I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.е.аренс Н.н.пунин - а.е.аренс 9 часов вечера

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

июля 1914 года. <С. -Петербург>

Сегодня, Галочка, необычайное, но глухое возбуждение, вы­званное началом мобилизации. Повсюду идут и идут запасные; меньше трамваев, меньше извозчиков, люди молчаливы и со­средоточенны, легкомыслие первых дней сдавлено и отяжеле­ло. Площади в Павловске заняты приведенными лошадьми, по дворам ходят городовые с повестками; красные афишки с пе­чатью государства висят по углам. В музее волнение и страх. Уходят тридцать первого сторож и Петр Иванович*. Поговари­вают о том, чтобы закрыть музей; Христианский отдел* закры­ли. Околович сердит и носится по залам, вздыхая и ворча. Все думают, что дела плохи и что война неизбежна. То, что я писал тебе вчера относительно войны, подтверждается, хотя никто не ручается за то, что эта демонстрация кончится все же войною. Передай, Галочка, Саше, что папа назначен бригадным и теперь ездит в Петербург, что касается Лени*, то пока мы не име­ем никаких сведений; так как мобилизация северных округов не была объявлена рескриптом, то неизвестно, мобилизуют ли так­же их. В ведении папы четыре стрелковых полка, двинуть кото­рые предположено, по слухам, в Прибалтийский край.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

июля 1914 года. <С. Петербургу

За эти последние дни вот что произошло. С тех пор как объ­явили мобилизацию, Петербург перестал быть тем, чем он все­гда был. Чрезвычайно мало извозчиков и редкое мелькание трам­ваев. Панели не выметены, так как этим некому заниматься, снуют рабочие, машут руками и читают газеты; «интеллигенции» стало мало или она незаметна среди наплыва простых. Время от времени ведут запасных с сундуками, узалками и женами; там, где толпа гуще, их приветствуют криками «побеждайте!» или ма­шут шапками и платками, окна домов открыты, т.к. большин­ство дачников вернулось за отсутствием дачных поездов; из окон — те же приветствия и те же пожелания. Во всех более или менее общественных местах (в цирке, в кинематографах, в боль­ших пустых зданиях) — приемные пункты; на улице, около уча­стков и призывных мест, сидят группы, едят и болтают. По Нев­скому все время ходят манифестации, извозчики и автомобили снуют с призванными офицерами в походной форме. Вчера днем еще ничего не было известно, несмотря на то, что ультиматум уже был поставлен*. К вечеру мы получили в Павловске — во время манифестации на музыке — известие об ультиматуме.

В 11 часов приехал из бригады папа, взволнованный и вдохновленный - война объявлена Германией; до часу ночи бесконечные разговоры о предстоящем походе; папа говорил, что мобилизация проходит необычайно стройно и культурно, ника­кого угнетения, никакой вражды; все словно идут по собствен­ному желанию и с сознанием. Зина осталась во Франции и бу- дет жить там до окончания войны*. Сегодня Лева* отправлен в Выборг за лошадью — поручение почти неисполнимое... Папа уходит на этой неделе, по-видимому, в Ропшу, к Дудергофу, но никто ничего не знает. Точно так же никто ничего не знал, ко­гда ушли кирасиры и гусары, а их пустили в первую голову, и они уже давно на границе.

В музее — тишина, нижние залы закрыты, но музей все вре­мя будет открыт во избежание толков. Сегодня больше всего тол­куют о том, как была вручена гр. Пурталесом вербальная нота России. Комментируют всячески замешательство и курьез с не­мецким послом*. Говорят. Государь будет командовать армией. Сегодня при дворе состоится молебен; если бы Государь поже­лал проехать по улицам — зрелище было бы поражающее, необы­чайное. Петербург на военном положении, от имени главно­командующего и при высокой радости народа закрыта газета «Речь»*. С дачи мы уезжаем при первой возможности, как толь­ко царскосельская квартира освободится.

Когда пишешь и говоришь о настоящем, неминуемо прихо­дит на память «Война и мир» - описание мобилизации 1812 года.

^ 9 часов вечера

После музея пошел ко дворцу. Площадь и все прилегающие улицы, Миллионная, Морская, Мойка, были полны; толпа гуде­ла, у дворца стояли манифестации с флагами; в четыре часа раз­дался первый выстрел, после него крик толпы. Выстрел возвес­тил начало молебна; все последующие выстреты сопровождались криком «ура», которое перекатывалось по площади, как ветер шумит в сосновом лесу или как морской прибой. Время от вре­мени притекали новые манифестации; их «ура» приближалось, приветствуемое криками уже стоявших. В самом начале шесто­го часа зеркальные окна балкона, выходящие на площадь, от­крылись; толпа заволновалась, в окнах были видны неизвест­ные фигуры. Через несколько минут показались Государь с Го­сударыней, детьми и членами Совета (Горемыкин, Сухомлинов и другие).

Крик и порыв толпы был необычаен, этот гул площади стра­шен и безумен, часть толпы опустилась на колени, другие маха­ли зонтиками и шапками и кричали; в разных концах начинали гимн, и я не знаю, что было величественнее — солнце, которое горело за Адмиралтейством, или этот народ, доверяющий обожае­мому Государю. Надо видеть, только видеть — и этот дворец, и толпу, и балкон с пятью-шестью мундирами в лентах, с Госуда­рем, который, облокотясь, долго смотрел на народ. Гул не умол­кал — я не знаю, говорил ли Государь, - Императрица подошла к самому краю балкона и махала платком, ей ответили новым гулом «ура». Государь простоял минут десять, затем он ушел, две­ри закрылись. В это время из ворот дворца из-за резной с золо­тыми орлами решетки выехал церемониймейстер и, что-то ска­зав, во главе манифестации поехал по Миллионной. Вслед за тем стали разъезжаться из дворца. Всех приветствовала толпа, бе­жала за автомобилями; сербский посланник, «взобравшись» на сиденье, махал своей золотой треуголкой. На улицах Петербур­га делалось весь вечер что-то совершенно особенное. -

Только что получено известие о смерти Франца Иосифа и о морской победе адмирала Эссена* (последнее сомнительно).

Всем привет. Ник. Пунин.