I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н. лунин - а.е.аренс Н.н.пунин ~ a.e.apehg Н.н. лунин

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н. ЛУНИН - А.Е.АРЕНС

4 июля 1915 года. <Петроград>

Дорогая Галочка, видно, отсутствие сена заморило Ваших лошадей, что они так редко стали ездить в Порхов — потому что мало я стал получать писем. Вчера вечером пришло наконец письмо, но сегодня опять нет ничего. Ну, Бог с Вами.

Затем я огорчился Вашим «гением». Бросьте Вы это слово, которое я не знаю, что значит. Если Вы имеете в виду Гете, Пуш­кина или Шекспира, то оно ко мне неприложимо ни в какой сте­пени, если же говорить о Тургеневе, Флобере и Блоке, то меня повергает в уныние гениальность жизни, а не статей. Первые мои статьи, пишете Вы, были лучше — это очень грустно — значит, я не имел характера работать и выдержки не писать по заказу. Впрочем, Бог Вас знает в Ваших суждениях: в давнем письме Вы, например, писали: «Статья (о Григорьеве) мне нравится очень»; в одном из последних: «Статья, как и прежде, мне мало нравится». Что же в конце концов, нравится она Вам или не нравится? Знаете, для Вас невыгодно так долго отсутствовать; мое воображение до такой степени Вас идеализирует, что по по­лучении письма меня невольно охватывает разочарование: и это все, что она чувствовала и что думала за эти четыре дня — чем же она отличается от самых простых милых женщин? Но не сердитесь на меня, я страдаю из-за каждой Вашей мысли и дро­жу над каждым Вашим чувством — вот почему я несносен.

Что касается Вас в Вашей семье, то Вы одиноки там толь­ко как женщина; как человек Вы находите эхо и любовь — во­обще там, где любовь, одиночество эфемерно. Но как женщина в своем одиночестве Вы необычайно, по-моему, сильны, неожи­данно и упрямо. Ваша настойчивость и воля — предмет моей за­висти, Ваше поведение даже немного героично для Ваших лет и при Вашем нежном воспитании.

Милый друг, завтра день Вашего рождения — я буду весел и помолюсь о Вас.

^

Н.Н.ПУНИН ~ A.E.APEHG

5 июля 1915 года. <Петроград>

Вы не пишете, у Вас нет случая, я бы с большим удоволь­ствием не писал за неимением желания. Увы, оно есть; это со­всем не прежнее желание рассыпать перед Вами свои метафо­ры и свои печали - это неутомимое, органическое желание, в котором боли не меньше, чем наслаждения. Я сажусь теперь за письмо с глухим чувством тоски и не мог бы назвать ее причи­ны. Я думаю о том, что Вы мне чужды, что еще больше чужд я Вам, что если даже в Вас есть любовь, то это совсем не та лю­бовь, которой я требую и которой достоин. Помните, в одном из Ваших писем Вы уверяли меня в любви, Вы уверили меня тогда на несколько дней, да и теперь я согласен с тем, что Вы любите меня именно так, как Вы об этом писали. Но разве мне это нужно? О, нет - Вы подумайте хорошенько и поймите — мне не чувство нужно, но жизнь. То, о чем Вы пишете — в сущно­сти, это только рай, в который я могу при случае попасть после долгих молитв и после смерти — нет, я хочу рая сейчас и в этой жизни — я хочу Ваших дел, движений, и мыслей, мыслей, са­мое главное. Если бы Вы ни разу в жизни не произнесли слово «любовь», но всегда были в духовном напряжении, всегда иска­ли бы во мне идей, которые могли бы пригодиться Вам, всегда примеряли бы к себе мои ощущения и мои мысли, откидывали бы ненужное, изменяли несовершенное и благодарили за подлинное - в этом я бы, наверное, нашел больше любви, чем во всех Ваших ощущениях, в нарастании и упадке которых нет ни­каких законов. Я знаю, любовь требует непрерывных доказательств любви, а так как я больше человек идей-чувств, то я требую этих доказательств в виде идей-чувств. Вы мне не даете их, разве Вы не понимаете, что я совершенно изнемогаю, как в пустыне. Я не шучу, я не рисуюсь — Вы можете поверить, так как я Вас мучаю такими письмами, а я бы не стал Вас мучить без большой необхо­димости. Вы должны поверить, т.к. Вы единственный человек, которому я, действительно, близок, от которого я ничего не скрыл и которому верю. Понимаете ли Вы меня?

Вот видите, какие суровые требования я к Вам предъяв­ляю. Конечно, Вы можете улыбнуться, ибо я сам не всегда и, может быть, даже редко на этой высоте; но теперь, эти дни, бла­годаря моему одиночеству, я - такой. Собственно, Маковский, о ревности к которому Вы пишете, именно дает мне эту жизнь, и я не могу оторваться от него, как пчела от сладкого цветка. Я понимаю также, что этого нельзя требовать всегда, но и я с Маковским играю по временам в шахматы, не говоря ни слова.

Теперь Вы поправились, поздоровели немножко, так про­сыпайтесь же, друг, для жизни, смотрите, она не ждет, разве мы не рискуем во всякое время из ее герольдов стать ее шлейфом. Я боюсь этого, я этого не хочу, и так как я люблю Вас совер­шенно безумно, то хочу, чтобы и Вы боялись этих шлейфов. Вот мой сегодняшний день.

Тяжела жизнь и ответственна, но сладко жить, если живешь всем существом. Сегодня у нас был Евгений Иванович, много бе­седовали и проводили генерала до вагона со всей теплотой и лю­бовью, какие только есть в Саше и во мне.


^ Н.Н. ЛУНИН - А.Е.АРЕНС

6 июля 1915 года. <Петроград>

Сегодня получил, Галочка, два Ваших письма, из которых одно большое с двумя марками (не пишите таких длинных пи­сем, потому что мне тяжело их носить в кармане). Было так пре­лестно, что мне казалось, кусочек Вашей жизни трепетал в мо­их пальцах; оно было настоящей свежей каплей счастья для моих сухих губ. Может быть, бесконечность страниц делает его таким живым, но, Боже мой, чего там только нет — любви, ума, сме­ха, глупостей, тела, вздору и бесшабашности Вашей профессии. Вы уверяете меня в том, что хорошо меня знаете, я Вас совер­шенно не знаю; или Вы растете не по дням, а по часам, или муж­чины вообще не могут знать женщин; во всяком случае, столь­ко неожиданности в этом письме, что я недоумеваю, кем оно писано. Письмо не искусство и не жизнь, черт возьми, оно, ве­роятно, одно из тех прелестных существ, которые Вам снятся в некоторые ночи. Сегодня я безумно счастлив Вашими письмами, и я мог уверять Вас и себя, что они мне не нужны, что их при­сутствие на меня не влияет — о ребячество, мое сердце бьется, бьется оттого, что на груди и у губ моих Ваше письмо. Скажи­те, и Вы долго писали этот маленький том (я бы сказал — том стихов какого-нибудь дикаря-поэта)? Я, чтобы заполнить че­тыре страницы, ворую у музея не менее полутора часов — нет, Вам следует быть писателем, Вы зарабатывали бы тысячи....

.Вы очень интересно пишете о письмах и о впечатлении, ка­кое они производят. Верно.