Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материалаКнига

Содержание


Динамические репрезентации.
Память Память как хранилище и как обработка данных.
Альтернативные направления.
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   50
Коннекционистские сети. Коннекционизм отхо­дит от основанной на правилах вычислительной си­стемы, в которой внутренне репрезентируемый мир не имеет прочной связи с реальным миром. Коннек­ционизм остается верным понятию репрезентаций, но предполагает, что эти репрезентации являются реакциями на входные сигналы из реального мира, взвешиваемые с целью их категоризации (Bechtel, 1990), или что они представляют собой образы, воз­никающие в результате нейронной активации, рас­пространяющейся из центральной сети смысловых структур (meaning structures) к периферийным структурам (Lundh, 1995).

Сторонники данной конструкции придают особую важность паттернам активации в сетях, аналогичных нейронным сетям, а не встроенным символам или правилам. Их теория предполагает, что комплексы узлов оказывают возбуждающее или тормозящее действие друг на друга и в результате их взаимосвя­зи образуют блок (unit). Узлы обладают иерархичес­кой структурой входов и выходов; одни из них при­нимают внешние входные сигналы, другие выпол­няют промежуточные (вспомогательные) функции, а третьи — посылают выходные сигналы другим уз­лам. Такие паттерны активации или сигналов, посы­лаемых одними узлами другим, подчиняются набо­ру правил (алгоритмов, как в компьютерном про­граммировании), определяющих мощность входных и выходных сигналов, передаваемых между узлами. В сетях хранятся репрезентации, такие как вид дере­ва или запах выпекаемого хлеба, в виде распределе­ния активированных узлов. Поскольку количество возможных паттернов огромно, запах и вид дерева

или даже два различных запаха не вступают в про­тиворечие друг с другом, за исключением случаев практически полного сходства.

Оказывать возбуждающее или тормозящее влия­ние друг на друга могут не только отдельные узлы, но и блоки (units) — группы узлов, каждая из кото­рых производит собственный общий выходной сиг­нал, соответствующий результирующему весу всех входных сигналов, полученных от других узлов. Бло­ки организованы иерархическим образом,аналогич­ным иерархии узлов. Блоки обучаются алгоритму генерации выходного паттерна сигналов в ответ на входной паттерн сигналов из внешнего мира без не­обходимости следовать каким-либо встроенным пра­вилам. Согласно данной теории, поскольку огром­ное количество узлов функционирует одновремен­но и на различных уровнях организации, обработка носит параллельный, а не последовательный характер, в противоположность большинству поточных схем обработки информации (Balard, 1986; Hinton & Anderson, 1981; Holy oak & Thagard, 1990; McClelland et al, 1986; Rumelhart & McClelland, 1986; Smolensky, 1988). Смоленский (Smolensky, 1995) полагает, что ментальные репрезентации представляют собой век­торы, возникающие не в пределах узла, а в виде пат­терна активности, чьи свойства объясняют состав репрезентации без необходимости прибегать к при­чинно-следственным отношениям. Фодор (Fodor, 1997) считает, что в теории Смоленского неявно ис­пользуется структура «классической теории мен­тальных репрезентаций» без признания этого факта, а затем утверждается эффективность теории без классической структуры.

Одно возможное объяснение механизма обуче­ния сетей предполагает, что когда первоначальный выходной паттерн ошибочен, происходит его срав­нение с правильной реакцией. Благодаря цепи об­ратной связи узлы корректируются таким образом, чтобы в следующий раз паттерн сигналов был пра­вильным. Например, если вы пытаетесь выучить немецкое слово Naturwissenschaft (естествознание), но при этом у вас в голове всплывает Natur-wunderkeit, или вам вообще не удается удержать в голове эту форму, вы должны проверить ее написа­ние по словарю. Тогда в сети будет запущен процесс корректировки. После серии попыток и исправле­ний в сети будут сформированы все необходимые правильные алгоритмы. Следовательно, в сети, ко­торая не была запрограммирована в соответствии с правилами немецкого словообразования, будет вы­работана собственная программа, содержащаяся в узлах и блоках узлов. Тиенсон (Tienson, 1990) от­мечает, что нечто в процессе обратной связи долж­но изменять веса на адекватные, однако авторы дан­ной гипотезы не предлагают описания такого меха­низма, и остается неясным, каким образом он может функционировать.

Другой подход к коннекционистским сетям пред­ставляет собой форму «конструктивизма». Он гласит,

91

что нейронные структуры, на основе которых функ­ционируют когниции, не являются врожденными, а формируются в результате взаимодействия с окружа­ющей средой (Quartz, 1993). Заучивание алгоритмов, помимо модификации весов входных сигналов, вклю­чает также добавление новых структур. Эта конструк­тивистская теория «допускает, что среда, окружающая обучающиеся системы, играет центральную роль в конструировании репрезентаций, лежащих в основе способности этих систем к обучению в данном окру­жении» (р. 239)\ Автор утверждает, что такой конст­руктивистский подход, допускающий добавление но­вых связей и структур в процессе обучения, имеет важные преимущества перед теорией врожденных и жестко фиксированных структур PDP (распределен­ной параллельной обработки). По мере усложнения нейронной структуры в процессе обучения репрезен­тирующая способность сети возрастает, и могут воз­никать новые репрезентации. В подтверждение своей точки зрения автор ссылается на тридцатилетний опыт нейробиологических исследований, свидетель­ствующий о возрастании сложности нейронной орга­низации в ходе постнатального развития и адаптивно­сти этого процесса, оказывающей прямое влияние на структуру головного мозга.

Поскольку остается неясным, как мозг может ре­презентировать и обрабатывать символы, была пред­принята попытка представить на основе данной тео­рии модель, в соответствии с которой могут возни­кать репрезентации. Так, согласно этой модели, репрезентация слова Natunvissenschaft распределяет­ся в виде паттерна в пределах одного блока или меж­ду блоками, и его сохранение обусловлено силой вза­имосвязей. Этот паттерн взаимосвязей позволяет нам воспроизводить слово Naturwissenschaft. Прово­дя эксперименты, в которых форма предъявляемых слов оказывала влияние на опознание сходных форм слов («морфологическая преднастройка»), исследо­ватели сообщают, что результаты подтверждают кон-некционистскую точку зрения, согласно которой данный эффект объясняется характеристиками акти­визации коннекционистской сети, несмотря на отсут­ствие эксплицитной репрезентации словесных форм в данной сети (Rueckl et al.,1997).

Следует отметить, что коннекционистская теория расходится по данному вопросу с когнитивной ней­ропсихологией, настаивающей на том, что функции мозга должны быть локализованы, а коннекционизм практически не дает биологического объяснения ког-ниций (Kosslyn & Koenig, 1992). Коннекционистская теория также расходится с точкой зрения на когни­ции как основанные на правилах или символические репрезентации. Оппоненты коннекционизма утверж­дают, что его позиция является возвратом к ассоци-анизму в компьютерообразном облачении (Pinker & Mehler, 1988).

^ Динамические репрезентации. Данный подход (Port & van Gelder, 1995) разделяет представления о ментальных (внутренних) состояниях, но отвергает концепции манипулирования символами и коннек­ционистской обработки. Он гласит, что ментальные состояния представляют собой взаимоотношения мозг — среда, а также функции мозга. Сторонники данного подхода считают, что для того чтобы репре-зентационные свойства биологического поведения обрели стабильность, требуется время, и следова­тельно, время является неотъемлемым свойством такого поведения. Как символические, так и коннек-ционистские репрезентации рассматриваются как статичные дискретные вещи, что несовместимо с не­прерывным временным характером биологических событий. Именно динамические временные измене­ния координируют тело и среду, благодаря чему об­разуются значения, а значения определяют менталь­ные состояния. Такие ментальные состояния, как, например, память или восприятие, не предполагают наличия внутреннего набора символов для внешне­го объекта, а являются «динамической репрезентаци­ей», специфической для события окружающего мира. Нервная система поддерживает отношения орга­низм-среда, однако она не порождает и не репрезен­тирует их. Это подтверждается тем фактом, доказы­вают сторонники данного подхода, что у биологичес­ких видов, обладающих совершенно различными нейронными структурами, наблюдаются функцио­нально эквивалентные формы поведения. Источни­ком вдохновения для данного подхода явились рабо­ты Гибсона (глава 13, с. 328) по экологическому вос­приятию, свидетельствующие о том, что среда обеспечивает информацию о значащих событиях, когда такие события происходят во взаимодействии организма и среды.

^ Память

Память как хранилище и как обработка данных.

Один из важнейших экспериментов не только для понимания феномена памяти, но и для когнитивной психологии в целом был проведен Стернбергом (Sternberg, 1966, 1969), изучавшим мысленное ска­нирование (mental scanning) объектов в памяти. Он просил испытуемых запомнить список слогов или цифр, а затем предъявлял им еще один слог или циф­ру. Их задачей было как можно скорее определить, относится ли данный слог или цифра к заученному ими списку, и соответственно ответить «да» или «нет». Стернберг обнаружил, что чем длиннее был список, тем большим было время реакции испытуе­мых, независимо от того, содержался ли конт­рольный слог в списке или нет. Он пришел к заклю­чению, что поиск в памяти предполагает серию по­следовательных сравнений нового элемента с

2 Заметьте, что автор делает акцент на окружении нервной системы (nervous system) и обучаемости нервной систе­мы, а не индивидуума.

92

каждым из содержащихся в памяти и продолжается до конца списка даже в том случае, если соответствие найдено. Но зачем продолжать сканирование после того, как соответствие обнаружено? Возможный от­вет содержался в более детальных данных его экспе­риментов: добавление каждого нового пункта к спис­ку увеличивало время реакции на 38 миллисекунд, что дает скорость сканирования от 25 до 30 пунктов в секунду. Благодаря такой большой скорости скани­рования, вероятно, является более эффективным пройти по всему списку, прежде чем решить «да» или «нет», чем делать это после каждого сравнения. Дан­ный результат противоречил ожиданиям и не мог быть получен каким-либо иным способом, кроме эк­сперимента. Стернберг составил схему, отображаю­щую поток информации между запоминаемым спис­ком и тестовым пунктом, и согласовал ее с линейным уравнением, описывающим эти соотношения. Пред­ложенная им теория оказала значительное влияние на когнитивную психологию и положила начало многочисленным экспериментам, преследующим цель проверки данной теории.

Многие когнитивисты рассматривают память как состоящую из двух типов хранилищ. В одном из них хранятся данные кратковременной, а в другом — дол­говременной памяти. Когда мы слышим имя челове­ка, с которым только что познакомились, имя попа­дает в сенсорное хранилище, а оттуда перемещается в краткосрочное хранилище, когда мы внутренне по­вторяем его, чтобы использовать снова. Если мы не осуществляем этого внутреннего повторения и не используем имя, информация о нем быстро затухает или замещается новой информацией в кратковре­менном хранилище. Если мы связываем новое имя с кем-то или чем-то нам уже известным, оно может переместиться в долговременное хранилище. Про­должение внутреннего повторения или использова­ния имени также может привести к такому переме­щению. Содержимое кратковременного хранилища кодируется в звуках, а долговременного — в значе­ниях. Извлечение информации из долговременного хранилища часто бывает более замедленным вслед­ствие огромного количества содержащейся в нем информации, среди которой необходимо осуще­ствить поиск. Кроме того, часто предполагается, что дополнительное кратковременное хранилище содер­жит сенсорную информацию.

Классический эксперимент, призванный продемон­стрировать постоянное и неизменное сохранение дан­ных опыта в памяти, был проведен Пенфилдом (Penfild, 1958a, 1958b), нейрохирургом Монреаль­ского неврологического института. Он проводил элек­трическую стимуляцию различных участков поверх­ности коры головного мозга у больных эпилепсией со вскрытой для операций черепной коробкой. Пенфилд использовал только местный наркоз черепа, так что скальп, череп и мозг были нечувствительны к прикос­новению и даже хирургическому вмешательству, од­нако пациенты находились в бодрствующем состоя-

нии и могли сообщать о своих ощущениях при элект­рической стимуляции. Некоторые замечания пациен­тов описывали чисто биологические ощущения, такие как покалывание или онемение в тех или иных частях тела. Другие носили психологический характер, как, например, зрительные сцены или воспоминания о прошлых событиях. Третьи ограничивались звуковы­ми, цветовыми и тактильными ощущениями. Скиннер (Skinner, 1963) считает, что

«...легче предположить, что при этом вызыва­ется само поведение видения, слышания и т. д., чем то, что активизируется некая копия предше­ствующих средовых событий, которую испытуе­мый в этот момент видит или слышит. В обоих слу­чаях следует предположить, что при этом имеет место поведение, аналогичное реакции на исход­ные события, — испытуемый видит или слышит, — однако предположение о воспроизведении со­бытий, воспринимаемых зрением или слухом, яв­ляется излишним усложнением» (р. 955).

Всего реагировало на экспериментальное воздей­ствие менее 8% пациентов, причем часть из них, ве­роятно, сообщали о реконструируемых событиях, а не о воспоминаниях. Большинство отчетов были ту­манными. Серьезным недостатком процедуры явля­лось отсутствие независимых наблюдателей, которые могли бы проверить точность наблюдений и описа­ний Пенфилда. Валенстайн (Valenstein, 1973) отме­чает: «Создается впечатление, что помещение элект­родов на специфические участки мозга с неизбежно­стью вызывает те или иные формы поведения. Однако те, кто участвовал в данных исследованиях, определенно могут сказать, что это не так» (р. 87).

Была предложена альтернатива двухуровневой (или трехуровневой, если включать сенсорное храни­лище) теории памяти, утверждающая, что память функционирует в соответствии с последовательнос­тью стадий обработки информации (Craik & Lockhart, 1972). На первой стадии такая информация, как имя, которое мы слышим при встрече с человеком, обраба­тывается в соответствии с воспринимаемыми акусти­ческими (звуковыми) характеристиками. На следую­щей стадии происходит обработка семантической со­ставляющей в соответствии с тем значением, которое мы придаем полученной информации. При переходе на более глубокие уровни обработки информация приводится в соответствие с организованным комп­лексом знания. Например, имя нового знакомого на­чинает означать члена команды по боулингу, чье вы­сокое мастерство становится важным для успеха всей команды. Если двухуровневая теория гласит, что ин­формация переходит из кратковременной в долговре­менную память благодаря заучиванию наизусть, то теория стадий обработки утверждает, что для сохра­нения в памяти существенным оказывается осмыслен­ное и организованное внутреннее повторение новой информации в процессе ее обработки.

93

Согласно другой теории памяти, память состоит из (а) процедурной памяти, обеспечивающей связь между стимулами и реакциями, включая взаимосвя­зи комплексных стимулов; (б) семантической памя­ти, позволяющей иметь внутренние репрезентации и обработанные конструкции (manipulative constructions) мира и (в) эпизодической памяти, по­зволяющей индивидууму сохранять воспоминания о личном опыте и возвращаться в памяти назад для просмотра воспоминаний. Далее эта теория предпо­лагает три рода отношений: (а) процедурная память независима от остальных двух, тогда как семантичес­кая память до некоторой степени привязана к про­цедурной памяти, а эпизодическая — и к той и к дру­гой; (б) каждый тип памяти связан с определенной формой осознавания — процедурная с неосознавани-ем (non-awareness), семантическая — с осознаванием и эпизодическая — самоосознаванием; и (в) каждая из систем памяти является частью отдельной ней­ронной системы, имеющей свою собственную эволю­цию (Tulving, 1985)3. Поскольку позитронная эмис­сионная томограмма показала, что более интенсив­ный кровоток в правой части расширенной лимбической системы мозга связан с новой, в проти­вовес знакомой информации, а также в определен­ных участках мозга — со сложными изображениями, Тулвинг и его коллеги (Tulving et al.,1994) пришли к выводу, что в соответствующих участках мозга рас­положены сети, кодирующие визуальные / простран­ственные новые стимулы. Проведя обзор литерату­ры, описывающей, каким образом четыре системы памяти справляются с четырьмя типами диссоциа­ции, Тулвинг (Tulving, 1996) находит свидетельства в пользу существования множественных систем дол­говременной памяти и их нейронной основы.

Конструкт разума часто рассматривается как про­странственный; при этом различные элементы памя­ти располагаются в отдельных точках этого про­странства. Поскольку воспоминания, предположи­тельно, хранящиеся в долговременной памяти, отличаются значительным разнообразием — навыки катания на роликовых коньках, названия улиц род­ного города, рецепты приготовления печенья, коман­ды компьютерных программ, речевые навыки и т. д. -маловероятно, что все они сохраняются в одной и той же форме. А предположение о том, что информация попадает в долговременную память благодаря внут­реннему повторению, игнорирует тот факт, что и без такого повторения человек в течение длительного времени способен помнить подробности собственной свадьбы или основную сюжетную линию художе­ственного фильма.

Пытаясь разрешить ряд возникающих проблем, некоторые исследователи памяти обратились к тео­риям PDP (распределенной параллельной обработ­ки). Хотя данная модель также предполагает нали­чие пространственных характеристик памяти, со­гласно ей различные компоненты памяти имеют различную пространственную локализацию. Теория PDP предполагает, что у человека обработка инфор­мации, как правило, осуществляется параллельно, а не в соответствии с линейной или последовательной сменой стадий. Согласно предложенной Мак-Клел-ландом (McClelland, 1981, 1986) теории PDP, науче­ние — это процесс укрепления связей между сохра­няемыми в памяти блоками, в совокупности со­ставляющими репрезентацию целостного события. В процессе вспоминания осуществляется доступ к одному или нескольким блокам, каждый из которых содержит репрезентацию связанных между собою вещей, которые, в свою очередь, активизируют дру­гие блоки, участвующие в процессе целостного из­влечения из памяти. Такой тип памяти и характер извлечения требует наличия единственного ключево­го признака (cue) либо нескольких частичных или даже ошибочных признаков для активизации памя­ти. При последовательном характере обработки единственный неверный признак делал бы извлече­ние невозможным. Параллельная обработка, соглас­но данной теории, также позволяет восполнять недо­стающую информацию — не благодаря знанию о дан­ной конкретной вещи, а благодаря сохраняемой в памяти информации аналогичного типа о других ве­щах. Данный тип памяти также обладает достаточной гибкостью, позволяющей каждому человеку хранить и извлекать самую разнообразную, уникальную для него информацию, а кроме того, такая модель объяс­няет факт хранения информации в долговременной памяти без повторения. Поскольку адаптивные сети свободны от традиционных медиаторов и репрезен­таций, они просто адаптируются в соответствии с историческими условиями отбора.

Эстес (Estes, 1980) провел обзор исследований, ав­торы которых выступают в пользу аналогии между компьютерной и кратковременной человеческой па­мятью. Он рассматривает шесть пунктов, по которым компьютерная память сопоставляется с человеческой, и находит существенные различия по всем пунктам. В целом, разница состоит в том, что компьютеры от­личает высокая скорость доступа и точность воспро­изведения, тогда как для человеческой памяти харак­терны «робастность» («robust») и универсальность. У людей не возникает необходимости в такой быстроте и точности, какой достигают компьютеры, однако со-

3 Некоторые представители когнитивизма выделяют весьма внушительное количество типов памяти. Так, Нейворт (Neiworth, 1995) перечисляет долговременную, кратковременную, рабочую (оперативную), справочную, процедурную, декларативную, эпизодическую, семантическую, имплицитную и эксплицитную память. Это напоминает способ, каким Кларк Халл продолжал умножать количество гипотетических внутренних побуждений, так чтобы они соответствовали разнообразию получаемых им экспериментальных данных, а предшествующее ему поколение психологов множило число инстинктов.

94

храняемая ими информация обеспечивает быструю адаптацию к условиям окружающей среды. Далее,

«...чем больше мы узнаем о человеческой па­мяти, тем меньше наши знания о ней вписывают­ся в стереотипное представление о простом хра­нилище. Вероятно, наша память мало чем напо­минает склад, библиотеку или запоминающее устройство на магнитных сердечниках (core memory) — место, куда информация помещается и где она хранится до тех пор, пока не окажется востребованной; человеческая память скорее представляет собой сложную динамическую си­стему, которая может в любой момент времени предоставлять нам информацию об отдельных событиях или объектах, связанных с нашим пред­шествующим опытом. Фактически мы вообще не может говорить о том, что человеческая память в буквальном смысле хранит что-либо; она просто изменяется, являясь функцией опыта. Аналогия с хранилищем... может оказаться даже вредной при определении целей, на которыхдолжны быть сконцентрированы усилия исследователей, или при размышлении о том, каким образом челове­ческая интеллектуальная функция в целом может быть усовершенствована» (р. 68).

^ Альтернативные направления. Согласно мнению Дженкинса (Jenkins, 1981), для того чтобы предсказать поведение субъекта, необходимо знать его цели, харак­тер задачи и окружающей его обстановки и, что наибо­лее важно, операциональные или личностные характе­ристики («управляющие структуры»). Однако теоре­тики когнитивизма обычно используют схемы последовательности операций вместо того, чтобы пы­таться определить операциональные характеристики субъекта, которые практически никогда ими не моде­лируются. Без учета этих операциональных характери­стик, утверждает Дженкинс, число альтернативных воз­можностей выполнения конкретной задачи становит­ся почти бесконечным, так что теоретические вопросы остаются без ответа. Когнитивные теории разума прак­тически представляют собой модели конкретных спо­собов выполнения субъектом тех или иных задач. При появлении новых данных или новых задач ментальную модель оказывается необходимым укомплектовывать «новыми воспоминаниями, новыми функциями и т. д., пока она не становится столь громоздкой, что от нее в конце концов приходится отказаться» (р. 216-217), и так продолжается бесконечно. «Мы попусту тратим время, пытаясь получить общую модель путем созда­ния многочисленных мелкомасштабных моделей вы­полнения частных (и произвольно выбранных) лабора­торных заданий» (р. 217).

Дженкинс приводит примеры экспериментов, пы­таясь доказать, что предлагая испытуемым глупые или бессмысленные задачи, мы вынуждаем их вести себя соответственно. «...Если мы проводим глупые

эксперименты, мы приходим к глупым теориям. Эти глупые теории кажутся нам верными, поскольку ис­пытуемые могут вести себя настолько глупо, на­сколько мы того от них требуем» (р. 219). Он отме­чает, что даже некоторые классические экспери­менты являются иллюстрацией данного принципа. В исследованиях Торндайка кошки, помещенные в «проблемный ящик», действуют исключительно пу­тем проб и ошибок, поскольку это единственная воз­можность, которую оставляют им условия экспери­мента. В экспериментах Келера обезьяны решают проблемы «посредством инсайта», поскольку ника­кой другой возможности экспериментальная ситуа­ция им не предоставляет. Аналогичным образом у Халла крысы усваивают подкрепляемые реакции, приводящие к ослаблению внутренних побуждений, а у Толмена они научаются посредством когнитив­ных карт, в силу ограничений, накладываемых в каж­дом случае на условия эксперимента. В подтвержде­ние своей точки зрения Дженкинс ссылается на ис­следования, свидетельствующие о том, в сколь ограниченных пределах мы можем распространять результаты, полученные в ходе одного эксперимен­та, на другой. В лучшем случае мы можем делать обобщения, распространяемые лишь на незначитель­но отличающиеся от исходных классы событий.

Небольшой экскурс в историю указывает нам и на другие проблемы. Пытаясь прийти к пониманию ос­новных принципов, лежащих в основе обучения и памяти, Эббингауз ввел метод заучивания бессмыс­ленных слогов как наиболее элементарных единиц информации, которые он только мог представить. Эти бессмысленные слоги явились воплощением представлений английских эмпириков-ассоцианис-тов об атомах разума. Слоги устраняли контекст, а также операциональные характеристики и влияние предыдущего опыта, полученного в эксперименталь­ной ситуации. Аналогично последователи Уотсона и методологического бихевиоризма полагали, что если им удастся досконально изучить условные реакции, они в конце концов смогут перейти к изучению наи­более сложных форм человеческого поведения. Од­нако психологи-системщики и инженерные психоло­ги продемонстрировали, что для того чтобы достичь успеха в усовершенствовании сложных систем, необ­ходимо сначала научиться управлять условием, огра­ничивающим наибольшую вариацию. Влияние на второстепенные источники не может дать эффекта, пока нам не удастся контролировать основные. Тем не менее господствующим операциональным прин­ципом в психологии стала противоположная, идущая от английского эмпиризма к бихевиоризму и когни-тивизму точка зрения, согласно которой мы должны сначала изучить простейшие, поддающиеся анализу элементы и постепенно переходить к более сложным формам поведения. В силу этого обстоятельства про­гресс психологии оказался весьма скромным. Джен­кинс настаивает на том, что мы должны отказаться от данного подхода, поскольку «для того чтобы изу-

95

чать сложные формы отношений, необходимо рас­сматривать такое количество элементов, которое до­статочно для формирования данных типов отноше­ний» (Jenkins, 1981, р. 225).

Осуществив широкомасштабную программу иссле­дований, Дженкинс (Jenkins, 1974,1981; Jenkins, Wald & Pittenger, 1978; Pittenger & Jenkins, 1979) продемон­стрировал, что запоминание находится во взаимозави­симости с контекстом, включающим ситуацию, в ко­торой происходит запоминание, задачу, стоящую пе­ред запоминающим лицом, его знания и навыки, а также его представления и убеждения. Источники представлений и убеждений индивидуума, как и свой­ственные ему способы структурирования опыта, так­же имеют большое значение. Кроме того, «мы не мо­жем рассматривать память, не рассматривая инструк­ции экспериментатора, восприятие, понимание, операции логического вывода и решения задач, а так­же все другие процессы, участвующие в конструиро­вании событий» (Jenkins, 1974, р. 794). «Память — это не прямоугольник в блок-схеме последовательнос­ти операций» (р. 794, курсив автора). Чтобы ответить на вопросы, касающиеся памяти, мы должны опреде­лить, какие виды ее анализа будут наиболее адекват­ными для конкретной цели исследования или спосо­ба понимания происходящего, а также какого рода события представляют для нас интерес.

Уоткинс (Watkins, 1990) утверждает, что поиск гипотетических медиаторов памяти непродуктивен. Под медиаторами понимаются либо хранилища, либо следы, оставляемые в мозге исходными событи­ями. Медиационизм (mediationism) порождает мно­жество теорий, представляющих интерес почти ис­ключительно для тех, кто их выдвигает, и редко от­брасываемых до тех пор, пока их авторы не сходят со сцены. Эти теории, считает Уоткинс, претендуют на уровень сложности, которым не могут адекватно опе­рировать экспериментальные методики исследова­ний. Он рекомендует процедуру, использованную им в собственных исследованиях памяти, в соответствии с которой память рассматривается как функция (а) среды и «состояния души» («state of mind») запоми­нающего лица и (б) его личной истории. Данный под­ход, утверждает Уоткинс, ведет к постановке «пря­мых» («straightforward») исследовательских вопро­сов и получению результатов, обладающих свойством кумулятивное™ (accumulative). Такой подход будет принципиально отличаться от суще­ствующего положения дел, при котором существует множество теорий, в то время как результаты иссле­дований никак не соотносятся между собой. Следуя предложенным Уоткинсом рекомендациям, некото­рые исследователи памяти обратились к изучению естественных условий, в которых функционирует память (см. работу Найссера: Neisser, 1982, содержа­щую обзор этих исследований).