I. Комната в Царском ~ Совершеннолетие Володи Дешевова Лида Леонтьева, Поездка на Валаам Нешилот Юкс и Юкси 7 дневник

Вид материала

Документы

Содержание Н.н.пунин - а.е.аренс Н.н.пунин - а.е.аренс Н.н.пунин - а.е.аренс

Подобный материал:

• Экскурсии по Гродненской области, 50.92kb.
• Знамя Мира Рериха на Валааме, 35.21kb.
• «Нить судьбы», 276.34kb.
• «Нить судьбы», 276.09kb.
• Всё началось в 19ч. 00м. Как и во всяком сказочном государстве у нас в школе были различные, 8.53kb.
• Загородная поездка в мемориальный комплекс «Хатынь». Поездка в историко-культурный, 20.89kb.
• Боливийский дневник 7 ноября 1966 года, 1056.64kb.
• В фонд поддержки Володи Ланцберга, 16.58kb.
• «кижи + валаам + соловки» Москва – Петрозаводск – Кижи – Сортавала Валаам – река Шуя, 123.75kb.
• Конкурс рисунков Кл комната Кл комната, 157.14kb.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

июля 1914 года. <С. Петербург>

Дорогой Галченок.

Сегодня весело, сегодня солнце, сегодня ночью была гро­за, я плохо спал от грозы и еще от чего-то; все женщины ка­жутся красивыми, вспоминаются все странные вещи — Сердо-боль, твои губы и как ты кусаешься и какое у тебя лицо иногда...

Милая, милая Галочка, Жебар — «Мистическая Италия» — блестящая книга, читаю ее далекие воспоминания, все колеб­лется во мне, как волны, тучи сомнений, недоумения и жажда бессмертия. Есть там главы, посвященные Франциску — горя­чие и живые страницы. Он был прекрасен, этот Франциск, так прекрасен, как только я могу себе представить, и он был прав во всем до конца; он призывал, между прочим, веселых людей ко Христу, он говорил так: «Брат, зачем эта грустная физионо­мия? Если ты согрешил — это касается только Бога и тебя са­мого». Он жил на такой высоте и в такой постоянной любви, что, казалось мне, нужно все силы души иметь в полном воору­жении, чтобы жить так. И между тем — он умер... Правда, сла­вословя солнце, но разве он бессмертен? Он забыт, конечно, не­много менее, чем будем забыты мы с тобой, но кто будет утверждать, что так называемое человечество помнит о нем. Два-три каноника еще молятся в чистом экстазе перед его ра­кой, но и они, извратив душу его учений, только бессильно пла­чут о своих грехах. Жизнь, которая протекала в такой необы­чайной чистоте — не изменила мира; все было бы то же, если бы Франциск вовсе не существовал. Околович, если бы меня слышал, сказал бы мне: «Ваше заблуждение страшно. Вы хоти­те телу дать жизнь вечную, а не подумали о том, что Франциск победил смерть тем, что она для него была — не смерть, а ра­дость». Только я не верю Околовичу, потому что он монах. Это, конечно, так просто т отрешись от всего земного и возненавидь суету жизни: тогда смерть будет для тебя как бы не смерть. Я не верю Околовичу, потому что беззаветно люблю жизнь и нелегкие радости неба, поля, цветов и птиц.

Я остановлюсь здесь, проблему смерти все равно не решить, а если я буду еще с полчаса размышлять о смерти, то дух мой ослабеет и заскучает сердце.

Целую мою язычницу, которая напоминает мне Франци­ска, так как любви в тебе такая неистощимая чаша.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

июля 1914 года. <С. -Петербург>

Дорогая моя, чудная Галочка.

Хотя я уже послал тебе сегодня письмо, но только что про­читал твое, и мне хочется написать тебе немного. Об эгоизме и тщеславии ты уже прочтешь в одном из предыдущих моих пи­сем. Не бойся, что не любишь солдат, и верь, если около ране­ного тебе захочется уехать или жить в покое — тогда другое де­ло, а пока не пытай себя и не мучь.

Вчера я обратился к папе со словами, как он относится к тому, чтобы я пошел санитаром в Красный Крест, он сказал: «Благословляю тебя на это»,- и согласился дать мне денег, ес­ли надо. В музее место останется без всяких разговоров за мной. Завтра я поеду узнать о приеме санитаров. Теперь, если ты не сможешь идти из-за папы или мамы (словом, не по своему же­ланию) на войну, я никуда не пойду. Вообще же не буду вовсе стремиться в действующую армию, так как воспоминание о Ниц­ше, который был в Красном Кресте, и о страданиях, которые я хочу изучить и понять -* единственно мною руководят. Чтобы тщеславия было меньше, я ничего никому не скажу. Побужда­ет меня идти: желание знать страдания, открыть и развить лю­бовь, которая во мне, скука от этой размеренной жизни, Ниц­ше, тщеславие. Останавливает меня: страх, что я не вынесу (сойду с ума или соскучусь и устану), чрезмерное тщеславие в этом поступке, нежелание откладывать экзамены и ты. Урав­новесить все это своей волей я не могу и отдаю дело мое в руки Бога и верю, что Он поведет туда, куда мне надо. Постарайся и ты, дорогой друг, сделать так же.

Целую тебя и благодарю за конец письма о моем искусст­ве. Верно. Знаешь, почему верно? Если ты под влиянием днев­ника стала себя больше анализировать, значит, мое достигну­то. Большего я не хочу. Только бы все так чувствовали.

^

Н.Н.ПУНИН - А.Е.АРЕНС

2 августа 1914 года, <С. Летербург>

Галочка, ты прелестно написала о Ницше; о, как это веет на меня прошлым, и наивность твоя безгранична. В теплом мяг­ком вагоне, в кенгуровом воротнике и с <<Заратуетрой» ска­жи, разве ты никогда не была довольна тем, что страдала и не любовалась никогда своим горем? Непостижимо это для меня и невозможно.

Я не обвинял Ницше в том, что он писал не для «результа­та»; но говорю, что для нас, для «человечества», очевидно толь­ко одно, что «результата» от Ницше никакого нет, а есть толь­ко его работа, и что, следовательно, гений вовсе не какая-нибудь непоколебимая ценность.

Ты, очаровательная Галка, взяла и написала: «Ты гений, а не талант...»,— разве можно так решительно? но опечалила ты меня безмерно - «гений, но без определенного призвания». Хуже я ничего не могу⁷ для себя придумать. Весь мой дневник качается на этом стержне, и вся моя жизнь — искание своего призвания — лучше бы мне не родиться. Только я не верю это­му. Не верю, потому что чувствую связь свою со словом и уже давно не сомневался в том, что я не художник, не дипломат, не генерал, а писатель. Правда, я не поэт, не фельетонист, не ро­манист, не историк, но я тот, кто как-то особенно знает слова и имеет свою мысль. В последнем ты, кажется, сомневаешься, так как пишешь о статье прошлого лета в прошедшем времени. Напрасно. Я всему, что там сказано, верю, но знаю, что в ста­тье этой все сказано так, что поверить ей может только наив­ный человек. Впрочем, не знаю. Ты представляешь себе какой-нибудь исключительно благородный с моей стороны по­ступок, но ты, вероятно, легко меня представляешь и участни­ком какой-нибудь необычайной интриги. Я знаю, что тебе, на­пример, я не могу сделать какое-нибудь зло, да и вообще людям, но я могу бесконечно много лгать. А поэтому и статья моя не может быть вполне искренней, и я сам не могу до конца ей ве­рить; знаю, что во мне кроме светлой истины есть черная исти­на и кроме желания истины есть еще желание казаться обла­дающим истиной. Больше всего мне вредит ум. Я умом угадал эту статью, а не опытом. В ней больше тайной логики, кулис, чем чувства, опыта и действительной драмы. Галочка, нужна над собой работа, чтобы заслужить доверие самого себя хотя бы и чтобы быть спокойным в тех случаях, когда вокруг будут те­бя обвинять.

Отношения мои с Маковским что-то шатаются. Сегодня я получил от него письмо: «Многоуважаемый Н.Н...>>, и просит вернуть все бумаги и репродукции, какие у меня есть для «Русской иконы» - какая все-таки дерзость! Я все собрал, все, что у меня было, и послал в редакцию. Внутренне я рад, по край ней мере не надо писать статьи, которая меня тяготила бы чрез­вычайно, но все-таки обидно и грустно; еще так недавно он го­ворил мне, что верит в мое отношение к нему и что никогда, вероятно, между нами не будет скверных отношений; впрочем, я не думаю, чтобы между нами произошел полный разрыв; хо­тя все может быть, я взвинчен и, если он сделает одну из своих обычных гадостей, я не утерплю и доведу дело до полного раз­рыва, несмотря на авансы. Да, жаль!

Очень сложны теперь мои финансовые дела.

Спасибо за телеграмму. Удивительная ты транжирка все-таки. ..