Geum.ru

Литература

  • 6241. Метанимический перенос в произведениях английских авторов 18-19 веков
    Курсовой проект пополнение в коллекции 12.11.2008

    Итак, наименование может быть перенесено: 1) с сосуда на содержимое или объем содержимого, например блюдо «большая плоская тарелка» и «кушанье, яство», а также «порядковое место кушанья в составе трапезы» (ср.: На блюде была курица с рисом; Курица с рисом мое любимое блюдо; На второе блюдо была подана курица с рисом); стакан: «сосуд для питья» и «мера жидких и сыпучих масс»; 2) с материала на изделия из него: хрусталь «стекло высокого качества» и «изделия из такого стекла»; серебро «металл» и «монеты или столовые приборы из серебра» (столовое серебро); 3) с материала на результат действия, осуществленного с его применением: бумага «материал для письма», «лист» и «письменный документ»; 4) с места, населенного пункта на его население или происшедшее там событие: Весь город (т.е. жители города) вышел на улицу; Ватерлоо «селение в Бельгии» и «сражение, в котором Наполеон потерпел поражение»; 5) с социальной организации, учреждения на его коллектив и занимаемое им помещение: Институт много работает и В Институте ведутся ремонтные работы; 6) с социального события, мероприятия на его участников: Съезд назначен на май и Съезд принял важную резолюцию; 7) с места на то действие, для которого оно предназначено, или время действия: дорога, путь «место, приспособленное для передвижения», и «путешествие, поездка; время поездки» (ср.: немощеная дорога и долгая дорога); 8) с действия на его результат, место, время или вовлеченный в действие предмет (субъект, объект, орудие): остановка «действие по глаголу останавливаться» и «место остановки транспорта»; охрана «действие по глаголу охранять и «охранники»; еда «принятие пищи» и «пища»; свисток «акт свиста» и «орудие свиста»; шитье «действие по глаголу шить» и «то, что шьется», «вышивка» (золотое шитье); 9) с имени автора на название его произведения или созданного им стиля: читать (пародировать) Достоевского; 10) с материальной формы, в которую заключено содержание, на само содержание; ср.: толстая книга (о предмете) и интересная книга (о содержании); 11) с отрасли знания на ее предмет: грамматика «строй, структура языка» (грамматический строй) и «раздел языкознания, изучающий внутреннюю структуру языка» (теоретическая грамматика); 12) с целого на часть и наоборот: груша «дерево» и «плод», лицо «передняя часть головы человека» и «человек, личность» и т.п. [12]

  • 6242. Метафизика русской прозы
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Дух русской литературы явился не с гением Пушкина, а создался давным-давно, в веках. Содержание новейшей культуры и было обеднено тем, что весь предыдущий опыт русского искусства в ней не был воспринят как собственно художественный, а частью остался безвестным. По этим двум причинам знакомство с ним начиналось и заканчивалось на писаниях Симеона Полоцкого даже в Царскосельском лицее, этом светоче просвещения, и вот сам Пушкин писал: <Словесность наша, кажется, не старее Ломоносова>. Между тем о словесности нашей вплоть и до наших дней высказываются с той лишь разницей, что она <не старее Пушкина>. Но мало сказать, что обеднялось содержание культуры новейшей: превращался в эдакий допотопный реликт и отчужденный опыт русской духовной культуры. Во-первых, следует полагать, что новейшая культура с этим опытом не имела никакой связи, то есть ей присваивается временная сущность. о-вторых, следует, что и сущность русского искусства была временной и что оно не обладало самобытностью, жизненностью, если не внесло никакого вклада в тот самый золотой век и даже не создало удобренной, отнюдь не истощенной почвы.
    Русское искусство извлекалось из небытия, и уже в наше время было вполне оценено все его художественное разнообразие и богатство, но вот что происходило: чем явственней делался великий этот опыт, тем больше завышались плоды петровского, европейского просвещения и значение новейшей словесности, разумеется, начатой <от Пушкина>. Таковое размежевание выразилось и в новейшей культурной идее двух веков, Золотого и Серебряного, в которых происходило воплощение тех мировоззрений, ценностей, настроений, что были заронены в пору европейского просвещения. Гений Пушкина велик, громаден, однако он и мал как начало этих веков или даже их итог. Это походило на то, будто воспитанное в блестящей европейской среде дитя не хотело признавать своей темной, дремучей матери. И если в началах европейского просвещения России это отречение и происходило из незнания и трагической оторванности нового русского дворянства от своих корней, то в последующем сближения между старейшей и новейшей ее половинами не могло произойти потому, что за два века сложилась такая беспочвенная, усеченная в своих понятиях духовная среда, которая уже только наращивала мощь отчуждения, отречения, отрицания. С другой стороны, почти сломлен был тот общий взгляд на русскую поэзию в части <пушкинской плеяды> и прочего, когда вся она представлялась отраженной от Пушкина да и мерилась по нему, как по аршину. И как ни удивительно, но затворы русской литературы не распахнулись, а, напротив, сделались еще глуше и крепче, ибо поскольку укрупнялся взгляд на Пушкина, постольку укрупнялась и его эпоха. В этой эпохе делалась еще историчней сама личность Пушкина, а прямо за тем вырастало, бронзовело ее историческое значение - это строительство национальной культуры. Скажем полней: русской европейской, которой, как считается, гений Пушкина будто бы внушил национальный дух и характер.
    Стало быть, суть вовсе даже не во взгляде на Пушкина и не в том, насколько открыто и понято русское духовное богатство, но в чем же тогда? Имя Пушкина - это вечный знак, призванный указывать на рождение национальной культуры, какой высоты якобы не достигает за всю свою историю русская духовная культура, народная по своему происхождению или же церковная; потому не достигает, что рождение национальной культуры возможно только в слитной, целостной духовной среде, у народа просвещенного, с открывшейся жаждой к познанию - человека, окружающей его природы, истоков нравственного чувства. В эпохе европейского - или петровского - просвещения у нас и усматривается образование таковой духовной среды.
    Греческое просвещение не обсуждается всерьез. Учение у греков не кажется основательным, потому что школьное образование и научная деятельность на Руси вовсе не привились. Факт этот исторический невозможно оспорить, но дело в том, что самая бесспорность его ровным счетом ничего не доказывает. Самобытная Русь разочаровывает нас потому, что мы так и не находим в ней подобия Византии. А этого подобия и не могло быть: просвещение происходило другим путем, сокровенным и сложным. Вопрос просвещения был вопросом творчества и веры русского народа, а не преемства или обретения знаний, с их <содержанием сотворенного> и <застывшей верой-сомнением>. Внутреннее сопротивление языческой Руси духу христианства сроднило славянское с античным. Когда же русская самобытность столкнулась в эпоху петровского просвещения с европейскими ценностями, то выделила из нее ренессансный дух, такой же эллинский по своему существу, но сам рационализм европейской культуры был в ходе духовного усложнения изжит, отвергнут. Тут ответ и на то, почему не привились на Руси школьное образование и научная деятельность, а только одна простая грамотность, которая никак не могла и не обеспечивала накопления, развития научного опыта, распространения прикладных технических знаний; ведь все упомянутые области, научные или близкие к науке, являются общечеловеческими. Иначе сказать, невозможно выделить самобытное, национальное из того, что по своей сути таковым не является. Насаждение знаний именно в этих областях и происходило в петровскую эпоху. Потому и насаждалось не просвещение, а круг реформ, призванных поднять Россию на все тот же общечеловеческий международный уровень развития науки, инженерии, управления государством, хозяйствования. Вся эта реформация, само собой, сопровождалась усилением духовного европейского влияния. В борьбе за самобытность на протяжении веков общинный дух народа превратился в национальный, а на новом же витке этой борьбы, в эпоху петровских преобразований, из его усиленных, воспаленных черт выделились общечеловеческие, планетарные. Из обособленной и национальной русская культура превратилась во всемирную, однако не утеряв своего самобытного духа. Таковая двойственность, когда общечеловеческое и самобытное оказалось заключенным в одну культурную форму, обрела свое полнейшее воплощение в идее русского духовного призвания - в русской Идее и мессианском существе новейшей русской культуры. <Из мертвеющей, пропахшей трупами России вырастает новая, венчающая человечество и кончающая его цивилизация - штурм вселенной, вместо прежнего штурма человека человеком - симфонии сознания...> - провозглашал последний ее пророк, Андрей Платонов.
    Энергией нашей духовной культуры сделалось сопротивление. Но этой энергии сопротивления требуется слишком много, вплоть до беспрерывного напряжения, чтобы во что бы то ни стало сохранить русскую самобытность. Это противоречие из рода тех, которые рождаются отрицанием и являются неразрешимыми, безысходными. Русская самобытность состарилась, ей тысяча лет, но на их-то протяжении она остается младенческой, в том-то смысле и пушкинской. Диалектика культурного развития сплетается тесно и с диалектикой развития исторического. История никогда не стоит на месте, но текучесть ее становится очевидной в событиях того масштаба, которые так или иначе сказываются на человеческом бытии. В исторической практике европейских народов события такого масштаба происходили в единстве с законами общественного развития. Иначе сказать, в них присутствовала историческая целесообразность, и при всей глубине изменений человеческое бытие перетекало как бы из одной реальности в другую и так же гладко видоизменялся в своей сущности национальный быт. Особенность русского исторического развития заключается в том, что потребность в социальной реформации возникала из-за значительного отставания в общечеловеческих областях, но общечеловеческое шире и условней опыта народного. Когда социальная реформация насаждалась в русский мир, тогда он, напротив, утрачивал опору и приходил в шаткое мучительное положение.
    Будучи противоестественным, преобразовательство облекалось поневоле в деспотические формы - тотальной власти, террора, государственной бюрократии, отчего подлинного обновления тем больше не могло произойти. Потому сами преобразования ни к чему, кроме усиления деспотических этих форм, не приводят. Человеку надо разрешить самому делать свой выбор, образовываться и дать в том свободу, а его принуждают к новому, пускай и прогрессивному, положению вещей силой, все одно что запрещая и мордуя, воспитывая в нем не иначе как раба. Подлинного обновления духовного произойти насильственным путем не может, <страх закрепощает невежество и пороки, а не избавляет от них>. Борьба за преобразование жизни сосредотачивается на вещественных символах и на абстрактных идеях, лозунгах. Это безысходный круг. Деспотия встает на пути самобытного национального развития, отчего не могут пробиться даже его ростки; отчего сама потребность в развитии лишается национальной сущности, а осознаваться начинает именно как потребность в реформации, то есть на чужом примере и внедрением в национальный уклад того, что ему чуждо. В итоге есть Россия, лишенная целесообразности и соразмерности исторического развития. Есть русская самобытность и ее духовное сопротивление как национальная сущность. И есть вечная деспотия, чередующая эпохи террора с эпохами глухой дремоты, давно утратившая национальные черты и ставшая именно <общечеловеческой>, с которой свыкся за века русский народ и которая стала под конец двадцатого века чуть не единственной исторической перспективой. Таким образом, с пробуждением истории в переходном состоянии оказывается не что иное, как наша национальная сущность, а вопросом современной культуры становится ее самобытность. Национальное не значит самобытное, как и не уподобляется тому, что есть народное. И это не игра смыслами, это как раз то сущностное различие, которое очень на многое влияет и которое поэтому важно определить. Национальное - это слитная, целостная духовная среда, которая невозможна без просвещенности, то есть без жажды к познанию, к совершенствованию. Народное всеми этими качествами не обладает, но оно изначально наделено той самобытностью, той жизненной опытностью, которых нельзя достичь путем совершенствования, то есть путем познания. Национальная самобытность - это достижение той сокровенной высоты, когда существо народной жизни воплощается в духовных образах, а сами эти образы становятся ответом на искания <народной души> и высокой, хранимой ценностью. Но отчуждение от нее, отчуждение вообще от народной среды рождает тот разрушительный тип национального самосознания, для которого свойственно впитывать и воспринимать как свое чужеродное; а в конечном - не воспринять и преобразить, а устранить, подменить народное, самобытное.
    В том наша историческая трагедия, трагедия просвещения, что реформация, совершаемая в России всегда именно просвещенным слоем нации, но и отчужденным от народа, совершается ценой уничтожения исторической памяти народа и физического истощения его сил не потому, что таковые громадные человеческие и духовные потери неизбежны, а потому, что неизбежна та чужесть к народу и народному, что питает этот просвещенный слой. Эмигрантство западников, славянофильское сектантство - оборотные стороны одной и той же духовной узости. Говоря по Достоевскому, словами его героя Шатова из <Бесов>, славянофилом, равно как и западником, становятся у нас <по невозможности быть русским>.
    Реформация и Просвещение следуют друг за другом, неотделимы одна от другого: удовлетворение нужд государства, достижение целей государственных невозможны и без подъема культурного развития. Это проблема историческая, рожденная несоразмерностью развития именно исторического и встававшая в разные эпохи перед народами больших природных пространств. Изменение в пространстве не есть изменение во времени, не есть изменение по существу - и потому-то начинает требовать нового существа. Однако знания, даже технические, усваиваются наравне и во взаимопроникновении с языком. Скажем, в пространстве евразийском тот же путь реформации и просвещения прошли вовсе не родственные и немилые нам монголы - с новорожденной за полвека государственностью, с расширением невероятным за полвека поля жизнедеятельности, притом у монголов не было своей письменности. Выбор, совершенный в этом отношении Чингисханом, был по своей природе подобным выбору, какой совершал Владимир Святой в эпоху крещения. Чингисхан мог воспользоваться для этой цели находившимися в пределах его досягаемости китайской письменной цивилизацией и уйгурской, которой и было отдано предпочтение как близкой по духу кочевникам.
    Письменность, язык, как бы архаичны ни были эти примеры, всегда оказываются тем главным, тем сущностным, что заключают в себе и механизм, и диалектика просвещения. Тут мы говорим уже не про обретение первобытное письменности или веры, а про то, что всякое изменение, существенное в культурном развитии, есть прежде всего преобразование языковой национальной среды, в которую внедряется новый чужеродный язык знания, влекущий за собой новые чужеродные образы культуры и быта, смену национального <культурного типа> (определение Н. Данилевского). Культура - это материал еще и в том смысле, что заключается в форму, имеет свою форму. Разрушительно не вхождение в национальную культурную среду чего-то из чужого образа жизни и чужой культуры, потому что будет оно усвоено и освоено, оказываясь в ней воспользованным, нужным, удобным; но разрушительно преобразование исторических форм бытования культуры, построение культуры на формах внеисторических, внетиповых, потому что тогда прекращается сама наша история.
    Утрата среды языковой, растворение ее и уничтожение в языке знания разрушительны еще и потому, что утрачивается национальная культурно-языковая общность - сила этого рода разрушения медлительней, незримей, схожа с распадом атомов. Реформация совершается самым сильным социальным классом или слоем, который можно назвать и просто господствующим, господским. Усвоение языка знания, иных обычаев отрывает господский слой от своего народа, от слоев низовых, простонародья, рождая особое национальное состояние, о котором уже велась речь выше, состояние просвещения.
    Тогда в состоянии этом из просвещенного слоя нации, охваченного так или иначе просвещением, выделяется уже культурный класс - такая новая общность, которая образуется из осознания национальных культурных интересов. Этот класс также оказывается чуждым народу, хотя не чуждается народа. Достаточно вспомнить Аввакума, Ивана Неронова и подобного духовного склада ревнителей веры, очутившихся как бы между двух огней, оторвавшихся от народа, но так и не слившихся со слоем господским своего времени. Культурный класс уже вследствие борьбы за самобытность и активного духовного сопротивления делается в истории социальной силой, или, сказать иначе, идеал самобытности порождает <духов революции> и воплощается, замыкается уже в разрушительной роковой идее борьбы; энергия духовной борьбы ревнителей веры - в расколе и раскольниках; старое русское дворянство с его энергией духовного противления духу петровской эпохи - в движении декабристов; интеллигенция дворянская, разночинцы, научные марксисты - в большевизме.
    Однако в том общий наш исторический подвиг как народа, что так же неудержим всегда обратный порыв к утраченной цельности, велика и неизбежна сила любви к погибшей родине, а из напряжения народной души - напряжения неимоверного любви, страха, страдания - рождается блаженный русский гений, являясь с миром, заступаясь за погубленное и погубленных, связуя воедино, казалось, бессвязные уж обрывки нашей речи, нашей истории.
    Внутри с трудом обретаемой общности русского мира сильно, существенно внутреннее напряжение разных жизненных пластов, традиций, как бы всех атомов национального мировоззрения, и это напряжение, схожее с напряжением взаимоотталкивающих энергетических полей, питает сами эти разнообразные духовные национальные силы, а русское по духу, по мысли, по образу, по самобытности рождается уже в самых стыках этих полей.

  • 6243. Метафизика русской прозы, вопросы литературы безвременья
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    Идеи обновления являются, усиливаются в отсутствие истинного пространства и масштаба литературы, как бы в отсутствие духа и смысла, с утратой веры, исторической памяти, основания. Но разве не достаточно революции, сталинского геноцида, войн, разве мало было у нас общих всем мучений, чтобы почувствовать себя русскими людьми? Страдание, если оно одно на всех, обостряет национальное самосознание, усиливает в народе именно общее, то есть национальные черты. Страдальческий опыт - вот что фундаментирует и питает наши национальные чувства. Мы обособились от мира, загородились от него своим страдальческим опытом. Литература же делит страдания со своим народом, наполняется его чертами, как бы воспалены они ни были. Социальные, общественные противоречия - это лишь поверхность неустроенности духовной. Она и есть настоящая национальная болезнь, постичь которую возможно, лишь проникнув в глубину народной души . Сказать, что опыт современный человеческий страшен,- значит ничего не сказать. Мы давно и незаметно перешагнули границу зла, за которой начало нового испытания, искупление содеянного. Но как цинизм совсем обесчеловечил ироническую литературу, так жестокость обезобразила современную реалистическую прозу. И она тоже становится бесчеловечной. Одни презрительно отказались от бытописания - и пишут бесчеловечно, потому что совесть свободному искусству не судья. Другие, под маской реалистической, с тем же презрительным неверием отвернулись от красоты и правды добра в человеке, потому что без них жестокость и делается художественно достоверней.

  • 6244. Метафора в испанской поэзии XVII века и ее современное осмысление
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Основным направлением изучения метафоры стала когнитивная теория, хотя историки языка давно учили, что не существует такого слова или описания интеллектуальных операций, которые не восходили бы к метафоре, основанной на описании какого-либо физического действия. Ведь уже простейшее языковое выражение требует преобразования определенного мировоззренческого или эмоционального содержания в звук, то есть во враждебного этому содержанию посредника. Метафора здесь не ограничивается одной лишь сферой языка: сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны, понятийная система упорядочивается и определяется метафорически (см.: Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Избранные главы (I, XIII, XXI, XXIII, XXIV) // Язык и моделирование социального воздействия. М., 1987. С. 126-170). В диалоге «Тимей» Платон говорит: «Все, что с помощью звука приносит пользу слуху, даровано ради гармонии. Между тем, гармонию… Музы даровали каждому рассудительному своему почитателю не для бессмысленного удовольствия - хотя в нем и видят нынче толк, - но как средство против разлада в круговращении души, долженствующее привести ее к строю и согласованности с самой собой».

  • 6245. Метафора в научно-популярном медицинском дискурсе
    Информация пополнение в коллекции 18.11.2001

     

    1. Семантическая деривация на основе медицинских терминов // Проблемы гуманитарного знания: на рубеже веков: Тезисы научно-практической конференции. Архангельск, 1999. С. 52-53 (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    2. Учебно-методический комплекс по английскому языку. Методическое пособие. Пермь: Перм. гос. мед. академия, 2000. 128 с. (в соавторстве с З.С.Шатровой, С.Л.Мишлановой).
    3. Формы контроля, предлагаемые учебно-методическим комплексом по английскому языку для заочного отделения ФВСО // Проблемы контроля качества образовательного процесса в ПГМА. Тезисы докладов учебно-методической конференции.-Пермь, 2001. С. 16-17. (в соавторстве с З.С.Шатровой, С.Л.Мишлановой).
    4. Научно-популярный медицинский текст с когнитивной точки зрения // Материалы научной сессии ПГМА. Пермь, 2001. С.21. (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    5. Метафоризация в научно-популярном медицинском тексте // Текст-2000: Теория и практика. Междисциплинарные подходы; Материалы Всероссийской научной конференции. Ижевск, 2001. С.55. (в совторстве с Алексеевой Л.М., Мишлановой С.Л.).
    6. Практикум по грамматике английского языка. Методическое пособие. Пермь: ПГМА, 2002. 152 с. (в соавторстве с З.С.Шатровой, С.Л.Мишлановой).
    7. Практикум по формированию и развитию навыков чтения на английском языке. Методическое пособие. Пермь: ГОУ ВПО «ПГМА Минздрава России», 2003. 79 с. (в соавторстве с З.С.Шатровой, С.Л.Мишлановой).
    8. Особенности концептуальной интеграции в научно-популярном тексте // Материалы научной сессии 2004 года. Пермь-Ижевск, 2004. С.12.
    9. Механизм фразеологизации в научно-популярном тексте // Жанры, типы и сорта текста: Межвуз.сб.научн.трудов; Вып.1, Орел; ОГИИК, 2004. С.78-85.
    10. The VCR in teaching English as a tool of raising competence in medical communication. Английский язык в поликультурном регионе (=English in a Multi-Cultural Community): Материалы междунар. конф. / Удм. гос. ун-т. Ижевск, 2005. Ч.1: Тезисы. С.101. (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    11. К проблеме типологии научно-популярных медицинских текстов // Проблемы изучения и преподавания иностранных языков: Сб. материалов научно-практической конференции «Иностранный язык и мировая культура». Пермь, 2005. С.74-78 (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    12. Atherosclerosis: Video Resource Book (методич. рекомендации к видеоурокам по теме «Атеросклероз»). Пермь: ГОУ ВПО ПГМА Росздрава, 2005. 44 с. (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    13. Концептуальная метафора в русскоязычном научно-популярном медицинском дискурсе // Вiсник ЛНПУ iменi Тараса Шевченка: Фiлологiчнi науки. Луганськ: Альма-матер, 2006. 11 (106). Ч.1. С. 72-78 (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    14. Когнитивные и коммуникативные стратегии популяризации в медицинском дискурсе // Проблемы лингвокультурологического и дискурсивного анализа: Материалы Всероссийской научной конференции «Язык. Система. Личность», Екатеринбург, 23-25 апреля 2006 года / Урал. гос. пед. ин-т. Екатеринбург, 2006. 230 с. С. 183-187 (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    15. Семиотические, когнитивно-коммуникативные и прагматические особенности научно-популярного медицинского дискурса // Материалы Юбилейной научной сессии академии. Пермь: ГОУ ВПО «ПГМА им Е.А. Вагнера Росздрава», 2006. С. 84-85 (в соавторстве с С.Л.Мишлановой).
    16. Метафоризация как способ положительного информирования в научно-популярном медицинском дискурсе // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». 2006. № 6. С. 244-249 (в соавторстве с С.Ю.Гуляевой).
  • 6246. Метафора в поэзии И. Бахтерева
    Курсовой проект пополнение в коллекции 24.01.2007

     

    1. Аристотель. О поэтическом искусстве. М., 1957.
    2. Бирюков С. Поэзия русского авангарда. М., 2001.
    3. Гирба Ю. «Движение неизвестно куда». Тело, жест и пластика в театре обэриутов // Поэзия и живопись. М., 2000. С. 604 618.
    4. Глоцер В. Об обэриутах // Круг чтения. 1998. С. 82 83.
    5. Григорьев В. П. Поэтика слова. М., 1979.
    6. Жаккар Ж. Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995.
    7. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. М., 1977.
    8. Заболоцкий Н. Поэзия обэриутов // Поэты группы ОБЭРИУ. М., 2000. С. 538 540.
    9. Кобринский А. Поэтика «ОБЭРИУ» в контексте русского литературного авангарда. М., 1999.
    10. Кожевникова Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.
    11. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.
    12. Лихачев Д. С. Слово о полку Игореве. М., 1950.
    13. Минц К. Б. Обэриуты // Вопросы литературы. 2001. №1.
    14. Николаенко В. В. Письма о русской филологии (Письмо восьмое) // Новое литературное обозрение. 2000. №43. С. 394 401.
    15. Ортега-и-Гассет Х. Две главные метафоры. М., 1991.
    16. Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. М., 1993.
    17. Павлович Н. В. Очерки истории языка русской поэзии ХХ века. Образные средства поэтического языка и их трансформация. М., 1995.
    18. Павлович Н. В. Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке. М., 1995.
    19. Писатели ХХ века. М., 1993.
    20. Потебня А. А. Теоретическая поэтика. М., 1990.
    21. Поэты группы ОБЭРИУ. М., 2000.
    22. Русский язык. Энциклопедия. М., 1997.
    23. Стеблин-Каменский М. И. Спорное в языкознании. М., 1974.
    24. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996.
    25. Чернец Л. В. «...Плыло облако, похожее на рояль» (О сравнении) // Русская словесность. 2000. № 2.
    26. Шилков Ю. М. Метафора и мифологический образ («огонь» и «вода» в библейской поэзии по И. Г. Франк-Каменецкому) // Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Выпуск №8. СПб., 2001.
    27. Шубинский В. Прекрасная махровая глупость // Новое литературное обозрение. 2001. № 49. С. 406 420.
  • 6247. Метафора как средство оптимизации понимания художественного текста
    Курсовой проект пополнение в коллекции 22.11.2010

    Критики указывают и на то, что С. Кинг совсем не отдаляется от объективной реальности, самозабвенно погружаясь в воображаемые миры. Напротив, "он знает, что мы увязли в пугающем мире, полном реальными демонами вроде смерти и болезни, и что, возможно, наиболее страшная и пугающая вещь в этом мире - это человеческое мнение" (ЕЕ, 2007: 23). Ужасное в романах С. Кинга зачастую социально детерминировано, писатель намеренно заостряет внимание на каких-то деталях, при этом его повествование явно несет на себе отпечаток натуралистичности. В его умелых руках такой метод становится оружием, метко обрушивающимся на те или иные общественные несправедливости. Для придания своим литературным мирам большей достоверности и близости к читателю С. Кинг использует такой прием, который возможно определить как "документальность". Это означает, что в своих произведениях писатель использует псевдоцитаты газет, протоколов судебных заседаний, энциклопедий, писем, дневников, мемуаров, сценариев, рекламных проспектов, рукописей художественных произведений. Такая особенность творчества была присуща писателю на протяжении всего творческого пути, начиная с первого опубликованного романа "Carrie" (1974). Так, например, в романе "Misery" (1987) он приводит черновые главы книги, напечатанные на машинке с западающей буквой N, сам роман содержит в себе как минимум три других: криминальный, женский романтический и женский приключенческий, якобы написанных главным героем, причем один из них - "Возвращение Мизери" - приведен почти целиком, что позволяет проследить, как "реальные" детали и "жизненные" наблюдения вплетаются в ткань художественного произведения; в романе "The Dark Half" (1989) цитаты "крутого романа", также якобы написанного героем, вынесены в эпиграф; а в "Регуляторах" приведены даже детские рисунки. Такие мистификации необходимы писателю для того, чтобы показать происходящее с разных точек зрения, изобразить, как разные люди независимо друг от друга приходят к одному и тому же выводу о подлинности существования зла, которое действовало не когда-то, а сегодня, рядом. Как бы выслушиваются разноголосые свидетельские показания, отличающиеся стилистически и эмоционально, из разных источников поступают сведения, противоречивые в мелочах, но сходные в главном, из всего этого постепенно, подобно мозаике складывается цельная картина, которую читатель в состоянии охватить более полно, нежели каждый из героев в отдельности. Это производит впечатление документальной достоверности, - легенда претворяется в реальную угрозу.

  • 6248. Метафора сна в романе Цао Сюэциня "Сон в красном тереме"
    Дипломная работа пополнение в коллекции 23.02.2006

    Роман Цао Сюэциня имел несколько названий, каждое из которых глубоко символично. Первоначальное название «История камня» («Записки о камне», «Записи на камне»), на котором остановился автор, предполагает, что роман это «жизнеописание» выброшенного богиней камня, тем более, что это камень «трех жизней», в «жизнеописание» всегда включались сведения о трех поколениях: деде и отце того, кому «жизнеописание» посвящалось. Возможно, таким первоначально видел свой роман сам Цао Сюэцинь, но роман перерос эти рамки. Это название обозначено уже в первой главе. Здесь же говорится, что «Записки» называются «Записками монаха, познавшего чувства» и «Повествованием Драгоценном Зерцале Ветра и Луны» (о «Драгоценном Зерцале любви»: «ветер» - метафора пылкого любовника, «луна» - метафора возлюбленной; одновременно символ бедности: «ветер в мешке да луна в рукаве»). Первое название, вероятно, намекает на историю героя романа, принявшего монашеский постриг, а второе в иносказательной форме воспроизводит содержание произведения, в котором рассказывается о «ветре и луне», то есть о любовных («чувствительных») отношениях героев, о их страстях, как бы отраженных в «Драгоценном Зерцале». Автор назвал свой роман еще «Историей двенадцати головных шпилек Цзиньлина» («головная шпилька» - метафора красавицы; Цзиньлин Золотой Холм, образное название Нанкина), которая намекает на двенадцать героинь произведения. Образ «двенадцати шпилек» идет от древности и встречается у многих поэтов (например, у знаменитого Бо Цзюйи) как образ мира женщин. Существует еще одно название романа: «Судьба Золота и Яшмы», где под этими образами подразумеваются главные герои Баоюй и Баочай. В 1791 г., когда он был впервые издан в 120 главах, на титуле значилось: «Сон в красном тереме». Это название и приобрело наибольшую популярность. Оно также встречается в тексте (в пятой главе) как название цикла арий, которые герой слышит во сне, когда попадает в волшебную страну Грез.

  • 6249. Метафора сна в романе Цао Сюэциня «Сон в красном тереме»
    Дипломная работа пополнение в коллекции 09.12.2008

    Роман Цао Сюэциня имел несколько названий, каждое из которых глубоко символично. Первоначальное название «История камня» («Записки о камне», «Записи на камне»), на котором остановился автор, предполагает, что роман это «жизнеописание» выброшенного богиней камня, тем более, что это камень «трех жизней», в «жизнеописание» всегда включались сведения о трех поколениях: деде и отце того, кому «жизнеописание» посвящалось. Возможно, таким первоначально видел свой роман сам Цао Сюэцинь, но роман перерос эти рамки. Это название обозначено уже в первой главе. Здесь же говорится, что «Записки» называются «Записками монаха, познавшего чувства» и «Повествованием Драгоценном Зерцале Ветра и Луны» (о «Драгоценном Зерцале любви»: «ветер» - метафора пылкого любовника, «луна» - метафора возлюбленной; одновременно символ бедности: «ветер в мешке да луна в рукаве»). Первое название, вероятно, намекает на историю героя романа, принявшего монашеский постриг, а второе в иносказательной форме воспроизводит содержание произведения, в котором рассказывается о «ветре и луне», то есть о любовных («чувствительных») отношениях героев, о их страстях, как бы отраженных в «Драгоценном Зерцале». Автор назвал свой роман еще «Историей двенадцати головных шпилек Цзиньлина» («головная шпилька» - метафора красавицы; Цзиньлин Золотой Холм, образное название Нанкина), которая намекает на двенадцать героинь произведения. Образ «двенадцати шпилек» идет от древности и встречается у многих поэтов (например, у знаменитого Бо Цзюйи) как образ мира женщин. Существует еще одно название романа: «Судьба Золота и Яшмы», где под этими образами подразумеваются главные герои Баоюй и Баочай. В 1791 г., когда он был впервые издан в 120 главах, на титуле значилось: «Сон в красном тереме». Это название и приобрело наибольшую популярность. Оно также встречается в тексте (в пятой главе) как название цикла арий, которые герой слышит во сне, когда попадает в волшебную страну Грез.

  • 6250. Метафоризация характеристик образа женщины в русской культуре
    Информация пополнение в коллекции 28.01.2007

    Вот, к примеру, стихотворение «Тройка»: для характеристики образа юной русской красавицы Некрасов выбирает такие метафоры, как: «в волосах твоих, черных, как ночь», ее саму называет «чернобровой дикаркой». Таким образом, в данном случае метафоризация характеристики девушки призвана показать ее неугомонный, юный, ничем не стесненный нрав… и эта метафора подчеркивает следующие строки стихотворения, где говорится о том, что ждет в замужестве девушку, как придется покориться и увянуть вольной (пока еще) «чернобровой дикарке».

  • 6251. Метафорика романа Л.Н. Толстого "Воскресение"
    Дипломная работа пополнение в коллекции 17.03.2011

     

    1. Актуальные вопросы лексикологии и фразеологии: Сборник научных трудов / Отв. ред. Д.А. Романов. Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. Л.Н. Толстого, 2005. 379 с.
    2. Актуальные проблемы современной лингвистики. М.: Наука, 2009. 416 с.
    3. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: синонимические средства языка / Ю.Д. Апресян. М.: Русский язык, 1995. 472 с.
    4. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1998. 895 с.
    5. Арутюнова Н.Д. Функциональные типы языковой метафоры / Н.Д. Арутюнова. М.: Серия языка и литературы, 1978. № 4.
    6. Аюпова Е.И. Метафорическое словоупотребление в художественном тексте / Е.И.Аюпова // Преподавание и изучение русского языка в контексте современной языковой политики России. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского ун-та, 2002. 246 c.
    7. Блэк М. Метафора // Теория метафоры / М. Блэк. Под общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. 512с.
    8. Виноградов В.В. О языке художественной прозы: Избр. труды / В.В. Виноградов. М.: Наука, 1980. 256 с.
    9. Виноградов В.В. О языке Толстого: в книге Виноградов В.В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Гоголя до Ахматовой / В.В.Виноградов. М.: Наука, 2003. 394 с.
    10. Вольф Е.М. Метафора и оценка / Е.М. Вольф // Метафора в языке и тексте / Е.М.Вольф. М.: Наука, 1988. 176 с.
    11. Гальперин И.Р. Избранные труды. М.: Высшая школа, 2005. 256 с.
    12. Герасименко И.Е. Использование оценочной лексики во вторичной номинации: Дис. ... канд. филол. Наук. Москва, 2002. 189 с.
    13. Глазунова О.И. Логика метафорических преобразований / О.И. Глазунова. СПб.: Нева, 2000. 190 с.
    14. Гудков Л.Д. Метафора и рациональность / Л.Д.Гудков. М.,1994. 420 с.
    15. Иванюк Б.П. Метафора и литературное произведение (структурно-типологич., историко-типологич. и прагматический аспекты исследования) / Б.П. Иванюк. Черновцы: Рута, 1999.
    16. История понятий, история дискурса, история метафор/Антология. М.: Нов. литер. обозрение, 2010. 328 с.
    17. Кассирер Э. Сила метафоры /Э.Кассирер // Теория метафоры. Под общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. 512 с.
    18. Кожина М.Н., Дускаева Л.Р., Салимовский В.А. Стилистика русского языка. Учеб.пособие для студентов фак.рус.яз. и лит. пед. ин-тов/ М.Н.Кожина. М.: Флинта; Наука, 2010. 464 с.
    19. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. - М.: ЛКИ, 2008. 256 с.
    20. Материалы к концептуарию Л.Н. Толстого: Сб. науч. ст. / Науч. ред. Г.В. Токарев. Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им Л.Н. Толстого, 2008. 82 с.
    21. Метафоры языка и метафоры в языке: Букинистическое издание. Спб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2006. 264 с.
    22. Миллер Дж. Образы и модели, употребления и метафоры. // Теория метафоры / Н.Д. Арутюнова, М.А. Журинская. М.: Прогресс, 1990. 317 с.
    23. Москвин В.П. Русская метафора. Очерк семиотической теории. М.: ЛКИ, 2007. 184 с.
    24. Москвин В.П. Стилистика русского языка. Теоретический курс: Высшее образование. Ростов-на-Дону: Феникс, 2006. 640 с.
    25. Павлович Н.В. Язык образов: Парадигмы образов в русском поэтическом языке / Н.В.Павлович. М.: ИРЯ РН, 1995. 491 с.
    26. Пилипенко В. Ф. Безопасность: теория, парадигма, концепция, культура / В.Ф. Пилипенко М.: Пер Сэ-Пресс, 2005. 192 с.
    27. Скляревская, Г.Н. Метафора в системе языка / Г.Н.Скляревская. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 1993. 153 с.
    28. Современный русский литературный язык: Учебник/ П.А.Лекант и др. Под ред. П.А.Леканта. М.: Высшая школа, 2009. 399с.
    29. Телия В.Н. Вторичная номинация и ее виды // Языковая номинация (Виды наименований). Отв. ред. Б.А. Серебренников и А.А. Уфимцева / В.Н.Телия. М.: Наука, 1977. 358 с.
    30. Телия В.Н. Метафора как модель смыслопроизводства и ее экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте / В.Н.Телия. М.: Наука, 1998. 176 с.
    31. Токарев Г.В. Лингвокультурология: Учеб. пособие / Г.В. Токарев. Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та Л.Н. Толстого, 2009. 135 с
    32. Токарев Г. В. Семиотика / Г.В.Токарев. Тула, Издательство ТГПУ им. Л. Н. Толстого, 2007. 147 с.
    33. Токарев Г.В. Современный русский язык. Лексикология / Г.В.Токарев. Тула Издательство ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2008. 150с.
    34. Толстой Л. Н. Воскресение / Л. Н. Толстой Тула, 1980. 463 с.
    35. Харченко В.К. Функции метафоры / В.К. Харченко. М.: Либроком, 2009. 88 с.
    36. Эйхенбаум Б.М. Работы о Льве Толстом. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2009. 954 с.
  • 6252. Метафоры в поэзии Александра Блока
    Информация пополнение в коллекции 12.02.2007

    Несомненно, наибольшее количество метафор в поэзии Блока отдано женщине. Блоковская женщина это и Прекрасная Дама, и ее Чародейный, Единый Лик (все с большой буквы!), и знаменитая Незнакомка. Женщина Блока и проститутка («В темной комнате ты обесчещена…»), и королевна, и «звезда мечтаний нежных» (в стихотворении «Я в дольний мир вошла, как в ложу»), и «царица блаженных времен», и «отзвук забытого гимна» (в стихотворении, которое так и называется: «Ты как отзвук забытого гимна…»), и «бред моих страстей напрасных» (в «О да, любовь вольна, как птица…»)… Продолжать можно, несомненно, еще долго, с чем согласится каждый, кто читал Блока.

  • 6253. Метель. Повести Белкина. Пушкин А.С.
    Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

    “В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную, жил в своем поместье Ненарадове добрый Гаврила Гаврилович Р**”. Он имел семнадцатилетнюю красавицу дочь, воспитанную на французских романах. Мечтательная барышня была влюблена в бедного соседа своего Владимира. Родители не одобряли привязанность дочери, всячески препятствовали ее встречам с возлюбленным, поэтому молодые люди решили тайно обвенчаться, а потом просить прощения у родителей. В один из зимних вечеров Марья Гавриловна тайно уехала в церковь, куда должен был прибыть и Владимир. Но из-за метели он попал туда только утром. На следующий день в Ненарадове было все как обычно, а к ночи Маша занемогла, у нее открылась горячка. Родители, понимая, что причина болезни любовь, послали за Владимиром, чтобы благословить его на брак с дочерью, но молодой человек ответил полусумасшедшим письмом и уехал в армию. Позже он погиб под Бородином. Марья Гавриловна выздоровела, о Владимире она не вспоминала. Лишь, узнав о его гибели, упала в обморок, болезнь же ее не возобновилась. Другая печаль посетила ее: умер Гаврила Гаврилович, мать и дочь переехали из Не-нарадова, места печальных воспоминаний. Тем временем закончилась война, стали возвращаться герои Бородина. В доме Марьи Гавриловны появился раненый полковник Бурмин. Горящий взор его постоянно останавливался на хозяйке. Она же удивлялась, почему до сих пор еще не услышала его объяснения в любви. Однажды в саду Бурмин признался, что в молодости жестоко пошутил, теперь отмщен: он женат, но не знает даже имени своей жены. Оказалось, что, пока Владимир плутал в метели по степи, Бурмин, подъехавший к церкви, обвенчался с неизвестной барышней, ожидающей жениха, уехал, проспал несколько станций, и теперь не знает, жива ли его несчастная жена?

  • 6254. Метод действенного анализа в режиссуре театра, кино и телевидения
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

    Система Станиславского является теоретическим выражением того реалистического направления в сценическом искусстве, которое Станиславский назвал искусством переживания, требующим не имитации, а подлинного переживания в момент творчества на сцене, создания заново на каждом спектакле живого процесса по заранее продуманной логике жизни образа. Раскрыв самостоятельно или при помощи режиссёра основной мотив ("зерно") произведения, исполнитель ставит перед собой идейно-творческую цель, названную Станиславским сверхзадачей. Действенное стремление к достижению сверхзадачи он определяет как сквозное действие актёра и роли. Учение о сверхзадаче и сквозном действии - основа Система Станиславского Оно выдвигает на первый план роль мировоззрения художника, устанавливает неразрывную связь эстетического и этического начал в искусстве. Целенаправленное, органическое действие актёра в предлагаемых автором обстоятельствах пьесы - основа актёрского искусства. Сценическое действие представляет собой психофизический процесс, в котором участвуют ум, воля, чувство актёра, его внешние и внутренние артистические данные, названные Станиславским элементами творчества. К ним относятся воображение, внимание, способность к общению, чувство правды, эмоциональная память, чувство ритма, техника речи, пластика и т.д. Постоянное совершенствование этих элементов, вызывающих у исполнителя подлинное творческое самочувствие на сцене, составляет содержание работы актёра над собой. Другой раздел системы Станиславского посвящен работе актёра над ролью, завершающейся органическим слиянием актёра с ролью, перевоплощением в образ. В 30-е гг., опираясь на учение о высшей нервной деятельности И. М. Сеченова, И. П. Павлова, Станиславский пришёл к признанию ведущего значения физической природы действия в овладении внутренним смыслом роли. Метод работы, сложившийся в последние годы жизни Станиславского, получил условное наименование метода физических действий. Особое внимание уделял режиссёр проблеме словесного действия актёра в роли и овладения текстом автора. Чтобы сделать слово подлинным орудием действия, он предлагал переходить к словесному действию лишь после укрепления логики физических действий, предшествующих произнесению слов. Прежде чем заучивать и произносить слова автора, надо возбудить потребность в их произнесении, понять причины, их порождающие, и усвоить логику мыслей действующего лица. Крупнейшее теоретическое достижение театра, система Станиславского способствовала утверждению метода реализма в сценическом искусстве. Не считая свою систему завершенной, Станиславский призывал учеников и последователей продолжать и развивать начатую им работу по исследованию закономерностей сценического творчества, указал путь его развития. Театральные идеи Станиславского, его эстетика и методология получили огромное распространение во всём мире.

  • 6255. Метод познания в философии Ф. Бекона
    Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

    Наука, по мнению Бэкона, не способна к новым открытиям. Но и "традиционная логика, - читаем мы в Новом Органоне, - бесполезна для научного исследования". И не только бесполезна, но даже вредна, поскольку служит только для умножения ошибок традиции. Ведь силлогизм не делает ничего иного, кроме как выводит следствия из посылок. Но не логика фиксирует и утверждает предпосылки: силлогизм "не способен проникнуть в глубину природных явлений, он ориентирован на нашу реакцию, а не на реальность". Силлогизм состоит из предложений: предложения из слов; а слова выражают понятия. В понятиях, используемых в силлогизмах традиционной философии, и особенно схоластики, утверждает Бэкон, "нет ничего четкого - ни логически, ни физически. Субстанция, качество, действие, пассивность и даже бытие не являются точными понятиями, еще менее таковы тяжелое - легкое, густое - редкое, влажное - сухое, порождение - разрушение, притяжение - отталкивание, элемент, материя - форма и т. д.; это все выдуманные и плохо определяемые понятия", "ибо не были выведены и абстрагированы методически из объектов". Аксиомы традиционной философии несправедливо выводятся путем произвольного перехода от немногих частных случаев к общим выводам. Это ложная индукция, которой Бэкон противопоставляет истинную: продвижение к основным принципам через промежуточные аксиомы с осторожностью и терпением, постоянно контролируя себя посредством опыта. "Есть только две возможные дороги поисков и обнаружения истины. Одна от чувства и частных случаев переносит сразу к аксиомам самого общего характера, и затем дает дорогу суждениям на основании этих принципов, уже закрепленных в их незыблемости, с тем, чтобы вывести на их основании промежуточные аксиомы; это наиболее распространенный путь. Другая - от чувства и частного приводит к аксиомам, постепенно и непрерывно поднимаясь по ступеням лестницы обобщения до тех пор, пока не подведет к аксиомам самого общего характера; это самая верная дорога, хотя она еще и не пройдена людьми". Но она должна быть пройдена, если мы хотим заменить культуру историко-литературного типа научно-технической цивилизацией. "Цель нашей науки,- пишет Бэкон, - в Великом восстановлении наук, - в том, чтобы открывать не аргументы, а искусства, не следствия, вытекающие из сформулированных принципов, но и сами принципы". А чтобы открыть принципы, богатые полезными аппликациями, необходим новый метод, отличающийся от аристотелевско-схоластического: "Согласно нашему методу аксиомы должны быть выводимы постепенно и постоянно с тем, чтобы только в конце прийти к понятиям самого общего характера"; эти последние должны быть "таковы, чтобы сама природа признала их, чтобы они проникали в суть вещей".

  • 6256. Метод Триады как инструмент изучения антропологии языка и искусства
    Реферат пополнение в коллекции 12.09.2010
  • 6257. Методика анализа лирического произведения на примере творчества А.А. Ахматовой
    Курсовой проект пополнение в коллекции 12.12.2006

    Литература

    1. Абрамович Г. Л. Введение в литературоведение.- М.: Просвещение, 1975.
    2. Анализ художественного текста. Сб. статей. Вып. I.- М.: Педагогика, 1975.
    3. Анализ художественного текста. Вып. II. М.: Педагогика, 1976.
    4. Ахматова А.. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. /Сост., подготовка текста и примечания В.Жирмунского. Советский писатель, ЛО, 1977.
    5. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М..: Худож. лит., 1975.
    6. Беленький Г. И. Теория литературы в средней школе. М.: Просвещение, 1976.
    7. Бердников Г. П. Чехов-драматург. М.: «Искусство», 1972.
    8. Богданов А. Н., Юдкевич Л. Г. Методика литературоведческого анализа. М.: «Просвещение», 1969.
    9. Браже Т. Г. Целостное изучение эпического произведения. М.: Просвещение, 1964.
    10. Вопросы преподавания русской литературы в национальной школе/Сб. статей Вып. I.- М: «Просвещение», 1972.
    11. Восприятие учащимися литературного произведения и методика школьного анализа. М., «Просвещение», 1974.
    12. Гинзбург Л. О лирике. М.Л.,Сов. писатель, 1964.
    13. Гуковский Г. А. Изучение литературного произведения в школе. М.Л., «Просвещение», 1966.
    14. Жирмунский В. Поэзия Анны Ахматовой // А.Ахматова. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. / Сост., подготовка текста и примечания В.Жирмунского. Советский писатель, ЛО, 1977. С. 5-22.
    15. Искусство анализа художественного произведения. М.: Просвещение, 1971.
    16. Коржавин Н. Анна Ахматова и "серебряный век" // Новый мир. 1989. № 7. С. 240, 250.
    17. Кралин М. Времена Ахматовой // А.Ахматова. Собрание сочинений в 2 томах. Т. 1, М.: Цитадель, 1997. С. 16.
    18. Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. Л.:.Худож. лит. 1974.
    19. Маймин Е. А. Опыты литературного анализа. М.:.Просвещение, 1972.
    20. Медведев В. П. Пьесы Островского в школьном изучении. М. Просвещение, 1971.
    21. Мещерякова Н. Я. Изучение стиля писателя в средней школе. М.: Просвещение, 1965.
    22. Молдавская Н. Д. Литературное развитие школьников в процессе обучения. М., Педагогика, 1976.
    23. Одинцов В. В. О языке художественной прозы. М., Наука, 1973.
    24. Ревякин А. И. Проблемы изучения и преподавания литературы. М., Просвещения, 1972.
    25. Рез 3. Я. Изучение лирики в школе. Л.,Просвещение, 1968.
    26. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. М„ 1964. Кн. 2. С. 44.
    27. Чуковский К. Анна Ахматова // К. Чуковский. Современники: Портреты и этюды. Минск, Нар. Асвета, 1985. С. 292-315.
    28. Хмарский И. Д. Анализ литературного произведения в старших классах. Ульяновск, 1974.
  • 6258. Методика преподавания анализа музыкальных форм (Рондо)
    Информация пополнение в коллекции 16.07.2010
  • 6259. Методика преподавания русского языка с учетом регионального компонента
    Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

     

    1. Бабайцева В.В. Бернарская Л.Д. Комплексный анализ текста (на уроке русского языка).// Русская словесность. 1997. - № 3. с. 57-61.
    2. Благова Н.Г., Коренева Л.А., Родченко О.Д. О концепции обучения русскому языку с учетом регионального компонента (Для средней общеобразовательной школы). // РЯШ. 1993. - № 4 с.16-19.
    3. Бондалетов В.Д. Русская ономастика. М., 1983.
    4. Буслаев Ф.И. Опыт исторической грамматики русского языка. М., 1992.
    5. Волкова Н.А. Курские народные говоры как объект лингвистического изучения. // Роль народной культуры в духовном возрождении России: Сб. докладов на первой научной конференции. Курск. 1995. с. 14-18.
    6. Дейкина А.Д. Воспитание национального самосознания при обучении русскому языку. //РЯШ. 1993. - № 5. с. 3-11.
    7. Денисевич Г.В. местные говоры и их влияние на речь учащихся. Курск, 1959.
    8. Денисевич Г.В. Урок русского языка и методика его проведения. Курск, 1956.
    9. Закон РФ «Об образовании». М., 1996.
    10. История и современность Курского края. Под общей редакцией профессора Б. Н. Королева. Курск, 2001.
    11. Краеведческий словарь-справочник. Под ред. Ю. А. Бугрова. Курск, 1997.
    12. Львова С.И. Осторожно: художественный текст. (Анализ минифрагментов худ. Текстов на уроке русского языка). //Русская словесность. 1997. - № 3. с.51-56.
    13. Львова С.И., Ляпина С.Н. Использование региональной лексики при обучении морфемике и словообразованию. //Русская словесность. 1999. № 2. с.43-46.
    14. Лыжова Л.К. Региональный компонент в преподавании русского языка. //РЯШ. 1994. - № 4. с.11-14.
    15. Майорова Т.М. Ономастика в лингвокраеведческой работе. //РЯШ. 2000. - № 4. с.43-47.
    16. МПРЯ. Методика преподавания русского языка (под ред. Баранова). М., 2000.
    17. Михайлов Б.М. Топонимика Курской области. В кн.: Курский край: история и современность. Курск, 1995. с.252-272.
    18. Ономастикон Курской области (ойконимы, гидронимы). Курск, 1999.
    19. Остапец А.А. Педагогика туристско-краеведческой работы в школе. М., 1985.
    20. Пузанова Н.А. Преподавание русского языка в VII классе. М., 1972.
    21. Программа развития, воспитания образования России на 1999-2001 годы. //Российское образование. 2000. - № 1. с.69-77.
    22. Панов М.В. СРЯ. Фонетика. /Учебник для пединститутов/. М., 1979.
    23. Пахнова Т.М. Текст как основа создания на уроках русского языка развивающей речевой среды. //РЯШ. 2000. - № 4. с.3-11.
    24. Пашкова Г.И. Воспитательные возможности внеклассной работы по русскому языку в сельской школе продленного дня. В кн.: Пути реализации проф. Направленности в процессе подготовки будущих учителей русского языка и методы к воспитательной работе в школе. М., 1985.
    25. Подольская Н.В. Словарь русской ономастической терминологии. М., 1988.
    26. Поспелов Е.М. Топонимика в школе географии. /Пособие для учителей/. М., 1981.
    27. Суперанская А.В. Как вас зовут? Где вы живете? М., 1964.
    28. Текучев А.В. Методика русского языка в средней школе. М., 1980.
    29. Успенский Л.В. Имя дома твоего. Ленинград. 1967.
    30. Федеральный базовый компонент образования по русскому языку в основной общеобразовательной школе. //РЯШ. 1993. - № 4. с.7-10.
    31. Ященко А.И. Топонимика Курской области. Курск, 1958.
    32. Ященко А.И. Гидронимический словарь Посемья. В кн.: Проблемы ономастики. Вологда, 1974. с.№-118.
    33. Ященко А.И. Лингвистический анализ микротопонимов определенного региона. /Курс лекций для студентов филологического факультета пединститутов/. Вологда, 1977.
  • 6260. Методика преподавания эпоса в школе на примере произведений Гоголя
    Курсовой проект пополнение в коллекции 09.12.2008

    Как правило, анализ художественного произведения в VVI классах, сводится к характеристике действующих лиц. Вопросы композиции и языка рассматриваются как средство создания образа. В самой структуре образа, представляющего собой, как известно, конкретную картину индивидуальной человеческой жизни, имеющей вместе с тем типическое, обобщенное значение, созданной при помощи творческого вымысла и несущей в себе эстетическую оценку изображаемого автором, учителей интересует прежде всего именно его индивидуальная сторона и эстетическая оценка, называемая обычно идеей произведения. Роль творческого воображения, вскрываемая лишь при формировании типического (обычно VVII кл.), и уяснение понятия типического обычно опускаются. Отсюда и неполнота критерия прекрасного, художественного: как показывают наши обследования эстетических взглядов и вкусов учащихся даже старших классов, при определении понятия художественного образа (характера) они видят его специфику именно в том, что это изображение живого человека (индивидуальное начало), в котором дана оценка автором изображаемого (эстетический идеал) и которое дано захватывающе, увлекательно (элемент воображения). Но почти ни в одном высказывании не говорится о типичности, свойственной художественным образам и картинам жизни, запечатленным в художественном произведении. Это свидетельствует о том, что в средних классах понятие типического почти не формируется, а в старшихплохо изучается и усваивается. Само собой разумеется, что в средних классах единство индивидуального и общего, характеризующее художественный образ, не может быть полностью усвоено учащимися, на логическое развитие которых и усвоение ими теоретических знаний не обращается должного внимания (особенно в последнее время в связи с превалированием в обучении литературе эмоционально-воспитательных тенденций). Правда, в своей методике В. В. Голубков говорит, что в VII классе можно ввести понятие типа, типичности героя. Но он тут же оговаривается, что «можно только до известной степени подвести учеников к такому сложному понятию, как типичность; о более полном охвате этого понятия следует говорить лишь в старших классах»[5,89].