Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материала

Книга

Содержание Раннее развитие и некоторые рассматриваемые вопросы Сохранение преемственности Нарушение преемственности Некоторые ранние достижения когнитивной психологии Концепции, проблемы и исследования Три теоретических подхода к репрезентациям Примем, научн. ред.

Подобный материал:

• Первые программы психологии как самостоятельной науки. 20. Роль Вундта в оформлении, 24.84kb.
• Морозов А. В. М71 История психологии: Учебное пособие для вузов, 3214.19kb.
• Современная Гуманитарная Академия, 197.44kb.
• Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
• План: Предмет и задачи психологии как науки > Место психологии в системе наук и структура, 1231.11kb.
• Программа минимум кандидатского экзамена по курсу «История и философия науки», 121.23kb.
• Лекция по дисциплине «Методика преподавания психологии» тема: Предмет методики преподавания, 128.25kb.
• Модуль Социальная психология как наука, 415.34kb.
• Методические рекомендации по методике преподавания психологии. Тематика семинарских, 78.25kb.
• Вопросы к зачету по методике преподавания психологии, 18.95kb.

Часть II. Органоцентрические системы

Глава 3. Когнитивная психология: ментализм, компьютерные аналогии и удвоение мира

ВВЕДЕНИЕ

Студент, начавший изучать психологию, вскоре встретится в учебниках с темой обработки информа­ции человеком. В этих текстах обычно говорится о том, что информация поступает из окружающего мира в человеческий организм через органы чувств и обрабатывается нервной или когнитивной систе­мой. Если учебники целиком написаны с позиций когнитивного подхода, в них будет говориться о внутренних кодирующих и декодирующих устрой­ствах (кодерах и декодерах), механизмах поиска и извлечения информации из памяти, согласующих (усиливающих и ослабляющих сигнал) устройствах, контурах обратной связи, системах хранения инфор­мации и других устройствах, являющихся, по мне­нию авторов, механизмами нервной системы. Факти­чески, с точки зрения данного подхода, человеческий организм, в особенности его нервная система, явля­ется подобием компьютерных программ. В этом слу­чае студент встретится в книге с многими термина­ми, позаимствованными из области теории вычисли­тельных машин. Помимо чисто терминологического сходства авторы данных учебников будут утверж­дать, что описанные ими компьютероподобные ней­ронные механизмы обеспечивают репрезентацию окружающего мира.

Данный подход возвращает психологию к ее более раннему этапу, когда центральными для этой науки являлись такие конструкты (см. главу 2), как «ра­зум» (mind) и «высшие психические процессы» («higher mental processes»); именно эти конструкты и понимаются под термином «познавательная (ког­нитивная) способность», или «когшщия» cognition). В рамках данного подхода разум, как правило, с по­мощью тех или иных теоретических построений свя­зывается с функционированием мозга, и предприни­маются попытки обнаружить структуры разума, ко­торые могут быть представлены в виде компьютероподобных схем последовательности опе­раций, хотя в последнее время появился ряд теорий, которые отошли от подобных аналогий и обратились к коннекционистским сетям (см. с. 91) и другим кон­структам. Когнитивисты предпочитают иметь дело с восприятием, научением, памятью, речью, мышлени­ем и воображением, уделяя меньшее внимание воп­росам эмоций, анормальности, личности и индивиду­альных различий. Центральное место в экспери­ментальных и теоретических исследованиях когнитивной психологии всегда занимали проблемы научения и памяти, хотя восприятие, внимание, ре­шение задач, мышление и воображение также рас­сматриваются данной психологической системой. Иногда выделяют две формы когнитивизма: в пер­вом случае утверждается, что все психологические события содержат когнитивный компонент, тогда как другая форма ограничивает его областью символи­ческого мышления, тем самым исключая из сферы

рассмотрения другие виды мышления, восприятие, память и т. д. Обе формы когнитивизма исходят из предположения, что наше восприятие мира являет­ся функцией не только внешних стимулов, но и мен­тальных структур, которые определяют характер че­ловеческого восприятия и придают ему наблюдаемые особенности.

Ряд других направлений психологии, включая оперантный субъективизм (см. главу 11), интербихе­виоризм (см. главу 10) и экологическое восприятие (см. главу 13), также уделяют внимание когнитив­ным формам поведения, однако не используют таких конструктов, как обработка информации, разум, со­знание, мозговая каузация (brain causation) и внут­ренняя репрезентация. Использование этих кон­структов является характерной особенностью когни­тивной психологии и отличает ее от других подходов к изучению познавательной способности.

Во второй половине XX в. когнитивная система приобрела доминирующее положение в психологии. Когнитивистским образом мысли (который скорее представляет собой совокупность различных точек зрения) пропитаны страницы большинства профес­сиональных журналов и научных трудов как экспе­риментального, так и теоретического характера, а также многих учебников. Когнитивная психология способствовала распространению в американской психологии конструкта обработки информации орга­низмом по аналогии с компьютерной обработкой ин­формации в таких масштабах, что, вполне вероятно, в недалеком будущем само слово «психология» нач­нет ассоциироваться в обществе с изучением людей как особого вида компьютеров. Хотя на сегодняшний день в массовом сознании психология, судя по все­му, продолжает ассоциироваться с именем Фрейда и психоанализом.

Масштабы, которые приобрела когнитивная пси­хология, неизбежно порождают разногласия и кри­тику, возникающие как в рамках данного подхода, так и за его пределами. Фактически данный подход пред­ставляет собой не единую систему психологии, а це­лый ряд в различной степени согласующихся между собой концепций. Кроме того, на сцену вышла ког­нитивная наука (cognitive science) с характерным для нее междисциплинарным подходом, по отношению к которому когнитивная психология является всего лишь одним из компонентов, хотя граница между этими двумя системами строго не определена. В ка­честве составных частей когнитивной науки высту­пают такие дисциплины, как психолингвистика, фи­лософия, антропология, нейропсихология и теория вычислительных систем (Hunt, 1989), которым в той или иной степени уделяет внимание и когнитивная психология. Однако когнитивная наука гораздо больше нацелена на поиск характеристик, сближаю­щих компьютеры с человеком (искусственный ин­теллект, ИИ) и человека с компьютерами. Гарфилд (Garfield, 1990b) считает, что наличие разногласий по фундаментальным вопросам является характер-

84

ной чертой когнитивной науки. Однако он также от­мечает свойственное данному подходу методологи­ческое единство, проявляющееся в (1) интересе к раскрытию характеристик разумного (intelligent) поведения; (2) «представлении» о том, что опери­рование символическими репрезентациями дела­ет разумное поведение возможным; (3) описании таких операций как вычислений (computations) и (4) стремлении обнаружить реализацию этих про­цессов структурами головного мозга. В дальнейшем мы не будем проводить различий между когнитив­ной психологией и когнитивной наукой, используя по отношению к ним общий термин «когнитивизм». Уоллес (Wallace, 1996) находит между ними две дей­ствительно общие черты, заключающиеся в предпо­ложении о том, что (1) умственные (внутренние) репрезентации участвуют в актах познания и (2) ана­логия с компьютерами является наилучшим подхо­дом к пониманию этих репрезентаций.

^ РАННЕЕ РАЗВИТИЕ И НЕКОТОРЫЕ РАССМАТРИВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ

Бихевиоризм и когнитивизм

Концепция бихевиоризма, выдвинутая Джоном Уотсоном в 1913 г., представляла собой «методоло­гический бихевиоризм». Уотсон не отрицал нали­чие разума (mind); он лишь заявил, что психоло­гия может благополучно обойтись без обращения к этому понятию. Иными словами, разум не был включен в методологию бихевиоризма. Однако уже в 1919 г. он выступил с отрицанием разума как на­учного понятия, провозгласив тем самым «ради­кальный бихевиоризм». (Скиннер придал этому термину несколько иное значение; см. главу 6.) В методологическом бихевиоризме понятие разума сохранилось в виде ряда замещающих понятий, таких как внутренние побуждения (драйвы) у Хал-ла или когнитивные карты у Толмена, а также под видом других «промежуточных переменных» — не поддающихся наблюдению причинных агентов, вмешивающихся в причинно-следственные отно­шения между стимулом и реакцией. Однако как методологический, так и радикальный бихевио­ризм занимались преимущественно процессами научения, уделяя мало внимания мышлению, вооб­ражению и другим формам когнитивного поведе­ния. А исследование научения было преимуще­ственно механистическим, основанным на таких конструктах, как обусловливание и подкрепление. По прошествии десятилетий страницы психологи­ческих журналов наводнили отчеты о проведенных бихевиористами исследованиях, однако надежды на то, что бихевиоризму, начавшему свой путь с

простейших опытов над животными, удастся объяснить сложнейшие формы человеческого по­ведения, оказались погребенными в стартовой ка­мере лабиринта для животных. (Бихевиоризм Скиннера, получивший название анализа поведе­ния, достиг значительно больших результатов, чем методологический бихевиоризм.)

Хотя ни одной из форм бихевиоризма не удалось достичь намеченных целей, в ходе проведенных в рамках данного подхода и ставших классическими исследований была накоплена значительная масса данных о процессе научения, часть из которых до сих пор фигурирует во вводных курсах психологии в со­ставе основного корпуса знаний, полученных этой наукой. Бихевиористам принадлежит также внедре­ние в психологию тщательно разработанного методо­логического аппарата и использования статистичес­ких приложений. Появившаяся на научном горизон­те когнитивная психология заявила как о сохранении преемственности, так и о принципиальных расхож­дениях с бихевиоризмом.

^ Сохранение преемственности

Когнитивная психология:

• Приняла статистический и методологический аппарат, разработанный в рамках бихевиоризма, от­вергнув механистическую концепцию классическо­го обусловливания и поставив на ее место аналогию с более технологичным механизмом — компьюте­ром.

• Сохранила представления о механизмах стиму­лов и реакций в форме механизмов входных и выход­ных сигналов.

• Предложила концепцию обработки информации мозгом, подчеркивающую, вслед за бихевиоризмом, особую роль таких переменных, как внутренние по­буждения, ментальные карты, мозговые команды, которые вводятся между стимулом и реакцией, или так называемого S—О—R-конструкта.

• Сохранила характерные для бихевиоризма про­цедуры выведения гипотез из теории (гипотетико-де-дуктивный метод), а также интерес к исследованию научения и памяти.

• Сохранила принятую методологическим бихе­виоризмом практику использования операцио­нальных определений для своих конструктов, т. е. реакция (операция) определяет ментальный конст­рукт.

• Сохранила свойственное бихевиоризму пред­ставление об иерархиях, заменив, однако, иерархии простых условных рефлексов, из которых произво­дятся сложные формы поведения, иерархиями, в ко­торых сложные психические процессы «составляют­ся из более элементарных процессов» (Simon & Newell, 1964, p. 290). Лихи (Leahy, 1992) не видит су­щественных различий между методологическим би­хевиоризмом и когнитивной психологией.

85

^ Нарушение преемственности

• Когнитивная психология отказалась от практи­ки экспериментирования с животными¹ и сделала связь мозг—разум центральным звеном программ об­работки информации. Отведя ключевую роль мозгу как психологическому органу и игнорируя роль внешних стимулов (за исключением входных сигна­лов) и реакций (за исключением выходных сигна­лов), когнитивная психология перенесла акцент на внутреннюю причинность, в противовес внешней при­чинности, акцентируемой S—R-бихевиоризмом. Этот важный аспект нарушения преемственности обязан тому факту, что когнитивизм и бихевиоризм исходят из различных философских традиций. Когнитивизм основан на философии немецкого рационализма, со­гласно которой врожденные способности к организа­ции определяют психические события, а также на дуализме «разум—тело» в понимании французского философа XVII в. Рене Декарта (Wallace, 1996). Би­хевиоризм же берет свое начало в английском эмпи­ризме, согласно которому поведение определяет ок­ружающая среда. Однако заимствовав исходные ме­тодологические предпосылки бихевиоризма, когнитивизм также отчасти был принят эмпириками.

Интерес к когнитивным событиям не нов для пси­хологии. Мейеринг (Meyering, 1989) приписывает Гельмгольцу, немецкому физиологу XIX в. и одному из основоположников этой науки, предположение о том, что разум придает упорядоченность сенсорному материалу. В качестве культурного концепта представ­ление об упорядочивающем разуме или душе восхо­дит еще к теологии эллинистической или римской эпохи и, таким образом, имеет весьма далекие от на­учных истоки (Kantor, 1963). Помимо Гельмгольца другие ученые XIX в. также пытались связать позна­вательную способность (cognition) с ментализмом: к таким попыткам относится психофизика Фехнера (душа и физические стимулы), интерес Вундта к пси­хической причинности, ментальная хронометрия Дон-дерса и т. д. В конце XIX — начале XX в. возникают структурализм, функционализм, гештальт-психоло­гия, ассоцианизм, гуманистическая психология (см. главу 4) и толменовский вариант методологического бихевиоризма (теория, согласно которой крысы ис­пользуют гипотетические ментальные карты для на­хождения пути в лабиринте), причем все эти школы придают особое значение менталистскому когнити-визму. Наряду с предложенными Толменом когнитив­ными картами, другими представителями методоло­гического бихевиоризма вводятся собственные про­межуточные переменные, такие как внутренние побуждения (драйвы) и мозговые команды. В XX в. появляются также нементалистские подходы к когни­тивным событиям, упомянутые выше.

Многие когнитивисты продолжили бихевиорист­скую традицию проведения исследований в лаборато-

риях, экспериментируя с группами испытуемых и ис­пользуя статистический анализ групповых средних (R-методология; см. главу 11), в то время как другие переоборудовали свои психологические лаборатории для проведения физиологических исследований, свя­занных с «психическими процессами». Третьи обрати­лись в поисках развития теории к компьютерному моделированию и математике, а еще немногие попы­тались сочетать два или более из этих методов. Ког­нитивисты также приняли некоторые из ранних допу­щений интроспекционистов, не пытаясь, однако, под­вергать разум интроспекции (Neisser, 1976). Иными словами, они сосредоточились преимущественно на внутренних механизмах, как правило, игнорируя вза­имодействия организма с окружающим миром.

^ Некоторые ранние достижения когнитивной психологии

Когнитивная психология берет начало из несколь­ких источников. Одним из них является техника свя­зи, теория которой изложена в работе Шеннона (Shannon, 1948). Он трактует информацию как изме­нения электрических сигналов при передаче по теле­фонной линии и описывает эти изменения математи­чески. Если система находится в одном из двух возмож­ных состояний и одно состояние зависит от другого, наблюдатель может узнать нечто о не предъявленном состоянии на основе предъявленного. Иными словами, «информация» означает структурную характеристику сообщения. Хотя работы Шеннона сыграли важную роль в разработке систем связи и вычислительных ма­шин, они оказались практически бесполезными для понимания человеческого (по)знания. Уивер (Weaver, 1949) недвусмысленно указывает на то, что «информа­ция» в том смысле, какой вкладывают в это слово ин­женеры, не имеет ничего общего с человеческим позна­нием. Даже если и так, успехи теории информации в инженерном деле укрепили интерес к конструкту ин­формации как к фундаментальному процессу, свой­ственному лишь человеку, и к структурам, способным осуществлять обработку информации. В этом отноше­нии психология всего лишь следовала давней тради­ции, идущей от ее предшественников в философии, пытавшихся осмыслить предмет своей науки при по­мощи аналогий (см. главу 2, с. 80).

Идея о том, что человеческое познание можно мо­делировать на вычислительных машинах, принадле­жит Герберту Саймону. Его подготовка в области об­щественно-политических наук способствовала раз­витию у него интереса к механизмам принятия решений в организациях, которые он впоследствии применил по отношению к людям. Совместно со сво­ими коллегами он разработал компьютерные моде­ли решения задач (Newell, Shaw & Simon, 1958; Newell & Simon, 1961), распространив их позднее на

¹ В последнее время исследования животных начинают привлекать внимание сторонников когнитивизма (см., на­пример: Roitblat & Meyer, 1995).

86

восприятие, вербальное научение и формирование понятий и детально развив аналогию между челове­ком и компьютером (Simon & Newell, 1964). Другой важнейшей вехой в развитии этой аналогии явился критический анализ книги Скиннера «Вербальное поведение» («Verbal Behavior») Хомским (Chomsky, 1959), показавшим, что язык — это не только продукт научения, он еще требует наличия у человека внут­ренних конструктов.

Пиаже (Furth, 1981) также внес свой вклад в по­иск ментальных структур. Основываясь на своих познаниях в области биологии, он предложил ана­логию, согласно которой разум проходит в своем развитии несколько качественно различных стадий, напоминающих стадии качественных изменений структур эмбриона. Другой крупной фигурой был Ульрих Найссер (Neisser, 1967), который способ­ствовал популяризации конструкта обработки ин­формации и утверждению когнитивной психологии в роли доминирующей-системы. Он утверждал, что субъективный опыт (experience) создается самим человеком. Страница печатного текста — это уда­ленный стимул, тогда как поток световых лучей, по­падающих на сетчатку, составляет более непосред­ственный («проксимальный») стимул. Но даже эти более непосредственные стимулы не похожи на яв­ляющиеся их источником реальные объекты, как и на конструируемый опыт, который есть не что иное, как информация, обработанная мозгом. Иными сло­вами, мы не взаимодействуем со страницей печат­ного текста. Вместо этого наш мозг реконструирует страницу в виде входных сигналов, передает их от одной системы обработки к другой, и таким образом мы получаем репрезентацию страницы в виде свое­го рода внутреннего образа, который только кажет­ся нам страницей текста, находящейся где-то «вне нас». Книга Найссера представляла собой первое общее изложение когнитивной психологии. По­зднее он несколько изменил свою позицию, придав большую роль окружающей среде, под влиянием экологического подхода Гибсона (Neisser, 1976; см. главу 13, с. 328).

^ КОНЦЕПЦИИ, ПРОБЛЕМЫ И ИССЛЕДОВАНИЯ

«Когниция» относится к знанию, и усилия когни­тивной психологии направлены на понимание меха­низмов, участвующих в человеческом познании. В целом эта система выдвигает следующие положе­ния:

(а) Среда достигает организма в виде энергий, выполняющих роль сигналов, распознавае­мых органами чувств. Это является началом знания.

(б) Научение также является способом приобре­тения знаний и в то же время процессом ко­дирования.

(в) Закодированное знание хранится в схемах (circuitry) мозга.

(г) Когда знание извлекается из хранилища, оно декодируется. Это знание, согласно одной из влиятельных теорий когнитивизма, является внутренней репрезентацией внешнего мира и появляется в двух формах:

(1) форме, основанной на восприятии и состоя­щей из репрезентаций или образов зритель­ных, слуховых, обонятельных, вкусовых или тактильных качеств;

(2) памяти эпизодов, представляющей собой аб­страктные репрезентации принципов или зна­чений вещей, такие как научные понятия или грамматические правила языка.

(д) Знание может быть подвергнуто дальнейшей обработке посредством перевода в языковую форму в соответствии с грамматическими правилами.

На основании этих положений мы можем выде­лить четыре главных конструкта репрезентациональ-ного когнитивизма:

(а) Человеческий организм является информаци-

онным процессором, преобразующим вне­шний мир в символы.

(б) Эти символы — после дальнейшей обработки — составляют репрезентации внешнего мира.

(в) Эта обработка информации и результирую­щие репрезентации осуществляются клетка­ми головного мозга — нейронами.

(г) Локус когниции находится в системах внут­ренних состояний или в механизмах обработ­ки информации, тогда как ее связи с внешней средой ограничиваются подлежащими обра­ботке входными сигналами.

Хотя не все когнитивисты полностью примут пе­речисленные выше гипотетические конструкты, а некоторые могут даже отвергнуть один или несколь­ко из них, в целом данные конструкты отражают об­щую направленность когнитивной психологии.

В противоположность Скиннеру (который пола­гал, что принципом подкрепления и его частными случаями можно объяснить большую часть психоло­гической динамики) или Халлу (полагавшему, что процесс научения может быть понят исключительно в терминах редукции внутренних побуждений), ког­нитивисты допускают включение в психологическую теорию большого числа принципов из совершенно различных областей исследования. Являясь частью наследия бихевиоризма, когнитивистская теория ча­сто подвергается эмпирической проверке. По этой причине в данной главе описания исследований не вынесены в отдельный раздел, а приводятся по ходу рассмотрения теории.

87

^ Три теоретических подхода к репрезентациям

Вычисления и ментальные репрезентации. Ког-нитивисты часто используют такие термины, как об­работка информации, ментальные вычисления, ма­нипулирование символами и следование правилам (rule-following), как взаимозаменяемые. Обычно го­ворится, что эти процессы производят ментальные (внутренние) репрезентации или приводят к ним. Принятие решений, вспоминание, мышление и дру­гие когниции — это процессы, оперирующие репре­зентациями. Мир репрезентируется внутренне в сим­волической форме. Этот конструкт репрезентации может носить бескомпромиссный характер и не до­пускать никаких исключений:

«Мир недоступен нам прямо или непосредствен­но, как и какие-либо его свойства... Все, что нам из­вестно о реальности, опосредуется, причем не только органами чувств, но и сложными системами, интерпретирующими и реинтерпретирующими сенсорную информацию» (Neisser, 1967, р. 3).

«Мы наивно полагаем, что окружающий нас внешний мир нам дан; он просто существует... Нам всем кажется, что мы воспринимаем (experience) окружающий мир совершенно пря­мым образом. Однако кажущаяся непосред­ственность этого опыта должна быть более или менее иллюзорной, поскольку мы знаем, что каж­дый бит получаемой нами информации о явлени­ях внешнего мира проходит через наши органы чувств либо прошел через них в прошлом. Вся эта информация, насколько нам известно, опосреду­ется рецепторной активностью и передается в мозг в форме кодов, подобных сигналам азбуки Морзе, так что то, что мы переживаем как «реаль­ный мир», находящийся вне нас самих, не может быть не чем иным, как репрезентацией внешнего мира». (Anneave, 1974, р. 493).

Другими словами, когнитивисты, разделяющие данную точку зрения, утверждают, что все, кажуще­еся нам реальным, это не более чем иллюзия. Мы жи­вем в удвоенном мире, внутреннем иллюзорном мире, который мы знаем, и внешнем реальном мире, который мы не знаем. Вслед за приведенной цитатой Эттнив (Attneave) утверждает, что данная точка зре­ния в принципе не может быть неверной. Позднее Басе (Buss, 1995) заявил, что большинство психоло­гов, как правило, не имеют представления о том, что поведение — это всего лишь внешнее проявление, по­верхностное событие, требующее для своего осуще­ствления многообразных когнитивных механизмов, без которых оно невозможно.

Символические репрезентации мира — это мен­тальные события, имеющие место между двумя фи-

зическими событиями: «регистрацией энергии орга­нами чувств и использованием нервных импульсов для высвобождения энергии, приводящей к мышеч­ному сокращению» (Johnson-Laird, 1993, p. xiii). Было предложено два (с некоторыми вариациями) механизма, посредством которых мир внутренне ре­презентируется нашим компьютерным мозгом. Один из них включает образы конкретной сенсорной мо­дальности. Их львиная доля приходится на зрение, однако сторонники данной точки зрения утвержда­ют, что репрезентация может осуществляться в лю­бой модальности, например, в виде запаха (цветущая сирень) или звука («Звездное знамя»*) Эти образы являются аналогами реального объекта или события и носят название «аналоговых репрезентаций» («analogical representations»). Второй тип репрезен­тации называется «пропозициональной репрезента­цией» («prepositional representation»). Репрезента­ции данного типа не ограничены той или иной сен­сорной модальностью, но подобны языковым. Они состоят из идей и подчиняются комбинаторным пра­вилам. Следует отметить, что те когнитивисты, кото­рые относят себя к «элиминативистам» (от англ. eliminate — устранять), настаивают на том, что ре­презентаций не существует; существуют лишь фун­кции мозга. Они устраняют репрезентации. Одна из разновидностей данного подхода называется теори­ей «тождества» («identity» theory), ибо, согласно данной точке зрения, функционирование мозга и ра­зум тождественны. «Неэлиминативисты» («поп-eliminativists») же настаивают на реальности репре­зентаций, которые вырабатываются благодаря дея­тельности мозга. Данная точка зрения известна также под названием «эпифеноменализма» или «эмерджентизма»: репрезентации появляются или возникают в результате биологических операций, осуществляемых мозгом, и не тождественны самим этим операциям. Эта точка зрения существует в раз­личных вариациях. Гарфилд (Garfield, 1990a, 1990b), будучи «натуралистом», утверждает, что репрезента­ции являются не внутренними состояниями организ­ма (или компьютера), а отношениями организма (или компьютера) и окружающей среды, точно так же как быть родителем — это не внутреннее состоя­ние, а наличие определенных отношений со своим потомством. Роль биологии, согласно данной точке зрения, состоит в том, чтобы обеспечить возможнос­ти — либо на основе вычислений, либо на основе ка­кого-то иного механизма, присущего данному орга­низму, -- «вступать в определенные типы отношений с окружающей средой» (1990b, p. xxiv).

Описания исследований, включающих вообража­емые манипуляции различными объектами, в насто­ящее время составляют значительную часть литера­туры по когнитивной психологии и включаются в большинство учебников по данной дисциплине. Что­бы определить, соответствуют ли представляемые объекты объектам реального мира, исследователи

"The Star-Spangled Banner («Звездное знамя») — гимн США с 1931 г. — ^ Примем, научн. ред.

88

(Cooper & Shepard, 1984; Shepard, 1971; Shepard & Cooper, 1982) предъявляли испытуемым пары изоб­ражений трехмерных фигур, составленных из куби­ков. Испытуемые видели каждый из членов пары в различном ракурсе, т. е. повернутым в пространстве относительно другого члена пары на некоторый угол. Затем их просили определить, видели они один и тот же объект или два разных объекта. Время, необходи­мое для ответа на этот вопрос, оказалось пропорцио­нальным угловому смещению (величине угла пово­рота одного объекта относительно другого). Анало­гичные результаты были получены для изображений двумерных фигур, поворачиваемых на плоскости, подобно стрелкам часов. На основании этого иссле­дования его авторы высказали предположение, что (а) испытуемые в своем воображении поворачивали один объект, пока он не оказывался в том же поло­жении, что и другой, и (б) представляемые в уме кар­тины соответствовали реальным трехмерным объек­там, воспринимаемым в перспективе, а не двумерным изображениям трехмерных объектов, которые им фактически предъявлялись. В дальнейших экспери­ментах испытуемые должны были представить вра­щающуюся форму (shape). В тех случаях, когда тес­товая форма (либо соответствующая воображаемой форме, либо ее зеркальному отображению) предъяв­лялась в любой точке вращения, которая соответ­ствовала виду воображаемой формы в той же самой точке вращения (разной для каждого испытуемого), время реакции, требующееся для того, чтобы опре­делить, видит испытуемый одну и ту же форму или разные, было практически одинаковым и составляло приблизительно полсекунды.

Это означает, что испытуемые совершали в своем воображении полный поворот объекта, включая про­межуточные положения. На основании результатов этих двух экспериментов, подтвержденных многими другими экспериментами, исследователи пришли к заключению, что испытуемые поворачивали в своем воображении объекты в полном соответствии с реаль­ными объектами. Они предположили, что простран­ственное представление человека претерпело эволю­ционное развитие, с тем чтобы соответствовать струк­турам физического мира, и стало частью врожденных процессов, вероятно, сходных с врожденными универ­сальными (uniform) грамматическими структурами, которыми обладают, по мнению Хомского, все инди­видуумы до того, как эти структуры трансформиру­ются в язык того или иного сообщества.

В том же ключе была проведена другая серия экс­периментов на воображение (Kosslyn, Ball, & Reiser, 1978), в которых испытуемым предъявлялись карты вымышленных участков местности с важными объектами, помеченными буквой «X». Испытуемых просили запомнить карты и нарисовать их по памя­ти. После выполнения этого задания их просили представить в воображении карту и сосредоточить­ся на одном из объектов, помеченных «X». Затем их просили мысленно просмотреть карту и найти вто-

рой объект. Время, которое требовалось испытуемым для просмотра карты до обнаружения искомого объекта, было прямо пропорционально фактическо­му расстоянию между объектами; для обнаружения менее удаленных от исходной точки объектов требо­валось меньше времени, чем для обнаружения более удаленных.

Пэйвио (Paivio, 1971, 1986) предположил, что для репрезентации образов и вербальных символов ис­пользуются различные кодирующие системы. Каждая из систем имеет подраздел, отправляющий сигналы соотнесения (references) другой системе, — подобные тем, которые связывают объект с обозначающим его словом. В одном из экспериментов, проведенных с целью проверки данной гипотезы, Пэйвио (Paivio & Csapo, 1973) предъявлял испытуемым слова, относя­щиеся к определенным объектам, и просил их либо представлять соответствующие объекты, либо произ­носить слова. Впоследствии испытуемых просили вспомнить их. Испытуемым в два раза чаще удавалось вспомнить воображаемые объекты, к которым относи­лись слова, чем вспомнить произносимые слова, — тем самым было получено свидетельство превосходства невербального кодирования над вербальным и веро­ятного существования двойной системы кодирования. Вспоминание воображаемых объектов было столь же успешным, как и вспоминание реально показанных изображений. Пэйвио интерпретировал результаты данного эксперимента как подтверждающие его тео­рию.

С критикой некоторых базисных предположений о ментальных репрезентациях выступил Пилишин (Pylyshyn, 1973). Он отметил, что если образы подоб­ны картинам, требуется один наблюдатель (seer) для восприятия картины, другой — для наблюдения за тем, что видит первый, и т. д. до бесконечности. Скин-нер (Skinner, 1963) указал ранее на ту же проблему: представление о внутреннем мире, являющемся копи­ей внешнего, приводит к вопросу о том, кто/что ви­дит изображение в голове. Кроме того, Пилишин утверждает, что если обработка данных имеет как вер­бальный, так и невербальный базис, результаты коди­рования этими двумя системами должны каким-то образом соотноситься между собой, а это требует тре­тьей системы кодирования, промежуточной между ними либо направляющей их. Косслин (Kosslyn, 1980, 1981,1983) возражает, указывая на то, что предлагае­мый Пилишиным третий промежуточный обрабаты­вающий агент требует очередной кодирующей систе­мы, чтобы направлять его, и т. д. до бесконечности, и потому это предположение аналогично утверждению самого Пилишина о необходимости наблюдателя или гомункулуса. Косслин (Kosslyn, 1983,1994; Kosslyn & Koenig, 1992) привлекает внимание к попытке обой­ти логическое требование гомункулуса. Частично ос­новываясь на исследованиях с использованием позит-ронной эмиссионной томографии, Косслин (Kosslyn, 1994) утверждает, что при воображении и восприятии используются одни и те же механизмы головного моз-

89

га, и поэтому нет необходимости в привлечении гипо­тетического наблюдателя.

Косслин предлагает теорию, которую он считает более адекватной, чем теория Пилишина. Он утверж­дает, что образы — это не картины, а процессы, в ко­торых пространственные отношения компонентов поддерживаются в особой пространственной среде (a special medium of space). Данная теория предпола­гает существование (а) двух типов файлов для хра­нения информации и (б) пространственной среды (spatial medium). В файлах первого типа— пропози­циональных файлах (propositional files) хранится ин­формация о частях объектов и отношениях этих час­тей между собой. В файлах второго типа — файлах образов (image files) содержится информация об об­разах и о том, как они репрезентируются простран­ственной средой. Пространственная среда — это ме­сто возникновения образов. Среда обладает наиболь­шей разрешающей способностью (или четкостью изображения) в центре и наименьшей на периферии. Среда имеет зернистость, и размер зерна ограничи­вает возможность видеть детали, а также имеет огра­ниченные размеры. Как только репрезентация начи­нает угасать, она формируется в среде. Файлы обра­зов содержат координаты точек репрезентируемого объекта, тогда как пропозициональные файлы содер­жат информацию о свойствах объекта и их отноше­ниях.

Так, например, в файле образов будут содержаться координаты точек обобщенного человеческого лица (basic face) или черт лица друга. А пропозициональ­ные файлы будут содержать список характеристик — носа, глаз, рта — и отношений этих компонентов к обобщенному образу лица: рот внизу — по центру лица, выше него — нос — в самом центре лица, по бо­кам от него — два глаза. Когда человек представляет себе лицо, информация из файлов образов и пропози­циональных файлов поступает в пространственную среду. Однако формирование образов предполагает также участие других процессов. В процессе форми­рования образа (image process) осуществляется поиск обобщенного образа лица в пропозициональном фай­ле, и по нахождении его процесс построения изобра­жения (picture process) считывает координаты и фор­мы обобщенного образа в область пространственной среды, обладающую наиболее высоким разрешением, и заполняет эту область. Затем вступает в силу про­цесс нахождения (find process) частей лица, а процесс размещения (put process) располагает части лица в со­ответствующих точках целостного образа. Таким об­разом, согласно теории Косслина, в процессе обработ­ки образа части добавляются к базовой структуре.

Косслин (Kosslyn, 1978) пытался проверить огра­ниченность размеров пространственной среды, пред­полагаемую его теорией. Он просил испытуемых представить себе животное, находящееся на рассто­янии, а затем приближать образ до тех пор, пока он не заполнит все воображаемое зрительное простран­ство. Оценки испытуемыми минимального расстоя-

ния до животного были прямо пропорциональны от­носительным размерам животного. Кролика можно было представить находящимся очень близко, так чтобы он заполнял все пространство, собаку — на некотором отдалении, а лошадь — еще дальше. Ре­зультаты данного эксперимента подтвердили один из компонентов теории Косслина, как это произошло и с тестом на зернистость пространственной среды. В данном эксперименте испытуемым было дано за­дание представить себе часы. Время, требующееся для реакции, было пропорциональным воображаемо­му расстоянию до часов и увеличивалось с увеличе­нием расстояния, в соответствии с гипотезой Коссли­на (Amorim & Stucchi, 1997).

Пилишин (Pylyshyn, 1981, 1984) выступил с кри­тикой данной теории умственных образов, развивая ранее высказанные им критические замечания. Он утверждал, что образы, функционирующие в особой среде, должны являться частью структуры организ­ма, и следовательно, не могут изменяться в зависи­мости от таких пропозициональных условий, как представления и цели. Если же образы изменяются, они также должны быть пропозициональными. Пи­лишин (Pylyshyn, 1984) подтвердил результаты ис­следований Косслина, Болла и Рейсера (Kosslyn, Ball and Reiser, 1978), согласно которым в процессе про­сматривания испытуемыми воображаемых ими карт время, требующееся для перемещения в воображе­нии из одного пункта в другой, прямо пропорцио­нально расстоянию между ними. Однако если испы­туемым предложить быстро переключить внимание с одного пункта на другой, зависимость не сохраня­ется. Если их попросить в своем воображении про­бежать из одного пункта в другой, они пересекают расстояние между ними быстрее, чем в случае вооб­ражаемой ходьбы. Поскольку характер воображения меняется в зависимости от инструкций, умственные образы не могут являться частью структуры организ­ма. Они должны носить пропозициональный харак­тер, а не являться независимой сущностью или про­цессом. Пилишин приходит к заключению, что умственные образы являются репрезентациями, от­ражающими реальность, однако без посредства спе­циальных репрезентационных систем. Используя данные, полученные в ходе исследований мозга ме­тодами позитронной эмиссионной томографии, Косслин (Kosslyn, 1994) утверждает, что (а) механиз­мы распознавания объектов в значительной степени составляют механизм формирования умственных об­разов, а эти образы помогают распознавать объекты, и что (б) умственные образы являются изобразитель­ными (картинными) и в то же время пропозицио­нальными.

Гарфилд (Garfield, 1988) утверждает, что пред­ставления и цели, о которых говорит Пилишин, дей­ствительно имеют большое значение, однако они, как и другие аттитюды, не являются локализованными в голове сущностями, которые должны порождать теории когнитивных событий. Скорее, такие когни-

90

тивные теории должны объяснять, каким образом в процессе взаимодействия человека со средой форми­руются представления и желания. Также подвергая сомнению вычислительные и/или репрезентацио-нальные теории (computational/representational theories), Патнэм (Putnam, 1975, 1988) продемонст­рировал, что значения представляют собой не плоды воображения (mental creations) в голове индивида, а отчасти являются продуктом физического и культур­ного окружения. Поскольку вычислительные теории предполагают наличие последовательностей симво­лов в разуме индивидуума, они должны объяснить, как эти символы связаны с миром; однако им это не удается, считает Лоорен де Йонг (Looren de Jong, 1995). «Компьютер не имеет доступа к вещам реаль­ного мира, обозначаемым посредством компьютер­ных репрезентаций» (р. 240). Основываясь на рабо­тах Патнэма и перенося анализ в область сравнения вычислительных и коннекционистских теорий (см. далее), Лоорен де Йонг встает на сторону коннекци-онистов. Он также приводит аргументы в пользу ре­ляционного концепта разума (relational concept of mind), аналогичного предлагаемому экологической психологией Гибсона (Gibson, глава 13, р. 374) и при­званного заменить собой как внутреннюю, так и внешнюю причинность (Looren de Jong, 1997).