I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.е.аренс. Н.н.пунин - а.е.аренс. Н.н.пунин - a.e.apehg Н.н.пунин - а.е.аренс Н.н.пунин - а.е.аренс. Н.н.пунин - а.е.аренс

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС.

июня 1915 года. <Павловек>

Милая Галочка, мне сегодня грустно что-то до слез. Не то Ленины рассказы — ужас один, не то потерянный день вчераш­ний не знаю; томлюсь жалко и бескрыло.

Леня получил Владимира, в общем, имеет все ордена, ка­кие имеет папа, сверх того Георгиевский крест и представлен к Георгиевскому оружию. Но он устал и жаждет всем своим су­ществом конца войны. О, если... Если бы он мог больше не ез­дить! Неужели же все старые лучшие офицеры должны лечь?

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС.

июня 1915 года. <Павловск>

Вчера у Маковского был разговор о смерти. И этот длин­ный господин, растопыривая руки, говорил: «Что смерть? Наша жизнь не больше чем жизнь медузы 7000 лет назад. Перед этим величием и вечностью смиряешься в конце концов — и тогда по­нимаешь этих Будд, сидящих и молчащих, и мудрых» — все это было произнесено (по поводу смерти Врангеля*) гортанным го­лосом с выпячиванием глаз и вытягиванием шеи — и меня злило все это бесконечно. Жить, жить, жить! Черт с ними, с медузами и веками — бесконечно ценно отношение этого мгновения к еле дующему, а все остальное к черту. Жить, потому что я Вас люблю и не могу согласиться Вас потерять, потому что небо над головой, и листья, и счастье; жить, потому что мне дорога каждая секундочка и каждая пылинка, т.к. во все я могу вло­жить себя и свою любовь и мысль о Вас. К черту медуз, к черту смерть не желаю.

А давно ли это так? Не я ли таким голосом пел всегда о веч­ности и Византии, и вся моя жизнь была насыщена этим созна­нием, и от этого был покой и бесстрашие. Не я ли делал жизнь «эффектной», писал письма, полные жеста, и проч. В сумме, раньше я был счастливее; я ни о ком не беспокоился, не был, как теперь, все время взвинчен из-за Гали, не надо было всем своим существом хотеть, чтобы она была здорова и весела, словно Галя — это я сам, нет, больше, ибо за себя я все-таки спокойнее; не надо было заботиться о будущем, бояться, настаивать, выду­мывать; не надо было так беречь себя, свою жизнь, свои нервы. А в общем, конечно, раньше не было такой серьезности и такой силы счастья, но, Господи, раньше было тоже хорошо и красиво... Что, милый друг, немного скуксилась? Что Вы ска­жете мне на это? Назад не вернешь. Если Вас отнимут, то все равно ничего не выйдет, ибо останется страдание, которое боль­ше, чем покой.


^ Н.Н.ПУНИН - A.E.APEHG.

июня 1915 года. <Павловск>

Ну, милая Галочка, когда я получил вчера твое письмо, я рассердился сперва страш­но, потом впал в отчаяние, потом в уныние, а теперь все это вме­сте. Ты с ума сошла принимать 40 человек. Если ты сейчас же, сегодня же не заявишь, что больше 25 человек не будешь при­нимать,- можешь мне больше не писать, знать тебя не хочу. Ско­ро весь Порхов соберется у тебя на приеме. О, до чего же я сей­час зол, если бы ты знала — до слез — и писать ни о чем больше не хочется. Небось меня обманывать не стыдно, а сказать своим.

.живодерам нельзя, обидятся. Ну, дело твое, ты, конечно, чело­век свободный и можешь хоть в петлю лезть. Только знай, если ты не отдохнешь и не поправишься, не видать тебе обязательно­го экзамена, как ушей своих — не дам держать и только, буду стоять у ворот Михайловой и не пущу.


^ Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС.

июня 1915 года. <Павловск>

Слава! я ее опять не узнаю под льстивыми знаменами Ма­ковского и трусостью Чацкиной — или, действительно, она на ун­ции отвешивает свой золотой песок. Слава! — я не узнаю ее, на­конец, в беседах с Леней, в этих растянувшихся на кроватях полуденных беседах после сытного обеда; где ты, моя поруган­ная, моя девушка, слава? Не удивительно ли, что никто из них, кроме меня одного, в нее не верит, не странно ли, что никто из них не читал моих статей, и некоторые (и это была мама — Ели­завета Антоновна) даже говорили как-то за чаем: «Ну, до сих пор ты ничем не доказал нам своих способностей; университета ты не кончил, денег у тебя нет, а что ты пишешь, так этого мы не знаем, да и мало ли кто пишет; вот, например, Женя Кольман. Ну, о нем мы хоть слышали, что он сотрудник «Царскосельско­го дела»*. И после этого разве я еще мало герой? Не слишком ли я много с ними сантиментальничаю, делая им честь своими разговорами.
^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС.

июня 1915 года. <Павловск>

Сегодня маленький юбилей моей переписки* и последний день моего призрачного отдыха — я пишу Вам перед этим откры­тым окном.

Сегодня день гримас солнца — довольно печальный день, тем более, что я кончил одну работу и не хочу начинать другой. Книги в зеленых переплетах, книги в кожаных переплетах, книги ра­зорванные, книги, перегнутые через корешок, книги на полу, книги на стульях, книги на окне — вот где истекает кровью и сча­стьем моя дикая молодость, совершенно неприложимая ни к че­му другому. И это тогда, когда небо голубеет и капли дождя вы­сыхают на заходящем солнце.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

2 июля 1915 года. <Петроград>

Сегодня мое глубокое одиночество в музее было нарушено приходом Шухаева с какой-то дамой. Шухаев хорошо одет и с хорошими манерами, высок, умен, но, кажется, безвкусен. Я по­казал им иконный отдел и, конечно, был приглашен в мастерскую «посмотреть новые работы». По видимому, Шухаев не чи­тал моей статьи в «Северных записках»* он бы сказал по это­му поводу что-нибудь и, вероятно, не был бы так любезен. Нет, какого я все же о себе высокого мнения, и происходит это вслед­ствие того, что я до глубины фальшив - я иронизирую втай­не над всеми, имея самый искренний романтический вид. Чудо­вище!

О, мое очарование, над Вами я иронизирую также в часы раздумий. Единственное Ваше спасение в Вашем уме и в Вашей осторожности, Вы слишком хорошо знаете мне цену, чтобы я мог много Вас обманывать, я Вас побаиваюсь, откровенно говоря, я никогда не рискну Вас слишком очаровывать, чтобы таким об­разом не обнаружить своей игры. Еще раз, какое чудовище!

Вчера проводили Леву в Смоленск*. Господи, дочего он влюблен в себя в настоящее время. Ему кажется, что он герольд всех нас, что ведет нас на путь к Вечности и рассекает своей гру­дью воздух. Вот над кем можно иронизировать без конца; но я не смею; в форме он так очарователен со своими ресницами, со своей гибкой голой шейкой, со всей своей манерой игрушечного матроса, что я хотел бы стать Сократом, чтобы иметь его сво­им... учеником.