Л. А. Степашко философия и история образования введение данное учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Литера тура
Демократизм и гуманизм педагогической системы к.д. ушинского (1824-1870)
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   23

образования П.Ф. Каптерева с Вашими знаниями об отече­ственном историко-педагогическом процессе: «То обстоятель­ство, что идея о свободной школе зародилась у нас вместе с освободительным движением и возродилась с большей силой, несомненно свидетельствует за жизнеспособность этой идеи, за то, что она близка русскому педагогическому сознанию и выныривает легко и непринужденно из глубины, где она скры­вается, лишь только на Руси повеет весною».

5.

Познакомьтесь с деятельностью педагогов-гуманистов, органи-

заторов Педагогического общества (см. педагогические энцик­лопедии).

^ ЛИТЕРА ТУРА
  1. Хрестоматия по истории школы и педагогики в России.
  2. Антология педагогической мысли России второй половины XIX —'
    начала XX в. — М., 1990.

3.

Чернышевский Н.Г. Избранные педагогические высказывания. — М.,
, 1940.

4.

Добролюбов Н.А. Избранные исдпгогические произведения. — М.,
1952.

5. Толстой Л.Н. Педагогические сочинения. — М., 1953.

к Каптерев П.Ф. История русской псллпмии. — Педагогика. — 1994. — №6.


^ ДЕМОКРАТИЗМ И ГУМАНИЗМ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ К.Д. УШИНСКОГО (1824-1870)

Мировоззренческая позиция, педагогика как наука и

искусство, антрополого-педагогические воззрения,

принцип народности воспитания, дидактика,

нравственное воспитание, оценка

С именем ушинского в истории отечественного образования свя­зано выделение педагогики из общественной мысли, формирование ее как самостоятельной отрасли научного знания — создание пер­вой педагогической системы. Заслуги великого педагога перед оте­чеством ставят его в один ряд с «народным ученым Ломоносовым, народным полководцем Суворовым, народным композитором Глин­кой, народным поэтом Пушкиным» (Л. Модзалевский).

Дворянин по рождению и воспитанию, Ушинский жил, как ти­пичный интеллигент-разночинец, своим трудом. Он был профессо­ром Демидовского юридического лицея, инспектором классов и преподавателем словесности Гатчинского и Смольного институтов, после вынужденной отставки занимался литературным трудом, пе­дагогической публицистикой, подготовкой трехтомника «Человек как предмет воспитания», созданием учебников для начального обуче­ния «Родное слово» и «Детский мир», методических руководств для преподавания по этим учебным книгам. Ушинский — типичный шестидесятник по своему духовному настрою на идеалы и ценности освободительной эпохи. Уже в юношеские годы он определил це­лью своей жизни «сделать как можно более пользы моему отече­ству». Созвучны настроениям эпохи 60-х годов размышления- итог прожитого и пережитого: «Мы живем не в те годы, чтобы могли действовать сами... Пробудим требования, укажем разумную цель, откроем средства, расшевелим энергию, — дела появятся сами... бу­дем работать для потомства» (2, т. 11, 11 — 12).

Мировоззрение ушинского формировалось как сложный синтез философских и научных идей в процессе критического изучения колос­сального материала первоисточников — духовного опыта европейских народов, отечественной общественной и I тучной мысли. В своем трак­тате «О душе» он усматривает в «делении» философских теорий на иде­алистические и материалистические два взгляда на мир, каждый из ко­торых страдает односторонностью. Утверждая, что «искусство воспита­ния многим обязано материалистическому направлению» (2, т. 3, 363), Ушинский имел в виду объективное научное знание, в первую очередь, физиологию (в «Человеке как предмете воспитания» 17 глав посвяще­ны физиологическому обоснованию педагогических «правил»).лВ то же время в идеализме Ушинский видел стремления человеческого ума раз­решать вопросы, неподвластные науке, связанные с «тайнами жизни», «загадками мироздания», с жизнью человеческого духа. Ушинский счи­тал естественным в миросозерцании союз знания и веры, христианские ценности — определяющими в отношении к миру, естественными («душа человека — христианка»).

Антропологические воззрения педагога-философа органично от­ражали типичную для него установку на применение знания к прак­тическому делу с целью его усовершенствования. В трактовке ушин­ского, человек целостен в своей телесности-духовности — и воспи­тание «берет человека всего», изучает во всех его проявлениях и со­стояниях: если мы хотим воспитать человека во всех отношениях, мы должны его знать также во всех отношениях. Человек от приро­ды наделен огромными возможностями и силами физическими и психическими, однако принадлежит ему лишь то, что он покорил своему сознанию и своей воле. И воспитание призвано к тому, что­бы научить человека подчинить силы и способности «нервного орга­низма» своему «сознанию и свободной воле».

Человек носит многочисленные причины несчастья внутри са­мого себя — и воспитание должно открыть средства к образованию в человеке такого характера, который «противостоял бы напору слу­чайностей жизни... спасал бы от их вредного растлевающего влия­ния, давал возможность извлекать отовсюду только добрые резуль­таты» (2, т. 9, 56).

Ограничив многочисленные размышления теоретика о природе че­ловека приведенными выше, отметим широту видения им целей и задач воспитания как средства помощи человеку реализовать свои природные силы и способности, регулировать свой телесный организм, сознание и поведение, осуществлять свое назначение, следовать нравственным прин­ципам в любых жизненных обстоятельствах. Не случайно Ушинский относил воспитание к высочайшим из человеческих искусств, а «открытие средств» в этой области деятельности считал «важнее всех изобретений и открытий» человечества.

Свой путь в создании теории нос питания как искусства Ушинс­кий связывал с познанием сущности педагогических явлений и про­цессов на основе их научного (антропологические науки) объясне­ния, прежде всего использованных им закономерностей развития человека. Так, общим коренным составляющим психики человека он при­знавал активность. Стремление к деятельности органично связано со стрем­лением к свободе: «Человек стремится к той деятельности, которая была бы его деятельностью, им выбранной, им излюбленной, сло­вом, его вольною деятельностью» (2, т. 9, 478). И задача воспита­ния максимально способствовать «законному, святому стремлению к свободе», открывать простор для самостоятельной деятельности воспитанника; вместе с тем предупредить развитие склонности к своеволию и произволу — помочь воспитанию власти над собой, регулируя стремления и деятельность волей (в работах Ушинского-психолога активное внимание, активное припоминание, активное воображение, активная деятельность рассудка противопоставлены пассивным деятельностям как низшим формам психики).

Основной закон детской психики — это стремление ребенка к разнообразной посильной деятельности. Игнорирование данной за­кономерности в воспитании есть нарушение всестороннего разви­тия ребенка, а часто неизбежное ложное развитие, ибо «забытая, непризнанная жизнь ребенка напоминает о себе теми прискорбны­ми извращениями в характере и наклонностях, о которых воспита­тель не знает, откуда они взялись, так как он сеял, кажется, только одно хорошее, но эти слабые семена заглохли, подавляемые роскош­ным ростом других растений, которые сеяла жизнь и жадно воспри­нимала душа дитяти, подобная сильной и богатой почве, которая, если ей не дадут возможности производить пшеницу, будет произ­водить бурьян» (2, т. 10, 520—521).

В свете указанных выше закономерностей Ушинский анали­зировал состояние педагогического процесса в современной шко­ле, формулировал «правила» воспитания и обучения, составил свои учебные книги, а в руководствах к ним разработал методику, вы­ходившую по своему дидактическому значению за рамки началь­ного образования.

Ряд высказываний педагога-философа дал основание считать, что Ушинский отвергает педагогику как науку (Каптерев), т. е. ее об­щечеловеческое содержание. Представляется, что своей педагогической антропологией Ушинский снял все сомнения на этот счет, мало того, показал, сколь велики ее задачи, сколь многоаспектно ее основа­ние, сколь сложно интегрировать антропологические знания с це­лью решения педагогических проблем.

В то же время концепция Ушинского о педагогике как науке включает идею о свойственной ей национальной специфике, отра­жающей специфику национальной культуры и воспитания, — свя­зана с главной, определяющей педагогическую систему теоретика концепцией народности воспитания.

Идея народности воспитания родилась в педагогическом миро­воззрении Ушинского-патриота в связи с его стремлением ответить на вопрос, какими путями должно развиваться народной школе, на каких основаниях необходимо реформировать образовательную си­стему в стране. В то время начинающий теоретик, Ушинский обра­тился к анализу общественного воспитания в Германии, Англии, Франции, США (статья «О народности в общественном воспита­нии» опубликована в 1857 г.). Он обнаружил внешнее сходство об­разовательных систем, обусловленное, на его взгляд, их общим про­исхождением — из лона католической церкви, и глубокое внутрен­нее различие. Специфику каждой из систем Ушинский объяснил особенностями представлений о воспитательном идеале данного на­рода, в котором проявляется «народность» как особое духовное об­разование, продукт исторической жизни народа, в котором отраже­ны мировосприятие, миросозерцание, представления о ценностях и идеалах, типичные черты характера, духовный опыт народа, стрем­ление сохранить свое «я» (используя современную терминологию, народность — это «коллективное бессознательное», «ментальность»).

Ушинский приходит к следующим выводам. Воспитание возни­кает вместе с народом, несет на себе печать его истории, не ведя народ за собой, вместе с тем помогает народу идти по пути своего исторического развития, сохранять самобытность. В России воспи­тание существует столько веков, сколько живет сам народ, и рефор­мирование образования должно опираться на воспитательный идеал народа, на народность. Государственная школа в России создавалась на чуждых народности основаниях, она «учреждение администра­тивное» — и в ее реформировании придется идти «рациональным путем, т. е. на основаниях научных, на основаниях психологии, физиологии, философии, истории и педагогики, а главное — на проч­ном основании знания своих собственных потребностей, потребнос­тей русской жизни, — вырабатывать для себя самостоятельно... яс­ное понятие о том, чем должна быть русская школа, какого челове­ка она должна воспитывать и каким потребностям нашего общества удовлетворять... Образование ясного общественного мнения в этом отношении... — единственное средство прикрепить наши школы к нашей русской почве» (2, т. 3, 350).

Так ответил Ушинский на вопросы, которые волновали русское общество освободительной эпохи, так определил стратегию обще­ственной борьбы за народное образование и свое место в деле отече­ственного просвещения. Однако идея народности воспитания дале­ко выходит за рамки исторической ситуации — имеет характер за­кономерности воспитания как культурно-социального института.

Язык педагог-философ считал главным органом народности: народ без языка, что тело без души. Язык соединяет отжившие, живущие, будущие поколения в одно «великое историческое, живое целое», именно в языке, сокровищнице духовного опыта поколе­ний, народ предстает великим философом, поэтом, ученым. Родной язык — это наставник народа уже тогда, когда не было школ, он остается первым наставником дитяти и в стране с развитым образо­ванием, учит естественно, быстро, успешно — дитя пьет из него, как из источника, народную мудрость, мораль, чувствования, раз­виваясь интеллектуально и духовно. И школа задерживает естествен­ное развитие ребенка, не развивает, а портит его, если не строит воспитание на «народной речи и отразившемся в ней народном чув­стве». Этот вывод Ушинский распространял и на народную началь­ную школу, и на семейное воспитание состоятельных сословий с засильем обучения иностранным языкам раньше, чем дитя научает­ся родному, и на среднее классическое образование с его древнегре­ческим и латинским языками (тем более грамматический класси­цизм, внедрявшийся в гимназии «сверху»).

Наряду с родным словом, утверждал Ушинский, в школе необ­ходимо, в соответствии с принципом народности воспитания, изу­чение литературы, истории, географии родной страны, — укорене­ние растущего человека в духовной жизни народа. Философско-пси-хологическое содержание идеи народности воспитания Ушинский дополнял и общественно-политическими воззрениями. Школа дол­жна ориентироваться на современные потребности народа, на те фор­мы развития, которые открывались с отменой крепостного права. В этой связи в общественной полемике по вопросам среднего образо­вания он отстаивал значимость реального образования в противовес существовавшему классическому.

Еще один существенный аспект концепции народности воспи­тания связан с обоснованием мысли о том, что вопросы образова­ния должно решать не государство, а сам народ, школьное дело дол­жно стать «семейным делом» народа. Уверенность в необходимости и плодотворности такой демократической организации образователь­ной системы Ушинский черпал в знакомстве с постановкой школь­ного дела в швейцарских кантонах, описанной в его «Педагогичес­кой поездке по Швейцарии» (1862—1863 гг.).

Концепции теоретика чужда национальная ограниченность в любом из педагогических вопросов, которые он поднимал, тем бо­лее великодержавный шовинизм. Всякая живая историческая на­родность воспринималась им как «самое прекрасное создание божия на земле» (3, т. 1, 121), а все они вкупе как «семья народов».

Традиционно и европейская, и русская школа развивались как «училище», а педагогика разрабатывалась со времен Коменского как дидактика. В теоретическом наследии Ушинского дидактика зани­мает почетное место: самопознание детей и юношества он рассматри­вал как главный орган нос питания. Дидактическому учению теоре­тика посвящены многочисленные исследования, в т. ч. труды изве­стных педагогов и психологов советского периода (Б.Г. Ананьев, М.А. Даилов, Д.О. Лордкипанидзе, Н.А. Менчинская, В.Я. Струминский и др.) Все авторы единодушны в признании оригинально­сти, высокого уровня научного обоснования, гуманистической на­правленности его дидактики. Гуманизм Ушинского-дидакта орга­ничен: вся его педагогическая система ориентирована на человека, его личностное развитие и самоопределение в сложной системе об­щественных отношений; пронизана чувством глубокой любви к ра­стущему человеку и вместе с тем ответственности перед ним за то, чтобы развитие личности не пошло по ложному пути, становилось все более полным, разносторонним, чтобы человек был счастлив.

Решая вечную проблему дидактики, что считать в обучении глав­ной целью: или приобретение знаний (материальное образование), или развитие умственных способностей (формальное образование), теоретик обращается к психологии познавательной деятельности. «Психический анализ показывает ясно, что формальное развитие рассудка... есть несуществующий призрак, что рассудок развивается только в действительных реальных знаниях... и что самый ум есть не что иное, как хорошо организованное знание» (4, 80). Следова­тельно, теории материального и формального образования односторонни, а проблема состоит в том, каким образом процесс приобре­тения знаний сделать одновременно процессом интеллектуального развития личности, не насилуя при этом природу ребенка.

В поисках ответа на этот принципиальный вопрос Ушинский разрабатывает логические основы обучения. Его исходная идея со­поставить познавательную деятельность ученого и ученика: ученый стоит наверху пирамиды современного знания, ученик — у подножия пирамиды; в основании пирамиды те факты, на которых зиж­дется система науки, вся наука может быть представлена как система понятий и сведена к «одному чрезвычайно обширному и слож­ному понятию» (понятия — это «жемчужины знаний»); в усвоении научных знаний ученик оперирует теми же мыслительными опера­циями, исходит, как и ученый, из первичных наблюдений, образо­вания первичных суждений, определения понятия и т. д.

Ориентируясь на научное познание в индуктивной форме, дидакт представил учебное познание от чувственного восприятия предметов («учить дитя наблюдать... обогащать его душу возможно полными, вер­ными, яркими образами, которые потом становятся элементами его мыслительного процесса»), к переработке полученных образов путем сравнения, различения, объяснений учителя, к выработке понятия, к систематизации вновь усвоенного с уже имеющимся знанием («заставлять дитя приводить усвоенные им понятия в разнообразные комбинации», чтобы в сознании ученика «понятия и идеи видели бы и знали друг дру­га» (4, 122)), к упражнениям и повторениям, «систематическим по со­держанию и разнообразным по форме («тем, что выучено, должно бес­престанно пользоваться, приучать и дитя пользоваться теми богатства­ми, которые приобрела его память» (4,126)). Каждую из «ступеней» фор­мирования понятия теоретик представил в педагогических «правилах» как выводах из комплекса психологических закономерностей.

Ушинский исходил из представления о процессе обучения как взаимодействия преподавания и учения, последнее трактовал и как самостоятельную познавательную деятельность, и как деятельность, осуществляемую под руководством учителя на уровне слушания, понимания, подражания и т. д. Но это всегда труд, требующий от ученика мобилизации всех познавательных процессов, труд, «пол­ный мысли», следовательно, имеющий результатом и усвоение зна­ний, и развитие познавательных сил и способностей: «чем более фактических знаний приобрел рассудок, и чем лучше он переработал этот сырой материал, тем он развитее и сильнее» (4, 82).

Дидакт рассмотрел и применение дедукции в обучении. Он счи­тал дедукцию вспомогательным путем учебного познания, по срав­нению с индукцией, используемым при переработке полученного индуктивным путем материала в мыслительных комбинациях раз­ного рода. В старших классах, отмечал теоретик, когда формируется «идейное мышление», дедукция выступает творческим началом ум­ственной работы. Идейное мышление рождается у учащегося по мере овладения научными понятиями как системой, когда он уясняет логику науки, ее общую концепцию, осознает себя идейно овла­девшим наукой и способным стать творческим работником в об­ласти этой науки. «Пренебрежение дельного идеального развития в юношеском возрасте в пользу специального направления дает или узких эгоистов, людей сухих, рутинеров, или... фантазеров», «в юности идея должна сделаться главной духовной пищей чело­века» (5, 192). Эти «генеральные идеи»: научные, этические, эс­тетические — должны составить сердцевину миросозерцания юно­ши, все обучение призвано вести к формированию у ученика «свет­лого и, по возможности, обширного взгляда на мир».

Дидактическое учение Ушинского пронизывает идея активнос­ти ученика (в современной терминологии, «субъектное™»). Поста­вив вопрос о соотношении «подражания» и самостоятельности мыс­ли в учебной деятельности, теоретик видит в нахождении меры в этом соотношении искусство педагогического руководства. В то же время в методах и формах работы важно стимулировать самодея­тельность, давать ей простор. Одно из правил дидакта — дети, по возможности, трудились бы самостоятельно, а учитель руководил этим самостоятельным трудом и давал материал для него.

В таком ключе и психологические основы обучения предстают не только как учет в организации усвоения знаний психологических зако­номерностей и особенностей внимания, восприятия, памяти, мышления и других познавательных процессов у учащихся разного возраста, не только как обоснование путей и способов развития познавательных сил и способностей, но и как открывающие возможности вооружения уча­щихся знанием и опытом саморегулирования процессов и усвоения зна­ний, и интеллектуального развития.

Продолжив гуманистическую традицию в дидактике, Ушинс­кий основательно разрабатывал идею воспитывающего обучения. Он утверждал, что влияние нравственное составляет задачу более важную, чем «развитие ума вообще, наполнение головы познани­ями и разъяснение каждому его личных интересов». Ориентиру­ясь на свойственную отечественной интеллигенции общественную направленность воспитательного идеала, педагог выделял нрав­ственное воспитание потому, что, по его убеждению, для нрав­ственной личности нет вопроса, выполнять ли свой обществен­ный долг, ибо она в самом выполнении долга находит самое себя, свою свободу, свое достоинство.

В статье «Труд в его психическом и воспитательном значении» (1860 г.) Ушинский-мыслитель рассматривает роль труда в жизни человека — как фактора духовно-нравственного развития личности, как необходимого условия человеческого счастья. Именно в труде находит осуществление важнейший закон психической жизни ак­тивность. Именно отношение к труду определяет судьбу человека: если у него не окажется личного труда, перед ним или дорога «не­утомимого недовольства жизнью, мрачной апатии и бездонной ску­ки, или дорога добровольного, незаметного самоуничтожения, по которой человек быстро спускается до детских прихотей или скотс­ких наслаждений» (3, 129). Однако развивает и возвышает человека не всякий труд, а труд свободный, не по принуждению, труд твор­ческий, труд как «творящая и совершенствующая деятельность».

Определив счастье как наслаждение трудом, сообразным душе, имеющим целью совершенство, Ушинский-этик стремился и уче­ние школьника рассматривать с точки зрения критерия свободного, творческого труда. Он ставил вопрос о побуждении к учебному тру­ду, о выработке у ученика привычки к трудовому усилию, о куль­туре труда, о чувстве успеха и продвижения в развитии, о возбуж­дении любви к труду, о воспитании серьезного от­ношения к учению в школьные дни, а значит и к труду жизни,


Нравственное поведение личности, по Ушинскому, необходимо пред­полагает наличие убеждений и свободное следование им. Убеждения должны вырастать в душе дитяти под влиянием учителя: он призван «просветить сознание», показать «дорогу добра». Верный идее внутрен­ней свободы личности, теоретик предостерегал учителя от навязывания воспитаннику своих убеждений, своих идей и рекомендовал пробуждать в нем «жажду» этих убеждений и мужества им следовать. И здесь вели­ка сила личного примера воспитателя, его духовно-нравственных стрем­лений, доверительности его отношений с воспитанниками. В воспита­нии, утверждал Ушинский, все должно основываться наличности вос­питателя, потому что воспитательная сила изливается только из живи­тельного источника — человеческой личности.