Московская Духовная Академия, Кафедра Сектоведения диссертация

Вид материалаДиссертация

Содержание


2.6.2. "Деинституциализация" и "дерационализация".
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   46
^

2.6.2. "Деинституциализация" и "дерационализация".


Береславский заявляет: "Любовь к Богу есть любовь к Правде". "Все, что не Христос, – ложь, и в этом – последняя правда". Хорошо. А теперь зададим ему вопрос, как он, учитывая все выше сказанное, определяет понятие "Правда / Истина"? Ответ очевиден: все упомянутые противоречия нельзя примирить, не прибегая к основному принципу антисистемы – признанию возможности одновременного существования множества "истин", даже взаимоисключающих. Так "доктрины о карме, переселении душ, космических циклах, манвантарных периодах и семиричном строении тел представляют истины низшего космического порядка "! -д.И."". Или еще более определенно: "Любая ложь истинна на космическом уровне "!!! -д.И.". Сколько бы ни лгали и ни мистифицировали, наша ложь будет содержать долю правды"! Высказывается типично постмодернистское понимание проблемы: "Важно как видеть, какую принять точку отсчета, систему ценностей, в каком измерении пребыть, какой взять ракурс, чьими видеть очами". "Что увидишь – тьму или свет, Бога или дьявола в ближнем и в окружающих – зависит от взятого угла ладьи, от подхода". Эти рассуждения напрямую связаны с "марианским" пониманием Православия: "Православие есть видение Бога – так учили святые отцы. Непросто было Его увидеть даже апостолу Фоме, ходившему с ним три года. Каково же нам, мнящим о Нем в бесконечных ракурсах, изображениях, книжках и проповедях?…". "Тысячи подходов к Евангелию!..". "От православия нельзя отказываться ни при каком условии. Необходимо изменить образ, подход к нему, представить происходившее под иным углом зрения "!!-д.И."".

Естественно, что при таком подходе, любая регламентация (догматы, традиции, каноны, литургические формы, иерархичность и пр.) воспринимаются как оковы, зашоренность, мешающая свободомыслию. "Святая Церковь Распятая "БЦ -д.И." провозглашает новый тип богословия последних времен – православно-профетический "т. е. пророческий -д.И."". "Необходим иллюминативный "? -д.И." подход". На практике это означает абсолютный произвол: снятие любых "догматических ограничений, ритуальных предписаний, фарисейских строгих регламентов и отмирских уставных "свобод"", отрицание каких бы то ни было "законченных форм". БЦ призывает к "деинституализации" религии. "Время исповедовать истинную веру в единого Бога – внеконфессиональную, недоктринальную, недогматическую. Время снять все различия, которые отчуждали людей". "Марианская церковь надконфессиональна и наднациональна, истинно Вселенская. В ней пребывают Ангелы-Хранители всех национальных Церквей, и потому каждая из них найдет здесь свою национальную выраженность". Короче говоря, "душа моя рада / всякому гаду / и всякому зверю / и о всякой вере", кроме, собственно, Православия. Призывая отвергнуть все частные религиозные формы, богиня "просит дерзновеннее "!! -д.И." богомыслить о новом образе священства, а также о символах теократии Новой Святой Руси, новом образе веры, об истинном Образе Господа, о путях достижения святости" и т. п. Но, как мы уже видели, вместо подлинной свободы предлагается рабство, вместо "дерзновенного богомыслия" – тотальный контроль над мыслью: "Только откровения, благословленные собором отцов, могут иметь ход среди прихожан Церкви".

Единственным источником подлинного онтологического единства является Христос, причем это благодатное единство достигается через вступление в Церковь – Тело Христово, но в предрекаемой Береславским религии будущего "не будет акцентирована тема Сына Божия "!!! -д.И."", и последователям новой "вселенской" веры не надо будет отрекаться от своих антихристианских убеждений. Вероятно, некоей альтернативой объединяющей силе любви, действующей в Церкви Христовой может явиться ненависть мiра к Церкви (Ин.15:18-19). Не удивительно, что Береславский так сочувствует мiру ("мир приходит в ужас от доктрины старых церквей"), не удивительно, что "Параклитский Завет" насквозь пропитан ненавистью, предполагающей не "исполнение", т. е. "восполнение" Нового Завета, а "разрушение" (Ср.: Мф.5:17) его, причем "до основания": "Настоящее определяется разрушением структур старого мира. "…" Все будет разрушено!". "Я хочу, чтобы вы начали все с начала, точно ничего и не было. Так ведь оно и есть". "Изменится понимание иерархии". При этом, зло "старого мира" и "фарисейство" ассоциируются у "реформатора" именно с христианством. Береславский скорее узнает свое, родное в еретике или язычнике ("Еретики – родные братья, "…" нехристиане – братья сводные"), даже в лице лжехриста "преподобного Муна" (с которым он, кстати, имел контакты), чем, например, в православном епископе: "Посмотришь на доброе лицо пастора Муна и сравнишь с каким-нибудь дутым епископом Ноздревым с выкаченными шарами и взглядом кота-колдуна… и скажешь про себя: фарисейство хуже убийства, ибо оно богоубийство и человекоубийство, и самоубийство вкупе". И это не просто чувство отвращения к конкретному человеку, это ненависть ко всему устою Православной Церкви с ее учением, богослужением, иерархией и "узколобым православным конфессионализмом". Именно православные со своей "кондовой" верой называются главными и единственными (!) врагами БЦ: "Врагов христианства два типа: "1" "кондовые" иерархи, клирики с животами и бородами, те, что установили в церкви солдафонско-казарменные порядки под видом смирения и послушания; паразитические присоски на Теле Господнем; "2" прихожане "кандовых", калеки и нравственные уроды с сильными психическими комплексами, "уж чья бы корова мычала -д.И." выводящие в христианстве тайные импульсы к власти и самовыражению, свои неврозы и комплексы". Вместо этих "нравственных уродов" "с неба сойдут святые с новыми призванными архиереями Русской Православной Церкви "…" Новым архиереям Русской Православной Церкви будет подаваться откровение о том, что ангелы желают полного обновления, что они должны дерзновенно приступить к важнейшим реформам касательно литургического, догматического, внутреннего структурного порядка и принять образ нового священства; что православие вступает в важнейшую фазу третьего тысячелетия; что смысл православной веры не в буквальном следовании тысячелетней традиции". Даже дремучее язычество для Береславского намного милее, чем "официальное", "институциональное", "академическое", "фарисейское" Православие. Именно с язычеством, а не с христианством отождествляет свою веру "пророк и реформатор": "В дохристианской России ведали и знали Пресвятую Богородицу, поклонялись Ей в ликах разных Рожениц и Лад и женских сущностей. "…" Оплевали тысячелетний оазис Святой Руси под предлогом насильственного введения крещения, разгромили светлые храмы Пресвятой Богородицы, расправились с храмом Бога-Отца "т. е. имеются в виду языческие капища, в которых приносились и человеческие жертвы! -д.И.", насажденным на Святой Руси I тысячелетия, и написали постыдную табличку "язычество" "…" Православная Святая Русь с I по X век идеально воплощала 10 заповедей Моисея "…" С насильственным Крещением и водворением монашеской братии из Византии, начались кровавые интриги, помутнело в глазах и заповеди начали нарушаться". Лейтмотивом XIX-го Богородичного собора (16-17.10.1999 г.) была тема тождественности "марианского" и славянского язычества. Остается лишь процитировать самого Береславского: "Особые скорби ждут тех, кто сочетает Христа с язычеством" и присовокупить высказывание Спасителя: "От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься" (Мф.12:37). Хотя может быть в приведенном тексте защитник культа Лад и Рожениц предрекает скорби тем, кто осмелится "осквернить" чистоту именно язычества, а не христианства? Возможно, "пророк" имеет в виду, что древняя языческая вера подлежит возрождению и очищению от наслоений "насильственно" введенного христианства. Во всяком случае, для ниже следующих слов напрашивается именно такое толкование: "Жизнь в мире изменится. После всего этого "излияния Святого Духа -д.И." люди будут верить как в древние времена". О том, насколько древние времена имеются в виду, пояснений не дается, но судя по всему – именно языческие.

Заветной мечтой для Береславского является типично "ньюэйджерская" идиллия: "Вне догматов и режущих резких слов. Вне терзающей Сердце Пречистой конфессиональной разноголосицы. Единый стройный херувимский хор божественной гармонии под эгидой Матери святого покаяния". Лжепророк рисует следующую картину: Мария признается "Матерью всех религий, систем и доктрин. "…" Пресвятая Дева является таинственной Матерью всех учителей, реформаторов мировых религий "…" "благодаря чему" в прошлое уходят все мировые религии. Премудрость соделала себе новый дом, совершен новый Завет Бога с человеками". Грядет единая религия Храма Мира, в которой "роль Господа Спасителя, Сына Божия, не будет акцентироваться "…" Возникает вопрос: что же встает в центр богословия Храма Мира? Поклонение – Отцу Небесному и Материнскому началу в Боге "…" Единство адептов Храма важнее полноты исповедания". Поистине сейчас перед нами открывается подлинное лицо "марианства": начав с обещания нового откровения, Береславский признается, в том, что его последователям придется забыть краеугольные евангельские истины – Откровение о Святой Троице и о воплощении Единородного Сына Божия Иисуса Христа!!! При этом, как утверждает лжепророк, "не изменится вера как таковая: христиане будут верить в Пресвятую Троицу, православные будут следовать своим традиционным верованиям, обрядам, глубоким устоям, которые завещали им "заметим, в 3-м лице -д.И." святые отцы. Так же и католики, и магометане, и протестанты". Но откуда взяться этой "гармонии", когда каждый "дерзновенно богомыслит" кто во что горазд, каждый говорит на своем языке? Это больше похоже на вавилонское столпотворение! Сам Береславский прекрасно понимает, что с помощью логики развязать этот гордиев узел религиозных противоречий невозможно, поэтому "реформатор" предлагает разрубить его, совершенно отказавшись от всякой логики и рациональности. Наряду с "деинституциализацией" веры, предполагается ее "дерационализация": "Каким же образом произойдет мир в церквях? Дерационализацией". Рационализм в вере называется грехом номер один, т. к. ведет к разобщению, вместо него, по мнению "пророка", необходимо культивировать "сердечность", "юродство" (не Христа ради!) и даже "безумие". "Где факт – там ложь, где вера – там правда, где безумие дерзания – там истина"! – вот кредо Береславского.

Предлагая своим последователям абсолютно отказаться от разума, Береславский призывает их обратить свой мысленный взор вглубь сердца. "Смиритесь, умы, перед непостижимостью последних тайн "…" Для сердца же нет преград, ему доступны все тайны. "…" Сердце – истинный философ, не требующий доказательств, но читающий на внутренних скрижалях. Чем сердечнее мысль, тем она глубже. И Ларец с семью тайнами печатей параклитских покоится в глубине сердца". Сердце наделяется вселенской глубиной: "Вся мировая история запечатлилась в тайниках нашего сердца". "сердце содержит дыхание всех миров". "Сердце человеческое – вселенная" Душа (синоним сердца) – "великая посвященная". Таким образом, само сердце (душа) наряду с "пророческим даром" становится для Береславского подлинным источником откровения: "Есть две сокровенные формы богообщения: откровение в слове – оно дается пророкам; и откровение неизреченное – молитвенникам, святым, боговидцам". Но это деление весьма условно, т. к. голос сердца является голосом Самой Богоматери: "Прижми руку к сердцу – и услышишь Божию Матерь, Богородица откроется во внутреннем твоем". Это становится возможным благодаря усвоению одного из фундаментальнейших положений "марианской" веры: человеческая душа – это частица божества в нас. "Я – твоя душа, – говорит богиня, – "…" увидишь на дне души своей Меня". "Я в сердце каждого, в основании души". Поэтому погружение в собственное сердце по сути является приобщением к божественному Сердцу Марии, в котором "сложена полнота учения о Господе". "Господь ничего не записывал. Все, что нужно, записано в Моем Сердце. В нем записано миллион крат больше, чем Я тебе говорю и буду говорить миллион лет в прошлом, настоящем и будущем. "…" Учи, чтобы взирали, смотрели, читали в Моем Сердце, где записаны все письмена, Завет, а самое главное – Лик Господа". Это очень напоминает платоновское "припоминание" (Федр, 248с), но самое главное, подобные взгляды весьма характерны для "ньюэйджерского" "космического сознания". Тем более, что, по мысли Береславского, не только сердце – вселенная, но и вся вселенная – огромное божественное Сердце. Ведь Мария являет собой "Храм Превечный, вмещающий в себя все мироздание". "Творец живет в Своем творении, творение в Творце". Поэтому не только сердце, но и вся вселенная является источником подлинного откровения о Боге: "Бог открывается по всей Вселенной! Заговорят камни и животные, поднимутся в воздух предметы". Это сказано о будущем, когда произойдет духовное преображение мира. Тогда "полностью изменятся, преобразятся и обновятся сердца человеческие. Человек непрестанно будет взирать в свое духовное сердце, ставшее зерцалом пренебесного света, будет видеть Лик Спасителя". Но, как уже было сказано, все эти предсказания относятся к неопределенному будущему, а пока уникальным даром созерцания Бога в Сердце Марии обладает только один Береславский: "Поскольку ты сочетан с Моим Сердцем – говорит богиня своему рабу, – ты есть проводник, Мои живые письмена".

В рамках такого гносеологического подхода снимается актуальность вопроса о природе "марианских" "откровений". Уже не столь важно является ли они следствием бесовской одержимости или вымыслом лжепророка. Для самого Береславского нет четкого различия между "внешним" и "внутренним" "откровением". По существу природу этих "откровений" можно объяснить словами владыки Варнавы (Беляева): "Они "нехристианские мистики -д.И." измышления и испарения собственного чрева принимают за нечто действительно существующее вне их, даже за небесное, и описывают это как что-то достойное повествования". Именно подсознание ("чрево") является подлинным источником всех "марианских" построений: "Душа ценна емкостью подсознательной памяти". К подсознанию своих слушателей (читателей) апеллирует и сам Береславский, смещая акценты с разума на сердце, с содержания на эмоции, с буквального на зашифрованное: "Речь во многом зашифрована. Сами того не понимая, пользуемся тайными кодами. Сокрытый смысл имеют не только духовные тексты – обыденный язык исполнен тайнописи".