Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов исследования и преподавания психологии
Вид материала | Книга |
СодержаниеВюрцбургская школа. Выход за пределы бихевиоризма. |
- Первые программы психологии как самостоятельной науки. 20. Роль Вундта в оформлении, 24.84kb.
- Морозов А. В. М71 История психологии: Учебное пособие для вузов, 3214.19kb.
- Современная Гуманитарная Академия, 197.44kb.
- Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
- План: Предмет и задачи психологии как науки > Место психологии в системе наук и структура, 1231.11kb.
- Программа минимум кандидатского экзамена по курсу «История и философия науки», 121.23kb.
- Лекция по дисциплине «Методика преподавания психологии» тема: Предмет методики преподавания, 128.25kb.
- Модуль Социальная психология как наука, 415.34kb.
- Методические рекомендации по методике преподавания психологии. Тематика семинарских, 78.25kb.
- Вопросы к зачету по методике преподавания психологии, 18.95kb.
^ Вюрцбургская школа. Один из наиболее близких учеников Вундта, Освальд Кюльпе (1862-1915), основал экспериментальную лабораторию в университете Вюрцбурга, где планировал проводить эксперименты, связанные с мышлением, — областью, которую Вундт объявил недоступной экспериментальному методу и поддающейся лишь историческому анализу. Несмотря на острую полемику, разгоревшуюся вокруг данного вопроса и результатов некоторых посвященных ему исследований, Вюрцбургской школе удалось расширить предмет
экспериментальной психологии за рамки различения стимулов («ощущений») и времени реакции. В частности, Бюлер (1879-1964) объявил, что ему удалось обнаружить элемент мысли, соответствующий элементу ощущения, а Ах (1871-1964) идентифицировал бессознательный акт, названный им «детерминирующей тенденцией».
Структурализм. Другой ученик Вундта, Эдвард Титченер (1867-1927), обучался в Оксфорде и находился под сильным влиянием английского эмпиризма, в особенности взглядов шотландского священника Джеймса Милля (1773-1836). Милль полагал, что разум состоит из сложных идей, представляющих собой совокупности простых идей и ощущений, сцепляемых друг с другом силами, родственными гравитационному притяжению. Идеи кирпичей и цемента объединяются в более сложную идею стены и, совместно с другими иерархиями идей, производят еще более сложную идею дома. (Его сын, Джон Стюарт Милль (1806-1873), развил идеи своего отца, использовав другую аналогию, и предположил, что некоторые идеи образуют подобие составных химических веществ, становясь совершенно отличными от своих составляющих.) Титченер принял точку зрения английского эмпиризма, согласно которой законами разума являются законы ассоциации ощущений. В его программу входило использование экспериментальных процедур с целью обнаружения элементарных ощущений (elementary sensations), составляющих разум (в соответствии со взглядами Милля). Поскольку Титченер пытался выявить структуру разума, он назвал свою систему «структурализмом». Он отверг предложенный Вундтом механизм апперцепции, который считал мистическим, и заменил его эмпиристскими ассоциациями по смежности (contiguity). Он использовал метод, в котором обучал своих испытуемых интроспекции собственного разума и наблюдению «сырых» ощущений, не обремененных смыслами. Первоначально он считал сознание эпифеноменом мозга, но в конце концов склонился к позитивистскому подходу чистого описания.
Функционализм и бихевиоризм предприняли яростные атаки на исходные положения структурализма. Поскольку структуралисты не смогли предъявить своим оппонентам однозначных результатов своих экспериментов, это привело к полной дискредитации структурализма. Кантор (1969, р. 301) ставит риторический вопрос: «Являлись ли предметом экспериментирования ученых этого периода трансцендентальные ощущения или же они изучали реакции конкретных субъектов, названных испытуемыми, на конкретные объекты, названные стимульны-ми объектами (stimulus objects)?»
Психологи, испытавшие влияние представлений об атомистическом разуме, такие как Титченер, по большей части пытались редуцировать психологию к ощущениям, а также к физиологии нервной системы и мозга, которые, как они полагали, являлись источником ощущений. Те же, кто придерживался
57
представлений о целостном разуме, изучали мышление, волевые процессы, запоминание, забывание и другие характеризующиеся значительным разнообразием формы поведения, будучи не склонны сводить их к функциям мозга.
Функционализм. Данная школа американской психологии находилась под влиянием идей Уильяма Джеймса (1842—1910), который, в свою очередь, испытал влияние Дарвина. Джеймс подчеркивал, что психология должна заниматься функцией сознания, а не его структурой или содержанием. Функция сознания заключается в том, чтобы обеспечить адаптацию индивидуума к среде. Сознание существует не в виде отдельных элементов, а представляет собой поток и активно формирует свое окружение. Эта точка зрения мало чем напоминала «психические атомы» английских эмпириков, однако Джеймс продолжал придерживаться представления об идеях в сознании как о базисе воли и причине поведения. Поддерживаемая им теория инстинктов была более созвучна теории врожденных способностей, предложенной шотландской философией и такими континентальными рационалистами, как Лейбниц и Вольф, чем взглядам английских эмпириков. Однако Джеймс допускал, что инстинкты могут изменяться под влиянием индивидуального опыта и что повторение поведения порождает привычки, формируя фиксированные каналы в мозге, по которым энергия течет более свободно. (Теория инстинктов Джеймса явилась источником вдохновения для эволюционной психологии, рассматриваемой в главе 13.) Поскольку привычки повышают точность и эффективность наших действий, они функциональны, собственно, они выполняют роль огромных маховиков (fly-wheels), благодаря которым общество движется в своем русле. Привычки почти не оставляют человеку возможностей для изменения после тридцатилетнего возраста, а потому к их формированию нужно относиться очень осторожно. Психология Джеймса рассматривает эмоции, привычки, когниции (cognitions), волю и религиозный опыт.
Джон Дьюи (1859-1952) добавил к потоку сознания поток поведения, тем самым еще более укрепив позиции дуализма «душа—тело». Он также настаивал на том, что стимулы и реакции функционально связаны друг с другом и не являются отдельными сущностями: у ребенка, который обжегся пламенем свечи, развивается новая функциональная реакция на пламя, а ее значение изменяет функцию стимула с привлекающей на болевую. Реакция и значение стимула взаимозависимы. Поведение — это адаптивный акт, и его стимульно-реактивные компоненты формируют взаимозависимую последовательность: «видение-света-означающего-боль-при-контакте-с-ним» (Dewey, 1896).
Развитие функционализма связано в первую очередь с Чикагским университетом (University of Chicago): сначала с Джоном Дьюи, а затем с Джейм-
сом Энджеллом (1869-1949), являвшимся учеником Джеймса и Дьюи. Энджелл сформулировал три принципа функциональной психологии: (а) психический поток является частью более широкого биологического потока и служит связующим звеном (или посредником) между организмом и средой; (б) сознание позволяет организму выжить, опосредуя его взаимодействие со средой, и перенимает бразды правления у привычек, когда необходимо приспособление к новым условиям, и (в) разум и тело действуют как единое целое, обеспечивая выживание организма. Короче говоря, разум является функцией организма, служащей для обеспечения адаптации к окружающей среде.
Гарви Карр (1873-1954), также работавший в Чикаго, подчеркивал, что формы поведения, обеспечивающие выживание в одной ситуации, скорее ricero, будут воспроизводиться и в сходных ситуациях. Он назвал это «адаптивным актом», тем самым перенеся основной акцент на научение, оказавшееся в фокусе внимания функционализма, что способствовало его позднейшей ассимиляции бихевиоризмом. Карр утверждал, что психическая активность представляет собой опыт (experiences) и одновременно реакцию биологических органов. Если бы он сделал следующий шаг и сказал, что формы психической активности суть реакции органов, он занял бы бихевиористскую позицию.
Сотрудник Колумбийского университета Роберт Вудвортс (1869-1962) разработал «динамическую психологию», иногда рассматриваемую как разновидность функционализма. Его имя наиболее известно благодаря введенной им формуле: S-O-R (Стимул-Организм-Реакция), где ему принадлежит включение элемента «О» — «организм», функции которого сходны с адаптивным актом Карра. Механизм «О» является опосредующим между средой (стимулом «S») и реакцией («R»). Это потребность, или драйв (drive), порождающий различные формы поведения в одной и той же среде в зависимости от наличного в данный момент внутреннего побуждения. Элемент «О», который есть не что иное, как очередная репрезентация разума, психе, сознания, ощущения, идей, и т. д., становится центральным для методологического бихевиоризма, в котором он выступает под именами «внутреннего побуждения» («драйва») или «когнитивной карты» (см. ниже).
Американец Эдвард Торндайк (1874-1949), проводивший исследования по научению животных, пришел к заключению, что разуму животных не свойственны рассуждения (reason), как и установление связей между вещами. Они научаются путем проб и ошибок, когда последствиями их действий являются вознаграждения или наказания. Его законы эффекта, включающие вознаграждение и наказание, предвосхитили принципы подкрепления Скин-• нера. Его закон упражнения гласит, что реакции усиливаются прямо пропорционально числу проб, в которых имела место связь стимула с реакцией, а
58
также продолжительности и силе (vigor) этой связи. При их неиспользовании S—R связи ослабевают. Он назвал свою психологию «коннекционизмом» (от англ. connection — «связь»). Это был протобихевио-ризм.
Бихевиоризм. Корни этой школы восходят к работам многих предшественников. Позитивизм и эмпиризм являются источником представления, что все знание базируется на «данных органов чувств», однако позитивизм связывает с бихевиоризмом не столько доверие данным органов чувств, сколько его отношение к наблюдениям. Подчеркивание эмпиризмом роли опыта послужило основой интереса бихе-виористов к процессу научения. Русский ученый Иван Михайлович Сеченов (1829-1905) проводил эксперименты на животных и пришел к выводу, что мысль не служит причиной действия. Вместо этого внешние стимулы производят как внутреннюю мысль, так и внешнее действие, оба из которых зависят от рефлексов мозга. Владимир Михайлович Бехтерев (1887-1927) занимался исследованиями обусловливания у человека, используя электрическое раздражение пальца испытуемого, предваряемое звуком. Он продолжал придерживаться физиологических объяснений, но отстаивал точку зрения, что психология должна изучать только поведение. Приблизительно в тот же период Иван Петрович Павлов (1857-1927) проводил на собаках свои эксперименты по обусловливанию, которые привлекли внимание Джона Уотсона (1878-1958). Уотсон проявлял особый интерес к поведению животных и был знаком с исследованиями других работавших в этой области ученых, которые также повлияли на его взгляды. Поскольку использование интроспективного метода при работе с животными невозможно, акцент неизбежно перемещается на поведение. Преподавание и работа над докторской диссертацией в Чикагском университете позволили Уотсону ознакомиться с работами функционалистов, которые все дальше уходили от интроспективного метода, приближаясь к исследованию научения. Благодаря переходу в Университет Джона Хопкинса Уотсон знакомится с людьми, чьи взгляды еще более способствовали укреплению его бихевиористской ориентации.
В своей первой декларации бихевиоризма Уотсон (Watson, 1913) утверждал лишь, что нет никакой необходимости делать «сознание специальным объектом наблюдения» (р. 174). Это был «методологический бихевиоризм», в котором сознание не отрицается, но обходится методологически. Шесть лет спустя Уотсон объявил, что он не смог обнаружить никаких свидетельств существования описанного Джеймсом потока сознания, но что ему, однако, удалось обнаружить свидетельства существования потока поведения (Watson, 1919). Тем самым был провозглашен «строгий», или «радикальный бихевиоризм», полностью порывавший с дуализмом впервые за две тысячи лет.
Уотсон считал, что человеческие существа поддаются изменению в неограниченных пределах благодаря научению. В качестве базиса процесса научения он принял обусловливание по Павлову и таким образом полностью отбросил одну сторону дуализма «душа — тело», превратив тело в обучающуюся машину. Мозг не является вместилищем души и даже вместилищем поведения. Это лишь передаточный орган между стимулом и реакцией. Уотсон включил в поведение мышление и речь, рассматривая их как тонкие, едва различимые телесные действия. Уотсон вел наступление на существовавшую в то время психологию по четырем главным направлениям, добиваясь: (а) замены интроспекции объективными методами исследования; (б) замещения содержания психики (ощущений, идей, апперцепции) поведением; (в) смещения акцента с объяснения на предсказание и контроль поведения и (г) признания точки зрения, что между животными и человеком не существует качественного различия и что те же обсервационные методы могут использоваться при исследовании как животных, так и человека. Уотсон позаимствовал термины «стимул» и «реакция» из биологии и превратил бихевиоризм в S^R-психологию. Мир стимулов — это предварительное условие, или вход (input), а реакция — его следствие, или выход (output). Такая модель основана на аналогии с биофизикой, в которой непосредственная стимуляция препарированной мышцы приводит к ее рефлекторному сокращению. Согласно Наталицио (Natalicio), более совершенная версия бихевиоризма была предложена Смитом и Газри (Smith and Guthrie, 1921), которые «ввели в психологию акцент на объяснение обыденного опыта, осуществляемое на языке поведения, — что сделало бихевиоризм значительно более последовательным и утонченным, чем ранние спекуляции Уотсона» (р. 3).
Бихевиоризм раскололся на два лагеря: методологических и радикальных бихевиористов, при этом и те и другие проводили исследования по научению на крысах. Первые имели большее влияние, чем вторые. Особенной известности среди методологических бихевиористов достиг сотрудник Йельского университета Кларк Халл (1884-1952). Следуя логическим позитивистам, он дал операциональное определение ненаблюдаемого состояния внутреннего побуждения (drive state) и сформулировал теорию научения, базирующуюся на этом понятии, а затем вывел из нее гипотезы и подверг их экспериментальной проверке на крысах. Сотрудник Калифорнийского университета (Беркли) Эдвард Толмен (1886-1959) попытался объяснить поведение, связанное с научением у крыс, тем, что у них формируется «когнитивная карта» лабиринта. Роль внутренних побуждений и когнитивных карт в значительной степени соответствует роли «О» у Вудвортса, и поскольку они занимают промежуточное положение между стимулом и реакцией, то получили название «промежуточных переменных». Критики упрекали Толмена в том, что эти
59
переменные явились возвращением к старому разу-му/ощущениям/агшерцепции/сознанию, скрывающимися под новым наукообразным облачением. Газ-ри (1886-1959) разработал теорию научения строго в терминах «стимул—реакция», избежав всякого сходства с ментализмом, включая промежуточные переменные. Радикальный бихевиоризм существует и сегодня в форме разработанного Б. Ф. Скиннером (1904-1990) анализа поведения (см. главу 6).
Хотя бихевиоризм доминировал в американской психологии 1930-х — 1950-х гг., как строгий, так и методологический бихевиоризм в конце концов утратили своих последователей. Бихевиористы обещали начать с объяснения простых форм научения у животных. Когда эти принципы научения удалось ясно сформулировать благодаря экспериментированию, они постепенно и последовательно перешли к изучению сложных форм человеческого поведения. К сожалению, обнаруженные ими механизмы научения у животных оказались (а) слишком сложными; (б) вероятно, не соответствующими реальным механизмам научения не только по отношению к человеку, но и самим животным, вследствие искусственности лабораторных условий; (в) не обязательно применимыми к человеку. Интерес бихевиористов к научению у животных базировался на (а) теории биологической эволюции, указывающей на непрерывный характер развития биологических видов, и на (б) подчеркивании английским эмпиризмом роли опыта, вдохновившего авторов «Декларации независимости» на формулировку положения «Все люди созданы равными». Эта формулировка представляла собой типично американское кредо, под которым бихевиоризм неявно подписывался и подтверждение которого он намеревался продемонстрировать. Основной недостаток бихевиоризма, возможно, состоял в том, что он «сделал психологию отрекающейся дисциплиной, окончательно отступившей перед лицом таких сложных типов поведения, как воображение, восприятие, внимание, чувства и другие основные формы человеческой активности» (Kantor, 1969). Кроме того, ментализм, давно и прочно пустивший свои корни в культуре, находился лишь под ее поверхностным слоем и не мог постоянно оставаться подавляемым.
Неспособность бихевиоризма выполнить свои обещания, наряду с неявным положительным отношением к ментализму, явились наиболее важными факторами, приведшими к замене его, за исключением анализа поведения, когнитивной психологией (см. главу 3), продолжившей развивать методологию бихевиоризма и сохранившей акцент на процессе научения. Когнитивизм рассматривает память, восприятие и другие когниции не как поведение, а как психические процессы, родственные компьютерным программам. Он рассматривает эти процессы как внутренние репрезентации внешнего мира (в некоторых версиях репрезентации рассматриваются не столько как изображения (pictures), сколько как ги-
потетические структуры, являющиеся кодами воспоминаний, восприятий и т. д.). Таким образом, замещение бихевиоризма когнитивизмом привело к возвращению (а) дуализма «душа—тело», (б) двойного мира Канта и его врожденных категорий (determiners) разума и (в) модели восприятия, отражающей линию Плотин—Галилей—Ньютон—Локк— Беркли—Юм—Кант—Мюллер—Гельмгольц.
Фактически дуализм «душа—тело» никогда не исчезал из психологии. Хотя в 1930-х — 1950-х гг. он находился в относительно подавляемом состоянии, тем не менее он продолжал присутствовать все это время в методологическом бихевиоризме и, наконец, вновь громогласно заявил о себе практически во всех областях психологии. Стимульно-реактивная модель научения являлась настолько механистичной и ограниченной, что исследователи сочли ее неудовлетворительной. Однако, в поисках альтернативы, они находили только ментализм. Восхищение компьютерами породило новую соблазнительную аналогию разума, и пресловутый маятник качнулся в сторону ментализма. Менталистские конструкции свободно используются в современной психологии, почти не получая критической оценки (Jenkins, 1993).
^ Выход за пределы бихевиоризма. Одним из первых, кто определил психологическое событие не просто как поведение организма или ментальный процесс, но как взаимодействие между объектом и организмом, был Фредерик Вудбридж (1867-1940), член факультета естественной философии Колумбийского университета. В частности, он отстаивал позицию (близкую к позиции Аристотеля), согласно которой зрение не относится исключительно к организму, но представляет собой «взаимодействие или отношение между организмом и его окружением, осуществляемое посредством глаза» (Woodbridge, 1909, р. 368). Нервная система не способна видеть или слышать, отмечал Вудбридж, но она обеспечивает единство (unity) посредством координирования различений органами чувств, и это единство и есть сознание.
Другим ученым, подчеркивавшим роль взаимодействия «организм—среда» (а не взаимодействия «душа—тело»), вместо представлений о механических входных и выходных сигналах, был китайский исследователь поведения животных Цин-Ян Куо (Zing-Yang Kuo, 1898-1940). Он был учеником Тол-мена, хотя испытал весьма значительное влияние Уотсона, несмотря на свое критическое отношение к его работам. Он придавал большое значение биологии, но лишь как реализационному или ограничивающему, но не определяющему условию поведения животных. Разработанная им система психологии в настоящее время носит название «вероятностно-эпигенетической психологии» (см. главу 13). Несколько ранее Дж. Р. Кантор (1888-1984) принял во внимание контекст («поле») независимых взаимодействий, положив это понятие в основу детально разработанной им системы психологии (см. главу 10), получившей свое полное выражение в виде фор-
60
мальных постулатов и распространенной им на такие виды «интерповедения» («interbehaviors»), как познание, ориентировочное поведение, выбор, мышление и т. д. Поскольку его система рассматривает психологическое явление как комплекс отношений между конкретными событиями, она не нуждается в ментагшстских конструкциях или редукции психологии к активности мозга. Тем не менее мозг, как и другие компоненты биологии организма, получают в ней полное признание в качестве участвующих условий (participating conditions), относящихся к полю, как это имело место в системе Куо.
Система экологического восприятия Джеймса Гибсона (1904-1979), позднее развившаяся в экологический реализм, приобрела в целом сходные (с интербихевиоризмом) характеристики после того, как были отброшены более традиционные конструкции этой системы (см. главу 13, § 3).
Оперантный субъективизм Уильяма Стефенсона (см. главу 11) принял интербихевиоризм в качестве своей теоретической базы и обеспечил строгую методологию объективного изучения субъективности, т. е. точек зрения субъекта. Эта методология открывает путь систематическому исследованию так называемых психических (mental) или когнитивных событий, которые так и не смог адекватно объяснить бихевиоризм. Таким образом, была предложена альтернатива механистическим компьютерным конструктам когнитивизма и статистическим процедурам, сводящим на нет уникальность отдельного индивидуума. Общественная психология (см. главу 13) тоже приняла тезис о взаимодействии индивидуума и окружения и приобрела прикладную ориентацию. Диалектическая психология (см. главу 9) также носит интеракционный или биполярный характер и принимает во внимание историю развития и контекст взаимодействий. Русские и китайские диалектики отличались более редукционистскими взглядами, сводя психологию к биологии, что было в меньшей степени свойственно другим представителям диалектики.
Эти нецентрические подходы вышли за пределы давней традиции, прослеживаемой еще со времен эллинистической Греции15, хотя, как и всегда, у этих современных подходов были свои предшественники. Несмотря на то, что им удалось предложить альтернативу как ментализму, так и механицизму, их работы не получили должного внимания в силу авторитета традиции — пользуясь метафорой Уильяма Джеймса, великого маховика привычки, — продолжающей взывать к могущественному духу «разума» и его инкарнации в виде мозга.