I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материалаДокументы

Содержание


Д.и.курошев - н.н. лунину
М.л.лозинский - н.нл1унину
Н.пунин ее императорскому величеству феодоре императрице ромейской
Н.н.пунин - а.е.аренс
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   107
^

Д.И.КУРОШЕВ - Н.Н. ЛУНИНУ


декабря 1913 года. <С. -Петербургу

Дорогой Николай Николаевич.

Недавно был на выставке «Молодежи»* , а теперь плаваю в струях всевозможных «поэз»*. Можно быть какого угодно мне­ния о теориях футуризма, но всякий, кто не раб, не может не быть их горячим союзником. Быть может, больше всего в футу­ризме меня поразила наличность не одного течения, а по мень­шей мере двух и притом столь мало схожих, что странно даже называть их обоих одним именем.

Мои симпатии пока отданы правому течению эго-фу­туристам. Не знаю, может быть, это первое впечатление смоется другим, но сейчас мне представляется, что эти поэты — запоздав­ший отклик французского декадентства. Конечно, онп отклик­нулись совсем не так, как это сделало старшее поколение (Анненский*). Те приняли мозгом этот новый яд и, профильтровав его, наполнили им тайники своих чувств, после чего принялись бережно собирать в ларцы филигрань тонких переживаний. Со­всем иначе сделали эго-футуристы*. Они пожрали сердцем этот яд и завопили от боли и восторга во всю силу своих моло­дых легких. Такой отклик, очень любопытный сам по себе, ста­новится истинно ценным явлением, сопровождаясь успешны­ми усовершенствованиями стиха, в чем это течение и видит глав­ную цель.

Левое крыло с неумеренными неологизмами и подчас ново­изобретенным «заумным» языком вызывает подозрение, не соеди­няется ли здесь дерзость новаторов с некоторым недомыслием. От них отталкивает подлизыванье перед будущим, погоня за кру­пицей нового, хотя бы она досталась ценой всех сокровищ про­шлого, наконец, невозможные приемы их критики.

В итоге, надо обладать значительной «нечувствительностью», чтобы в настоящее время хихикать и свистать стремительной школе, сделавшей уже в течение первых трех лет своего сущест­вования такие ценные вклады в развитие русского стиха.

Но пример футуристов лишь еще раз показал, что все воз­можности (формальные) исчерпаны или близки к этому, и тем, кто не согласится сделать с кубистами сальто-мортале в пустоту будущего, остается мечтать о «византизме». Пора отдохнуть от погони за формой.

Читали ли Вы «Футуризм без маски» Шершеневича? Если нет, непременно прочтите. У меня теперь образовалась порядоч­ная футуристическая библиотека.

Д.Курошев.

^

М.Л.ЛОЗИНСКИЙ - Н.НЛ1УНИНУ


января 1914 года. <С. Петербургу

Дорогой Николай Николаевич.

В № IX-X «Гиперборея»* будут стихи не посмертные и пе реводные, а оригинальные — ныне здравствующих поэтов. По­сему я надеюсь, что Вы осуществите Ваше намерение и вручите мне незамедлительно несколько стихотворений для лучшего из русских журналов.

Сие дело спешное. Жму Вашу руку.

М.Лозинский.

^

Н.ПУНИН ЕЕ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ ФЕОДОРЕ ИМПЕРАТРИЦЕ РОМЕЙСКОЙ


Не снять тоски тяжелого убора

Мне даже опиума черным дымом

С тех пор, как ты, святая Феодора,

Ко мне сошла таинственно незримой.

Огромных глаз предсмертная тревога,

Усталых губ улыбка неземная...

Ты одинока даже в Царстве Бога.

Поруганная и святая.

Но я не верю ложным показаньям, —

Ты не могла быть жалкою гетерой,

В твоем святом и царственном молчанье

Такая пламенная вера.

И я молюсь тебе, актриса — Леда,

Целуя след во прахе Ипподрома.

Какая в сердце светлая победа!

Какая в теле сладкая истома!

Пускай душе печаль ее простится,

И вы мое забудьте, люди, горе,

Но я люблю, люблю, Императрица,

Тебя в твоем торжественном уборе.

«Гиперборей», IX-X, 1913

IV. «Ненаписанная картина» ~ Мобилизация —
Народные манифе стации Ультиматум —Современные мастера - Скука - Гений и человечест­во ~ «Я тот, кто как то особенно знает слова...» — Дама Луны



А.В.КОРСАКОВА - Н.Н.ЛУНИНУ

1 июня 1914 года. Дахау

Дорогой друг Юкс, передо мной лежат три больших листа, тесно исписанные Ва­шим нежным почерком. Я не понимаю саму себя, что не пишу Вам чаще: такая радость получать и читать Ваши письма. И не меньшее счастье отвечать на них. Мне всегда было страшно пе­ред встречей с Вами. Вы для меня «ненаписанная картина», то есть это не значит, что Вы «ненаписанная картина», но что чув­ство к Вам, как к картине, которая в душе и голове создана и прекрасна, пока еще не получила осязательной формы. Всякая готовая работа разочаровывает. Так и теперь, думая о воз­можности Вашего приезда, мне так страшно того, что «мой» Юкс не такой, как Вы,— что готова даже отказаться увидеть Вас. Глупость, правда? Ведь так часто я этого боялась, но всегда еще напрасно, хотя еще никогда не было такого длинного переры­ва; я оставила Вас маленьким гениальным мальчиком, бурли­вой Иматрой, а теперь Вы совсем уже взрослый. А я «старая тетушка», впрочем, нет, я очень мало изменилась наружно, а внутренне стала тише и покорнее судьбе.

Вы пишете о возможности путешествия за границу: Нюрн­берг, Мюнхен, Венецию, Равенну, Флоренцию, Париж, Брюс­сель, Антверпен. Этот маршрут странно совпадает с моими пла­нами. Я собираюсь на 4—8 недель на Garde See, где мы были в прошлом году, а оттуда в Падую, Сиену, Равенну, Венецию. Хочу просить Вас выслать возможно скорее по получении этого пись­ма ту книгу об искусстве Северной Италии; которую Вы предла­гали мне в прошлом году. Я до отчаянья невежественна. Затем напишите, что Вы захотите видеть в Мюнхене, чтобы я подгото­вилась.

Чем я больше пишу Вам, тем больше нужно сказать. Вот еще о статье*. Когда я ее получила и прочитала, а затем ответ Маковского, то была больше согласна с Маковским, а вчера перечитала еще раз и не понимаю, как я могла не согласиться. Да и Вы сами, наверное, не со всем теперь согласны. Но все так, и сущность, главное так хорошо, что я не умею сказать, как я рада.

Будьте благополучны, пишите скорее и вышлите книгу. С сердечным приветом, также от мамы и Жоржа.

Ваш друг Юкси.


^ Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС*

июля 1914 года. Павловск

Дорогая моя Галочка!

Мучают меня сейчас звуки гимна ~ манифестация, которая перестала быть искренней, невыносима. Правда, объявлена мо­билизация завтра с утра в нашем полку, но это ежедневное хож­дение с музыкой ко дворцу, по сонным и пошлым павловским улицам — что-то во всем этом безнадежно хулиганское.

Сегодня, между прочим, долго болтал с Околовичем*, он говорил о монашестве, умно и убежденно; высказал уверенность, что я буду в монастыре или, во всяком случае, буду жшъ так, как живет он, он только поэтому и разговаривает со мной,- в первый раз за все наше знакомство он сказал мне о том, что по­нимает мою исключительность и мою духовную серьезность.

Спасибо тебе, дорогая, за письмо. После того, как ушел по­езд, Вл.* и Полетаев пошли в буфет, я уехал, потому что было грустно и я беспокоился. Полетаев не замедлил сказать по этому поводу: «Вы уедете, и хорошо, а то слишком грустно». Я сла­бо улыбнулся и ушел...

Так как завтра мобилизация, а при мобилизации папа по­лучает бригадного*, то есть надежда, что мы все будем жить в Петербурге. Правда, еще не выяснено, останется ли за папой бригада и в мирное время, но есть основания думать, что да.

В Петербурге, конечно, небывалое оживление, и как-то иронически улыбаешься, думая о том, что все это, вероятно, де­монстрация. Маковский еще не вернулся, воображаю, какая дружба теперь у него с Мацулевичем. И больно от обиды и смеш­но; впрочем, мне очень хочется поинтриговать не в пользу Ма-цулевича; но это скорее из чувства самосохранения, чем из чув­ства злобы: надо же завоевывать жизнь. В общем, все это время у меня большой отлив творческих сил, мысли посредственные и нет душевного движения; какая-то общая грусть (сегодня во сне плакал о тебе и маме рассказывал, как скучаю и как люблю те­бя). Не написал ни одной строчки, и это меня огорчает...