План Образец Все распечатывается с двух сторон на каждом листе Курс Философии и Философии Науки ХХI века для студентов

Вид материалаЛекция
Подобный материал:
1   2   3   4   5


И
Изменился предмет философии и само философствование в России
так, первая проблема. Ну, прежде всего изменился предмет философии и само философствование в России. Все-таки вспомните, одно дело там Чаадаев, Пушкин, Лермонтов, другое дело, прошлый раз мы с вами занимались где-то народники всякие, Чернышевский, Достоевский, это одного плана все вопросы. А вот рубеж настал и очевидно конец 19-го, значит, где-то там с 80-го – 90-го и до 25-го года где-то так вот. Потому-что сам переворот то он был, а гражданская война, закончилась мировая война первая. Это длительный период. Где-то что-то все-таки прояснилось несколько попозже. Ну а в чем же тогда это изменение происходит? А происходит то, что вот ту проблему, которую решали все время, где же это вот, где материальное, где идеальное, и что же я могу сделать, а чего я не могу сделать, оно приобрело какой-то новый вот аспект, что я могу, что не могу сделать. Ну и изменился предмет, конечно. Стало боле четко, что такое религиозное сознание, каковы и что массы думают, какие нас ждут события, не надо ли новое что-то сделать. Вот это основная идея.

А
Несобытийность событийного и событийность несобытийного
в философском, как бы таком отвлеченном плане, это вот проблема несобытийности событийного. Мы затрагивали эту проблему на прошлой лекции. Ну вот например, убийство Александра II – это событие или не событие? Вы скажете, ну как же, конечно, само по себе оно изменило историю, мы были бы другими, если бы не совершился такой акт. И вообще, такое есть поверие, когда убивают царя – это большая кровь будет. Оно так и пошло. Но дело-то не в этом. А событие может совсем не в этом быть, а в том, что где-то там где-то родилась какая-то у генерала-губернатора дочка, которая вступила на революционный путь, где-то родился какой-то крестьянин Рысаков, а где-то в маленьком поместье в Польше разорили мелкого поместного дворянина какого-то Греневицкого Иахима, и у него остался сын, который, нечего было ему делать, так пошел учиться, пришел в Петербург Игнатий какой-то, кто такой, откуда? А вот это событие или нет? Нет, это не событие. Подумаешь там сожгли усадьбу, сослали в Сибирь кого-то. Или Александр III, прошлый раз мы говорили, мимоходом взял и прошение о помиловании или замене смертной казни какому-то неизвестному, тоже, кстати, сыну генерала, Александру Ильичу Ульянову, подписал, не понимая, что он подписывает смертный приговор всем своим детям и уж не говоря о внуках. Но это случай? Да, случай. Вот так история и развивается. И поэтому, то, что не событие, оказывается событием, а мы на каждом углу это все видим.

Ну, ну можно пошутить на эту тему, например, кто становится президентом, в правительство входит. Вот кто-то учился вместе в какой-то группе, вот сейчас вы все учитесь, вот, а потом Светлана Васильевна Тернина станет у нас президентом. Кого она возьмет, как она заявила нам в прошлый раз, конечно, и кого она возьмет? Ну конечно вас, кто же еще может быть. И случай это, событие или нет, что вы сегодня присутствуете здесь? Ну можно пошутить, чтобы немножко оживить.

Н
Дуальность добра и зла
у а если так, то выясняется, что на этом фоне, где неясно все, дуально, двойственно, то выясняется, что вот эта дуальность, двойственность всех основных понятий. Что такое добро и зло? Революционер-террорист, который идет, чтобы убить царя, он считает, что он, я вам говорил в прошлый раз, что народники никуда не бегали, они открыто заявляли „Я иду менять свою жизнь на царскую. Я никуда не побегу. Я взорву себя и их.“ Они считают, что это на благо народа. Все остальное общество, естественно, и царские чиновники, считают, что это преступление, что это неизвестно что. Зло, которое надо искоренять мечем и, так сказать, огнем.

И
Дуальность правды и обмана
ли, например, правда и обман. Ну как же, вот многие думают, что я, кто-то не знает в верхах, кто руководит, в чем истина, какова правда, что на самом деле обманывают. Наивный человек думает, ну я ему расскажу, царю, дойду до него и скажу, что неправильно твои делают вот эти самые чиновники. Но это же глупость. Всем все известно. Что делать? Просто нужно не так делать. В то время была такая пословица у разночинцев, когда заходила речь о правде и обмане „А что, собственно, дважды два, говорят, четыре, но если надо, кто-то заинтересован, то дважды два будет стеариновая свечка“. Если вам что-то нужно, вы так перевернете все слова, что получится вот стеариновая свечка, дважды два. Бессмыслица, но это получится, и люди будут жыть в мифах этих, обмане, друг друга обманывать, преследовать какие-то материальные цели, а говорить, что я религии какие-то проблемы решаю и так далее.

И
Дуальность прекрасного и безобразного
то же самое о прекрасном и безобразном. Выясняется-то что, что прекрасно, а что безобразно? Один говорит, спокойная жизнь прекрасна, помните Чехова там „Три сестры“, в Москву хочу, в Москву хочу, они живут в поместье, им скучно всем, как это ужасно. А чего плохого? Для другого наоборот, в городе биться за жизнь, за каждый метр, безобразно будет, ужасно. Что, как это соединить на общем таком плане? И вот эти вопросы и поставлены были как раз вот в это время.

К
Серебряный век
усочек, не понятно когда начинающейся, но где-то заканчивающейся у нас, к той самой Октябрьской революции, как раньше говорили, это так называемый Серебряный век. Вот в этот период появилось много замечательных произведений, в общем вы знаете, что это такой замечательный расцвет поэзии, всяких таких наших поэтов. Это вот и Гумилев, это Анна Ахматова, Марина Цветаева. Вот где начало всего этого. Иосиф Мандельштам, то есть все, что у нас есть ценного. И сейчас, между прочим, открываются и памятники им. Те, кто убивал их и преследовал, даже никому не известно, а они врастают посреди Москвы, им памятники. Ну и какие там основные? Вот были, например, такие, как такая дама Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Может вы читали что-нибудь про них.

Н
Двенадцать”
у, Гиппиус, они сначала были в Петербурге, была такая Пашня, на Марсово Поле выходила, ну просто высокий этаж, и такой простор был, квартира была, по-моему Вячеслава Иванова, и вот они там собирались и вот было такое общество. Ну а после революции, когда Блок написал „Двенадцать“, как известно, его спрашивали „Ну что же вы, так сказать, извините, поэт, переметнулись на большевиков?“, „А вот, - отвечал, - ну мне вот рассказали, ко мне поселили здесь одного красноармейца, он рассказал, что вот он борется за правое дело“. А там помните идет двенадцать апостолов, во главе с венчиком из роз впереди идет Христос, у Блока. А это Гиппиус заметила „Хмм, жаль, что не двенадцать красноармейцев ему подселили б и закрутили“.

А
Грядущий хам”
вот Дмитрий Мережковский, помимо всех трудов, у него братьев много там было, и непорядочно все и все прочее, а он известен тем, что написал знаменитую работу „Грядущий хам“. Вот вы заботитесь о народе, о чем-то, а кто придет? Придет хам, вот из стада, который будет везде на улицах плевать, вас всех интеллигентов перебьет. Ну а вы знаете, кто такой Хам? Помните, там это из Билблии, вот, Сим и Хам, значит. Ну в древности там отец их напился, ну Сим скромненько ничего не делал, не хотел открывать, а Хам наоборот вышел, говорит „Смотрите, мой отец напился“, вот он такой, безнаказанность такая. Ну а отсюда и пошло „хам“. И вот он предсказал, я не хочу здесь перечислять, что приблизительно вот это и будут, будут в аудиториях есть вяленую воблу и пить пиво. Не было этого? Нет, этого не может быть, просто глупо вот считать. Значит, вот такие идеи.

И
Афины и Иерусалим”
теперь дальше, например, апофеоз беспочвенности. Такой был Лев Шестов, написал работу „Афины и Иерусалим“. Ну и утверждал, что нет вот этой национальной почвы, вообще надо ее бросить, что победил, Афины – это светское государство, а Иерусалим – религиозное, что все-таки, хотя Афины долго побеждали, но теперь должен победить опять Иерусалим, надо вернуться к религиозному сознанию.

И
Вехи”
были такие, между прочим, такие „Вехи“ называются, вот целая группа разных писателей решила изменить, изменить религиозные представления. Вот в чем проблема, что надо создать новое религиозное сознание и действия, как говорил Мережковский, вот. И тогда все будет хорошо. Ну и много других идей. Одним культура надоела, я не хочу уйти от культуры, такой вот Гершензон был, а было наоборот, что надо наоборот новую культуру создать. Ну вот масса не понимает много, надо новую религию символическую создать, был такой Вячеслав Иванов. Которые были в санатории и писали друг другу письма, тогда маленькие комнаты не делали, все комнаты были в пригородных домах приблизительно с нашу аудиторию, поэтому у одного один угол, у другого другой, вот они друг другу письма писали, называется переписка из двух углов. И было множество всяких других каких-то замечательных таких вот идей, поступков, но все это было сметено событиями. Гершензон такой был философ, он в одной из работ „Вех“ писал: „Ну что вы интеллигенция, вы все кричите о народе, да нет никакого народа. Вы и существуете-то, интеллигенция, только потому, что есть самодержавие и вас защищают полицейские. А как только вы совершите революцию, вас всех этот же народ, массы, всю вашу интеллигенцию перережут, а вы этого не понимаете.“ Тогда это казалось смешным, но глядя в будущее видно, что не так уж это все глупо, как там тогда писали. Ну и какие же здесь проблемы возникали? Ну где же? Что же я могу сделать? Вот я чувствую, надвигается, а что я могу сделать? А я вот могу только свободу в пределах каких-то проявить, а не могу. А история показывает, что все эти мелкие игры, вот это мы придумаем, они сметаются потом массовым движением. Они все хотели сказать, что современное, что вот самодержавие, что вот оно, что надо его исправлять, оно не современно, что вот по-новому нужно идти. Но жизнь показала, что это все верно, но не в такой мизерной доле, как это представало в мысли вот этих людей.

Обязательно с нечётной страницы


Вторая проблема:


2. Философские идеи Льва Толстого и Владимира Соловьева. „Исповедь“ и „Краткая повесть об Антихристе“. Необходимая свобода, современность несовременности.