Geum.ru

Министерство внутренних дел

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
§ 2. «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе» Джона Говарда: разоблачение ситуации и осмысление проблемы


Исследователи как мировой, так и английской пенитенциарной теории Джона Говарда (John Howard) по праву называют первым тюрьмоведом.1 Обращаясь к биографическим данным Говарда, следует отметить, что доподлинно место и время его рождения неизвестны. Вместе с этим на статуе, поставленной в честь этого великого филантропа, гуманиста и реформатора, и находящейся в соборе св. Павла в Лондоне, надпись свидетельствует: «родился в Гакнее, в Графстве Миддльсекс, 2 сентября 1726 года». Однако эти сведения оспариваются, указываются 1724 и даже 1725 год, а также иные места рождения – Энфилд, Клэптон, поместье Кардингтон.2 Умер Джон Говард 31 января 1790 года в Херсоне.

Точкой отсчета реформаторской деятельности и формирования обличительного отношения Говарда к состоянию английской уголовной политики следует считать 1773 год, когда он был назначен шерифом в Бедфорде (Англия).3 В силу занимаемой должности в этом же году ему пришлось посетить местную тюрьму и обратить внимание на «ужасное положение заключенных»,4 а также на обычай не назначать жалованья тюремному персоналу, «а сдавать им тюрьму как бы на откуп».5 В связи с увиденным и будучи глубоко религиозным человеком, проявляющим сочувствие и сострадание к человеческому горю, Говард обратился к судьям графства в целях разрешения вопроса о назначении жалованья тюремным смотрителям. Однако прецедентный характер выносимых судом решений, не позволил положительно решить вопрос о новом виде расходов и заставил искать выход в поиске практики выплаты денежного вознаграждения смотрителям тюрем в соседних графствах. Исследование Говардом данного вопроса привело к выводу о том, что подобная негативная практика существует повсеместно.1

Дальнейшее исследование Говардом тюремного вопроса произвело на него удручающее впечатление. Осмотр английских тюрем в течение 1773-1774 гг. показал, что в Англии фактически отсутствовала организация тюремного управления, должный государственный и общественный контроль за состоянием тюрем, условиями и формой содержания осужденных, повсеместно имела место экономия средств на их содержании. Кроме того, пришлось констатировать, что духовенство тюремный вопрос также не заботил.

Говард поставил перед собой цель актуализации тюремного вопроса, его выдвижения в один ряд с другими важными и насущными государственными проблемами, требующими немедленного решения. При этом, Г.Б. Слиозберг, специально занимавшийся исследованием наследия Говарда, указывает на то, что «состояние тюрем было до того ужасным, что никаких комментариев не требовалось: одни голые факты поражали своею неумолимою жестокостью… Деятельность Говарда только потому и обратила на себя так скоро всеобщее внимание не только в Англии, но и на континенте, что изложенное в его книге положение тюрем представляется вполне объективным материалом. Каждая строка дышит абсолютною правдой, самою действительностью, подмеченную хладнокровным и придирчивым наблюдением».2

Общественную известность деятельность Говарда получила после его выступления, посвященного состоянию английских тюрем, на заседании палаты общин в 1774 году.1 В дальнейшем с апреля по ноябрь 1775 года уже получивший широкую известность реформатор предпринял свое первое посещение континентальных тюрем – во Франции, Голландии, Германии. С ноября 1775 года по май 1776 года – осмотр тюрем Англии. Затем – швейцарских и итальянских. Всего им было предпринято пять поездок в континентальную Европу с целью изучения организации работы тюрем и условий содержания в них заключенных. В следствие этого им были посещены тюремные заведения и госпитали не только в выше указанных странах, но и Пруссии, Дании, Швеции, Испании, Мальте, Греции и некоторых других странах, в том числе и в России.2

Результаты исследования мест заключения и тюремных госпиталей во многих странах мира (по неточным подсчетам за всю жизнь Говардом было посещено около 300 подобных мест) нашли свое отражение в изданной в 1777 году на собственные средства и получившей мировую известность книге, название которой говорит само за себя – «Состояние тюрем в Англии и Уэльсе, с предварительными замечаниями и описанием некоторых зарубежных тюрем и больниц».3 В предисловии сам реформатор в качестве лейтмотива написания данной книги указывает «сострадание к страждущим и любовь к своей стране». Также он отмечает: «Я не могу наслаждаться едой и бездельем, если Провидение предоставило мне возможность смягчить страдания страждущих».1

Говард одним из первых предложил в отношении психически больных лиц не назначать наказание в виде тюремного заключения, а подвергать их медицинскому заключению, что устранит их опасность для общества. В отношении тех же осужденных, которые «справедливо» отбывали тюремное заключение, им предлагается проводить четкую разницу между мерами, направленными на изоляцию заключенных от общества, и излишне жестоким, неоправданным целям наказания обращением с осужденными. Особое внимание им обращалось на улучшение условий содержания заключенных в частных тюрьмах, где имело место особо бесчеловечное обращение с заточенными, широко практиковались наиболее суровые дисциплинарные наказания, ношение узниками тяжелых железных оков, в том числе женщинами, непреложное взимание платы с осужденных за их же содержание и откуп etc. Разрешению этих и иных проблем устройства тюремной системы, эффективной организации исправительного воздействия на заключенных и улучшению условий их содержания посвящена третья секция его сочинения – «Предлагаемые улучшения системы и управления тюрьмами». Говардом были достаточно детально разработаны требования, касающиеся не только раздельного и одиночного содержания различных категорий заключенных в зависимости от тяжести совершенного ими деяния, возраста и пола, их обязательного привлечения к общественно полезному труду, дисциплинарно-режимных и религиозно-нравственных методов обращения с осужденными и создания соответствующих санитарно-бытовых условий проживания, но и архитектуры (в форме прямоугольника или квадрата), планировки тюремного учреждения (которое, по его мнению должно быть желательно расположено близь реки для того чтобы обеспечить санитарные условия, наличие бань и прачечных для заключенных), а также организации специального контроля за функционированием тюрем, посредством инспектора, местного шерифа и мирового судьи.2

Особое значение уделялось труду и религиозному воспитанию преступников. Так, труд, по мнению реформатора, не обязательно должен иметь столь интенсивный и производительный характер как труд свободный, однако должен способствовать «поддержания добрых привычек», приобретению некоторых ремесленных и полезных в будущем навыков. Труд может быть оплачиваем, причем даже чисто символически, но для того, чтобы вселить в заключенного положительное стремление к нравственному образу жизни, улучшить собственное положение (например, посредством приобретения дополнительных продуктов питания) либо хоть как-то поддержать семью. Однако труд следует признать обязательным лишь только для лиц, уже отбывающих наказание, но ни для еще ожидающих суда. Говард настаивал на необходимости при каждой тюрьме иметь небольшую церковь и капеллана, который должен всячески ободрять заключенных, наставлять их на искупление своей вины и переосмысление содеянного.

Требования Говарда касались и персонала тюрем. Увиденные им условия содержания заключенных не могли не привести к выводу о низких нравственных и профессиональных качествах тюремных надзирателей. Поэтому им предъявлялись и соответствующие требования к тюремному персоналу: работник исправительного заведения должен быть честным, гуманным, деятельным и нравственно здоровым. Кроме того, по мнению реформатора, должен быть разработан специальный свод прав и обязанностей как тюремного персонала, так и прав и обязанностей заключенных, для того, чтобы последние знали сколько им положено времени работать, отдыхать, за что и в какой степени они могут быть подвергнуты дисциплинарному взысканию и т.д., а тюремные надзиратели не могли превысить свои полномочия. Исследователями наследия Говарда, например Альбертом Кребсом, отмечается, что его идеи в части прав и обязанностей осужденных, по сути, положены в основу современных стандартов обращения с заключенными.1 В свою очередь Пол Корнил указывает, что система предъявляемых требований Говарда к организации режима и условий содержания заключенных в тюремных заведениях фактически полностью отражена в Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными 1955 года.1

Идеи реформатора далеко опередили фактическое развитие уголовной политики его времени. Со всей смелостью можно заявить, что именно Говард стал идейным вдохновителем прогрессивной системы исполнения наказания. Именно им впервые были предложены и обоснованы критерии классификации осужденных по группам, движение по которым зависело от поведения заключенного в период отбывания наказания. Для исправляющихся предполагалось изменение костюма, улучшение пищевого рациона и помещения, применение различных по своему характеру наград (свидания, более легкий труд etc.). Под исправлением понималось постоянное усердие в работе и безупречное поведение, которое могло привести и к досрочному освобождению – феномену, который в эпоху Говарда еще всерьез не рассматривался правоведами.

Интересными представляются рассуждения Говарда относительно организации и условий содержания заключенных в так называемых «халках» (от английского «hulk») – специально приспособленных для содержания преступников заброшенных корпусах больших судов. После посещения одной из таких тюрем в Вулвиче им было установлено, что эти плавучие (понтонные) тюрьмы, располагавшиеся на реке Темзе, имели особенно ужасные бытовые условия содержания осужденных, сопровождающиеся насилием как со стороны тюремных смотрителей, так и самих осужденных. Заключенные выполняли наиболее тяжелые работы, в основном связанные с чисткой Темзы и физическим трудом на мануфактурах. Вследствие ознакомления с организацией работы данных тюрем Говард вторично выступил в палате общин 15 апреля 1778 года. В целом им приветствовалась замена транспортации помещением осужденных в понтонные тюрьмы, но вместе с тем обращалось внимание на бесчеловечные условия содержания заключенных в них.1 В этой связи перед парламентариями были предложены конкретные меры, способные улучшить организацию и условия содержания заключенных в рассматриваемых тюрьмах. Усилия Говарда не оказались напрасными. В частности, был принят временный закон об организации содержания каторжан в понтонных тюрьмах.

Таким образом, изучение наследия Джона Говарда приводит к выводу, что в глубине его учения в первую очередь лежат религиозно-нравственные и филантропические убеждения, лишь затем научные основы исправления преступников. Его учение обращалось к человеческим качествам и было продиктовано искренним возмущением увиденными условиями содержания заключенных в тюрьмах как Англии, так и во многих странах Западной и Восточной Европы, включая Россию.2

Говарда справедливо называют «отцом науки тюрьмоведения и главным творцом и в весьма многих отношениях инициатором тюремной реформы, для которой он указывал гуманные, практичные и плодотворные пути… После Говарда… впервые открылась возможность создать коренную реформу всей системы наказаний, поставив в центре её лишение свободы и устранив те варварские роды наказаний. За отмену которых боролись все лучшие умы XVIII в. Эта заслуга ставит имя Говарда в ряд имен величайших уголовных политиков мира».3 В этом плане представляются интересными рассуждения известного отечественного юриста и ученого С.К. Гогеля, который указывал, что учение Говарда сводилось к обобщенному изложению следующих требований относительно «рациональной системы мер борьбы с преступностью: 1) главная предупредительная мера против развития преступности – обучение детей бедных родителей ремеслам; 2) отказ от ссылки и широкое применение труда в тюрьмах – знаменитое выражение: «сделайте людей трудолюбивыми и вы сделаете их честными»; 3) применение научного и религиозного образования, как средства подготовить арестантов к жизни на воле; 4) отказ от наказаний, лишающих арестантов надежды на будущее, а вместе с тем подрывающих всякую возможность достигать их исправления – таково напр. пожизненное заключение; 5) досрочное освобождение для трудолюбивых и хорошо учившихся арестантов; 6) возведение тюрем по системе одиночного заключения. Эти положения, впоследствии развитые и дополненные, были положены в основу современной пенитенциарной системы, т.е. системы мер, направленных к исправлению преступников при посредстве особого тюремного режима, дисциплины с её наградами и взысканиями».1 Высказанное и собственные исследования наследия Говарда показывают, что в его учении отсутствует четко разработанная система знаний в области исполнения наказания в виде тюремного заключения, но инвективная по своему характеру и обличающая фактическое положение дел в этой сфере картина, основы зарождающегося тюрьмоведения, давшие значительный толчок в развитие прогрессивных и гуманных средств исправления преступников.

В унисон вышесказанному профессор пенологии Эдинбургского университета Девид Гарланд (David Garland) замечает, что «изучение Джоном Говардом состояния тюрем осуществлялось в порядке благотворительности с целью проведения соответствующих реформ, но его методы были чисто эмпирическими и в его исследовании сделан упор на измерение и систематическое наблюдение как основу для выводов. Исследования, проведенные Д. Говардом в 70-х гг. XVIII в., явились первыми эмпирическими пенологическими исследованиями, которые с 30-х гг. XIX в. стали важным элементов Британской криминологической школы».2 Современные исследователи наследия Говарда приходят к научно обоснованному выводу, согласно которого он «стал не только реформатором карательной системы, но и идейным вдохновителем нового направления криминологических исследований, характерного для Британии, где социально-правовые проблемы назначения и исполнения уголовных наказаний являются неотъемлемой частью предмета криминологии в отличие, например, от других стран, где эти проблемы составляют содержание других наук – уголовного права или пенологии, как в странах Западной Европы, или уголовно-исполнительного права, как в России».1

§ 3. Принципы философии наказания

и тюрьмоведения Уильяма Палея


Уильям Палей (William Paley) является видным представителем эпохи Просвещения, он известен прогрессивными гуманистическими представлениями о наказании и реформировании тюремной системы, значителен его вклад в развитие парадигмы религиозной морали. Родился Палей в Питерборо (Англия) в 1734 году. Работал в Кембридже, где, занимаясь преподавательской и научной деятельностью, он со временем стал членом научного совета Христианского колледжа, затем его тьютором и впоследствии – ректором ряда других колледжей.

Будучи богословом, Палей был посвящен в духовный сан Английской Церкви, но, несмотря на выдающиеся академические способности, никогда не имел значительных продвижений в церковной иерархии. Умер этот выдающийся английский ученый, богослов и реформатор в 1805 году.1

Одна из самых известных работ Уильяма Палея – «Принципы нравственной и политической философии» – увидела свет в 1785 году, когда он был пребендарием в Сарлайле (город-графство на западе Англии). В основу этого труда, который многократно переиздавался, в том числе уже и после смерти автора, был положен читаемый им курс «Нравственной философии». Книга на долгое время стала единственным учебным пособием Кембриджского университета по правовой этике.

Ядром правовой мысли Уильяма Палея является утилитаристское учение о нравственности, которое, по сути, представляет собой приложение номинализма английской философии к общественно-этическим отношениям.2 С этих позиций в наказании он видел прежде всего не кару за совершенное преступление («зло»), а предупреждение преступления. Так, рассуждая о «гуманном наказании», ученый указывает, что «надлежащая цель гуманного наказания – это не удовлетворение правосудия, но превенция преступности».1 С гносеологических позиций следует буквально понимать употребляемый им термин «удовлетворение правосудия», а именно как «воздаяние такой болью, которое соответствует вине преступника, и, соответственно, воли Бога; воздаяние, которое мы привыкли воспринимать как совершенное правосудие – предписывающее и требующее».2 При этом требование правосудия карать и наказывать – это не мотив или повод гуманного наказания; а вот вероятность того, что пример уклонения преступника от должного воздаяния поощряет его же или других лиц совершить подобное либо иное преступление уже является единственным соображением, которое дает возможность применять гуманное по своей сути наказание.

Далее он рассуждает о том, что истинная причина и цель наказания, несомненно, являются мерилом жестокости возмездия, но собственно эта причина лежит не в виновности преступника, а в необходимости превенции подготавливаемых преступлений. Следовательно, наказание преступника государством ставится в зависимость не от степени его вины или иных причин, но от степени сложности и необходимости превенции данного преступления. Из подобных рассуждений также следует, что наказание не должно быть жестоким в том случае, если преступление может быть предотвращено иным способом. Наказание является злом, к которому суд прибегает только из необходимости предотвращения большего зла.3 Необходимо констатировать четкую логику таких рассуждений, глубокое содержание используемых категорий и конструктивность выводов ученого.

Касаясь общих вопросов назначения и исполнения наказания, Палей утверждал, что наказание преследует две цели – исправление и демонстрация. Причем первую цель он считал более практичной, но определенно менее эффективной. В свою очередь, из всех наказаний для достижения цели исправления наиболее испытанным и надежным, по его мнению, являются тюремное заключение нескольких осужденных в одной камере либо одиночное содержание заключенных. Так, «эти меры увеличивают устрашающий эффект наказания; изолируют преступника от общества с себе подобными… и отражают происходящие в поведении осужденного изменения».1

В XVII и первой половине XVIII столетий – в период апогея развития капиталистических общественных отношений – заключенные представляли собой бесправную и поэтому наиболее подходящую для эксплуатации дешевую рабочую силу. Так, широко известны «транспортация» осужденных в качестве каторжан на американский и затем австралийский континенты,2 исправительные трудовые дома3 и затем знаменитые «халки», использовавшиеся с 1776 года (слово произошло от английского «hulk», что значит корпус старого заброшенного большого судна), в которых осужденные содержались в ужасных условиях и выполняли наиболее тяжелые работы, в основном связанные с чисткой Темзы и физическим трудом на мануфактурах.4 Безусловно, что реальный исправительный эффект тюремного заключения при этом отсутствовал, поскольку данные плавучие тюрьмы были лишь временной мерой, направленной на решение вопроса обращения с преступниками, которых после получения Североамериканскими штатами политической независимости более было невозможно подвергать ссылки на американский континент.

В этих условиях Палей одним из первых обосновал мысль о целесообразности использования физического труда осужденных в целях достижения исправительного эффекта. В частности, он указывал, что антипатия к труду является причиной половины человеческих пороков, она является причиной, которая порождает и усугубляет это зло даже у самой заурядной личности. Следовательно, наказывать следует с учетом такой склонности. В связи с этим им даются две «противоположные, но вместе с тем целесообразные рекомендации»: исполнять одиночное заключение в сочетании с тяжелым физическим трудом и одиночное заключение без такового… Когда одиночное заключение первоначально сопряжено с тяжелым физическим трудом полученный осужденным опыт может служить избранию ему дальнейшего исполнения наказания без изнурительного физического труда.1

В литературе, посвященной изучению истории английской юридической мысли, труд Уильяма Палея «Принципы нравственной и политической философии» отмечается как одна из наиболее ранних, но вместе с тем прогрессивных работ, оказавшая глубокое влияние на формирование либеральных общественных взглядов в области исполнения наказаний.2 Рациональность, справедливость и гуманизм – это то, чем отличался дух реформаторства во взглядах Уильяма Палея.3 В своей работе он апеллирует к чувству этического и человеческого сострадания. Так, «жестокое зрелище человеческой агонии», с его слов, приводит к тому, что общественные чувства ожесточаются и развращаются, не остается места и сожалению в ответ на эти страдания; кроме того, человеческая ненависть или же отвращение к преступнику ни в коей мере не останавливают собственных замыслов человека. Вливая в нравственные начала замысел «утилитаризма», Палей приходит к выводу, что должную эффективность наказания может повысит такой способ его исполнения, который не предполагал бы нанесение ущерба общественной восприимчивости (чувствительности) жестокими либо непристойными демонстрациями смертных казней. То же, по его мнению, в известной степени относится к страшной экзекуции помещения убийц в клетку с дикими зверьми на верную смерть, хотя это и остается скрытым от широкой публики. Таким образом, пропагандируя воспитание чувства социальной доброжелательности, Палей настаивал на запрете публичных зрелищ, способных ожесточать людей. В этой связи важно заметить, что в эпоху жизни ученого публичные зрелища казней и иных «калечащих» («телесных») наказаний с точки зрения общественных нравов воспринимались фактически как торжество и сам церемониал правосудия. Поэтому демонстрация государственной репрессии в такой форме указывало не на беспомощность или недостатки карательных компонент правосудия, его озлобление либо иной побочный эффект, но на включение реальных механизмов предупреждения совершения преступлений, посредством назидания и внедрения в население страха подобного наказания за нарушение законов Короны. Следовательно, наиболее суровые наказания необходимы были как действенный пример реакции на нарушение уголовно-правовых запретов.

В своей работе Уильям Палей указывал, что уровень устрашающего эффекта наказания должен быть строго пропорционален угрозе вреда от преступления для общества. В частности, поэтому наложение смерти за совершение карманной кражи является, по его мнению, не только несправедливым наказанием, но и неэффективным для предупреждения подобных деяний. Вместе с тем Палей допускал смертную казнь как одно из наиболее эффективных средств устрашения и, следовательно, предупреждения преступности. Его аргументы по этому вопросу сводились к следующему:
  • карательный эффект смертной казни, которая, впрочем, обращается в отношении сравнительного небольшого числа преступников, сохраняется до тех пор, пока условно взятая остальная часть преступников будет испытывать воздействие этого эффекта и их противоправную деятельность будет сдерживать страх перед указанным наказанием. До тех пор, пока страх и ужас от смертной казни несет в себе угрозу для людей, эту меру наказания следует применять. В таких условиях мягкость права не может способствовать соблюдению указанного условия. В этом, по мнению Палея, заключается рационализм смертной казни и достижение принципа «Poena ad paucos, metus ad omnes» – наказание, применяемое к немногим, вселяет страх во всех;
  • случаи применения смертной казни должны принципиально зависеть от точного и всестороннего установления всех обстоятельств преступления. Так, он отмечает, что в политике уголовного правосудия существует пробел, характеризующийся несоразмерностью наказаний преступлению: во-первых, один и тот же вид наказания избирается за совершение преступлений различного характера и степени тяжести, во-вторых, в каждом отдельном случае должным образом не учитываются вина преступника и тяжесть совершенного преступления;
  • им отстаивалась позиция о недопустимости присутствия однозначной связи между наложением смертной казни и фактом предыдущего осуждения лица за какое-либо преступление. Заметим, что во времена Палея отсутствовала четкая система учета влияния предыдущих осуждений на тяжесть нового приговора, однако он пытался поставить меру наказания в зависимость от уголовно-правовой характеристики лица и тем самым более гибко подойти к тяжести и адекватности приговора.1

Палей выделял два метода отправления уголовного правосудия при назначении смертной казни.

Первый метод заключается в регулярном наложении смертной казни, но за незначительное число строго определенных видов преступлений.

При втором методе необходимо предусмотреть смертную казнь за широкий круг преступлений, но исполнять в небольшом демонстративном количестве в отношении каждого из деяний очерченной группы.

Эти методики следует применять по всей стране, так как они обладают явным преимуществом по сравнению с другими, которое состоит в надлежащей классификации объектов наказания. Такая классификация, оговаривает Палей, принципиальным образом зависит от обстоятельств, детальное установление которых в каждом отдельном случае является необходимым условием должного юридического оформления дела.1

На фоне рассуждений ученого об юридической парадигме смертной казни представляется важным отметить, что в английском законодательстве начала XIX века значились более 200 преступлений, за которые следовала смертная казнь. Это число было намного выше чем в континентальной Европе. Объясняется такая ситуация характером государственного террора, унаследованным со времен завоевания норманнами Англии в 1066 году, которые имели суровые нравы и жестокие наказания, а также резкой эскалацией применения смертной казни в XVIII-XIX веках как реакции государства на рост социальной напряженности в период особенно бурного развития английской индустриализации.

В этой связи видится интересным мнение Палея, согласно которому частое применение смертной казни в Англии необходимо было по трем причинам: чересчур много свободы, слишком большие города и недостаток в наказаниях, которые не сопровождались бы смертью и при этом обладали достаточной степенью устрашения.

Таким образом, Палей, отвергая концепцию реабилитации, остался в истории юриспруденции сторонником утилитарного подхода к наказанию. Выражаясь аллегорически, он указывал, что в большинстве случаев смертная казнь делает преступника лучше, чем он был; тогда как тюрьма легко превращает преступника-новичка в человека с глубокими криминальными наклонностями. В этой связи в специальной литературе отмечается, что эти взгляды Палея, по существу, являются оправданием принципов Кодекса Крови.2

Любопытными представляются рассуждения Палея о наказании в виде известной «транспортации», которая представляла собой систему высылки лиц, осужденных, как правило, к строгим мерам наказания вплоть до смертной казни, в колонии Америки и позже Австралии и являлась вынужденным шагом английской уголовной юстиции в XVII-XVIII веках в ответ на неспособность Короны к борьбе с наиболее опасными преступными элементами, отсутствие должной системы исправления преступников и потребность колоний в даровой рабочей силе. Первоначально лица, которым властями жаловалась отмена исполнения смертных приговоров, продавались владельцам отдельных колониальных территорий и фактически становились рабами; британские власти, значительно пополняя на этом казну, практически не заботились о дальнейшей судьбе высланных лиц.1 Высылка на открытый в конце XVIII века австралийский континент, породив исторически известную каторгу, все же существенно отличалась от ранней модели «транспортации» осужденных в Америку. Главное отличие заключалось в попытке британского правительства внедрить в колонии различные механизмы исправления осужденных – идеи досрочного освобождения, «отпускного билета» и «mark system», то есть основы прогрессивной системы, заложенные Александром Макконочи в 1840 году.2

Изучая суть «транспортации» на американский континент и первый опыт ее внедрения в Австралию, Палей полагал, что данная мера является «легким наказанием», при отбывании которого осужденный оказывается в условиях не хуже тех, в которых он находился до совершения преступления. И, что важно для развития утилитаристского учения, он отмечал, что «транспортация», которая по степени тяжести наказаний занимает второе место после смертной казни, не имеет большого значения для превенции преступности: не потому, что высылка является, по сути, легким наказанием для тех кто не имеет ни собственности, ни друзей, ни хорошей репутации, ни средств к существованию, но потому как эффект от этого наказания непонятен для людей. Так, виновные, подвергнутые транспортации, по замыслу самого Палея, могут испытывать страдания от такого наказания, но эти страдания далеки от сограждан его страны: невзгоды осужденных невидны для них, условия отбывания наказания высланных лиц не вселяют ужаса в сограждан, для которых данное наказание также должно нести предупредительный и сдерживающий эффект.

Рассматривая составляющие всей системы мер государственного принуждения, применяемые в XVIII веке, Палей указывал на то обстоятельство, что менее распространенные виды наказаний (в частности, членовредительство и битье, позорный столб и маска, штраф1) исполняются в Англии без должного воздействия как на преступность, так и на преступника. Такие наказания, по его мнению, «во-первых, следует применять в отношении бесспорно омерзительных деяний – там, где наблюдается падение общественной морали и нравственности… Во-вторых, лица, подвергающиеся этим наказаниям, должны терять ценную им репутацию, испытывать стыд и позор в связи с этим… Таким образом, позорный столб или иные его разновидности может быть использован грамотно и эффективно как наказание в отношении отдельной группы преступников, живущих в роскоши».2

Палей особое внимание обращал на работу органов правосудия по вынесению ими справедливых наказаний, что, в частности, касалось тщательного установления судами всех обстоятельств дела, роли судов в превенции преступлений посредством вынесения адекватных, но вместе с тем гуманных наказаний. В основе обстоятельств, отягчающих вину, и, следовательно, бесспорности заслуженного наказания, согласно его рассуждениям, лежат три принципиальных условия совершенного деяния: повторность, жестокость и комбинация преступлений.3 Он был известен своим новаторским подходом к обоснованию многих частных принципов оценки совершенных противоправных деяний, назначения и исполнения наказания. Так, в свое время известный исследователь истории английского тюрьмоведения Джеймс Хиз отмечал, что именно Палей первым среди его современников одобрял наказание за очевидное (при достаточных и весомых доказательствах) приготовление к преступлению,1 обосновывал необходимость дифференциации тяжести наказания в зависимости от степени соучастия лиц в преступлении,2 исполнения наказания за преступления, совершенные группой лиц (шайкой), с учетом отдельного тюремного содержания виновных: особенно лидера от подчиненных, исполнителей от иных сообщников.3

Представляется интересным его подход к учету некоторых иных обстоятельств совершенного деяния при назначении наказания. Например, легкость, с которой совершается любой вид преступления, с точки зрения Палея, обычно должна становиться обстоятельством, отягчающим наказание; и данный принцип, соответственно, должен распространяться на всю систему тюремной юриспруденции и практики. В частности, он пишет: «хотя по нашим законам смертная казнь полагается за кражу чужого имущества… данные преступления на внешний вид не более ужасны чем остальные фелонии, которые наказываются тюремным заключением либо транспортацией, но так как собственность остается часто без присмотра и поэтому более уязвима, то смертная казнь все же оправдана за данные преступления. Такой строгий подход был бы абсурдным и несправедливым, если бы непосредственным основанием и мерой наказания служила исключительно вина преступника; суть здесь и правда в той посылке, что право наказывать является результатом необходимости превенции преступлений: и, если это является целью данной посылки, строгость наказания должна возрастать… соразмерно составному характеру вреда от преступления и легкости, с которым оно совершалось».4 Основная сложность при этом, по его мнению, состоит в объективном и всестороннем выяснении всех обстоятельств совершенного деяния.

При всей прагматичности его взглядов на наказание Палей вместе с тем всегда оставался известен своими прогрессивными гуманистическими представлениями о наказании. В частности, он был сторонником помилования преступников, которое, по его убеждению, должно быть прерогативой исключительно суда, а основанием применения этой меры должна быть необходимость, но ни одолжение в ответ на настойчивые ходатайства, покровительство либо желание расположить к себе и тем более взятка; это должен быть акт правосудия, обдуманное беспристрастное действие, при котором особое внимание следует обращать на публичное исследование соответствующих обстоятельств дела и степени виновности лица.

Важно отметить и то, что по этому же мотиву он одним из первых обращал внимание на посттюремную заботу за лицами, освобожденными из мест отбывания наказания, сопряженного с лишением свободы. Традиционно, как указывал ученый, люди самостоятельно не желают оказывать помощь в трудоустройстве и иную заботу человеку, освобожденному из тюрьмы, и это общая беда всех наказаний, которые не способствуют дальнейшей добропорядочной жизни лиц, подвергнутых им. В силу этого он видел обязанность государства обеспечить освобождающихся лиц работой и, что важно, последующее их отделение от тех лиц, кто не желает честно трудиться. Далее Уильям Палей пишет, что лиц мужского пола после окончания срока их заключения следует содержать в благопристойных условиях и, распределяя по стране, давать им возможность работать на строительстве дорог; лиц женского пола направлять под соответствующий надзор в церковные приходы, предоставляя при этом жилище, какое-либо занятие и снабжая средствами первой необходимости. Этими или несколько иными методами, по мнению реформатора, можно эффективно решать две задачи – обеспечить государство дополнительной рабочей силой и разъединять преступные элементы. Данные предложения представляются им хорошим примером для всех, кому не безразличны проблемы совершенствования внутреннего регулирования в стране.1

Следует констатировать, что идеи Уильяма Палея в области наказания и тюрьмоведения получили широкую известность в истории правовой мысли Англии и фактически послужили основой для формирования завершенного утилитаристского учения. Изложенные размышления ученого явились базовыми знаниями для дальнейшего научного и нравственного поиска по направлению развития исправительной идеи наказания и реформ в этой области. Идеи Уильяма Палея оказалась предтечей для выдающихся прогрессивных результатов деятельности известных английских реформаторов, в частности Иеремии Бентама, разработки последними принципиально новых концепций реакции общества и государства на преступление.