Лев Успенский. Ты и твое имя
| Вид материала | Документы |
Содержание100 Крон за фамилию |
- Тема: «да святится имя твое!», 145.9kb.
- Лев Васильевич Успенский, 6007.51kb.
- А. И. Куприна. «Да святится имя твое…», 70.11kb.
- Конкурс «Учитель славлю имя твое», 29.29kb.
- Владимир Набоков. Машенька, 1274.5kb.
- Сергей Гагонин, Александр Гагонин, 5244.71kb.
- Положение Молодёжного фестиваля «Твое время. Часть вторая. Преображение» Пермский муниципальный, 33.66kb.
- Разглядеть в неожиданной темноте лицо своего собеседника, 1132.79kb.
- Республика Мордовия «Да святится имя твое…», 130.52kb.
- Воспомня прежних лет романы, Воспомня прежнюю любовь Пушкин, 1349.72kb.
100 КРОН ЗА ФАМИЛИЮ
Если бы вы были состоятельным датчанином и жили сегодня в Копенгагене, вы бы могли хоть каждый день покупать себе новую фамилию. В этом городе существуют специальные конторы по продаже новеньких, свеженьких, только что изготовленных фамилий: стоит сдать заказ, и вам подберут (а если угодно, то и сочинят) какое угодно звучное прозвище опытные ученые, обладающие изысканным вкусом специалисты...
Не верите? Напрасно. Очень серьезное сообщение о таком удивительном торговом предприятии было напечатано в газете "Берлинер Цейтунг" 31 июля 1957 года. Указывалась даже рыночная цена: при перемене фамилии вы должны будете уплатить сорок крон датскому государству и 60 господину ректору Олуфу Эгероду, владеющему замечательной конторой.
Что за чепуха! Как такое странное явление могло возникнуть?
Не торопитесь делать выводы: это далеко не чепуха, и торговля фамилиями имеет свои глубокие корни. Они уходят в тот же самый вопрос, в вопрос об "отчествах".
Загляните в телефонный справочник по любому нашему крупному городу, ну, скажем, по Ленинграду или Москве. Вы заметите: разные фамилии, в зависимости от своей распространенности, занимают там неодинаковую "жилплощадь". В телефонной книжке Ленинграда за 1951 год, например, есть всего один Южик, три Ще-велевых, одна Мавлеткина. А вот граждан с фамилией "Иванов" или "Иванова" набралось на пять столбцов. Три столбца понадобилось на "Петровых", два с небольшим на "Павловых". Видимо, самыми распространенными являются у нас все же фамилии "патронимического", "отчественного" происхождения. Это логично, но не всегда удобно: отыскать среди четырехсот Ивановых нужного вам Иванова А. П. не так-то просто. Да хорошо еще, если таких А. П. -- всего четверо среди мужчин и ни одной в числе женщин. А попробуйте узнайте, где живет ваш дядюшка, Иванов Иван Иванович, если в справочнике таких И. И. целых десять -- правда, в том числе одна явная тетушка.
Так дело обстоит у нас, и это неудивительно: русский народ за много веков полюбил имя Иван. А что в этом смысле делается в Дании, в Копенгагене? Если вам как-либо удастся взять в руки копенгагенскую телефонную книгу за 1956 год, вы ужаснетесь.
В этой книге 208 столбцов (столбцов, а не строк) заполнено абонентами, носящими ту же самую фамилию "Иванов", только в ее датском виде: Хансен. 204 столбца отведены там на Нильсенов, 190 -- на йенсенов. Андерсены расположились на 120 колонках, Ларсены захватили их 107, Педерсены (иначе говоря, Петровы или Петровичи) -- 80. С ними почти наравне идут Кристенсены, Иоргенсены, Ольсены, Расмуссены и Серенсены; за каждым из этих кланов от 50 до 100 столбцов. И только бедные Якобсоны (Яковлевы) и Мадсены довольствуются не более чем 30 столбцами на фамилию...
Позвольте, но ведь это же кошмар! Имя Ханс распространено в Дании столь же широко, как и фамилия Хансен; если вам нужно доискаться до какого-нибудь Ханса Хансена, не зная его места обитания, вам придется обзвонить по меньшей мере несколько десятков столбцов, несколько сотен сердитых, недовольных, занятых, не расположенных с вами любезничать абонентов...
Удивительное ли дело, что чрезвычайное изобилие в Дании одинаковых, как две капли воды похожих друг на друга, фамилий стало в последнее время там чуть ля не национальным бедствием. Пока все эти Ларсы Ларсены и Нильсы Нильсены (отчеств в нашем смысле в Дании нет) жили каждый на своем хуторке или в своей деревушке, этот -- над Зундом, а тот -- у залива Яммер-5угт, все шло хорошо. Телефонов не было, зато были у каждого свои приметы: один был рыбак, второй поселился под большим дубом, у третьего имелась всей округе известная рыжая борода. А теперь в крупном городе как отличишь нужного вам человека, роясь в справочнике, висящем в будке телефона-автомата?
Все это выглядит шуткой, но, по-видимому, затруднения создались далеко не шуточные, раз правительство Дании не только разрешило, но и всячески поощряет замену подобных "стандартных" фамилий новыми, пусть вычурными и даже некрасивыми, но только бы непохожими на другие. Это не пустяк, если жажда менять фамилии оказалась такой большой, что предприимчивые "ректоры Эгероды" стали открывать специальные "фабрики фамилий" и назначать солидную цену за свои услуги, а доведенные до крайности граждане -- выворачивать карманы и выкладывать на столы Эгеродов сотни крон, в надежде вырваться из толпы обезличенных; как зерна в ворохе пшеницы похожих друг на друга, Кристенсенов и йоргенсенов.
Пусть так. Но как же и почему же создалось такое нелепое бедствие? Его создала всечеловеческая тяга к отчествам, к "патронимическим" именам.
Дело в том, что почти у .всех германских народов с очень давних времен повелось, говоря о сыне, связывать его собственное личное имя с именем его отца посредством окончания, которое у разных племен и в различные времена звучало не совсем одинаково, но сходно и обозначало просто-напросто "сын". Чаще и лучше всех из германских языков мы изучаем немецкий; мы знаем и то, что по-немецки сын -- "зон" (Sohn), и то, что в современной Германии очень обычны фамилии, оканчивающиеся на это самое "зон" -- "сон": Симонсон, Юр-генсон, Иогансон; примеров можно привести немало. Пожалуй, еще чаще встречаются фамилии этого типа среди тех евреев, предки которых жили в Германии и усвоили там новоеврейский я-зык -- идиш, корни которого уходят в немецкую речь; Мендельсон, Кальмансон, Лейбзон, Мовшензон принадлежат к характерным фамилиям северных евреев. И там и тут -- это фамилии патронимические; все они имеют одно значение: сын Симона (Семенов); сын Юргена, Иоганна, Менделя, Лейбы, и так далее.
Надо сказать, что в самой Германии такие фамилии, хотя и продолжая существовать, потеснились и уступили часть места другим, близким. Там, пожалуй, чаще встречаются Сименсы и йоргенсы, нежели Симонсоны и Юр-генсоны. Это мало что меняет, -- фамилии, оканчивающиеся на "-с", имеют тот же характер отчеств: Симен-с значит Симонов, Даниэль-с -- Данилин. А про человека говорят, что он "Григорьев" или "Матвеев", обычно подразумевая "сын".
Но в других странах германских языков -- в частности, в Скандинавии, включая сюда и Далию -- старинное окончание патронимических имен на слово "сын" сохранилось полностью. Правда, если еще в именах древних конунгов это "сын" повсеместно звучало как "сон" -- Олаф Трюгвессон, Гаральд Сигурдсон, Хокон Магнуссон, теперь, особенно в Норвегии и Дании, оно приобрело другую форму -- "сен". Но зато такое "сен" стало в этих странах едва ли не самым частым, самым распространенным окончанием в тамошних фамилиях. Почему? Вероятно, по той причине, что в этих маленьких странах тон всему издавна задавало крестьянство и мелкое бюргерство, Ведь это дворяне, прежде чем кто-либо, склонны отказываться от фамилий, напоминающих отчества, заменять их другими, которые указывали бы на владетельные права, на земельную собственность. Дворяне старались из своих фамилий делать настоящие "гербы", втискивая в них то названия родовых замков и вотчин, то имена геральдических зверей. А крестьянство долго соблюдало старую традицию: сыну называться по отцу и не оглядываться на более далекое прошлое.
Как у нас на Руси еще полвека назад любой пскович или калужанин Николай именовался Николаем Петровым (тогда как его отец звался Петром Федоровым, а сын принимал фамилию Леонтия Николаева), так и в скандинавских странах отец Нильса Хольгерсона мог быть Хольгером Кильсоном, дед -- Нильсом Торвардсо-ном или Свенсоном, а сын, наоборот, оказаться, скажем, Генриком или Эриком Нильсоном. "Соны" -- в Швеции, "сены" в Норвегии и Дании множились с каждым днем, пока дело не дошло до такого курьезного положения, с каким мы столкнулись в начале этой главы.
Шведам -- легче. У них за несколько веков чреватой войнами истории образовалось довольно крепкое дворянство; оно создало множество изысканно-сложных, хитроумных, благозвучных или причудливых фамилий. В Норвегии же, и особенно в Дании, бесчисленные Пе-дерсены, Ларсены, Ольсены, Матсены, завладели всем. Вы видели, как теперь с этой гегемонией фамилий-отчеств приходится бороться.
Заговорив о фамилиях германских и англосаксонских народов, стоит, может быть, упомянуть о некоторых любопытных образованиях такого патронимического (я думаю, вы уже освоились с этим ученым термином) типа.
Одним из крупнейших художников слова Норвегии был и остался великий скандинав Бьернстьерне Бьернсон (сконч. в 1910 г.). Возможно, вы и не читали его произведений; но сейчас я хочу спросить у вас не об этом. Знаете ли вы, что означают по-русски эти звучные имя и фамилия? Их можно перевести на наш язык так: "Медвежья Звезда Медведич". Нам представляется это совершенно неимоверной странностью: что за народ с такими именами! Но вспомните, что гениальнейший из наших писателей именовался Лев Толстой; попробуйте перевести эти слова на норвежский язык, и вы увидите, что странность тут кажущаяся.
Бьернсона вы можете не знать, но вы наверняка знаете, кто такой Чарльз Диккенс. А что означает его фамилия?
Новая неожиданность: Диккенс, собственно говоря, означает Ричардсон. Как так? А очень просто: Дик, Дик-ки -- это уменьшительное имя, которым англичане наделяют своих Ричардов. Диккенс следует расшифровать, как "Диков сын"; сын Дика -- это сын Ричарда, а "сын Ричарда" по-английски будет "Ричардсон".
Очень хорошо, если вы запомните это; зато очень плохо будет, если, прочитав в "Евгении Онегине" про старушку Ларину, что "она любила Ричардсона не потому, чтобы прочла", вы вообразите, что мать Татьяны читала Диккенса. Тот Ричардсон был тоже известным английским романистом, но родился он за сто восемьдесят лет до Диккенса и фамилии Диккенс никогда носил.