Geum.ru

Московская Духовная Академия, Кафедра Сектоведения диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


2.6.3. Попытка систематизациигносеологических представлений БЦ
III. Религиозная практика 3.1. Литургика 3.1.1. "Внешнее" и "внутреннее"
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   46
^

2.6.3. Попытка систематизации
гносеологических представлений БЦ


Вероучение БЦ подобно "окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты" (Мф.23:27). Идеологи секты пытаются закамуфлировать оккультно-гностическое содержание "марианской" догматики ссылками на Священное Писание и православное Предание, упоминанием авторитетных святоотеческих имен (преподобных Иоанна Дамаскина, Нила Сорского, Серафима Саровского, праведного Иоанна Крондштатского и др.) или богословов (епископа Вениамина (Милова), Вл. Лосского), однако все эти ссылки представляют собой не более, чем фиговый лист, который не в состоянии прикрыть омерзительную наготу антихристианской основы этого учения. Тексты "откровений" не просто излагают какие-то еретические идеи, отрицающие Истину Христову, их основной принцип – это самоотрицание. "Марианская" проповедь – это "вечный бой", постоянная "невидимая брань" с воображаемым противником, причем ярлык с надписью "враг" постоянно перевешивается. Сперва врагами были коммунисты, потом матери, позже тибетские махатмы, масоны, литераторы и художники, New Age, знаки зодиака и пр. Через время все они оказывались "друзьями и верными слугами Марии". Пожалуй, единственным постоянным врагом Береславского являются "фарисеи" (т. е. православные). Причем зачастую в ход идет откровенная клевета на Церковь. Но здесь следует учесть, что для "пророка" главное заключается не в имени объекта его "праведного" гнева, а в самом гневе, в самом обличительном пафосе его речей. Ему нужен повод для того, чтобы вылить на слушателя очередную порцию собственной злобы. Подлинный враг Береславского – он сам! Его alter ago! Он как бы гоняется за собственным хвостом. Характерно, что, обличая своего очередного виртуального врага, лжепророк приписывает ему свои же собственные мысли (он порой высказывает их в той же книге через пару страниц), которые как раз и являются объектом его нападок. Кстати Береславский это косвенно признает, когда заявляет: "В осуждающего входят бесы, которых обличает он в другом. "…" И если зло на кого держите, то установлена прямая связь, по которой все грехи ненавидимого вами переходят на вас". Поэтому не стоит удивляться тому, что, обвиняя православных в размывании Православия, Береславский сам следует по этому пути.

"У дьявола все противоположно", – заявляет ересиарх, однако при этом не разъясняет, относительно чего противоположно. Призывая к отказу от каких бы то ни было формальных норм (догматов, канонов), Береславский окончательно выбивает почву из под ног своих адептов и низводит в их души страшную всеразрушающую силу ("Все вражьи силы сметаются, когда Я "Мария" говорю. Сметаются горы, всё сметается, когда Я говорю"). Это опрокидывание и разрушение всего и вся как раз является целью постмодернистской антисистемы. "В лоне такой культуры, вносящей в сознание хаос и дезориентацию, начинают возникать и накапливаться анонимные, не укорененные в человеке стандарты мышления. Эта ситуация, когда человек оказывается отчужденным от подлинных ценностей, христианской культуры, приводит к тому, что он остается вообще без таковых. У него не остается и никаких убеждений, никакой "почвы". В соответствии с духом времени он считает все традиционные идеи, нормы и институты ложными или по крайней мере "отжившими". Но у него нет никаких верований, которыми он мог бы их заменить. Он хватается за множественные обрывки псевдоидей, опустошенных законов и просто суеверий, создавая по собственному "образу и подобию" соответствующих "богов" и окружая их системой соответствующих ритуалов".

Итак, что же предлагает "пророк" взамен "устаревшего" христианства? Ничего нового, ни одной оригинальной идеи. Пользуясь его же собственным язвительным определением, это – "бездарный евнушковый эклектизм домашней библиотечки". Именно "евнушковый", т. е. абсолютно бесплодный, безжизненный. И в этом нет ничего удивительного, т. к. в эклектизме, как писал Л.А. Тихомиров, нет и не может быть "никаких новых источников вдохновения".
^

III. Религиозная практика

3.1. Литургика

3.1.1. "Внешнее" и "внутреннее"


Стремление "богородичников" к стиранию всех канонических форм церковной жизни не могло не коснуться и литургики. Идеологической предпосылкой для пренебрежительного отношения к богослужебной форме послужило учения о сердце как "духовном центре человека". Развивая это учение, Береславский смещает все акценты с "внешнего" на "внутреннее": "Ныне упраздняются храмы внешние и печати прежних храмов переносятся в сердца, ибо близится век, когда сокровенные тайны станут явью пространственной, а нынешнее видимое временно-пространственное переживание мира исчезнет "…" Да причаститесь в Духе и растворитесь в Божественной Полноте, так что не различите внешнего и внутреннего и не найдете, где кончается сердце и начинается мир, ибо все сольется в одно целое, славящее Бога!". "Се Церковь невидимая, Церковь сердца, – именно о ней было сказано, что не одолима адскими вратами. И не было никогда иной Церкви, кроме внутренней! "…" Не есть ли внешний храм проекция внутреннего? "…" Я говорю только о внутреннем, пекусь о храмах сердца". В духе этого подхода сама ценность литургического действа становится весьма сомнительной. "Литургии" как "общему делу" противопоставляется индивидуализм "частной" виртуальной реальности: "Все таинства церковные имеют тайнодейственное выражение в храме внутреннего человека, в сокровище пути. И брак и евхаристия, и исповеди, и освящение, и рукоположение, и крещение. Ибо не есть ли чаяние о Духе огненном – крещение кровью? Не есть ли близость Сына Божия – Евхаристия внутренняя? И сердце, распятое Иисусу – исповедь непрерывная, а обретший дарование Духа – священник храма внутреннего, рукоположенный во иереи во Святом Граде? Не составляет ли духовный Брак цели подвижничества? Домостроительство – утешительную миссию Церкви, а поставление печатей Духа на чело не есть ли тайное соборование?".

Однако, все выше сказанное вовсе не означает отсутствие в БЦ коллективного "богослужения". Напротив, "богослужения" секты не просто существуют, но и представляют собой красочное шоу со сложной драматургией и сценографией. Сама лжебогородица говорит о них устами своего "пророка": "Открылись двери Моих храмов: новые службы – величественное зрелище". И это действительно зрелище, фарс, а не молитва. Таким образом, в отношении литургики, как впрочем, и по всем остальным вопросам, БЦ занимает двойственную позицию. С одной стороны Береславский выступает как борец с "застывшими" формами, призывающий пренебречь внешним и обратиться вглубь собственного сердца, с другой – на месте разрушенных богослужебных форм он старательно возводит причудливое здание новой "богородичной" обрядноси: "установятся новые таинства". Береславский прекрасно понимает, что коллективное богослужение с одной стороны обладает мощным консолидирующим действием, с другой – предоставляет прекрасную возможность для контроля и манипуляций над сознанием паствы. "Путь без культа – сектантство"! И вот уже, наряду с призывом упразднить "внешний храм" звучит нечто противоположное: "Внешнее не должно игнорировать: подобает быть ритуалу, символу, обряду и закону". Более того, привнесение в церковный устав каких-либо новшеств объявляется "еретизмом номер один!". Даже в будущем, когда "внешнее" станет неотличимым от "внутреннего", "устав в церкви сохранится – как список с небесных иерархий: порядок нельзя игнорировать и определенные правила, духовный ритм молитвы, диктуемый свыше для всего мира "...". Но устав не будет целью – останется лишь средством, без которого нет твердого стержня (начнутся разногласия, расслабленность, отмирскость)". "Сохранятся все таинства от Нового Завета". Тактика двойных стандартов дает Береславскому широкие возможности для литургического творчества. С момента основания секты чинопоследования "богородичных" "таинств" постоянно меняются. Каждое новое изменение должно быть согласовано со "священством" БЦ, однако Береславский имеет право и на экспромт, т. к. сама "Пречистая" служит "в теле пророка". Частые изменения в чинопоследованиях "богородичных" таинств не дают нам возможности подробно остановиться на описании обрядов БЦ (исключение составит только литургия). Однако, учитывая общий ход развития "богослужения" БЦ, мы можем выделить 3 основных этапа (если не учитывать самый ранний этап с середины 80-х, когда "богородичники" действовали от имени ИПЦ и совершали службы по православному чину): 1) условно назовем его "параклитский" (с конца 80-х по 1992-1993г г.) – это период особенно бурной обрядовой "самодеятельности", когда "богослужебные" тексты и "священнодействия" сочинялись Береславским прямо на ходу и не имели четкой структуры. На службах, например, исполнялись патриотические песни типа "Боже, Царя храни…" или "Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…" и т. п. Кстати, поначалу вход на "богородичные" службы совершался по билетам; 2) католический период (1993-1996г г.) – обрядовая сторона "богослужения" строится по католическому образцу. Появляется чтение "Розария" и т. н. "пластическая молитва" – система особых "молитвенных" жестов и поз, своеобразная пантомима; 3) современный период (с 1997 г.) – частичный возврат к православной символике и текстам. Впрочем, "православные" формы "богослужения" могли сосуществовать параллельно с иными.