Что же? Пей, батюшка, за здоровье своих мертвецов". Все захохотали, но гробовщик почел себя обиженным и нахмурился. Никто того не заметил, гости продолжали пить, и уже благовестили к вечерне, когда встали изо стола". "Гробовщик пришел домой пьян и сердит. "Что ж это, в самом деле", рассуждал он вслух, "чем ремесло мое нечестнее прочих?.. Хотелось было мне позвать их на новоселье, задать им пир горой: ни не бывать лее тому! А созову я тех, на которых работаю: мертвецов православных". - "Что ты, батюшка?" - сказала работница, которая в это время разувала его. Что ты это городишь? Перекрестись! Созывать мертвых на новоселие! Экая страсть!" - "Ей-богу, созову", - продолжал Адриян, - "и па завтрашний же день. Милости просим, мои благодетели, завтра вечером у меня попировать; угощу, чем бог послал". С этим словом гробовщик отправился на кровать и вскоре захрапел". Среди ночи Адриана будят и сообщают, что скончалась купчиха Трюхнна. Адриан едет на Разгулян, договаривается с наследниками, обустраивает все дела, проводя в хлопотах весь следующий день.
- 8841.
Пушкин: Гробовщик
-
- 8842.
Пушкин: Домик в Коломне
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Затем рассказчик сообщает, что дочь старушки имела "вкус образованный", умела играть на гитаре и пела: "Стонет сизый голубок", попутно рассказчик сетует на унылость русских песен: Фигурно иль буквально: всей семьей, От ямщика до первого поэта, Мы все поем уныло. Грустный вой Песнь русская. Известная примета! Начав за здравие, за упокой Сведем как раз. Печалию согрета Гармония и наших муз, и дев. Но нравится их жалобный напев. Девицу звали Параша, она вела хозяйство, т.е. "умела мыть и гладить, шить и плесть", и следила за стряпухой, как та варит гречневую кашу. Автор умело воссоздает романтическисентиментальный антураж: Зимою ставни закрывались рано, Но летом до ночи растворено Всё было в доме. Бледная Диана Глядела долго девушке в окно. (Без этого ни одного романа Не обойдется; так заведено!) Бывало, мать давным-давно храпела, А дочка - на луну еще смотрела. Дочь слушает ночные крики котов и тоскует. "По воскресеньям, летом и зимою" мать ходила с дочкой на богослужение. Туда же ходит некая графиня в "красе надменной и суровой". Рассказчик сравнивает ее с Парашей: Она страдала, хоть была прекрасна И молода, хоть жизнь ее текла В роскошной неге; хоть была подвластна Фортуна ей; хоть мода ей несла Свой фимиам, - она была несчастна. Блаженнее стократ ее была, Читатель, новая знакомка ваша, Простая, добрая моя Параша. Коса змией на гребне роговом, Из-за ушей змиею кудри русы, Косыночка крест-накрест иль узлом, На тонкой шее восковые бусы - Наряд простой; но пред ее окном Всё ж ездили гвардейцы черноусы, И девушка прельщать умела их Без помощи нарядов дорогих. Внезапно умирает стряпуха, и вдова с дочкой начинают искать новую. Параша уходит на поиски, отсутствует почти целый день, затем возвращается с какой-то девушкой и представляет ее как стряпуху. Мавра (имя стряпухи) соглашается на минимальную оплату. Скоро выясняется, что новая стряпуха скверно готовит и не умеет шить. В воскресенье мать с дочерью идут к обедне, Мавра остается дома. По дороге вдову одолевают сомнения: не обокрадет ли их часом новая стряпуха. Она возвращается домой и видит как кухарка бреется, "пред зеркальцем Параши чинно сидя". "Кухарка", закрывая лицо, бросается наутек. Когда приходит Параша, мать ей рассказывает о происшедшем. Параша закраснелась или нет, Сказать вам не умею; но Маврушки С тех пор как не было, - простыл и след! Ушла, не взяв в уплату ни полушки И не успев наделать важных бед. У красной девушки и у старушки Кто заступил Маврушу? Признаюсь, Не ведаю и кончить тороплюсь. - "Как, разве все тут? Шутите!" - "Ей-богу". - "Так вот куда октавы нас вели! К чему ж такую подняли тревогу, Скликали рать и с похвальбою шли? Завидную ж вы избрали дорогу! Ужель иных предметов не нашли? Да нет ли хоть у вас нравоученья?" - "Нет... или есть: минуточку терпенья... Вот вам мораль', по мненью моему, Кухарку даром нанимать опасно; Кто ж родился мужчиною, тому Рядиться в юбку странно и напрасно: Когда-нибудь придется же ему Брить бороду себе, что несогласно С природой дамской... Больше ничего Не выжмешь из рассказа моего". Таким образом, эпический размах, который задается с самого начала столь тщательным подбором изобразительных средств, оказывается всего лишь мистификацией, еще одной пародией на общепринятые стереотипы.
- 8842.
Пушкин: Домик в Коломне
-
- 8843.
Пушкин: Дубровский
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 В одном из своих поместий живет Кирила Петрович Троекуров, богатый знатный барин, надменный самодур. Соседи во всем ему угождают и боятся. Сам Троекуров уважает только своего бедного соседа Андрея Гавриловича Дубровского, в прошлом своего товарища по службе. Троекуров и Дубровский оба вдовцы. У Дубровского сын Владимир, у Троекурова дочь Маша. Однажды Троекуров показывает гостям, среди которых находится и Дубровский, псарню. Дубровский неодобрительно отзывается об условиях жизни слуг Троекурова по сравнению с собаками. Один из псарей, обидевшись, заявляет, что «иному барину неплохо было бы променять усадьбу на собачью конуру» у Троекурова. Оскорбленный Дубровский уезжает, посылает Троекурову письмо с требованием извинений и наказания псаря. Троекурова не устраивает тон письма. Конфликт усугубляется тем, что Дубровский обнаруживает в своих владениях мужиков Троекурова, ворующих лес. Дубровский отнимает у них лошадей, а крестьян велит высечь. Узнав об этом, Троекуров приходит в бешенство. Воспользовавшись услугами заседателя Шабашкина, Троекуров заявляет свои права (несуществующие) на владение Кистеневкой, имением Дубровских.
- 8843.
Пушкин: Дубровский
-
- 8844.
Пушкин: Евгений Онегин
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 С именин Онегин отправляется домой, остальные гости остаются ночевать у Лариных. Зарецкий, «некогда буян, картежной шайки атаман, глава повес, трибун трактирный», приносит Онегину от Ленского записку с вызовом. Онегин отвечает, что он «всегда готов», хотя сам понимает, что он напрасно спровоцировал негодование друга. Онегин боится сплетен, которые неизбежно станет распространять «старый дуэлист» Зарецкий, если Онегин покажет себя «не мячиком предрассуждений, не пылким мальчиком, бойцом, но мужем с честью и умом». Перед дуэлью Ленский видится с Ольгой, которая ведет себя как ни в чем не бывало: вчерашнее происшествие ничего не изменило в ее отношении к жениху. Вернувшись домой, Ленский проверяет пистолеты, читает Шиллера, «темно и вяло» пишет любовные стихи. Утром перед дуэлью Онегин просыпает, немного опаздывает. Зарецкий удивлен, что Онегин приехал без секунданта. Нарушив все правила дуэли, Онегин представляет секундантом своего лакея-француза («хоть человек он неизвестный, но, уж конечно, малый честный»). Онегин стреляет, и «поэт роняет молча пистолет». Сам Онегин в ужасе, его терзают угрызения совести. Автор размышляет над тем, как еложилась бы судьба Ленского, не будь он застрелен на дуэли: стал бы он великим поэтом или охладел бы к творчеству и стал деревенским обывателем. В конце главы Пушкин подводит итог своей поэтической судьбы.
- 8844.
Пушкин: Евгений Онегин
-
- 8845.
Пушкин: Капитанская дочка
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Гринев и Савельич одни отправляются на помощь Маше. По дороге их хватают люди Пугачева. Пугачев допрашивает Гринева о его намерениях в присутствий наперсников. «Один из них, ще-душньш и сгорбленный старичок с седою бородкою, не имел в себе ничего замечательного, кроме голубой ленты, надетой через плечо по серому армяку. Но ввек не забуду его товарища. Он был высокого росту, дороден и широкоплеч, и показался мне лет сорока пяти. Густая рыжая борода, серые сверкающие глаза, нос без ноздрей и красноватые пятна на лбу и на щеках придавали его рябому широкому лицу выр>ажение неизъяснимое». Гринев признается, что едет спасать сироту от притязаний Швабрина. Наперсники предлагают разобраться не только со Швабриным, но и с Гриневым повесить обоих. Пугачев относится к Гриневу с явной симпатией («долг платежом красен»), обещает женить его на Маше. Утром Гринев в кибитке Пугачева едет в крепость. В доверительной беседе Пугачев говорит ему, что хотел бы пойти на Москву, но «улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моею головою». Пугачев рассказывает Гриневу калмыцкую сказку об орле и вороне (ворон клевал падаль, но жил до 300 лет, а орел был согласен голодать, «лучше раз напиться живой кровью», но падали не есть, «а там что Бог даст»).
- 8845.
Пушкин: Капитанская дочка
-
- 8846.
Пушкин: Метель
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Но едва Владимир выезжает за околицу, поднимается жуткая метель. Он сбивается с дороги. "Уже более часа был он в дороге. Жадрино должно было быть недалеко. Но он ехал, ехал, а нолю не было конца. Всё сугробы, да овраги; поминутно сани опрокидывались, поминутно он их подымал". Владимир заезжает в какой-то незнакомый лес. Наткнувшись на какую-то oдеревушку, он спрашивает, далеко ли Жадрино, ему отвечают, что "недалече; верст десяток будет". Старик, с которым говорит Владимир, приглашает его погреться, обещая выделить на подмогу сына. С сыном старика Владимир лишь к утру добирается до Жадрина. На дворе тройки его не было. Тем временем родители Марьи Гавриловны (утром) узнают, что их дочь занемогла. Марья Гавриловна выходит к чаю, здоровается с "папенькой п с маменькой". День проходит благополучно, "но в ночь Маша занемогла. Послали в город за лекарем. Он приехал к вечеру и нашел больную в бреду. Открылась сильная горячка, и бедная больная две недели находилась у края гроба". "Никто в доме не знал о предположенном побеге. Письма, накануне ею написанные, были сожжены, ее горничная никому ни о чем не говорила, опасаясь гнева господ. Священник, отставной корнет, усатый землемер и маленькой улан были скромны, и недаром Терешка кучер никогда ничего лишнего не высказывал, даже п во хмелю. Таким образом, тайна была сохранена более, чем полудюжиною заговорщиков. Но Марья Гавриловна сама, в беспрестанном бреду, высказывала свою тайну. Однако ж ее слова были столь несообразны ни с чем, что мать, не отходившая от ее постели, могла понять из них только то, что дочь ее была смертельно влюблена во Владимира Николаевича, п что, вероятно, любовь была причиною ее болезни. Она советовалась со своим мужем, с некоторыми соседями, и, наконец, единогласно все решили, что видно такова была судьба Марьи Гавриловны, что суженого конем не объедешь, что бедность не порок, что жить не с богатством, а с человеком, и тому подобное". "Между тем барышня стала выздоравливать". Родители посылают за Владимиром, чтобы сообщить ему "неожиданное счастие: согласие па брак. Но каково было изумление ненарадовских помещиков, когда в ответ на их приглашение получили они от него полусумасшедшее письмо! Он объявлял им, что йоги его не будет никогда в их доме, и просил забыть о несчастном, для которого смерть остается единою надеждою. Через несколько дней узнали они, что Владимир уехал в армию. Это было в 1812 году". "Долго не смели объявить об этом выздоравливающей Маше. Она никогда не упоминала о Владимире. Несколько месяцев уже спустя, нашел имя его в числе отличившихся и тяжело раненых под Бородиным, она упала в обморок, и боялись, чтоб горячка ее не возвратилась. Однако, слава богу, обморок не имел последствия. Другая печаль ее посетила: Гаврила Гаврилович скончался, оставя ее наследницей всего имения". Женихи кружились и тут около милой и богатой невесты, по она никому не подавала и малейшей надежды. Владимир умер в Москве, накануне вступления французов. "Память его казалась священною для Маши; по крайней мере она берегла всё, что могло его напомнить: книги, им некогда прочитанные, его рисунки, ноты и стихи, им переписанные для нее".
- 8846.
Пушкин: Метель
-
- 8847.
Пушкин: набор литературы и шпор к вступительным экзаменам
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009 “На холмах Грузии”: любовь оживает не только потому, что поэт вспомнил о любимой. В ней источник новых ярких переживаний, она искра, зажигающая сердце, которое не может не любить. Последние строки (“И сердце вновь горит и любит оттого, / что не любить оно не может”) особенно важны для понимания стихотворения и той концепции любви, которой вдохновлена лирика Пушкина: вечна сама потребность любить, любовь возникает в сердце поэта как эхо женской красоты и гармонии. Даже чужая, неведомая любовь способна наполнить душу поэта “мечтою странной”, воскресив целый рой воспоминаний о своей и “чужой” молодости, о красоте и счастье (“Цветок” 28).
- 8847.
Пушкин: набор литературы и шпор к вступительным экзаменам
-
- 8848.
Пушкин: Скупой рыцарь
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Альбер рассказывает Герцогу о своих горестях. Приходит Барон. Альбер, чтобы не встретиться с ним, прячется в соседней комнате. Герцог говорит Барону, что хочет видеть его сына при дворе, а для этого сын должен получить необходимое содержание. Барон в ответ клевещет на сына, говорит, что он проводит время «в буйстве, пороках низких». Затем прибавляет, будто сын хотел его убить, «чтобы обокрасть». Альбер вбегает в комнату, обвиняет отца во лжи. Барон вызывает сына на дуэль (бросает перчатку), Альбер принимает вызов (поднимает перчатку). Герцог возмущен поведением обоих (Барон вызвал на дуэль родного сына, а тот вызов принял!) и выгоняет прочь обоих. С Бароном делается дурно, он падает: Стоять я не могу... мои колени Слабеют... душно!., душно!.. Где ключи? Ключи, ключи мои!
- 8848.
Пушкин: Скупой рыцарь
-
- 8849.
Пушкин: Станционный смотритель
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Через несколько лет повествователь снова попадает на ту же станцию. Смотритель очень постарел. На вопросы о дочери он не отвечает, но после стакана пунша становится разговорчивее. Рассказывает, что 3 года назад молодой гусар (ротмистр Минский) провел несколько дней на станции, притворяясь больным и подкупив лекаря. Дуня за ним ухаживала. Выздоровев, ротмистр собирается в дорогу, вызывается подвезти Дуню до церкви и увозит ее с собой. Потеряв дочь, старик отец заболевает от горя. Оправившись, он отправляется в Петербург искать Дуню. Минский отказывается отдать девушку, подсовывает старику деньги, тот выбрасывает ассигнации. Вечером смотритель, видит дрожки Минского, следует за ними и таким образом выясняет, где живет Дуня. Отец украдкой пробирается к дочери, Дуня падает в обморок, Минский прогоняет старика. Смотритель возвращается на станцию и больше уже не пытается искать и возвращать дочь.
- 8849.
Пушкин: Станционный смотритель
-
- 8850.
Пушкин: Цыганы
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Поэма начинается описанием вольного быта цыган. Затем рисуется картина ночного табора. В одном из шатров не спит старик и "в поле темное глядят": ждет к ужину свою дочь Земфиру, которая "пошла гулять в пустынном поле", так как "привыкла к резвой воле". Но вот она; за нею следом По степи юноша спешит; Цыгану вовсе он неведом. : "Отец мой, - дева говорит, - Веду я гостя; за курганом Его в пустыне я нашла И в табор на ночь зазвала. Он хочет быть как мы цыганом; Его преследует закон, Но я ему подругой буду. Его зовут Алеко - он Готов идти за мною всюду". Старик принимает юношу. Утром табор снимается и отправляется в путь: И стар и млад вослед идут; Крик, шум, цыганские припевы, Медведя рев, его цепей: Нетерпеливое бряцанье, Лохмотьев ярких пестрота, Детей и старцев нагота, Собак и лай и завыванье, Волынки говор, скрыл телег, Всё скудно, дико, всё нестройно, Но всё так живо-неспокойно, Так чуждо мертвых наших нег, Так чуждо этой жизни праздной, Как песнь рабов однообразной! Однако, несмотря на простор и волю расстилающуюся кругом, а также на то, что рядом черноокая красавица Земфира, Алеко печален. Он не видит всех этих красот, великолепие жизни от него скрыто: Подобно птичке беззаботной И он, изгнанник перелетный, Гнезда надежного не знал И ни к чему не привыкал. Ему везде была дорога, Везде была ночлега сень, Проснувшись поутру; свой день Он отдавал на волю бога, И жизни не могла тревога Смутить его сердечну лень. Его порой волшебной славы Манила дальиая звезда; Нежданно роскошь и забавы К нему являлись иногда - Над одинокой головою И гром нередко грохотал; Но он беспечно под грозою И в вёдро ясное дремал. - И жил, не признавая власти Судьбы коварной и слепой- Но боже! как играли страсти Его послушною душой! С каким волнением кипели В его измученной груди! Давно ль, на долго ль усмирели? Они проснутся: погоди! Земфира спрашивает Алеко, не жалеет ли он об оставленной родине, о близких. Алеко отвечает, что ему не о чем жалеть - ему не по душе "неволя душных городов", где "люди, в кучах за оградой, не дышут утренней прохладой, ни вешним запахом лугов; любви стыдятся, мысли гонят, торгуют волею своей, главы пред идолами клонят и просят денег да цепей". Земфнра возражает, что "там огромные палаты, там разноцветные ковры, там игры, шумные пиры, уборы дев там так богаты!" Алеко отвечает, что она лучше всех этих дев, к тому же "где нет любви, там нет веселий". Старик, слышащий разговор, замечает, что "но не всегда мила свобода тому, кто к неге приучен", то есть, что не каждый человек готов воспринять свободу. Он рассказывает преданье об одном "жителе полудня", который попал к ним в изгнаньс. Он был уже не молод, "имел он песен дивный дар", но "слаб и робок был, как дети", "чужие люди за него зверей и рыб ловили в сети", к "заботам жизни бедной" он так никогда и не привык, весь остаток дней он тосковал, да "горьки слезы проливал", а по смерти завещал свои останки увезти на родину (речь идет об Овидии, древнеримском мыслителе и поэте). Алеко думает о преходящести славы, о ее бренности - с одной стороны Рим, "певец любви, певец богов", а с другой- "цыгана дикого рассказ".
- 8850.
Пушкин: Цыганы
-
- 8851.
Пушкинская речь Ф. М. Достоевского. Риторико-критический анализ
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Таким образом, не успел Достоевский дойти до ключевого места в своей речи, а зал уже был всецело в его власти, готов был откликнуться на любой его призыв. Но прежде чем перейти к основным тезисам своего выступления, автор речи очерчивает выстраивающуюся систему образов своего собственного произведения: 1) Пушкин, великий народный писатель; 2) Тип русского скитальца "До наших дней и в наши дни"; 3) Противопоставленный ему "тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины". Таким ходом оратор как бы отрывает своих слушателей от самоанализа и возвращает их к первоначальной теме обсуждения Пушкину и его творчеству. Далее, переходя к характеристике третьего периода, он вводит новый тезис: "Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его духовную мощь, а коль вера, стало быть, и надежда, великая надежда за русского человека". Теперь преобладающий пафос пафос патриотический. На его фоне легче всего проводить идею национальной самобытности и превосходства русского народа: "И в этот-то период своей деятельности наш поэт представляет собою нечто почти даже чудесное не слыханное и не виданное до него нигде и ни у кого". Если накануне Тургенев отказал Пушкину в звании всемирного гения, то сегодня Достоевский ставит русского поэта выше "Шекспиров, Сервантесов, Шиллеров", не обладающих такой "способностью всемирной отзывчивости, как наш Пушкин". Подобный взгляд более всего соответствовал желаниям и настроениям аудитории. В какой-то степени публика (но не Достоевский!) могла увидеть в этом оправдание, обоснование масштабности и помпезности праздника. И если для Достоевского в этом эпизоде было важно подчеркнуть отзывчивость, способность к чудесному перевоплощению гения, то публика услышала прежде всего то, что "ни в каком поэте целого мира такого явления не повторилось". В способности Пушкина "перевоплощаться" в другие нации Достоевский видел "силу духа русской народности", сущность которого заключается в "стремлении в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности". Именно за понимание и выражение основных стремлений своего народа, Пушкина, по мнению автора речи, можно назвать писателем народным. С новым тезисом легко согласились сочувствующие почвенническим и славянофильским идеям, но либеральная часть публики ещё колебалась.
- 8851.
Пушкинская речь Ф. М. Достоевского. Риторико-критический анализ
-
- 8852.
Пушкинская тема в творчестве А. А. Ахматовой
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 В стихах утверждалась безусловность её ценностей. Видна отчетливая "ограниченность" образа. Однажды в разговоре Анна Андреевна высказала парадоксальную, но интереснейшую мысль. По её мнению, известные прозаические отрывки Пушкина ("Гости съезжались на дачу", "В начале 1812 года", "Наденька" и другие) вовсе не отрывки, а законченные произведения. Они так и задуманы. В них Пушкин высказал все что хотел. Можно согласится с этим, можно спорить. Несомненно одно: это утверждение бросает свет на поэтику самой Ахматовой. На её любовь к кратким конструкциям. На её уверенность в том, что между рядами тесных строф открывается красивый мир переживаний и впечатлений. В её поэзии четко виден "скульптурный" лаконизм, противостоящий "водоворотному" началу символистской поэзии. Перед нами открываются обширные смысловые горизонты, окружающие слово. В стихах Ахматовой утверждается благоговение перед пушкинскими высотами, перед их нетленным и вечным сиянием в небе грёз. Анна Ахматова яркая звезда, которая загорелась на горизонте русской литературы, и которая своим сиянием осветила и покорила многие сердца. Пушкинские традиции в творчестве Ахматовой возвысили её до необъятных высот совершенства.
- 8852.
Пушкинская тема в творчестве А. А. Ахматовой
-
- 8853.
Пушкинская феноменология элегического жанра
Статья пополнение в коллекции 12.01.2009 История элегии насчитывает не одно тысячелетие. Будучи динамическим жанром, элегия существенно различается в те или иные исторические эпохи и в разных национальных традициях. Не должно смущать и то обстоятельство, что жанр элегии может быть сразу представлен несколькими жанровыми разновидностями. Так, элегия-самый распространенный лирический жанр эпохи романтизма- в русской поэзии начала ХIХвека предстает преимущественно в виде кладбищенской элегии (в духе "Сельского кладбища" Т.Грея). В 1810-1820-е годы начинает господствовать форма унылой элегии, получившая свое классическое выражение в лирике В.А.Жуковского и породившая огромное количество эпигонов. В то же время поэт К.Н.Батюшков создает свой оригинальный вариант исторической (или эпической, монументальной) элегии. К середине 1820-х годов уже ощутимо проявляется кризис элегического жанра 1 . В статье "О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие" (1824) В.К.Кюхельбекер усиленно критикует замкнутость элегического типа сознания, его исключительную сосредоточенность на самом себе, на "своих скорбях и наслаждениях" и предлагает обратиться к жанру общественной оды 2 . Однако творчество ведущих поэтов эпохи, Пушкина и Баратынского, показывает, что жанр элегии еще не исчерпал всех своих потенциальных возможностей. Поиск новых средств художественной выразительности, кардинальный пересмотр устаревшей концепции личности приводит этих поэтов к обретению новой философии жанра.
- 8853.
Пушкинская феноменология элегического жанра
-
- 8854.
Пушкинская цитата в ранней лирике Георгия Иванова
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Для Г.Иванова, по свидетельству многих, первого поэта русского зарубежья, имя Пушкина тоже стало знаком, символом русской культуры и навсегда покинутой родины. В его литературно-критических статьях мы найдём неоднократное упоминание имени великого поэта, в самых разных контекстах, но всегда в качестве той путеводной звезды, которая не даёт потеряться в этом самом “надвигающемся мраке”. В частности, говоря о лирике позднего А.Блока, он называет его стихи “истинно классичными”, произведёнными “естественной классичностью высокого мастера, прошедшего все искусы творческого пути” 6 и тем самым близкого Пушкину. Статью «Творчество и ремесло» он начинает словами: “Теперь, восемьдесят лет после смерти Пушкина…”; смерть поэта служит для Г.Иванова важнейшей хронологической вехой в истории русской поэзии. “Чему мы доподлинно верим и знаем, что не ошибаемся, это то, что есть в нашей литературе две поэтические родословные. Первая определяется именами Державина, Пушкина, Тютчева. Вторая Тредиаковского, Бенедиктова” 7. Любимый Г.Ивановым А.Блок назван “потомком первой”, что уже ставит его в один ряд с истинными поэтами (во второй ряд отнесён В.Брюсов, чьи стихи виделись Г.Иванову искусной стилизацией). Ещё раз имена Пушкина и Блока будут упомянуты вместе в одной из статей «Почтового ящика»: Г.Иванов в свойственной ему ироничной манере отзывается о воспоминаниях тётки Блока, М.Бекетовой, полных бытовых малозначительных деталей: “Приятное воспоминание: «Гулял с Пястом на Лахте ели колбасу»… Всё видено своими глазами и точно запротоколировано. А результат от чтения получается неожиданный какое-то «и средь детей ничтожных мира». И конечно, ничуть не заслуженный А.Блоком результат…” 8 Цитата из пушкинского «Поэта» дана неточная, по памяти, но при этом закавычена, что не раз мы встретим у Г.Иванова (сравнить: у Пушкина “и меж детей ничтожных мира”). Думается, что замена “меж” на “средь” (тоже усечённая форма, как “меж” от “между”, так и “средь” от “среди”) и рождает этот иронический подтекст, относящийся, конечно, не к Пушкину, а к мемуарам подобного рода, не имеющим ничего общего с разговором о существе поэзии, о коем и идёт речь в знаменитом пушкинском стихотворении. По мысли Л.Я.Гинзбург, “заботы суетного света” у Пушкина “только одна из многочисленных граней эмпирической действительности”, “в пушкинском понимании поэт недосягаемо высок в своём творческом акте”, хотя и “жизненный материал, претворяемый творческим актом, добывает из жизни человек” 9. Иными словами, Г.Иванов воспринимает великого поэта как “поэта действительности” (сам Пушкин назвал себя так в 1830 году в заметке об альманахе «Денница»), когда понятия человек и поэт уравниваются, хотя для Г.Иванова очевиден и тот факт, что, вступая в область искусства, человек становится иным. Эта мысль подспудно существует в указанном отрывке о Блоке и выявляется путём сопоставления пушкинского понимания миссии поэта, маркированного у Г.Иванова цитатой, и “наивной” мемуаристики М.Бекетовой.
- 8854.
Пушкинская цитата в ранней лирике Георгия Иванова
-
- 8855.
Пушкинские места города Санкт-Петербурга
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Новую встречу с Петербургом судьба готовила поэту после шестилетнего изгнания. Это уже был другой Петербург николаевская столица. Николай вернул Пушкина из ссылки, писал А. И. Герцен, через несколько дней после того, как были повешены по его приказу герои 14 декабря. Своею милостью он хотел погубить его в общественном мнении, а знаками своего расположения покорить его. Но замысел царя провалился. Последние пять лет жизни Пушкина в Петербурге годы неравного противостояния поэта царю, светской черни, всему, что олицетворяло собою самодержавный Петербург. С самосознанием гения и дерзким вызовом поэт противопоставил свой памятник символу императорской столицы:
- 8855.
Пушкинские места города Санкт-Петербурга
-
- 8856.
Пушкинские места Санкт-Петербурга (текст)
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009 Новую встречу с Петербургом судьба готовила поэту после шестилетнего изгнания. Это уже был другой Петербург николаевская столица. «Николай вернул Пушкина из ссылки, писал А. И. Герцен, через несколько дней после того, как были повешены по его приказу герои 14 декабря. Своею милостью он хотел погубить его в общественном мнении, а знаками своего расположения покорить его». Но замысел царя провалился. Последние пять лет жизни Пушкина в Петербурге годы неравного противостояния поэта царю, «светской черни», всему, что олицетворяло собою самодержавный Петербург. С самосознанием гения и дерзким вызовом поэт противопоставил свой памятник символу императорской столицы:
- 8856.
Пушкинские места Санкт-Петербурга (текст)
-
- 8857.
Пушкинские музеи Царского села
Информация пополнение в коллекции 09.12.2008 Летом 1831 года, в период относительной свободы и покоя, Пушкин много и плодотворно работал. "Письмо Онегина к Татьяне", написанное в доме Китаевой, завершило собой почти восьмилетний труд Пушкина над стихотворным романом и явилось следствием душевного подъема поэта. В эти счастливые месяцы семейной жизни Пушкин создал самую светлую и радостную свою сказку - "Сказку о царе Салтане", которая возникла в своеобразном поэтическом соревновании с Жуковским. В доме Китаевой было написано также стихотворение "Эхо", начаты прозаические произведения, условно названные "Рославлев" и "Роман на Кавказских водах". Здесь Пушкин подготовил к изданию написанные год назад в Болдине "Повести Белкина" свои первые законченные прозаические произведения, проложившие дорогу последующему развитию русской классической прозы. На даче Китаевой Пушкин готовил к печати альманах "Северные цветы" в память его основателя А. А. Дельвига. На протяжении всей жизни Дельвига и Пушкина связывала искренняя и нежная дружба. На постаменте у окна стоит гипсовый бюст Дельвига с оригинала С. И. Гальберга. Бюст был создан вскоре после кончины Дельвига. С именем Дельвига связан также стоящий на столе пресс-грифон это подарок Пушкина Дельвигу на день его рождения в 1829 году.
- 8857.
Пушкинские музеи Царского села
-
- 8858.
Пушкинские реминисценции в творчестве Анны Ахматовой
Курсовой проект пополнение в коллекции 09.12.2008 В литературоведческих исследованиях критерию «точности» цитирования придается решающее значение при различении цитаты и реминисценции. При широком понимании «цитатности», где цитата и реминисценция не вычленяются как отдельные понятия, и точность цитирования признается признаком факультативным [3, 115]. Там, где критерий «точности» положен в основу классификации различных форм цитирования, цитата («собственно цитата») определяется как «точное воспроизведение какого-либо фрагмента чужого текста», а реминисценция как «не буквальное воспроизведение, невольное или намеренное, чужих структур, слов, которые наводят на воспоминания о другом произведении» [там же]. В логике этого определения всякая неточная цитата является уже реминисценцией. Представляется, что «невольное» или «намеренное» искажение цитаты соотносимо с разными явлениями: преднамеренная неточность характеризует цитату, а непреднамеренная (бессознательная) неточность свойство реминисценции. Ряд авторов на основании «бессознательности» цитирования считает возможным говорить о «заимствованиях, а не о «цитировании»). Реминисценция в художественном произведении - черты, наводящие на воспоминание о другом произведении. Реминисценция нередко невольное воспроизведение автором чужих образов или ритмико-синтаксических ходов. В отличие от заимствования и подражания реминисценции бывают смутными и неуловимыми. Как сознательный прием реминисценция рассчитана на память и ассоциативное восприятие читателя» [4, 322)]. В словаре Метцлера различаются две группы реминисценций. «Бессознательная реминисценция» (собственно реминисценция. Ш.Е..) осуществляется через «прием перемещения мотивов, действия, характеров». «Сознательная реминисценция» отождествляется с «прямой цитатой», намеком, пародией. Смещение смыслов может произойти при реминисценции, но в этом случае мы имеем дело с аномальным явлением, ошибкой. В норме реминисценция такой цели не преследует. Приняв определение реминисценции как бессознательного цитирования (обычно мотивов, ритмических схем), можно сделать вывод о том, что цитата (обычно лексическая) более существенна для смыслообразования, ведь «преднамеренность представляет собою в искусстве семантическую энергию» [5, 200]. Реминисценция, напротив, ввиду непреднамеренности употребления имеет относительно малую семиологическую ценность: «Непреднамеренность… проявляется как ощущение, объективной основой которого является невозможность смыслового объединения определенного элемента (реминисценции в нашем случае Ш.Е.) со структурой произведения в целом» [там же].
- 8858.
Пушкинские реминисценции в творчестве Анны Ахматовой
-
- 8859.
Пушкинский "Аквилон"
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Болдинский автограф представляет собою листок, на лицевой стороне которого записан перебе ленный текст "Аквилона". Запись выполнена разборчиво, с небольшой правкой в средней части стихотворения и более обильной в последнем его четверостишии. Под ним две отчетливо читаемые пометы, исключающие, на наш взгляд, нередко возникавшие в пушкиноведении споры о времени написания "Аквилона". Вот эти пометы: "1824 Мих.<айловское>" и "Болдино 7 сент.<ября>". Первая помета фиксирует дату создания стихотворения (временем от начала приезда Пушкина в Михайловское, т. е. не ранее 9 августа и до конца декабря 1824 года); вторая помета датирует запись и доработку этого текста. Не подлежит сомнению, что первая помета вовсе не камуфлирует (из соображений осторожности, как об этом пишут некоторые комментаторы) подлинные обстоятельства, вызвавшие этот стихотворный отклик, а наоборот - прямо на них указывает. Мы пола гаем, что нижний слой болдинского автографа "Аквилона" дает первоначальную, условно говоря "михайловскую" редакцию стихотворения (созданную, повторяем, в августе - декабре 1824 г.), но записанную по памяти в Болдине шесть лет спустя. В пользу этого предположения свидетельствует отсутствие черновика или каких-либо других следов творческой работы над текстом (он мог находится в т.н. "михайловской тетради", уничтоженной Пушкиным после событий декабрьского восстания), характер самой записи (дающий поначалу сплошной текст), а также отсылающая к 1824 г. авторская дата, которая, кстати отметить, была поставлена и при публикации стихотворения в "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" (1857. № 1. 2 января. С. 4). Итак, уникальная память Пушкина в течение шести лет хранила этот михайловский текст, пока не возникла потребность записать его. Потребовались особые условия, заставившие Пушкина снова обратиться к тексту давно созданного стихотворения. Такие условия сложились в первую болдинскую осень (1830 г.) с ее психологическим и творческим настроем, переосмыслением многих прежних ценностей, с подведением каких-то итогов пройденного пути накануне предстоящих ему жизненных перемен. Процесс этот, охвативший многие стороны творческой деятельности Пушкина, своеобразно сказался и на дальнейшей судьбе "Аквилона". Не доведя до конца своей записи стихотворного текста, Пушкин (это обычная его творческая практика) сразу же начал его правку; последний слой автографа дает окончательную, "болдинскую", редакцию "Аквилона", которую автор пометил точной датой (7 сентября 1850 г.). Этот текст он опубликует семь лет спустя. Правка в болдинском автографе носила в основном стилистический характер, но она отчасти коснулась и содержательной стороны текста. Пушкин несколько притушил, несомненно, имевшие место аллюзии, намекавшие на расправу с ним Александра 1, и выдвинул на первый план философско-этический элемент содержания. Однако он оставил в неприкосновенности формулу "гроза и слава", указывающую на события Отечественной войны 1812-1815 гг. и вызывающую в памяти образ Наполеона. Эти существенные для понимания общего смысла "Аквилона" художественные штрихи и скрытые реалии во многом определили характер восприятия этого произведения, которое, подчеркнем, требует от исследователя соблюдения осторожности и такта в толковании возникающих в этой связи исторических ассоциаций. Еще Б. В. Томашевский в статье 1937 г. "Пушкин и Лафонтен" возражал Стоюнину, разумевшему под северным ветром "аквилоном" - политические потрясения, а под дубом - самого Пушкина, который в результате этих потрясений "был вполовину низверг нут". Не принимал он и точки зрения Л. Майкова, считавшего, что аквилоном назван Александр, дубом Наполеон, тростником - Пушкин".
- 8859.
Пушкинский "Аквилон"
-
- 8860.
Пушкинский дворик
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009 Я понимаю, что кому-то этот перечислительный ряд может показаться и произвольным, и эпатирующим. Шутка ли: ставить на одну доску со Львом Толстым сочинителя канувшей в небытие “Полиньки Сакс”, а Стендаля приравнивать к автору “Рыжика”! Но в том-то и дело, что, помимо “Рыжика” и “Полиньки Сакс”, повестей всего-навсего добротных, авторы их оставили после себя нечто, чему сами они особого значения не придавали, но что оказалось самым живым, самым трепетным, самым, в конечном счёте, ценным в их литературном наследии. Эти нечаянные шедевры дневники. И тут малоизвестные в общем-то литераторы не только не уступают Толстому и Стендалю, но кое в чём, может быть, и превосходят их. В чём? Не в виртуозности психологического анализа, нет, конечно, не в строгости к себе, не в интенсивности нравственного чувства, самоорганизующегося на наших глазах. (Именно процесс самоорганизации и есть, на мой взгляд, самое интересное в подобного рода укромных писаниях.) Они превосходят классиков в трагизме изначальной ситуации. Когда 24-летний Лев Толстой успокаивает себя тем, что “есть повести хуже”, нежели его “Детство”, и добавляет с надеждой, что он, дескать, ещё не убеждён в полном отсутствии у него таланта, то мы лишь улыбаемся, читая это. Тут великий художник оказался неважным пророком, как неважным пророком оказался и Стендаль, преспокойно выведший на одной из первых страниц автобиографии: “По правде сказать, я менее всего уверен в том, что обладаю хоть каким-нибудь талантом, чтобы заставить читать меня”. Но когда подобное пишет литератор, грустную правоту которого история, увы, подтвердила, то это уже не милое заблуждение, а драма, которую надо иметь мужество и достоинство пережить. И в этом плане мы, простые смертные, куда ближе к Ренару и Дружинину, нежели к Толстому или Стендалю. Но в общем, все эти люди одного душевного склада. Люди, которые не позволяют себе и шагу ступить без того, чтобы тотчас не подвергнуть его пристрастному анализу. Практически все их сочинения, во всяком случае главные из них, не говоря уже о дневниках, вертятся вокруг собственной персоны, предпочитающей спрятаться, если это вещь беллетристическая, за маску вымышленного героя. Лишь одна она всерьёз волнует их, что и демонстрируют дневники с потрясающей наглядностью. Всё остальное другой уже мир, с которым они так или иначе входят в контакт. Именно бесконечное разнообразие этих контактов, живых и напряжённых, часто драматических, и составляет, наряду с личностью автора, предмет скрупулёзных исследований. Но контакт, даже самый близкий, это всё-таки форма взаимодействия, форма сосуществования изначально суверенных систем, в то время как гармония, подлинная гармония, предполагает изначальное единство.
- 8860.
Пушкинский дворик