Geum.ru

Министерство внутренних дел

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

Таким образом, к 1850 году организация тюрем, задействованных в реализации прогрессивной системы исполнения наказания, включала в себя два реформатория – Милбанк и Пентонвиль, девять местных тюрем с камерами, предназначенными для одиночного заключения, две каторжных тюрьмы в Портленде и Дартмуте, два «халка» в Вулвиче и два в Портсмуте, один «халк» в Госспорте, а также две так называемые «тюрьмы для инвалидов» – один приспособленный для этого «халк» и один барак в Шорнклифе.


Перед тем как более подробнее обратиться к содержанию английской прогрессивной системы исполнения наказания представляется верным рассмотреть её генезис.

Исторически корни прогрессивной системы находятся в недрах английской транспортации («transportation»). Последняя представляла собой систему высылки лиц, осужденных, как правило, к строгим мерам наказания вплоть до смертной казни, в колонии Америки и позже Австралии.1 Важно пояснить, что транспортация была вынужденным шагом английской уголовной юстиции в XVII – первой половине XIX столетий. Так, высылка преступников в колонии была обусловлена четырьмя основными причинами:
  1. неспособностью Короны к борьбе с наиболее опасными проявлениями преступности (условно назовем ее рецидивной, профессиональной и организованной) и неугодными властям маргинальными слоями, тогда как транспортация была доступным средством избавления от ненужных преступных элементов;
  2. собственно отсутствием должной исправительной системы, теоретической, правовой и материально-технической основы для построения такой системы;
  3. транспортация представляла собой более дешевый способ обращения с осужденными нежели их содержание в тюрьмах;
  4. и, наконец, потребностью колониальных территорий в даровой рабочей силе.

Изыскания отдельных авторов показывают, что наиболее ранние случаи применения транспортации как меры наказания относятся к 1597 году,1 то есть к временам правления Елизаветы I (1558-1603). Действительно, в это время английское общество страдало от безработицы, пауперизма и маргинализации. Одновременно с этим колонии нуждались в дешевой рабочей силе. Указанные обстоятельства послужили причиной жалования властями отмены исполнения смертных приговоров физически здоровым лицам, виновным в совершении фелоний, и направления их в колонии Америки (Вирджиния), где они продавались на определенный срок и практически становились рабами. В результате такой «сделки» власти Британии несли определенную ответственность за этих преступников, осуществляли посильный контроль за ними и давали разрешение на возвращение обратно на родину. Высланные таким образом лица подвергались смертной казни в случаях, если они самовольно, без разрешения британских властей возвращались на родину.2 Однако юридическая природа транспортации как альтернативной меры наказанию в рассматриваемый период времени не имела каких-либо правовых закреплений в статутах королевской власти.

По данным Джеймса Стефена самые ранние примеры транспортации именно как альтернативы наказанию имели место во времена правления Чарльза II (1660-1685), когда лицам, в отношении которых было избрано наказание в виде смертной казни, стало дароваться помилование с условием их высылки за пределы Королевства для работ в колониях обычно на 7 лет.1 В частности, о такой практике говорится в известном The Habeas Corpus Act 1679 года.

В дальнейшем начало законодательному оформлению транспортации было положено в Законе 1717 года, который предусматривал высылку лиц, осужденных за совершение фелоний либо краж, в колонии за пределами Британии на срок от 7 до 14 лет.2 Стоит отметить, что в этом и последующих законодательных актах транспортация рассматривалась собственно не как наказание, а только лишь как альтернатива таковому.3 При этом, в течение XVIII века, начиная с Закона 1717 года и ряд последующих законодательных актов, касающихся вопросов правовой регламентации высылки преступников в английские колониальные территории, будучи растянутыми во времени и подчиненными политическим передрягам метрополии, не выдерживали общей содержательной линии. Как замечает Джеймс Стефен «это законодательство не руководствовалось никакими принципами и было абсолютно лишено какого-либо единообразия».4

В 1767 году суды были уполномочены приговаривать осужденного к транспортации лишь в случае замены тем самым смертного приговора. Такой порядок стал прообразом условного помилования.5

После потери Британией колоний в Америке транспортация осужденных на этот континент стала невозможной. Вместе с тем английская уголовно-правовая система оказалась полностью несостоятельной в решении вопроса обращения с преступниками, поскольку отсутствовало достаточное количество и без того находящихся в неудовлетворительном состоянии тюрем для заключения в них осужденных. Однако открытие Австралии в 1770 году дало идее и практике транспортации новую жизнь. Так, в 1787 году первые осужденные (565 мужчин и 192 женщины; по некоторым данным 558 мужчин и 220 женщин1) были отправлены и 20 января 1788 года доставлены на побережье этого континента в район современного Сиднея.2 В дальнейшем осужденные в основном доставлялись на территории Западной Австралии, Нового Южного Уэльса, а также островов Тасмания и Норфолк.3

Безусловен тот факт, что транспортация на вновь открытый континент породила исторически известную австралийскую каторгу, но все же она существенно отличалась от ранней модели высылки осужденных в Америку своим уголовно-правовым характером. Так, английское правительство, решив вопрос о транспортации в Австралию, не проявило дальнейшей заботы о судьбе проекта. Как отмечает В.Д. Спасович, «правительство поступило практично: оно не писало наказов; оно не создало никаких обязательных планов для предстоящей колонизации; оно не предопределяло будущих отношений, которые должны были завязаться за дальними морями под влиянием тысячи непредвидимых обстоятельств. Оно удовольствовалось тем, что снабдило нового губернатора неограниченным полномочием, властью управлять, карать и миловать по усмотрению и положилось вполне на его ум и совесть. Эта страшная безусловная диктатура, которая была бы нестерпима при других, нормальных обстоятельствах, оказалась в этом случае благодетельную».4 Как следствие этого по воле первого губернатора – капитана военных морских сил Артура Филиппа (Phillip), по видимому обладавшего прогрессивным складом ума и реформаторскими задатками, осужденные не продавались в фактическое рабство (справедливости ради следует отметить, что первые десятилетия работорговля в форме батрачества на континенте отсутствовала), а содержались в специальных поселениях. Управление поселений, стремясь к повышению воспитательного воздействия наказания, имело право освобождать преступников от заключения в этих поселениях и отдавать в частные руки (данная, так называемая, «система закабаления» будет рассмотрена немного позже) и затем давать им так называемый «отпускной билет» до истечения основного срока наказания, то есть предоставлять право проживания в пределах предписанной территории на некоторых условиях (уже в 1789 году первый ссыльный получил в собственность отвод земли). Это и явилось самым ранним примером приблизительного соответствия современной системе досрочного освобождения заключенных («parole») и прогрессивной системы исполнения наказания. На такое освобождение заключенные поселений могли рассчитывать в двух случаях, во-первых, либо за хорошее поведение, когда осужденные получали достаточное для освобождения количество положительных баллов («mark system»), либо в случае отбытия последними определенной части приговора. Например, в 1821 году для лиц, осужденных к 7 годам тюремного заключения и высланных в Австралию, такой минимальный срок был установлен в 4 года, для осужденных к 14 годам – 6 лет, для осужденных к пожизненному осуждению – 8 лет. При этом развитие отношений собственности и торговли приводило к тому, что осужденные-поселенцы становились достаточно бережливыми и непреклонными в легитимной защите своих имущественных прав, поскольку им открывалась возможность достигнуть самостоятельности и материального благосостояния. Осужденный «знал что ему не доверяли и потому старался устранить всякую тень недобросовестности в делах торговых; он из кожи лез, чтобы сделать больше нежели от него ожидали. Никогда ни прежде, ни после, ссылка не оказывалась в такой изумительной степени исправительною, как в конце первой четверти XIX столетия».1 Вместе с этим, процесс закрепления земельных участков за осужденными, получившими досрочное освобождение, постепенно осложнялся «системой закабаления», которая в условиях конкуренции между свободными поселенцами и лицами, все еще остававшимися осужденными, исключала возможность перехода земли в собственность последних. Проблема заключалась в оспаривании правосубъектности ссыльных, от которых требовалось предоставить приговор суда, вынесенный в самой метрополии, что было достаточно сложно. Определенной заменой приговора стало удостоверение о том, что осужденный прибыл в Австралию на специальном транспорте в целях отбытия указанной оставшейся части наказания.

Усовершенствовал на практике и теоретически системно изложил идею досрочного освобождения Александр Макконочи (Alexander Maconochie), которого по этой причине в английской истории права называют «отцом parole». Однако следует заметить, что благоприятными условиями для усовершенствования прогрессивной системы и института досрочного освобождения была британская уголовно-правовая политика, видевшая на тот момент в ссылке недостаточные карательные притязания государства к наиболее опасным преступникам, а также то, что данное наказание «скрыто» от народа вследствие значительной удаленности места его применения. В частности, королевский указ от 22 мая 1840 года отменил ссылку в Новый Южный Уэльс и заменил её системой последовательного келейного заключения (с 1842 года как правило в Пентонвиле), каторжными работами и затем ссылкой на остров Тасмания или Норфолк (для более опасных для общества преступников), расположенные близь Австралии. Безусловно, такая схема не носила непреложный характер однако продемонстрировала идею о практической утопичности исправления преступника в рамках тюремного заключения, но возможности его духовно-нравственной подготовки для жизни в колонии с последующим испытанием для подтверждения оказанного ему доверия. Кроме того, отменяемая данным указом система закабаления сосланных в Австралию преступников оказала благоприятное влияние на характер прогрессивной системы исправления преступников.

В этой связи следует кратко остановиться на упомянутой системе закабаления или иначе системе батрачества (assignment system). Так, осужденные, содержащиеся по прибытию в Австралию в специальных поселениях, при строжайшей дисциплине осуществляли тяжелые работы, связанные в основном с корчеванием леса, его расчисткой, осушением болот и строительством дорог. Данный период публичных работ характеризовался строгой дисциплиной, близостью надзора и безусловно физически тяжелым трудом. Администрация поселений, стремясь заинтересовать каторжан в положительном поведении, давало возможность подающим надежду на исправление облегчить условия труда. Такое облегчение условий состояло в передаче преступника в частные руки на неопределенный срок (но в рамках приговора суда), по истечении которых положительно зарекомендовавшие себя осужденные уже могли получить «отпускной билет». Однако изредка ссыльный по прибытию в австралийскую колонию сразу же передавался в частные руки. Как правило участь закабаленных лиц по сравнению с поселенцами считалась более лучшей, поскольку они приобретали определенную свободу и занимались менее тяжелым трудом (как правило, скотоводство, охрана и работы по хозяйству).1 Лицо, берущее к себе каторжанина (зачастую таковыми выступали бывшие ссыльные, получившие «отпускной билет»), обязалось уплатить незначительную сумму (около одного фунта стерлингов) администрации поселения, сносно его кормить и одевать. Так, это лицо обращалось в депо ссыльных или к правительственному комиссионеру по приписке (commissioner of assignment) с заявкой о числе необходимых ему батраков. До 1831 года «хозяин» имел право подвергать каторжанина телесным наказаниям, затем такое право (до 50 ударов плетью) было оставлено лишь за окружным начальством. Другими дисциплинарными наказаниями было поставление осужденного на «хлеб и воду», оковы, возвращение на публичные работы, высылка в более отдаленные районы Австралии или на острова, например, Норфолк. Основная проблема системы закабаления и её неблагоприятное влияние на характер прогрессивной системы исправления преступников заключались, с одной стороны, в отсутствии должного исправительного воздействия на закабаленных со стороны лиц, у которых они содержались, с другой – в повышении требований к квалифицированному труду, качествами которого закабаленные не всегда обладали. Кроме того срочный характер их закабаления и наличие определенных обязанностей их владельца перед окружным начальством, а также приток в Австралию новых поселенцев (не каторжан) создавали значительные неудобства и даже препятствия для существования системы закабаления.

В 1840 году комендантом одного из рассматриваемых поселений на острове Норфолк был назначен Макконочи, где он в зависимости от поведения и отношения каторжан к труду разделил их на несколько категорий и ввел изменение им условий содержания, использовав при этом море как естественный водораздел между отдельными категориями осужденных. Всего было предусмотрено три категории: 1) лица впервые осужденные, которым следовало носит на одежде нашивную матерчатую звезду (в силу этого данную категорию нередко называли «звездной»); 2) переходная категория, предназначенная для лиц, осужденных за преступления небольшой тяжести, как правило, к 7 годам тюремного заключения, а также впервые осужденных, но имевших нарушения дисциплины либо отрицательно себя зарекомендовавшие в период их транспортировки из метрополии; 3) категория для рецидивистов, то есть лиц уже отбывавших наказание за преступление (как правило, умышленных), а также для лиц, осужденных за совершение тяжких преступлений.

Исправляющимся он постепенно улучшал условия содержания, так что в результате каждый осужденный получал перспективу попасть на другой остров, на котором пресекались все случаи жестокого обращения с людьми, были выстроены школы, церкви, каждый осужденный мог построить дом, жить с семьей, вести хозяйство и заслужить досрочное освобождение. В итоге была организована пятиступенчатая программа исправления и досрочного освобождения1:

1 ступень – заключение подобно тюремному на суровых условиях (не менее 3-х месяцев для осужденных первой категории; не менее 6 месяцев – второй категории; не менее 9 месяцев – третьей категории; для женщин независимо от категории, в которой они находились, – не менее 3-х месяцев);

2 ступень – одиночное тюремное заключение ночью и труд днем в специальных рабочих бригадах. В рамках данной ступени определялось пять разрядов (этапов) исполнения наказания, в каждом из которых за хорошую работу и примерное поведение осужденный ежедневно получал 6 марок (баллов) и еще две в случае чрезвычайно образцового поведения; за нарушение дисциплины и плохие показатели в труде им терялось определенное количество марок, что продлевало нахождение осужденного на данном этапе. В случае систематического нарушения дисциплины и (или) бойкотирования труда следовал перевод в нижестоящий разряд. Для перевода из первого во второй разряд заключенному требовалось набрать 720 марок (баллов), в остальных по 730 марок.2 Условия пребывания в различных разрядах отличались в постепенном возрастании различных льгот, улучшении бытовых условий, смягчении режимных требований;

3 ступень – относительная самостоятельность осужденных на предписанной им территории;

4 ступень – право осужденных жить при определенных условиях на выбранной ими территории («отпускной билет»), но нередко без права получения в собственность земельного надела (возможность получить надел земли была лишь в Новом Южном Уэльсе, ссылка на который уже была отменена в 1840 году);

5 ступень – полное восстановление свободы (освобождение). Было возможно по отбытии мужчинами не менее ¾ всего срока наказания, женщинами – не менее ⅔ срока.

Срок нахождения осужденного в условиях тюремного заключения определялся администрацией, но в случае негативного отношения заключенного к тюремному персоналу, иных отрицательных проявлениях с его стороны, свидетельствующих о безрезультатности такого воздействия на осужденного, срок заключения мог быть продлен. При этом только на первой ступени придерживались требования классификации осужденных по их общественной опасности, однако при переходе на вторую ступень все заключенные попадали в первый разряд, где действовали универсальные требования. Однако и на первой и на второй ступени строго соблюдались требования раздельного содержания мужчин и женщин. Исправительное воздействие основывалось на высоком персонифицированном отношении тюремного персонала к заключенным, заинтересованности самих осужденных в позитивном поведении и добросовестном отношении к труду. Сам Александр Макконочи по поводу своего подхода к исправлению осужденных писал: «Я пытался любым приемлемым способом вернуть к заключенным их человеческое самоуважение, направить их к исправлению и переосмыслению жестокости и аморальности преступления, посредством постепенного смягчения тягот наказания вернуть к ним правопослушный образ жизни, и затем вызвать между осужденными и офицерами [персоналом] чувство взаимного уважения».1 Известный английский ученый Макс Грюнхут отмечал, что «прогрессивная система представляет такую организацию тюремного режима, при которой осужденному дается самостоятельная возможность взойти от начальной ступени своего заключения до момента освобождения. Эта система стимулирует исправление, улучшает его взаимоотношения, укрепляет и испытывает его волю, и, таким образом, отдает его судьбу в его же собственные руки».2

Рассматриваемая практика досрочного освобождения осужденных была привнесена Александром Макконочи и в исправительную систему Англии, когда четырьмя годами позже он стал комендантом тюрьмы в Бирмингеме.1 Однако здесь возникла существенная проблема с организацией посттюремного контроля за досрочно освобожденными осужденными.2

В 1850 году Управление каторжных тюрем (Board of Directors of Convict Prisons), главой3 которого с 1837 по 1863 гг. был Джошуа Джебб (Jebb), обнародовало рекомендуемое соотношение срока тюремного заключения сроку транспортации, который был равен четырем годам заключения к семи годам ссылки, хотя Закон о каторге 1865 года предусматривал как минимум пять лет каторги или семь лет тюрьмы за тяжкое преступление (фелонию).4 В любом случае данное обстоятельство указывает на то, что к этому времени высылка на каторжные работы уже не являлась столь суровым наказанием как ранее.

Правительство достаточно настойчиво боролось с институтом транспортации в том смысле, что старалось усовершенствовать исправительный эффект тюремной системы в самой Англии и тем самым избавиться от выдвигаемых колониями все новых и новых требований к её осуществлению вплоть до полного отказа в приеме преступников. Для того, что бы сделать транспортацию невыгодной с позиций эксплуатации дешевой рабочей силы вводились всевозможные законодательные ограничения высылки, в частности, касающиеся постепенного снижения ее допустимых сроков, ужесточения требований к улучшению условий отбывания такого наказания. Вместе с этим, даже после полного прекращения транспортации на австралийский континент в 1868 году (однако последнее транспортное судно с ссыльными осужденными было отправлено в Западную Австралию в 1870 году), сохраняющийся до 1948 года каторжный труд на близлежащих островах и в тюрьмах, расположенных на периферийных территориях Англии, во многом носил конгениальный характер с транспортацией viz. сохранял худшие ее традиции.

После неудавшейся попытки Александра Макконочи привнести его систему в орбиту английской тюремно-правовой системы в 1854 году Вольтер Крофтон (Walter Crofton), начальник Ирландского тюремного ведомства (Board of directors of convict prisons in Ireland), основанного в том же году, и основатель так называемой «ирландской прогрессивной системы», усовершенствовал практику реализации идеи «отпускного билета» и, таким образом, всю прогрессивную систему. Ирландская прогрессивная система, характеризовалась наличием «переходных тюрем» с полусвободным режимом, в ней по сравнению с английской системой были реорганизованы стадии на пути движения осужденного к досрочному освобождению и организован должный постпенитенциарный контроль. В частности, в течение первых девяти месяцев (четырех – в отношении женщин) осужденный должен был находиться в одиночном заключении в тюрьме Маунтджой (Mountjoy) недалеко от Дублина на ограниченном питании (в частности, из рациона исключено мясо) и выполняя при этом монотонную работу. В отличие от практики исполнения одиночного заключения в английских тюрьмах в рассматриваемом учреждении монотонный физический труд применялся не в целях воздействия на духовно-нравственную сферу преступника, но как способ возбудить у него желание к полезному труду. Также в маунтджойской тюрьме отсутствовало правило молчания, при выводе заключенных на богослужение либо в школу на их лица не одевались покрывала (маски). В зависимости от поведения заключенного срок его пребывания на данной стадии мог быть сокращен до 8 месяцев или наоборот продлен до одного года.

На второй стадии (ступени) осужденный, продолжая содержаться в тюремном заключении, под надзором выполнял общественные работы и мог получать какие-либо привилегии за добросовестное выполнение установленных требований.1 Отбывание данной стадии происходило в Коркской гавани на острове Спайк (Spike Island). На данной стадии осужденному необходимо было пройти пять рангов (классов) – испытательный, третий, второй, первый и образцовый, передвижение по которым зависело от поведения заключенного и от набора ими необходимого количества марок (badges), которых осужденный мог заработать максимум 9 за месяц – максимум по три за отношение к труду, поведение и прилежание в учебе. В испытательный ранг поступали в основном только осужденные, не побывавшие по каким-либо причинам на первой стадии в одиночном заключении либо негативно характеризующиеся. Система марок в испытательном ранге не действовала и осужденный находился фактически в условиях карантина, срок которого не имел строгой регламентации, но предполагал, как правило, не более одного-полутора месяцев. Для перехода из третьего во второй ранг (класс) необходимо было заработать 18 марок, из второго в первый – 54 марки, из первого в образцовый – 208 марок. Полученные привилегии подлежали немедленной отмене при негативном отношении осужденного к своим обязанностям. При этом, в качестве показателей исправления считалось не пассивное подчинение тюремному режиму, но успехи в получении трудовой квалификации либо образовании.

На третьей, подготовительной стадии (ступени) перед досрочным освобождением, осужденный содержался не менее шести месяцев в одной из четырех «переходных тюрем» – двух в Ласке (Lusk), одна из которых предназначалась для несовершеннолетних преступников, либо двух других в Смисфиелде (Smithfield).1 Данные «переходные тюрьмы», кстати отмененные английским правительством почти сразу же после отставки Вольтера Крофтона в 1862 году (до 1869 года функционировала тюрьма в Смисфиелде, 1880 года – в Ласке)2, были рассчитаны на 50-60 осужденных, характеризовались полусвободным режимом, не имели привычных тюремных ограждений, помещения, в которых содержались заключенные, не запирались и не имели решеток на окнах. Но вместе с тем, спали заключенные как правило в кандалах. Рассматриваемые «переходные тюрьмы», по словам Макса Грюнхюта, представляли собой своеобразный «фильтр между тюрьмой и обществом» и являлись сердцевиной Ирландской прогрессивной системы.1 Здесь осужденный работал в среднем по 9 часов в будний день за плату (около одного шиллинга в неделю), уже без постоянного присмотра и атрибутов тюремной жизни (короткой стрижки, каторжанской робы), имел шанс на досрочное освобождение в случае отсутствия взысканий и наличия хороших показателей в труде. В результате, предоставление возможности передвижения на работы за пределами тюрьмы без конвоя (в целях посещения церкви, за покупками и т.п.), а также свободный доступ для всех граждан, заинтересованных в найме осужденных после их освобождения, в определенной степени стимулировало постепенное привыкание осужденных к жизни на свободе, служило налаживанию общения и адаптации в обществе. Более того, в «переходных тюрьмах» было организовано общеобразовательное обучение и обязательное богослужение, которым отводилось до 3,5 часов в день. Дисциплину поддерживало всего около 4-5 служащих, единственной мерой взыскания за нарушение режима был перевод на предыдущую стадию в каторжную тюрьму.2

После досрочного освобождения осужденный находился под посильным надзором полицейского в сельской местности и инспектора по контролю за досрочно освобожденными лицами в городе, которые были обязаны, во-первых, следить за тем, что бы осужденные соблюдали должное социальное поведение и, во-вторых, оказывать им помощь в трудоустройстве, поиске жилья и т.п. Последние в свою очередь, должны были систематически (обычно один раз в месяц в первых числах) отчитываться перед закрепленным инспектором (полицейским).3 Таким образом, такое освобождение носило условный характер, однако нарушения условий освобождения имели лишь спорадический характер. Так, лишь около 3 % из них переводились обратно в переходные тюрьмы и только 4 % в каторжную тюрьму (вторая стадия ирландской прогрессивной системы). Кроме прочего, это говорит о том, что в основу ранней формы надзора за досрочно освобожденными осужденными легло две цели: контроль и помощь. Указанное также указывает на то, что такой надзор явился одним из ранних примеров режима пробации при условно-досрочном освобождении. Уровень рецидива при условно-досрочном освобождении был намного ниже чем у досрочно освобожденных в английской прогрессивной системе, поскольку ирландская прогрессивная система отличалась режимом «переходных тюрем», посттюремным надзором и условным характером освобождения.

Кроме прочего Ирландская прогрессивная система положила начало развития института патроната, который был во многом усовершенствован в самой Англии, поскольку первые зачатки патроната имели место уже в первой половине XIX века. В частности, в Англии, насколько известно, первая подобная организация возникла в 1816 году1 с образованием Общества улучшения условий тюремного заключения (Society for the improvement of Prison discipline), оказывающим заботу о должной организации тюремного режима, а также осуществляющим попечение за освобождающимися, как правило, несовершеннолетними осужденными.2 Также известно Лондонское попечительское общество, образованное в 1857 году. К 1878 году в английском обществе подобных организаций насчитывалось 29, к 1886 году – уже 60. В 1877 году было учрежден центральный комитет обществ патроната. Фактически то или иное общество патроната было при каждой английской тюрьме, что позволяло оказать действенную постпенитенциарную помощь около 9-10 % освобожденных из местных тюрем и приблизительно 60-70 % освобожденных из каторжных тюрем. Попечение за освобожденными из мест заключение, осуществляемое этими обществами, имело огромное значение для снижения рецидива преступлений.1

Относительно ирландской прогрессивной системы представляется интересным привести мнение известного отечественного юриста и ученого С.К. Гогеля, который указывал, что «с принятием этой системы, по крайней мере в главных чертах, в большинстве Европейских государств мы действительно можем говорить о водворении в тюрьмах пенитенциарной системы, как совокупности мер, направленных к возрождению нравственному преступника, к подготовке его для возвращения в ряды нормального общества в качестве честного труженика».2 Не случайно рассматриваемая исправительная система носит определение-парафразу – «чистилище заключенных» («purgatory of prisoners»). Вместе с тем нельзя не заметить, что утвержденная российским императором в 1872 году специальная комиссия для составления общего систематического проекта тюремного преобразования нашла, что в России при исполнении наказания, связанного с лишением свободы, в частности каторги, «немыслимы» полусвобода и полунаказания, поскольку исходя из того, что, во первых, каторжные тюрьмы расположены не на европейской части, а на малонаселенной и обширной территории Сибири и Дальнего Востока и, во вторых, русскому человеку свойственен общинный характер организации труда и уклада жизни: 1) будет значительно затруднен острожный и полицейский надзор за лицами, находящимися в условиях полусвободы; 2) те из них, кто заведет семьи и личное хозяйство, но при этом все еще будет обязан выполнять некоторые каторжные работы, ночевать в остроге «смутятся духом и не поймут, какую же они получили награду за то, что вели себя хорошо»; 3) каторжане же, не имеющие ни семьи, ни ремесленного, ни подсобного хозяйства, и при этом маловероятно, что местные жители способны взять их на попечение (даже с учетом введения соответствующих законодательных предписаний) будут подвергнуты искушению оставить острог или предписанную им местность либо заняться противоправной или аморальной деятельностью.1

Как уже отмечалась идея прогрессивной системы нашла свое применение и в передовых на тот период времени методах исправления преступников, внедряющихся в нововозведенные и такие известные комплексы как Милбанк и Пентонвиль, открытые в 1821 и 1842 годах соответственно. Реализация прогрессивной системы в той или иной степени складывалась из четырех этапов: 1) одиночного тюремного заключения в течение 9 месяцев в одном из указанных тюремных комплексов; 2) периода пробации, в течение которого осужденные использовались на тяжелых работах в Англии (в свое время Фредерик Уайнас заметил, что данный период больше напоминал каторгу1); 3) транспортации в Австралию либо иные колониальные территории с правом свободного проживания на определенной территории и возможностью заслужить досрочное освобождение, то есть 4) получить условную свободу и вернуться в Англию. В частности, такая схема была предусмотрена Законом 1847 года. Закон о каторге (Penal Servitude Act) 1853 года, а затем и 1857 года предусматривали схожую трехступенчатую систему, в которой, однако, досрочное освобождение не связывалось с транспортацией осужденного в Австралию.2 Так, в соответствии с Законом от 26 июня 1857 года прогрессивная система, за рамками которой осталась транспортация (за исключением ссылки до 1870 года незначительного числа осужденных в Западную Австралию), дистрибутивно состояла из трех переходящих этапов: 1) раздельного (сепаратного) содержания в течение 9 месяцев в Пентонвиле или в одной из специально приспособленных для этого местных тюрем; 2) тяжелого физического труда в каторжных тюрьмах либо колониях Гибралтара или Бермудских островов (каторжные работы могли назначаться без первого этапа в качестве самостоятельного наказания). Данный этап делился на пять качественно разнородных стадий, продвижение по которым зависело от характера поведения осужденного и его отношения к труду; 3) условно-досрочного освобождения, в период которого злостное невыполнение освобожденным возложенных на него обязанностей либо совершение какого-либо правонарушения приводило к возврату преступника в тюрьму.1

В дальнейшем система тюремного заключения стала более стройной, единообразной, ясной для понимания и, соответственно, функциональной. Это дало свои плоды и с отменой австралийской ссылки не произошло резкого скачка роста преступности, поскольку опыт ссылки преподнес английскому тюрьмоведению прогрессивную систему исполнения наказания и заставил уголовную политику энергично избавиться от многих рудиментов тюремной практики XVIII-первой половины XIX столетий.

Во многом тюремную политику «постссылочной» эпохи, то есть после почти полной отмены транспортации на австралийский континент, развивает четвертый по счету Общий закон о тюрьмах 1865 года, согласно которому в каждой местной тюрьме (Local Prisons) предполагалось одиночное содержание заключенных. В части первой данного законодательного акта «Наказание и предупреждение преступлений» предписывалось, что исполнение наказания в виде тюремного заключения «должно быть основано на комбинации карательных и исправительных элементов в их должной пропорции», первый из которых (элементов) «должен иметь первостепенное значение [за исключением случаев обращения с несовершеннолетними преступниками] – как для самих заключенных, так и для устрашения других». Но вместе с этим оговаривалось, что в процессе воздействия на преступника исправительный элемент ни в коем случае не должен быть потерян. Так, в 1895 году Председатель Верховного Суда Англии (лорд-главный судья) в выступлении перед Тюремным департаментом отметил, что «если вы подвергаетесь наказанию, то вы должны понести страдание как бы это было неприятно».1 Однако венцом наметившегося к концу XIX века крена в сторону идеи частного предупреждения стал доклад комиссии Гладстона (Gladstone Committee), озвученный в 1895 году,2 согласно которого в качестве задач наказания выступали как общее и частное устрашение, так и исправление преступника.

Указанный выше Общий закон о тюрьмах 1865 года постарался внедрить классификацию осужденных и прогрессивную систему исполнения наказания в каторжные тюрьмы, в которых отбывалось такое наказание как уголовное рабство. В частности, предусматривалось изначально два класса, затем три класса осужденных, приговоренных к каторжным работам. В первый «звездный» класс зачислялись осужденные, ранее не судимые. Осужденные данного класса носили на одежде нашивную матерчатую звезду. Следующий «переходный» класс, который выделился в середине 70-х гг., предназначался для осужденных, ранее уже отбывших наказание, не связанное с уголовным рабством, за преступление небольшой тяжести (мисдиминоры) и не признанных «привычными преступниками»3, а также осужденные которые по своим морально-нравственным характеристикам, не имеющим отношение к назначенному наказанию, признавались недостойными «звездного» класса. Замыкает классификацию класс рецидивистов, который объединял осужденных, ранее отбывших наказание в виде уголовного рабства или иным образом наказанных за совершение тяжких преступлений (фелонии или тризны), признанных «привычными преступниками», а также лица, подвергнутые условно-досрочному освобождению, но за нарушение условий такого освобождения возвращенные в тюрьму для отбытия оставшегося срока наказания. В 80-х гг. выделился еще один класс осужденных – группа преступников, подвергаемых долгосрочным каторжным работам, то есть на срок свыше 10 лет, но по отбытии первых полутора лет из этого срока. Классификационное распределение лиц, осужденных к уголовному рабству, осуществлялось Центральным тюремным советом Управления каторжных тюрем (Board of Directors of Convict Prisons).

Представленная классификация имела троякое назначение. Во-первых, в отношении представителей перечисленных классов имело место различное отношение со стороны тюремной администрации и условия их содержания, которые в общем-то не имели значительной разницы. Во-вторых, предполагалось раздельное содержание представителей различных классов, что исключало негативное влияние одной категории осужденных на другую. В-третьих, предусматривались соответствующие отдельные каторжные тюрьмы для осужденных того или иного класса. Как правило, «особняком» стояли тюрьмы для класса рецидивистов и «долгосрочников». В свою очередь осужденные каждого класса отбывали наказание в рамках прогрессивной системы без каких-либо существенных расхождений в её исполнении. Таким образом, специфика английской прогрессивной системы кроме прочего заключалась в частичном нивелировании результатов классификации осужденных. Отсутствие разительных отличий её исполнения в отношении различных классов осужденных не позволяло углубить дифференцированный подход к исправительному воздействию на преступников.

Относительно прогрессивной системы указанный закон предписывал изначально направлять лиц, приговоренных к каторжным работам либо даже тюремному заключению (но только в случае признания неэффективности одиночного тюремного заключения для исправления преступника), в местную тюрьму для отбывания одиночного тюремного заключения в течение трех месяцев – для осужденных «звездного класса» и женщин, шести месяцев – для осужденных «переходного» класса и девяти месяцев – для осужденных класса рецидивистов. В этот период времени не предусматривалась система каких-либо льгот, осужденный не получал баллы за хорошее поведение, так как считалось, что условия одиночного заключения не дают возможности заключенному проявить себя с положительной стороны и доказать собственное исправление. Данное обстоятельство значительно выхолащивало содержание правового статуса осужденных, поскольку не только отрицало возможность предоставления им соответствующих «льготных» прав, но и устраняло наличие корреспондирующих данным правам обязанностей, имеющих, как известно, значительный исправительный эффект. Однако основная идея данного предварительного одиночного заключения без какого-либо физического труда заключалась в необходимости привития к заключенному желания выполнять физические работы.

Далее осужденный направлялся в каторжную тюрьму первого (First-Class Hard Labour) и затем второго каторжного класса (Second-Class Hard Labour), в которых могли содержаться все классификационные группы осужденных («звездного», «переходного» классов или класса рецидивистов) либо какая-то одна из них (например, класс рецидивистов). В указанных тюрьмах заключенные совместно выполняли тяжелые физические работы или монотонные физические упражнения, за добросовестное выполнение которых осужденный в день мог заработать 6 баллов и еще 2 за наиболее прилежное отношение к труду. Количество баллов не зависело от принадлежности осужденного к тому или иному классификационному классу. Ночью осужденные содержались в условиях одиночного заключения, впрочем которое не всегда имело абсолютный характер. В случае негативного отношения к «трудовой терапии» осужденный терял некоторое количество или все баллы. В каторжной тюрьме первого класса осужденный сначала находился на первой стадии – пробной или испытательной в течение не менее чем на три месяца.1 Затем, если он зарабатывал 720 баллов, то его переводили на вторую стадию (первый класс2), на которой следовало пробыть не менее одного года и заработать по крайней мере 2920 баллов, необходимых для перевода на третью стадию (второй класс). За безукоризненный труд осужденный мог набрать 240 баллов в течение одного месяца (30 дней), то есть непрерывно по 8 баллов за один день. В этом случае он получал один шиллинг, а за один год теоретически его заработок мог составить 12 шиллингов (что, впрочем, имело место на самом деле).

На третьей (второй класс) и последующих стадиях отбытия наказания осужденный уже находился в каторжной тюрьме второго класса. На данной стадии следовало также пробыть не менее одного года и заработать по крайней мере 2920 баллов, необходимых для перевода на четвертую стадию. За добросовестный труд осужденный мог заработать 240 баллов в течение одного месяца, то есть также непрерывно по 8 баллов за один день. Но в отличие от условий заработка, имеющих место на предыдущей стадии, за 240 баллов он получал полтора шиллинга и, таким образом, за один год теоретически заработок осужденного мог составить 18 шиллингов.

Четвертая стадия именовалась высшим классом и предполагала нахождение осужденного в ней в течение оставшегося срока наказания. На этой стадии заключенный за каждые 240 баллов, заработанных в течение одного месяца, мог стать обладателем 2,5 шиллингов. Однако в случае безупречного поведения и наиболее добросовестного отношения к труду осужденный мог быть переведен на последнюю – пятую стадию (специальный класс) для отбывания последнего года наказания. На данной стадии осужденный также имел возможность заработать 2,5 шиллинга за каждые 240 баллов, непрерывно полученных в течение одного месяца, и еще до трех фунтов стерлингов по истечении срока заключения (см. таблицу 1).

При негативном отношении к предъявляемым тюремной администрацией требованиям и выполняемому труду осужденное лицо перемещалось на предыдущую стадию вплоть до одиночного заключения в местной или непосредственно в каторжной тюрьме. Однако при позитивном перемещении по рассматриваемым стадиям прогрессивной системы осужденный заслуживал льготы, связанные с приобретением либо расширением прав на переписку (получение и отправку корреспонденции), увеличением количества и продолжительности визитов. Так, до второй стадии включительно заключенным класса рецидивистов (реже осужденным «переходного» класса) таких льгот не предоставлялось. На третьей стадии предоставлялось право на визит в течение 20 минут и одно письмо (получить и отправить) каждые шесть месяцев. В высшем классе данная льгота предоставлялась каждые четыре месяца, в специальном – каждые три месяца, более того продолжительность визита поднималась до получаса. Заключенным специального класса предоставлялась одежда, приближенная к гражданской, дополнительные прогулки во дворе тюрьмы, возможность выбора продуктов. По достижении специального класса мог быть решен вопрос об условно-досрочном освобождении осужденного, но не более чем от ¼ всего срока назначенного наказания для мужчин и одной третьей – для женщин (кроме того, осужденные женщины имели несколько иные требования для их перемещения из одной стадии в другую).

Таблица 1

Прогрессивная система исполнения наказания в каторжных тюрьмах
Местная

тюрьма
Каторжная тюрьма первого класса
Каторжная тюрьма

второго класса

Стадии
предварительная
1-я

стадия
2-я

стадия
3-я

стадия
4-я

стадия
5-я

стадия

Наименование стадии
одиночное

заключение
пробная (испытательная)

1 класс

2 класс
высший класс
специальный класс


Срок

заключения

9 месяцев
≥ 3 мес. (с 1877 года ≥ 1 мес.)

≥ 1 год

≥ 1 год
оставшийся срок наказания

1 год

Кол-во баллов, необходимых для перевода в следующий класс


─


720


2920


2920


─


─


Возможность заработка

─

─
1 шиллинг за 240 баллов*
1,5 шиллинга за 240 баллов
2,5 шиллинга за 240 баллов
2,5 шиллинга за 240 баллов**


По смыслу законодательных предписаний считалось, что условия и тяжесть труда в каторжных тюрьмах первого класса были более суровыми, поскольку были связаны с использованием таких средств исправления как «топчак», «crank», «shot drill» или подобных им (безусловно, что средством исправления их можно назвать только с определенной долей условности). В каторжных тюрьмах второго класса, как презюмировалось, осужденные выполняли менее тяжелые работы, обязательно имеющие полезный эффект («useful labour»), то есть предполагающие получение трудовой квалификации. Однако практически сравнительные условия отбывания наказания и труда в каторжных тюрьмах первого класса были менее тяжелыми, поскольку требования к каторжным тюрьмам второго класса носили лишь декларативный характер. В последних осужденные фактически выполняли наиболее тяжелые работы, связанные со строительством дорог, мостов, чисткой Темзы etc. (именно поэтому данные тюрьмы еще носят другое название – Public Works Prisons). Но ни о какой трудовой квалификации и профессиональном обучении в этих тюрьмах, как правило, речи не шло.1

Зачастую (после официальной замены в 1853 году ссылки на австралийский континент наказанием в виде каторжных работ) осужденные из зала суда направлялись непосредственно в каторжную тюрьму, минуя местную тюрьму. Это было оправдано тем, что в рамках каторжных тюрем в силу наличия различных стадий отбывания наказания требования прогрессивной системы также могли быть соблюдены. Так, предполагалось изменение условий отбывания наказания посредством перевода осужденного из одной стадии (класса) на другую, то есть якобы на менее суровые условия при положительном поведении и добросовестном отношении к труду, на более суровые условия – при отрицательном поведении и негативном отношении к труду. Однако данный механизм имел значительный изъян, состоящий в том, что каторжные тюрьмы второго каторжного класса, как было описано выше, не отвечали предъявляемым к ним требованиям. Вследствие этого практическое действие и успех прогрессивной системы исполнения наказания в рамками каторжных тюрем оказывался значительно «смазанным».

Таким образом, в соответствии с Законом о каторге от 20 августа 1853 года, частично заменившим транспортацию осужденных на австралийский континент каторжными работами, каторжная тюрьма фактически становится местом отбывания наказания в виде каторжных работ (уголовного рабства). Практически выпадая из прогрессивной системы исполнения наказания, каторжные работы становятся наиболее суровым (после смертной казни) наказанием и, отмененные лишь в 1948 году, они в определенной степени дискредитировали систему английского уголовного правосудия.

К концу 70-х годов с принятием Общего закона о тюрьмах 1877 года и Статутного кодекса тюремных правил 1878 года был достигнут определенный конформизм в тюремной сфере, унификация в регламентации прогрессивной системы и деле «реформирования» преступников. Со слов известного отечественного ученого С.К. Гогеля, с принятием указанного закона в Англии «осуществляется и даже большей частью осуществлен уже стройный план организации тюремного дела; в основу этого плана положены глубокие и верные взгляды на задачи, которые могут и должны быть разрешены в местах заключения… предусмотрены и постройка тюремных зданий, и порядок дисциплины, и организация занятий арестантов».1 Однако, как отмечает Лайонел Фокс, воздействие на преступников все еще сопровождалось страданиями, причиняющими боль вследствие применения как самого наказания, так и испытания и исправления осужденных.2 В частности, с одновременным усилением контроля за исполнением наказания в виде тюремного заключения со стороны Парламентской комиссии по делам тюрем стало восприниматься вполне приемлемым применение двух основных средств исправления: 1) режимного, которое сводилось к неукоснительному соблюдению принципа безмолвного раздельного (сепаратного) содержания заключенных; 2) трудового, ядром которого являлось воздействие на осужденных посредством выполнения ими тяжелого, бесполезного (дисквалифицирующего) и монотонного физического труда. Подобный эффект тюремного заключения вполне объясним с позиций тех отголосков публичных казней и «калечащих» («телесных») наказаний, которые имели широкое практическое применение вплоть до середины XIX столетия (в частности, публичная смертная была отменена лишь в 1868 году): фактически не был отвергну постулат, согласно которому осужденный должен страдать, испытывать физическую и нравственную боль, являющуюся следствием лишения свободы. Постепенное нивелирование данного постулата находилось в прямо пропорциональной зависимости от вознесения идеи «разумного» исправления, основанного на воздействии не на тело, но душевно-умственные качества преступника, и процесса гуманизации уголовного наказания, критики прежней практики обезличения, согласно которой осужденные рассматривались в отрыве от их индивидуальности и личной судьбы.

Для демонстрации подлинной картины обращения с осужденными в английских тюрьмах необходимо отметить, что вплоть до середины XX столетия, в частности до вступления в силу Закона об уголовном правосудии 1948 года, режимные мероприятия в целом имели монотонный и единообразный характер, поддерживались достаточно строгой дисциплиной военизированного типа (до середины 30-х годов практиковалось заковывание в цепи на срок до шести месяцев), подавляющей обстановкой одиночных камер и требованиями длительного молчания.

Представляется важным более подробнее остановиться на физическом труде заключенных как средстве направленного обращения с последними. Так, до середины XIX столетия на фоне бурного развития рыночных отношений эксплуатация труда осужденных в большинстве своем была связана с их дешевой экономической стоимостью. Здесь наиболее ярко себя зарекомендовал эксплуататорский труд в «халках». С процессами роста промышленного производства и экономики, использующей квалифицированный и поэтому свободный рынок рабочей силы, доля принудительного труда в содержательном механизме исполнения уголовных наказаний сокращается, соответственно возрастает значение труда как средства исправления.

В качестве идейной предтечи необходимости труда преступников можно считать утопические размышления величайшего английского гуманиста XVI столетия Томаса Мора. Так, в своей «Утопии» Т. Мор уделяет место пожизненным рабам, в которых утопийцы «обращают в рабство тех, кто у них допустит позорный поступок, или же тех, кто в чужих городах осужден на казнь за совершенное им злодеяние», и которые выполняют наиболее «неприятные» работы. В основном специалисты не отвергают связь утопийского рабства с задачами уголовного наказания. Вместе с этим, проблема выполнения именно «неприятных» работ, которые по не совсем понятным причинам запрещены согражданам «Утопии»1, а также то обстоятельство, что такое рабство выполняет роль уголовного наказания лишь факультативно, поскольку рабы, по представлениям Т. Мора, и должны существовать лишь для выполнения подобных работ2 значительно осложняет оценку такого физического труда в качестве средства исправительного воздействия на преступника («раба»). Справедливости ради следует указать и иные весьма прогрессивные предложения Томаса Мора относительно уголовного правосудия и содержания осужденных в тюрьмах: наказание должно быть соразмерным преступлению, заключение преступника осуществлять в человеческих условиях и преимущественно за счет государства.3

Однако, наверное один из первых, кто в качестве конкретной меры исправления преступников предложил труд заключенных, был Джон Беллерс4, который в рамках предложенного им проекта так называемых «производственных содружеств» намечает конкретные меры исправления осужденных и предупреждения преступности. В отличие от Томаса Мора он не отрывал свои идеи от фактических социальных условий и обращал внимание на неудовлетворительное содержание реальных английских тюрем и состояние карательных мер (средств исправления). Беллерс «исходит из того, что человек редко бывает неисправимым; главное лекарство для излечения социальных болезней такого рода он, в полном согласии со всей своей системой [имеется в виду идея «производственных содружеств»], видит в труде. Он считает необходимым дать заключенным работу и даже поощрять их браки и создание семей. В крайнем случае он предлагает ссылать преступников в колонии за океан с обязательным использованием их труда на плантациях».1 Исследователи наследия Беллерса не без основания отмечают, что его предложение исправлять преступников с помощью труда «носило рационалистический характер: труд, с одной стороны, дает выгоду государству, с другой – он благодетелен для тела и души человека; он выполняет воспитательную функцию».2

Позитивные свойства тюремного труда в определенной мере омрачала ситуация с безработицей в самом государстве, которая в некоторых из них, в том числе в Англии, особенно в первой половине XX столетия достигала огромных масштабов. На этом фоне тюремной администрации было очень сложно организовать какое-либо производство, на котором заключенные смогли бы получать или(и) закреплять трудовые навыки. Поэтому даже самые простые хозработы по внутреннему обслуживанию тюрьмы, не связанные с каким-либо производством, воспринимались осужденным как заслуга. По этому поводу Макс Грюнхут отмечал, что «работа для заключенных – милость, её отсутствие – жестокое наказание. Принудительный труд может доставлять страдание, но лишение работы еще более тяготит заключенного».3 Кроме того, даже приобретение трудовой квалификации (или её сохранение) зачастую оказывалось бесполезным в деле исправления преступников после их освобождения, поскольку даже людям без криминального прошлого было очень трудно найти приемлемое место работы и заработок.

Вместе с этим, идея о том, что труд помогает заключенному удовлетворить свои нужды и превратить его в законопослушного гражданина стала общепризнанной. При этом виделась польза оплаты труда заключенного, которая способствовала демонстрации законного способа заработка как условия нравственного существования человека и привитию чувства уважения к собственности. Кроме того, конкретный объем выполняемой работы и его качественно-количественное изменение соответственно дозирует заработную плату, что позволяет выразить усердие осужденного и его соответствующие успехи в процессе исправления, то есть формировании уважительного отношения преступника к труду и законной форме приобретения материальных благ.

Однако при этом стало вполне очевидным, что в денежном эквиваленте осужденный «отрабатывает» меньше, нежели уходит на его содержание. Так, проведенный 1920-1921 гг. эксперимент показал, что доход от работы одного осужденного, отбывающего тюремное заключение, составлял приблизительно 44 фунта стерлингов, тогда как на его содержание уходило около 121 фунта стерлингов в год, то есть расходы компенсировались приблизительно на 36 %. Это в общем то не мало, если учесть, что в 1895 году рассматриваемые расходы компенсировались лишь на 12 %.1

Также следует заметить, что в основе труда заключенных английских тюрем в основном лежала и до сих пор превалирует так называемая «хозяйственная система», которая в отличие от «подрядной системы» (Франция, Австрия, Дания) предполагает главенствующую роль тюремной администрации в организации хозяйственной деятельности учреждения (выбор рынка труда, поставка сырья, реализация продукции etc.). Данная система позволяет в большей степени снизить затраты на содержание тюрем, нежели «подрядная система».2

Для организации труда в английской пенитенциарной системе (а также в бельгийской) было характерно то обстоятельство, что достаточное внимание обращалось и на местные тюрьмы. Так, подобные мелкие тюрьмы имелись практически во всех странах Европы и в США; в царской России – это в основном так называемые губернские и уездные тюрьмы, но в них практически не уделялось внимания проблеме организации труда заключенных. В Англии в 1894 году насчитывалось 57 местных тюрем, из них в 7 содержалось менее чем по 50 заключенных, в 15 – менее чем по 100 заключенных, в 26 – от 200 до 400 осужденных, в остальных – немногим более 400. При этом в 1878 году местных тюрем насчитывалось 113.1 Министерство внутренних дел Англии не смогло избавиться от всех местных тюрем, но смогло значительно улучшить условия содержания в них заключенных, в том числе организовать выполнение около 75 % осужденных (по состоянию на 1895 год) некоторых видов физического труда (безусловно более легкого, чем в каторжных тюрьмах). Характер труда для указанных 75 % заключенных в местных тюрьмах на 1895 год представлен следующей структурой: 1) non-productive, то есть непроизводительным трудом (в частности, «treadwheel», «crank») было занято 547 осужденных, отбывающих наказание в виде тюремного заключения; 2) in manufactures, то есть ремесленным трудом было занято 6677 осужденных причем в каждой тюрьме; 3) in buildings, то есть выполнением работ по ремонту ветхих и строительству новых тюрем – 594 осужденных; 4) employment’s in the ordinary service of the prison, то есть по хозяйственному обслуживанию тюрем – 2972 осужденных.2 Ожидаемое благоприятное влияние труда на исправление осужденных оказывало еще больший позитивный эффект в сочетании с устройством достаточно хороших тюремных библиотек, некоторых форм досуга, а также духовного наставления осужденных.