Л. А. Степашко философия и история образования введение данное учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Задания для самостоятельной работы
Литера тура
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   23

Застигнутая Октябрем 1917 г. в эйфории надежд на демокра­тическое развитие страны после Февральской революции, науч­но-педагогическая интеллигенция выступила против «разруши­тельных начал» образовательной политики новой власти. Ею от­вергались критерии «классовости» и «буржуазности» в отноше­нии достижений человеческой мысли и творчества, выдвигались идеалы созидания и творчества как сущностных начал жизни че­ловека. Отстаивались духовность, «идеальность» человеческой природы: «К свету духовному, научному и религиозному тянутся людские умы и сердца по неодолимому врожденному влечению, самостоятельному и самодовлеющему, независимо от всякого эко­номического и иного, личного либо классового интереса, во имя правды, по которой голод в человеке так же неодолим, как и по хлебе». И школа должна открывать растущему человеку «абсо­лютные, вечные достижения» культуры, науки, искусства: исти­на и красота независимы от классовых интересов, нужны всем.

Ломке и разрушению исторически сложившейся системы обра­зования противопоставлялось принципиально иное видение ее ре­формирования. Не насильственное разрушение «старой» школы и создание на ее «обломках» школы новой, а осуществление тех усло­вий, при которых существующая школа сама начнет изменяться в направлении гуманистических и демократических идеалов и ценно­стей. И деятельность реформаторов должна «сделать процесс более естественным, облегченным и безболезненным... какой бы страной утопий и переоценки себя не была наша родина, все же мы должны понять, что новая идеальная школа еще за далекими горами... Бу­дем скромны, и наша разумная скромность натолкнет нас на ряд нужных работ: на интенсивную критическую работу чисто теорети­ческого характера над основными проблемами научной педагогики, на педагогическую подготовку учителя, на организацию обществен­ного педагогического мнения и общественных педагогических сил, на ряд осторожных педагогических проб, на приспособление самих стен школ к новым условиям... И только тогда мы, уже не нищие, будем в силах строить педагогические дворцы» (6, 147).

За этими словами, которые были написаны еще в период подго­товки образовательных реформ Временным правительством, но в полной мере могут быть отнесены и к реформированию школы боль­шевистской властью на основе «Декларации о единой трудовой школе», стояла мировоззренческая позиция, имевшая глубокие корни в отечественной педагогике. В послеоктябрьские годы эта позиция проявлялась не только в критике политики Наркомпроса, породив шей массовый «эксперимент путаного и даже хаотического характе­ра, переходивший по временам в какой-то педагогический сумбур» (П.Ф. Каптерев), но и в различных формах сотрудничества с орга­нами народного образования, особенно в педагогическом просвеще­нии учительства, в организации опытно-показательных учреждений Наркомпроса, педагогических техникумов и факультетов высших учебных заведений. Научно-педагогическая интеллигенция продол­жала служить отечественному образованию защитой ценностей куль­туры, детства. Она явилась хранительницей гуманистической педа­гогической традиции, стимулятором общественно-педагогических начинаний, созидателем интеллектуальной, духовно-нравственной атмосферы в педагогическом сообществе, особенно в провинции.

Провозглашавшиеся ею педагогические идеалы и ценности вос­принимались рождавшейся государственной педагогикой как глу­боко враждебные. Возникало крайне негативное отношение к «сво­бодной» педагогической прессе, неприятие даже тех мнений и оце­нок, которые пошли бы на пользу школьному делу и без отступ­лений органов власти от новой педагогической идеологии (3, т. 2, 17—21, 99—103). В среде научно-педагогической интеллигенции с ее традиционной ориентацией на служение народным интересам воз­никали настроения, связанные с поисками своего места, своего жиз­ненного пути в условиях «социалистического» развития страны. В выборе новых жизненных планов куда легче было тем, кто обла­дал верой в социализм как высшую, по сравнению с капитализ­мом, «общественно-экономическую формацию», высшие формы развития человеческой культуры.

Так, Павел Петрович Блонский (1884—1941) был опален со­циалистическими идеями еще в годы студенчества, как член партии эсеров подвергался тюремному заключению в период революции 1905—1907 гг. В дореволюционных трудах он ставил и трактовал с марксистских позиций такие социально-педагоги­ческие вопросы, как школа и общественный строй, школа и ра­бочий класс, общество и школа будущего, школа социального труда, школа как самоопределяющаяся трудовая коммуна, инду­стриально-трудовая школа. В 1918 г. Блонский заявил свой про­тест против забастовки учителей, организованной Союзом дея­телей средней школы, в правление которого он входил, порвал с Союзом все связи, «был выброшен из приличного общества... оказывался не только зачумленным, изгоем, но к тому же и зак­лейменным» (7, 146). Впоследствии Блонский вспоминал: «Ли­шенный всех мест, без определенной перспективы и заработка, проживая последние рубли, при растущей общей нужде, не видя ниоткуда поддержки, я был полон энтузиазма и не сомневался в осуществлении новой школы» (7, 14).


Работа в начальной школе, лекции на летних учительских кур­сах, редактирование журнала «Трудовая школа» Московского отде­ла народного образования, затем ежемесячника Наркомпроса «На­родное просвещение», организация по поручению Коллегии Нар­компроса Академии народного образования, приглашение в 1921 г. стать членом теоретического органа Наркомпроса — научно-педаго­гической секции Государственного ученого совета (ГУС) — так вхо­дил в новую педагогическую действительность талантливый, эру­дированный ученый, педагог-философ, педагог-психолог. Имя Блонского, его статьи и книги были широко известны в кругах учитель­ства, он воспринимался как «идеолог борющегося класса».

В изданной Наркомпросом «Трудовой школе» (1919г.) теоретик формулировал идеал человека коммунистического общества, всесто­ронне развитой личности: «Рабочий, философ, имеющий полную власть над силами природы», осуществляющий «полное участие в жизни человечества» (8, ч. II, 4). «Солидаризировался» он с руково­дителями Наркомпроса Крупской и Луначарским и в марксистской трактовке идеи трудовой школы. Эпиграфом ко второй части этой книги были взяты слова Маркса: «В фабричной системе... вырос зародыш воспитания будущего, которое для всех детей свыше изве­стного возраста соединит производительный труд с обучением и гимнастикой, и это будет не только методом повышения обществен­ного производства, но и единственным методом создания всесто­ронне развитого человека» (там же). Содержание книги конкрети­зировало методологические установки в проекте педагогического процесса индустриально-трудовой школы, ориентированном на гу­манистические антрополого-педагогические воззрения. В то же вре­мя Блонский уточнял свои позиции в отношении к педоцентризму, концепциям свободного воспитания: «Естественное развитие есть не цель воспитания, а критерий его»; связывал осуществление природосообразного воспитания, как и Крупская, с социализмом, кото­рый только и может создать условия «для естественного нормально­го развития человечества» (6, 299—300).

По-иному и каждый по-своему определялись в новой жизни члены научно-педагогического сообщества. Болезненно переживая социальный «разлом», в тревоге за состояние школьного дела, одни находили себя в деятельности, которая не противоречила их духов­но-нравственным ценностям, демократическим убеждениям, другие пытались синтезировать свои педагогические устремления с офици­альными установками, идеями «Декларации о единой трудовой шко­ле». Например, в научно-педагогической секции Наркомпроса, ко­торую возглавила Крупская, наряду с Блонским активно трудились С.Т. Шацкий, Г.О. Гордон (был, как и многие педагоги-теоретики, репрессирован в 30-е годы и погиб на Соловках).

Реформирование образовательной системы, сложившейся к Ок­тябрю 1917 г., началось с ее разрушения — путем принятия и осу­ществления государственных актов — декретов. Была ликвидирова­на прежняя система управления; все учебные заведения переданы в ведение Наркомпроса, различные их типы лишались прежней со­словной ориентации, вводилось совместное обучение — утрачива­лись сословные привилегии, неравноправность в отношении уровня общего среднего образования для мальчиков и девочек, создавались условия для осуществления принципа единой школы. Специальным декретом «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» (1918 г.) запрещалось преподавание религиозных вероучений — шко­ла была объявлена светской.

Новая образовательная система создавалась на основе «Деклара­ции о единой трудовой школе». Была принята двухступенчатая струк­тура 9-летней общеобразовательной школы: I ступень — 5 лет и II ступень — 4 года (жизнь, однако, внесла свои коррективы: утверди­лась начальная ступень в 4 года, а вторая ступень «разделилась» на два концентра — 3 и 2 года обучения). Чтобы сделать доступным для мало образованной рабоче-крестьянской молодежи высшее образова­ние, с 1919 г. начали функционировать рабфаки. Образовательную государственную систему дополнили дошкольные учреждения и дет­ские дома для беспризорных детей, число которых возрастало в усло­виях гражданской войны, голода и разрухи. Система образования представлялась достаточно стройной, демократичной, однако она была навязана «сверху», унифицирована, следовательно, не были учтены образовательные запросы и возможности различных, далеко не одно­родных по жизненному укладу слоев и групп населения.

За фасадом официальных постановлений стояла тяжелая, неред­ко плохо продуманная и еще хуже осуществлявшаяся малоквалифи­цированными кадрами новых руководителей работа по ликвидации, слиянию и т. п. учебных заведений, детских и педагогических кол­лективов, когда разрушались традиции, погибали складывавшиеся десятилетиями воспитательные системы прекрасных школ, ученики утрачивались нормы привычного учебного труда, поведения. Серь­езным испытанием для общеобразовательной школы, особенно сред­ней, было введение в обучение «трудовых процессов» без надлежа­щего оборудования, при неподготовленности учительства. Много «смуты» в организацию школьной жизни вносило поначалу школь­ное самоуправление, выливавшееся в «извращенное понимание уча­щимися школьной свободы как освобождения от всяких занятий... одичалая толпа хотела жить, как ей захочется и вздумается, и, глав­ное, не хотела никак работать, а только кричать на собраниях и играть в представительство» (так оценивал Каптерев «бедствия, об­рушившиеся на русскую школу»).

И вместе с тем нельзя не видеть таких позитивных явлений, как рост числа сельских средних школ (от 72 в 1914—1915 уч. г. до 2114 в 1920—1921 уч. г.), распространение просвещения среди не­русских национальностей (начиналась подготовка национальных пе­дагогических кадров, учебников, создание алфавитов на языках на­родов, не имевших письменности), организация опытно-показатель­ных учреждений Наркомпроса (1919 г.) как «экспериментальных площадок». Именно там отрабатывались варианты трудовой школы будущего — самоуправляющейся коммуны, методики «активного обучения» как средства сравнительно скорого изменения массовой школы. В «Кратком отчете Народного Комиссариата по просвеще­нию, 1917—октябрь 1920» именно так определялось основное на­правление в перестройке учебного процесса: «замена чисто книж­ной учебы и преподавания с голоса преподаванием практическим и лабораторным, чтобы сделать обучение действенным и творческим, вовлечь самих учащихся в процесс получения ими знаний путем самостоятельной, только под руководством педагога проработки да­ваемого окружающей жизнью материала, путем экскурсий и прогу­лок, зарисовывания, моделирования, письменного и устного рассказа о пережитом и виденном, рефератов, дискуссий, элементарных ла­бораторных исследований и т. д. » (9, 27). Налицо обращение к до­стижениям дореволюционной гуманистической дидактики, частных методик, однако это лишь отражение наметившейся в школьном обучении тенденции, которая наберет силу в период 20-х годов.

В советской историко-педагогической литературе первые послере­волюционные годы были окружены ореолом романтики, особенно в описании энтузиазма, с которым создавалась новая школа. Историки опирались на большой эмпирический материал, но относились к его анализу «избирательно»: по сути, утверждали миф официальной исто­риографии о «триумфальном шествии советской власти» в области об­разования. Действительно, было немало увлеченных, умелых педагогов, опытно-показательные учреждения, как правило, объединяли талантли­вых, творческих людей. Однако в массе своей школа, особенно средняя, находилась в тяжелом состоянии и в результате политики разрушения старой школы, и в условиях социальных потрясений, обнищания наро­да в годы гражданской войны.

В первые послереволюционные годы зарождался феномен «со­ветская педагогика». Ее первые теоретики формулировали осново­полагающие принципы воспитания, опираясь на два главных ис­точника: марксистские идеалы коммунистического воспитания и теоретический и практический опыт зарубежной и отечественной гуманистической педагогики. Если первый помогал Наркомпросу определять стратегию образокатшыюй политики — в соответствии с представлениями идеологов о коммунистической перспективе обще­ственного развития, то второй способствовал наполнению абстрак­ций «коммунистической педагогики» конкретным содержанием на уровне современного педагогического знания, — новые идеалы со­циалистического воспитания приближались к реальным условиям реформирования школы, к профессиональным установкам и инте­ресам учительства.


^ ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ

1.

На основе текста данной лекции попытайтесь установить отли-

чия в трактовках педагогами-марксистами идей гуманистичес­кой реформаторской педагогики о всестороннем развитии лич­ности и соединении в школьном обучении умственного и физи­ческого труда.

2.

Прочитайте статью Н.К. Крупской «К вопросу о социалистичес-

кой школе» (3, т. 2, 7—16). В чем усматривает Крупская харак­терные особенности социалистической школы, насколько гуманна, на Ваш взгляд, такая школа?
  1. Выделите в тексте «Основных принципов единой трудовой шко­
    лы» (10, 71—81 или в сб. статей Луначарского об образовании)
    ведущие идеи гуманистической педагогики.
  2. Сопоставьте принципиальные позиции реформаторов-марксис-

тов с позицией Блонского в отношении «основного принципа новой школы» (10, 236 или 6, 103—105). Отражал ли Блонский воззрения немарксистской научно-педагогической интеллиген­ции? Если да, то что было для нее неприемлемым в методологии школьной реформы Наркомпроса?

^ ЛИТЕРА ТУРА
  1. Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР,
    1961-1986. М., 1987.
  2. Программы педагогических институтов. М., 1987.
  3. Крупская Н.К. Педагогические сочинения: В 6т. М., 1978—1980.
  4. Вехи. Из глубины. М., 1991.
  5. Луначарский А.В. О народном образовании. М., 1958.
  6. Блонский П.П. Избранные педагогические произведения. М., 1961.
  7. Блонский П.П. Мои воспоминания. М., 1971.
  8. Блонский П.П. Трудовая школа. М., 1919,



РАЗВИТИЕ ГУМАНИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ В УСЛОВИЯХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ «КЛАССОВО-ПРОЛЕТАРСКОГО ПОДХОДА» К ВОСПИТАНИЮ (1922-1930 гг.)

Классово-пролетарский подход к воспитанию, деформация со­циалистических идеалов воспитания, немарксистская педагоги­ческая мысль, педагогические воззрения и реформаторский опыт С.Т. Шацкого, оценка.

Демократические и гуманистические принципы образовательной политики, провозглашенные в «Декларации о единой трудовой шко­ле», связывались авторами с их верой в близкую мировую революцию и в необходимость «немедленного приступа» к строительству нового мира — воспитанию нового человека. Однако жизнь заставляла идео­логов от столь светлых надежд отказываться — принимать партийные установки на неизбежность «периода диктатуры пролетариата» для «под­готовки условий, делающих возможным полное осуществление ком­мунизма», на школу, которая «должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, органи­зационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетар­ские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания по­коления, способного окончательно установить коммунизм» (I, т. 2,48).

Начало пересмотра руководством Наркомпроса прежней просве­щенческой политики относится к 1921 — 1923 гг., когда лидерами официальной педагогической мысли осмысливался «классово-про­летарский подход» к воспитанию. Нарком Луначарский разъяснял, что «после пропагандистского, может быть, чрезвычайно значитель­ного периода революционного энтузиазма» приходится «возвращаться к реальности» (2, 191). Реальность же такова, что идеал социалисти­ческой школы придется отодвинуть в будущее — продолжить поис­ки ее вариантов лишь в опытно-показательных учреждениях Нар­компроса. А строить надо такую школу, которая «нужна пролетарс­кому государству», а именно советской России в конкретных усло­виях новой экономической политики. Оперируя официальным лозунгом тех лет об «оживлении буржуазной идеологии» в связи с осу­ществлением НЭПа, Луначарский оправдывал «твердость полити­ческой диктатуры», настаивал на необходимости усиления «влияния Советского государства, а стало быть Коммунистической партии, в области народного просвещения» (2, 191).

Таким образом, установки радикального крыла большевистс­кой фракции Наркомпроса в 1918 г.: школа должна быть подчи­нена интересам диктатуры пролетариата, задачам «текущего мо­мента» — становились позицией и Луначарского. На первый план в школьной политике были выдвинуты задачи «социального вос­питания» трудящихся, прежде всего «крестьянской массы», кото­рую нужно сделать «надежным союзником пролетариата и повер­нуть к коммунизму»: через воспитание в «коммунистическом духе» подрастающего поколения активно воздействовать на изменение психологии взрослого населения. Осуществление классово-проле­тарского подхода к воспитанию в общеобразовательной школе свя­зывалась с преобразованием всей школьной жизни таким образом, чтобы в педагогическом процессе целенаправленно формировалось «коммунистическое сознание и поведение» личности школьника. В этой достаточно четкой установке — ключ к пониманию теории и практики массового эксперимента, осуществленного Наркомпросом в школе 20-х годов.

Теоретическим обоснованием и технологическим обеспечением изменения содержания и характера педагогического процесса зани­малась научно-педагогическая секция Главного Ученого Совета (ГУС) Наркомпроса, сумевшая объединить силы педагогов, психологов, методистов. Началом теоретической и программно-методической работы явилась подготовка Крупской «Схем ГУСа» (1922 г.), в ко­торых было определено марксистское мировоззренческое ядро со­держания общего образования. Для того, чтобы «школьный марк­сизм» целенаправленно и эффективно изо дня в день, из урока в урок формировал у учащихся их мировосприятие, взгляды и убеж­дения, традиционное построение содержания образования как сум­мы автономных учебных предметов («основ» определенных облас­тей знаний) предполагалось заменить «комплексным». Идея «комп­лексного построения» содержания школьного образования была выдвинута гуманистической педагогикой и обосновывалась ее соот­ветствием природе ребенка. У Крупской же эта идея организовыва­ла образовательный материал в такую единую систему знаний, в которой каждый учебный предмет несет «заряд» марксистского ми­ровоззрения. Предложенная в «Схемах» классификация образова­тельного материала: природа, труд, общество — «воспроизводила» Марксову классификацию науки, позволил внести марксистские принципы диалектики и материализма, учение об историческом материализме, «дополнить» его «современными задачами диктатуры пролетариата», выделим, центральное значение в идеологии марк­сизма категории труда. Именно этот аспект «школьного марксизма» в «Схемах», а затем и в «комплексных программах ГУСа» пропаган­дировался Луначарским, Покровским (Михаил Николаевич Покров­ский — первый историк-марксист, в 1918—1932 гг. заместитель Нар­кома просвещения).

Процессуальные возможности идеи комплексного построения были использованы в «Схемах», а затем и в учебных программах для того, чтобы сделать «школьный марксизм» доступным для уче­ника, способным организовать его «коммунистическое сознание и поведение. «Комплексные связи», в осуществлении которых гума­нистически ориентированные педагоги усматривали педагогические условия приобретения учеником «живых», «действенно-практичес­ких» знаний (связи обучения со школьным окружением, теории с личным опытом, познавательной деятельности с практической, тру­довой деятельностью), были сохранены, однако приобретали идео­логическую направленность. Связь теоретического обучения с жиз­нью, с трудом выступала для школьника как его личное участие в выполнении политических, экономических, социальных задач дик­татуры пролетариата, в «революционно-строительной работе» «тру­дящихся масс». «Школьный марксизм» должен был придать обра­зованию глубокий личностный смысл: вызвать стремление к осмыс­лению жизни школьного окружения, к сознательному участию в ее улучшении — выход за рамки узколичных интересов и дел.

«Схемы» и программы ГУСа не только определяли направлен­ность и содержание общего образования. Их установками проекти­ровался и педагогический процесс как организация целесообразной жизнедеятельности школьного сообщества, по сути, на основе гума­нистических принципов «Декларации» 1918 г. (см. выше). Таким образом, опыт первых послереволюционных лет в перестройке школьной жизни на гуманистических началах получал основания для дальнейшего развития. Способствовало творческим поискам в направлении гуманизации педагогического процесса и то, что педа­гогическим коллективам не навязывались стандарты и регламентации (программы ГУСа были «примерными», предполагавшими ва­риативность — «локализацию», использование краеведческого ма­териала, распорядок школьной жизни определялся органами само­управления, отметки и экзамены были отменены и т. д.).

Новая официальная идеология «классово-пролетарского подхода» к воспитанию, столь необычная для сознания гуманистически ориенти­рованного учительства, активно разъяснялась и пропагандировалась в разных формах, вплоть до проведения в 1925 г. Первого Всесоюзного учительского съезда. Луначарский и Покровский при этом акцентировали в обосновании идею « школьного марксизма», само значение мар­ксистского учения как «вершины научного развития человечества», «величайшей моральной доктрины», рожденной в народных идеоло­гиях с их верой в светлый мир социальной справедливости, равенства, братства, счастья всех людей (3; 4). А.П. Пинкевич, М.М. Пистрак, В.Н. Шульгин и другие лидеры официальной педагогики подчерки­вали установки «Схем» и программ ГУСа на преодоление «старого» идеалистического мировоззрения и утверждение классово-пролетарской идеологии, на внедрение через школу элементов науки в труд, быт, культуру народа. С осуществлением установок такого практи­ческого, прагматического плана связывалась подготовка поколения, которое поднимет хозяйство страны из руин разрухи, обеспечит его дальнейший подъем, заложит основы отношений солидарности, со­трудничества, взаимопомощи между людьми.