сокую траву под деревом. Картина Магритта умалчивает о том, что должно произойти после того, но вполне возможно предположить, что женщина может спуститься в поле, а может быть, просто оста- нется сидеть под деревом, обхватив ноги руками и положив голову на колени, однако в любом случае она выпадет из состояния пре- бывания в реальности и окажется в совершенно новом состоянии, в котором единая реальность распадется на внешнюю и внутреннюю реальности, на «я» и мир, на субъект и объект, на сон и бодрство- вание. Она обретет дар двигаться самостоятельно сообразно своим желаниям и побуждениям, но навсегда утратит дар пребывания в реальности.
Я думаю, что этот дар пребывания в реальности стихийно и ес- тественно присущ каждому человеку в его детстве - конечно же, если это детство не изуродовано войной и не омрачено социальны- ми, семейными или бытовыми катаклизмами, связанными со смер- тями, голодом и нищетой. Точно так же стихийно и естественно- неотвратимо каждый человек должен столкнуться с ситуацией вы- падения из реальности - это неизбежно происходит во время пере- хода от детства к отрочеству, ибо этот переход есть не что иное, как переход от ситуации пребывания в реальности к ситуации ов- ладения реальностью. Именно в момент этого перехода ребенок ут- рачивает дар пребывания в реальности и становится на пусть ов- ладения ею. Именно с этого времени начинается, как правило, сис- тематическое обучение ребенка. Именно с этого момента ребенок начинает быть обязанным не только получать новые знания и на- выки, но и отвечать за качество их усвоения перед учителями. С этого же момента в церкви ребенок начинает исповедоваться перед принятием причастия, и, может быть, это является наиболее харак- терным симптомом выпадения из состояния пребывания в реально- сти. Вообще же, мне кажется, что по своей значимости переход от детства к отрочеству не менее фундаментален, чем момент появле- ния младенца из утробы матери на свет, — во всяком случае между тем и другим можно обнаружить немало сходств. И в том, и в дру- гом случае имеет место ситуация выпадения во что-то новое, и тот, и другой случай сопровождается неким шоковым состоянием. И ес- ли в первом случае этот шок порождает громкий крик, возвещаю- щий мир о появлении в нем нового человека, то во втором случае тот же самый шок вызывает неодолимое желание проявить или вы- разить себя в мире с помощью того или иного вида деятельности, ведь именно в это время ребенок начинает обнаруживать свои спо- собности и пристрастия, говорящие о его предназначении в жизни.
Став взрослыми, мы склонны воспринимать все это в однозначно радостных тонах — еще бы, пробуждение способностей, первые от- крытия, первые успехи не могут вызывать ничего иного, кроме вос- торга и энтузиазма. Однако при этом мы забываем, что все эти сча- стливые обретения есть, может быть, всего лишь следствия, и даже более того, компенсация одной поистине драматической утраты — утраты состояния пребывания в реальности, естественным образом присущей детству.
Конечно же, я не могу восстановить во всех деталях тот мо- мент моей жизни, когда иероглиф детства начал распадаться на буквы алфавита, но я хорошо помню то странное состояние, при котором окружающая действительность начала как бы двоиться, оборачиваясь то иероглифической, то грамматической стороной, а то и той и другой одновременно. В это время где-то внутри меня начали пульсировать какие-то слова, какие-то мелодии, какие-то графические контуры. Может быть, это были вовсе не слова, не ме- лодии и не контуры, но какие-то непонятные иероглифы или даже петроглифы, однако со временем они все более и более отчетливо обретали очертания слов, мелодий и конкретных контуров. Наконец все это выкристаллизовалось в определенную словесно- мелодическо-графическую формулу: «Мужик горку накатал, а по- том свалился», в которой слова сопрягались с постепенно подни- мающейся и нисходящей мелодией, а мелодия фиксировалась нот- ными знаками, чей рисунок полностью совпадал со схематическим изображением горки. В момент своего появления эта формула про- извела на меня впечатление чего-то очень важного и даже фунда- ментального, но со временем это впечатление начало все более и более ослабевать. Поднимаясь по склону жизни от успеха к успеху и от неудачи к неудаче, я не только перестал считать эту формулу чем-то значимым, но вообще забыл о ее существовании. И только перевалив вершину и уже основательно спустившись по склону вниз, я вдруг снова вспомнил о ней и снова ощутил ее важность. Я вдруг понял, что на самом деле это не совсем слова, — это иерог- лиф, только что распавшийся на слова, т. е. это не столько слова, сколько фрагменты распавшегося иероглифа, в которых еще впол- не ощутимо пульсирует иероглифическая энергия. Я понял, что в момент появления этих слов мое детское иероглифическое сущест- во, пребывающее в состоянии агонии, вдруг смогло охватить пред- смертным взором все мое грамматическое будущее, т. е. всю мою Жизнь вплоть до самой смерти, ибо что есть жизнь, как не постоян- ное и неизбывное накатывание горки, завершающееся неизбежным
