Geum.ru

Московская Духовная Академия, Кафедра Сектоведения диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


3.3.5. От "грехоцентризма" к "светоцентризму"
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   46
^

3.3.5. От "грехоцентризма" к "светоцентризму"


Как уже можно догадаться, этот крайний ригоризм характерен в основном для раннего периода секты. В настоящее время он заклеймен как "грехоцентризм", чуждый истинному подвижничеству. Отныне "грехоцентризму" противопоставляется "светоцентризм". Данная оппозиция объясняется параллельным существованием двух аскетических традиций: "Святоотеческий мистицизм, – заявляет Береславский, – пронизан борьбой двух крайне несовместимых направлений: навязчивого грехоцентризма фарисейства, обычно облекаемого в институцианальные формы, и светоцентрического мировоззрения монахов-исихастов". Однако, если верить самим монахам-исихастам, следует говорить не о "двух крайне несовместимых направлениях", а о двух этапах на пути благодатного возрастания, причем этап покаянного плача о грехах должен непременно предшествовать этапу чистого созерцания. Так, например, преподобный Пимен Великий говорит, что плач это "путь покаяния, преданный нам Писанием и Отцами, которые сказали: плачьте: потому что другаго пути (ко спасению), кроме плача, нет". Преподобный Исаак Сирин вторит преподобному Пимену: "Слезы положены уму, как бы неким пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не приимет человек сего дарования, совершается дело его еще находятся во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности тайн духовнаго человека", а "не соделавшийся таким "смиренным через плач", – предупреждает преподобный Симеон Новый Богослов, – не может соединиться о Святым Духом; не соединившийся Ему, не может придти в видение и разум Божий". Но для ересиарха это не имеет никакого значения. Он продолжает развивать свое учение о "грехоцентризме" и "светоцентризме". По его мнению "грехоцентризм" опасен тем, что приводит к ложному представлению о Боге и пути единения с Ним – покаянии: "Страх смерти имей, целыми днями, – передразнивает своего мнимого оппонента лжепророк, – думай о смерти и бойся смерти. Можно ли на этом настроении стать святым? "…" Целыми днями думай, что Бог – убийца, деспот, что Бог тебя приговорит к смерти, что ты умрешь страшной смертью, и будет Страшный Суд, и поэтому казни себя: мучай себя, всех ненавидь – одна сплошная злоба и ненависть к Богу". Это по поводу отношения к Богу, а вот о покаянии: "Прелестное покаяние, при котором Царство Божие закрывается, и грешника фиксируют на его собственных ошибках, постоянно углубляя его раны, превращает его в ГУЛАГовского агнца… Как следствие фиксации на грехах, приходит и ложная брань, поскольку демоны, которые одержат подвижника, не что иное, как духи, инспирирующие те самые грехи, которые умножает в себе подвижник, медитируя на них". "Это фарисейское отношение к человеку, "…" заставляет человека говорить: я сор, мусор, пыль, должен поститься, умерщвлять себя…" (здесь для сравнения будет уместно вспомнить цитаты, приведенные ранее в настоящей главе "3. 3. 2. Покаяние"). В первую очередь обличительный пафос "пророка" направлен на православное монашество как на авангард христианского подвижничества: "Угрюмое монашество, учащее о том, что человек поврежден и надо умерщвлять себя, распинать, поститься, оскопляться "очередное словечко из фрейдовского лексикона -д.И.", страдать мучиться, унижаться….". Если порой в новых опусах "пророка" и заходит речь о покаянном плаче, то эта добродетель принимает карикатурные очертания: "Св. Серафим Соловецкий: "Достояние наше – слезы умиленные", – и протягивает стакан "?! -д.И." со своими слезами". В противовес недавним призывам к покаянию как чувству "жгучей вины" перед Богом, Береславский неожиданно заявляет: "Не ищите вины в себе, чтобы не впасть в псевдопокаяние как услаждение грехом".

Идеологи секты осуждают "угрюмый" (т. е. православный) подход не только к покаянию, но и к аскетизму вообще (в первую очередь, к посту). "Господь не благословлял никаких монахов, постников, аскетов. Он явил царство Духа и говорил о противоположном. Пост есть негативное, а трапеза брачная – питание Духом Святым", поэтому "Своим ученикам Господь запрещает молитвы, воспрещает и пост, называя их сынами Брачного чертога "а как же сорокадневный пост Спасителя в пустыне, как же слова о том, что победа в брани с силами тьмы возможна только молитвой и постом (Мф.17:21)? -д.И."". "Кто фиксирован на аскетизме, посте молитве, воздержании, тот в обольщении и в безумии". Однако Береславский не призывает вообще отказаться от поста и аскезы, он лишь считает, что необходимо изменить свое отношение к посту. Для "пророка" пост перестает быть средством духовного совершенствования человека и становится актом солидарности с голодающим населением планеты или способом участия в искупительных страданиях Иисуса и Марии: "Мы постимся не потому, чтобы самоуничижаться, это отвратительно, но чтобы было что есть другим, чтобы другие питались. Мы страдаем не ради своего собственного искупления, но чтобы облегчить страдания грешников. Страдания заменяются искупительным постом. Совсем другой порядок".

Но как же тогда, по мнению Береславского, следует бороться со страстями, если не "молитвой и постом"? Оказывается, что со страстями вообще никак не надо бороться: "В уходящем православии принята модель распятия в миру в виде распятия страстей. Мелкотравчатая "?" идеология! Распятие страстей – врата космические". Более того, страстность даже поощряется и становится целью "марианской" аскезы (если это слово здесь уместно), правда, страстность не совсем обычная, а мистическая: "Страсть остается, но страсть страстная: как безумие любви ко Господу! Жениху не нужна холодная бесстрастная невеста – напротив, горячая, пламенная, ревностная, страстная возлюбленная". Вот он идеал "богородичного" святого – страстная, разгоряченная, обезумевшая от "любви" женщина, эдакая вакханка! Такому образу "святости" соответствует и особый образ "аскезы" – т. н. "пост невесты": "Святые знали иной, не фарисейский, небывалый для непосвященных сладчайший пост невесты. "…" Христианский пост сводится к одному – единственному: "Жажду!.." – при открытом сердце". "Питание вышнею любовью совершается на непрестанном вздохе, озарении, томлении невесты". "Мистический смысл поста: томление любви". Вновь и вновь мы встречаем рекомендации к достижению мистической распаленности, страстной горячности. Это "непрестанный вздох" без выдоха, "жажда" без насыщения, бесконечное эротическое "томление"! В данном случае душевная (по святителю Игнатию, "кровяная") разгоряченность адептов БЦ выполняет функцию своего рода печи, в которую "пророк" постоянно подбрасывает все новые и новые порции своих графоманских писаний. Береславскому просто необходимо поддерживать этот "мистический" огонь в сердцах своих слушателей для того, чтобы его бред был воспринят. "Пророк" прекрасно понимает, что трезвомыслящий человек не оставит без внимания неразрешимых противоречий, курьезных неологизмов и прочих глупостей, столь характерных для его "откровений". Вот почему лжепророку нужны не слушатели, не ученики, а "страстные возлюбленные"!

Что же происходит, когда аскетику лишают ее первоочередной задачи – победы над страстями? Наступает полная потеря духовного ориентира, начинаются духовные метания, поиски чего-то "нового", доселе неведомого: "Необходимы новые мистические школы, – рассуждает Береславский, – смело отступающие "! -д.И." от того, что работало в прошлом". Следует "созидать не на чужом основании, а на собственном, и не готовыми штампами пользоваться, а идти наощупь, по наитию свыше… И идти против очевидной веры, путеводительства слепых, учить о том, чего прежде никто не знал". Но как раз "идти на ощупь" – удел слепых!

Характерной чертой "новых мистических школ", предрекаемых лжепророком, должно стать моментальное достижение желаемого эффекта: "Не учили ли вас фарисеи постепенности пути – не брать на себя больше, чем сможете понести? Я же скажу: в чем тогда Вера ваша, если берете посильное естеству? Дерзайте по убеждению и правоте дела "…" и Господь, увидя вашу ревность и стремление к Нему, простит рукописание грехов ваших. Подходите друг к другу по самым высшим меркам. Если читаете Евангелие или назидательную книгу Святого Отца, то ставьте себя мысленно в ту ситуацию и исполняйтесь Духом". Таким образом, сверхбыстрый результат неизбежно требует "сверхусилия". Отныне, обещает своим последователям "пророк", "ревностью и горячностью в вере можно в кратчайший срок приблизиться к недоступному Божеству".

В свою очередь православная аскетическая традиция особо подчеркивает необходимость последовательности в стяжании добродетелей: "Каждая добродетель, – говорит преподобный Исаак Сирин, – есть матерь следующей добродетели. Потому, если оставишь матерь, рождающую добродетели, и пойдешь искать дочерей прежде, нежели отыщешь матерь их, то оныя добродетели оказываются для души ехиднами". "Те, которые покушаются отступать от такого порядка восхождения, – предостерегает преподобный Симеон Новый Богослов, – трудятся напрасно. "…" "Ибо" как невозможно взойти в верхния жилья без лествицы, или войти в царский внутренний покой, "…" не прошедши прежде передней, так не возможно войти в царствие небесное тому, кто не идет путем добродетелей по порядку нами указанному. Такие шествуют вне царского пути, – и находятся в прелести, сами того не замечая".