I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.е.аренс Н.н.пунин - а.е.аренс V. Война ~ Смерть Комаровского — В поезде с Ахматовой - «Рисунки Бориса Григорьева» - О смерти и жизни, любви и искусстве - Поез

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

4 августа 1914 года, <С. -Петербург>

Дорогая Галя, когда я получил то, твое длинное, с бесчисленными марками письмо, то был опечален не твоими тревогами — я уже имел телеграмму, — а некоторыми твоими словами и мнениями обо мне. Вот почему отчасти вчера у меня была черная, как дыра, скука, когда я послал тебе записку.

Вчера во время обеда звонят ко мне по телефону — ? — Да­ма Луны*. Мы прошлись с ней по парку. Она была в Париже, познакомилась с футуристами и жила чуть не со всеми с ними вместе, теперь она красит свою мордочку и подводит брови. Все это меня страшно рассмешило и, представь — я взял и сказал ей это, похлопал ее по плечу, назвал авантюристкой и сообщил о том, что я прихожу в восторг от ее... глупости. Она сперва не знала, что ответить; вероятно, она думала, что я буду пленен всем этим, тем более, что она начала меня обстреливать всеми футуристическими вывертами и приходить от них в экстаз, по­лагая, что я очень высоко ценю футуристов. (Это она оттого решила, что я в прошлом году, когда она раз как-то начала из­деваться над какими-то там зелеными людьми, сказал ей, что в этом она все равно ничего не понимает.) Затем она была очень разочарована, когда я высказал ей свое мнение о футуризме, а особенно о том футуризме, с которым она так блистательно по­знакомилась в Париже. Конечно, она обиделась на мое письмо, но не очень, а не звонила мне до сих пор оттого, что думала — я в Италии, и только недавно от кого-то узнала, что я здесь. На этот раз я особенно хорошо понял, что она не то чтобы со­всем глупа, но вульгарна, полуумна, хотя есть искреннее жела­ние все понять.

Сегодня ночью ездили провожать папу на Александровскую станцию, теперь одиноко в доме и мама плачет.

Ваши сняли квартиру в том же доме, но с Обводного (№10), во втором этаже, лифт, электричество, 4 комнаты на улицу, столовая большая и очень милая, ванная большая, люд­ская. Уже переехали...
^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

4 августа 1914 года. <С. Петербургу

Только что послал тебе письмо и только что получил твое, видно, уж еще надо писать. Все, что ты пишешь обо мне — о во­ле и о воображении, и об Алексее, человеке Божием, - чрез­вычайно верно; правда, в этом столько же хорошего, сколько и плохого, но одно несомненно — быть мною очень интересно. Только при известных условиях это страшно бесшюдно, и я бо­юсь этого больше смерти. Мне вспоминается при этом Иоанн Грозный, какой-нибудь Жиль де Рец*, Андроник Комнин* и еще некоторые необычайные организмы, которых что-то необъясни­мое швыряло вверх и вниз и воля которых несла подобно пару­су тела по огромным пространствам духа, где они погибали со­вершенно беспомощные. Это было бы красиво, если бы не было так трагично и так жутко; но жить, чтобы гореть молниями то внизу, то вверху полушария нет, я не хочу так жить.

Я бесконечно и глубоко тебе благодарен за эти недели пи­сем; со времен Юкси я не писал и не думал так много и так глу­боко о себе, но Юкси всегда стесняла меня добром, я боялся и я стеснялся писать ей о моих черных мыслях ~ ты дала мне свобо­ду, я писал тебе как Юкси, и ты отвечала мне так, как Юкси, но все мысли получили более широкие пространства. В конеч­ном счете я чувствую кроме наслаждения какой-то шаг в позна­нии мира, себя и людей это успокаивает, делает мужествен­ным, но принесло ли это плоды? Бог знает, вероятно нет, если сравнивать с Юксиной перепиской; там кроме познания была еще мораль, в тебе нет морали, кроме чувства долга и чувства добро­ты, которые, впрочем, как медная руда, не имеют настоящей це­ны, так как они не очищены. Иногда, думая о тебе, я задаю себе вопрос: в чем твоя красота и безграничное доверие, которое воз буждает все твое существо? Я не могу сказать, что ты так ис­ключительно глубоко любишь людей, не могу сказать, что ты очень много хорошего и доброго делаешь в своей жизни, может быть, даже наоборот, ты делаешь много злых, гордых вещей, но при всем этом есть в тебе такое количество любви и такой не­обычайной чистоты, что многие из окружающих тебя и я тоже не нашли бы, вероятно, никого, кто бы мог с большим правом называться ангелом. Вот только что за ужином говорили о Ве­ре. Несомненно, у нее маленький и некрасивый нос , несколько тяжелый овал лица, мало оформленные губы, брови, плохой цвет лица и еще многое, а между тем в некоторых случаях о ней говорят, что красивее ее не видели женщин и что вся она светится небом. Что это значит? По-моему, одно: вы - Аренсы или вы обе колдуньи; а ты гордячка из гордячек (как и подоба­ет польке*), но наколдовала себе смирение. Гордости твоей нет предела, что ты только не понаписала мне о церкви, твои слова вызвали во мне религиозный страх, и я подумал: прости ей, Гос­поди, но тут же улыбнулся, потому что боюсь, что ты безгреш­на. У нас слишком мало времени серьезно думать друг о друге, но я уверен, что, когда мы будем вместе, я тебе докажу воз­можность существования Бога, и ты не будешь становиться на колени только оттого, что это красиво...

^

V. Война ~ Смерть Комаровского — В поезде с Ахматовой - «Рисунки Бориса Григорьева» - О смерти и жизни, любви и искусстве - Поездка в Новгород

ДНЕВНИК. 1914 год

7 сентября

Война — мы, одинокие и буржуазные, ничего не знаем об этом слове, за исключением его правописания и его пошлой и крикливой пустоты, но так как всякий из нас имеет на войне бра­та или отца, я же — брата и отца, то все, в чем выражается ис­ключительность нашего положения — это чувство одиночества и сознание того, что где-то там проходит часть нашей жизни и что наши дни здесь — неполные дни, словно каждый их час не имеет конца, словно каждый час оборван и потерян навеки, так как сведения о концах наших часов не приходят даже в те дни, ко­торым они принадлежат. Нет, серьезно: для нас, оставшихся, война — это значит жить наполовину, так проводим мы дни, не­дели и будем проводить месяцы в своей конуре, со своей трево­гой, я же... неисправим — со своей литературой.

9 сентября

Умер граф Комаровский. Кто теперь будет слушать мои бредни о французах и говорить мне о элементарных правилах стиля!