Л. А. Степашко философия и история образования введение данное учебное пособие
Вид материала | Учебное пособие |
СодержаниеЗадания для самостоятельной работы Литера тура |
- Иван Павлович Сусов. История языкознания: учебное пособие, 4095.39kb.
- Иван Павлович Сусов. История языкознания: учебное пособие, 5333.61kb.
- Планы семинарских занятий по курсу «философия», 302.23kb.
- Министерство Здравоохранения Украины Донецкий национальный медицинский университет, 1414.22kb.
- Иван Павлович Сусов. История языкознания Иван Павлович Сусов. История языкознания:, 4675.07kb.
- А. Г. Войтов философия учебное пособие, 5408.43kb.
- План Введение История развития психологии как науки Место психологии среди других наук, 256.2kb.
- Русской Православной Церкви с некоторыми другими христианскими конфессиями. При написании, 4183.19kb.
- Учебное пособие для аспирантов и соискателей, 4242.33kb.
- М. С. Тарков введение в операционные системы учебное пособие, 1312.59kb.
Застигнутая Октябрем 1917 г. в эйфории надежд на демократическое развитие страны после Февральской революции, научно-педагогическая интеллигенция выступила против «разрушительных начал» образовательной политики новой власти. Ею отвергались критерии «классовости» и «буржуазности» в отношении достижений человеческой мысли и творчества, выдвигались идеалы созидания и творчества как сущностных начал жизни человека. Отстаивались духовность, «идеальность» человеческой природы: «К свету духовному, научному и религиозному тянутся людские умы и сердца по неодолимому врожденному влечению, самостоятельному и самодовлеющему, независимо от всякого экономического и иного, личного либо классового интереса, во имя правды, по которой голод в человеке так же неодолим, как и по хлебе». И школа должна открывать растущему человеку «абсолютные, вечные достижения» культуры, науки, искусства: истина и красота независимы от классовых интересов, нужны всем.
Ломке и разрушению исторически сложившейся системы образования противопоставлялось принципиально иное видение ее реформирования. Не насильственное разрушение «старой» школы и создание на ее «обломках» школы новой, а осуществление тех условий, при которых существующая школа сама начнет изменяться в направлении гуманистических и демократических идеалов и ценностей. И деятельность реформаторов должна «сделать процесс более естественным, облегченным и безболезненным... какой бы страной утопий и переоценки себя не была наша родина, все же мы должны понять, что новая идеальная школа еще за далекими горами... Будем скромны, и наша разумная скромность натолкнет нас на ряд нужных работ: на интенсивную критическую работу чисто теоретического характера над основными проблемами научной педагогики, на педагогическую подготовку учителя, на организацию общественного педагогического мнения и общественных педагогических сил, на ряд осторожных педагогических проб, на приспособление самих стен школ к новым условиям... И только тогда мы, уже не нищие, будем в силах строить педагогические дворцы» (6, 147).
За этими словами, которые были написаны еще в период подготовки образовательных реформ Временным правительством, но в полной мере могут быть отнесены и к реформированию школы большевистской властью на основе «Декларации о единой трудовой школе», стояла мировоззренческая позиция, имевшая глубокие корни в отечественной педагогике. В послеоктябрьские годы эта позиция проявлялась не только в критике политики Наркомпроса, породив шей массовый «эксперимент путаного и даже хаотического характера, переходивший по временам в какой-то педагогический сумбур» (П.Ф. Каптерев), но и в различных формах сотрудничества с органами народного образования, особенно в педагогическом просвещении учительства, в организации опытно-показательных учреждений Наркомпроса, педагогических техникумов и факультетов высших учебных заведений. Научно-педагогическая интеллигенция продолжала служить отечественному образованию защитой ценностей культуры, детства. Она явилась хранительницей гуманистической педагогической традиции, стимулятором общественно-педагогических начинаний, созидателем интеллектуальной, духовно-нравственной атмосферы в педагогическом сообществе, особенно в провинции.
Провозглашавшиеся ею педагогические идеалы и ценности воспринимались рождавшейся государственной педагогикой как глубоко враждебные. Возникало крайне негативное отношение к «свободной» педагогической прессе, неприятие даже тех мнений и оценок, которые пошли бы на пользу школьному делу и без отступлений органов власти от новой педагогической идеологии (3, т. 2, 17—21, 99—103). В среде научно-педагогической интеллигенции с ее традиционной ориентацией на служение народным интересам возникали настроения, связанные с поисками своего места, своего жизненного пути в условиях «социалистического» развития страны. В выборе новых жизненных планов куда легче было тем, кто обладал верой в социализм как высшую, по сравнению с капитализмом, «общественно-экономическую формацию», высшие формы развития человеческой культуры.
Так, Павел Петрович Блонский (1884—1941) был опален социалистическими идеями еще в годы студенчества, как член партии эсеров подвергался тюремному заключению в период революции 1905—1907 гг. В дореволюционных трудах он ставил и трактовал с марксистских позиций такие социально-педагогические вопросы, как школа и общественный строй, школа и рабочий класс, общество и школа будущего, школа социального труда, школа как самоопределяющаяся трудовая коммуна, индустриально-трудовая школа. В 1918 г. Блонский заявил свой протест против забастовки учителей, организованной Союзом деятелей средней школы, в правление которого он входил, порвал с Союзом все связи, «был выброшен из приличного общества... оказывался не только зачумленным, изгоем, но к тому же и заклейменным» (7, 146). Впоследствии Блонский вспоминал: «Лишенный всех мест, без определенной перспективы и заработка, проживая последние рубли, при растущей общей нужде, не видя ниоткуда поддержки, я был полон энтузиазма и не сомневался в осуществлении новой школы» (7, 14).
Работа в начальной школе, лекции на летних учительских курсах, редактирование журнала «Трудовая школа» Московского отдела народного образования, затем ежемесячника Наркомпроса «Народное просвещение», организация по поручению Коллегии Наркомпроса Академии народного образования, приглашение в 1921 г. стать членом теоретического органа Наркомпроса — научно-педагогической секции Государственного ученого совета (ГУС) — так входил в новую педагогическую действительность талантливый, эрудированный ученый, педагог-философ, педагог-психолог. Имя Блонского, его статьи и книги были широко известны в кругах учительства, он воспринимался как «идеолог борющегося класса».
В изданной Наркомпросом «Трудовой школе» (1919г.) теоретик формулировал идеал человека коммунистического общества, всесторонне развитой личности: «Рабочий, философ, имеющий полную власть над силами природы», осуществляющий «полное участие в жизни человечества» (8, ч. II, 4). «Солидаризировался» он с руководителями Наркомпроса Крупской и Луначарским и в марксистской трактовке идеи трудовой школы. Эпиграфом ко второй части этой книги были взяты слова Маркса: «В фабричной системе... вырос зародыш воспитания будущего, которое для всех детей свыше известного возраста соединит производительный труд с обучением и гимнастикой, и это будет не только методом повышения общественного производства, но и единственным методом создания всесторонне развитого человека» (там же). Содержание книги конкретизировало методологические установки в проекте педагогического процесса индустриально-трудовой школы, ориентированном на гуманистические антрополого-педагогические воззрения. В то же время Блонский уточнял свои позиции в отношении к педоцентризму, концепциям свободного воспитания: «Естественное развитие есть не цель воспитания, а критерий его»; связывал осуществление природосообразного воспитания, как и Крупская, с социализмом, который только и может создать условия «для естественного нормального развития человечества» (6, 299—300).
По-иному и каждый по-своему определялись в новой жизни члены научно-педагогического сообщества. Болезненно переживая социальный «разлом», в тревоге за состояние школьного дела, одни находили себя в деятельности, которая не противоречила их духовно-нравственным ценностям, демократическим убеждениям, другие пытались синтезировать свои педагогические устремления с официальными установками, идеями «Декларации о единой трудовой школе». Например, в научно-педагогической секции Наркомпроса, которую возглавила Крупская, наряду с Блонским активно трудились С.Т. Шацкий, Г.О. Гордон (был, как и многие педагоги-теоретики, репрессирован в 30-е годы и погиб на Соловках).
Реформирование образовательной системы, сложившейся к Октябрю 1917 г., началось с ее разрушения — путем принятия и осуществления государственных актов — декретов. Была ликвидирована прежняя система управления; все учебные заведения переданы в ведение Наркомпроса, различные их типы лишались прежней сословной ориентации, вводилось совместное обучение — утрачивались сословные привилегии, неравноправность в отношении уровня общего среднего образования для мальчиков и девочек, создавались условия для осуществления принципа единой школы. Специальным декретом «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» (1918 г.) запрещалось преподавание религиозных вероучений — школа была объявлена светской.
Новая образовательная система создавалась на основе «Декларации о единой трудовой школе». Была принята двухступенчатая структура 9-летней общеобразовательной школы: I ступень — 5 лет и II ступень — 4 года (жизнь, однако, внесла свои коррективы: утвердилась начальная ступень в 4 года, а вторая ступень «разделилась» на два концентра — 3 и 2 года обучения). Чтобы сделать доступным для мало образованной рабоче-крестьянской молодежи высшее образование, с 1919 г. начали функционировать рабфаки. Образовательную государственную систему дополнили дошкольные учреждения и детские дома для беспризорных детей, число которых возрастало в условиях гражданской войны, голода и разрухи. Система образования представлялась достаточно стройной, демократичной, однако она была навязана «сверху», унифицирована, следовательно, не были учтены образовательные запросы и возможности различных, далеко не однородных по жизненному укладу слоев и групп населения.
За фасадом официальных постановлений стояла тяжелая, нередко плохо продуманная и еще хуже осуществлявшаяся малоквалифицированными кадрами новых руководителей работа по ликвидации, слиянию и т. п. учебных заведений, детских и педагогических коллективов, когда разрушались традиции, погибали складывавшиеся десятилетиями воспитательные системы прекрасных школ, ученики утрачивались нормы привычного учебного труда, поведения. Серьезным испытанием для общеобразовательной школы, особенно средней, было введение в обучение «трудовых процессов» без надлежащего оборудования, при неподготовленности учительства. Много «смуты» в организацию школьной жизни вносило поначалу школьное самоуправление, выливавшееся в «извращенное понимание учащимися школьной свободы как освобождения от всяких занятий... одичалая толпа хотела жить, как ей захочется и вздумается, и, главное, не хотела никак работать, а только кричать на собраниях и играть в представительство» (так оценивал Каптерев «бедствия, обрушившиеся на русскую школу»).
И вместе с тем нельзя не видеть таких позитивных явлений, как рост числа сельских средних школ (от 72 в 1914—1915 уч. г. до 2114 в 1920—1921 уч. г.), распространение просвещения среди нерусских национальностей (начиналась подготовка национальных педагогических кадров, учебников, создание алфавитов на языках народов, не имевших письменности), организация опытно-показательных учреждений Наркомпроса (1919 г.) как «экспериментальных площадок». Именно там отрабатывались варианты трудовой школы будущего — самоуправляющейся коммуны, методики «активного обучения» как средства сравнительно скорого изменения массовой школы. В «Кратком отчете Народного Комиссариата по просвещению, 1917—октябрь 1920» именно так определялось основное направление в перестройке учебного процесса: «замена чисто книжной учебы и преподавания с голоса преподаванием практическим и лабораторным, чтобы сделать обучение действенным и творческим, вовлечь самих учащихся в процесс получения ими знаний путем самостоятельной, только под руководством педагога проработки даваемого окружающей жизнью материала, путем экскурсий и прогулок, зарисовывания, моделирования, письменного и устного рассказа о пережитом и виденном, рефератов, дискуссий, элементарных лабораторных исследований и т. д. » (9, 27). Налицо обращение к достижениям дореволюционной гуманистической дидактики, частных методик, однако это лишь отражение наметившейся в школьном обучении тенденции, которая наберет силу в период 20-х годов.
В советской историко-педагогической литературе первые послереволюционные годы были окружены ореолом романтики, особенно в описании энтузиазма, с которым создавалась новая школа. Историки опирались на большой эмпирический материал, но относились к его анализу «избирательно»: по сути, утверждали миф официальной историографии о «триумфальном шествии советской власти» в области образования. Действительно, было немало увлеченных, умелых педагогов, опытно-показательные учреждения, как правило, объединяли талантливых, творческих людей. Однако в массе своей школа, особенно средняя, находилась в тяжелом состоянии и в результате политики разрушения старой школы, и в условиях социальных потрясений, обнищания народа в годы гражданской войны.
В первые послереволюционные годы зарождался феномен «советская педагогика». Ее первые теоретики формулировали основополагающие принципы воспитания, опираясь на два главных источника: марксистские идеалы коммунистического воспитания и теоретический и практический опыт зарубежной и отечественной гуманистической педагогики. Если первый помогал Наркомпросу определять стратегию образокатшыюй политики — в соответствии с представлениями идеологов о коммунистической перспективе общественного развития, то второй способствовал наполнению абстракций «коммунистической педагогики» конкретным содержанием на уровне современного педагогического знания, — новые идеалы социалистического воспитания приближались к реальным условиям реформирования школы, к профессиональным установкам и интересам учительства.
^ ЗАДАНИЯ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ
1.
На основе текста данной лекции попытайтесь установить отли-
чия в трактовках педагогами-марксистами идей гуманистической реформаторской педагогики о всестороннем развитии личности и соединении в школьном обучении умственного и физического труда.
2.
Прочитайте статью Н.К. Крупской «К вопросу о социалистичес-
кой школе» (3, т. 2, 7—16). В чем усматривает Крупская характерные особенности социалистической школы, насколько гуманна, на Ваш взгляд, такая школа?
- Выделите в тексте «Основных принципов единой трудовой шко
лы» (10, 71—81 или в сб. статей Луначарского об образовании)
ведущие идеи гуманистической педагогики.
- Сопоставьте принципиальные позиции реформаторов-марксис-
тов с позицией Блонского в отношении «основного принципа новой школы» (10, 236 или 6, 103—105). Отражал ли Блонский воззрения немарксистской научно-педагогической интеллигенции? Если да, то что было для нее неприемлемым в методологии школьной реформы Наркомпроса?
^ ЛИТЕРА ТУРА
- Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР,
1961-1986. М., 1987.
- Программы педагогических институтов. М., 1987.
- Крупская Н.К. Педагогические сочинения: В 6т. М., 1978—1980.
- Вехи. Из глубины. М., 1991.
- Луначарский А.В. О народном образовании. М., 1958.
- Блонский П.П. Избранные педагогические произведения. М., 1961.
- Блонский П.П. Мои воспоминания. М., 1971.
- Блонский П.П. Трудовая школа. М., 1919,
РАЗВИТИЕ ГУМАНИСТИЧЕСКИХ ИДЕЙ В УСЛОВИЯХ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ «КЛАССОВО-ПРОЛЕТАРСКОГО ПОДХОДА» К ВОСПИТАНИЮ (1922-1930 гг.)
Классово-пролетарский подход к воспитанию, деформация социалистических идеалов воспитания, немарксистская педагогическая мысль, педагогические воззрения и реформаторский опыт С.Т. Шацкого, оценка.
Демократические и гуманистические принципы образовательной политики, провозглашенные в «Декларации о единой трудовой школе», связывались авторами с их верой в близкую мировую революцию и в необходимость «немедленного приступа» к строительству нового мира — воспитанию нового человека. Однако жизнь заставляла идеологов от столь светлых надежд отказываться — принимать партийные установки на неизбежность «периода диктатуры пролетариата» для «подготовки условий, делающих возможным полное осуществление коммунизма», на школу, которая «должна быть не только проводником принципов коммунизма вообще, но и проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм» (I, т. 2,48).
Начало пересмотра руководством Наркомпроса прежней просвещенческой политики относится к 1921 — 1923 гг., когда лидерами официальной педагогической мысли осмысливался «классово-пролетарский подход» к воспитанию. Нарком Луначарский разъяснял, что «после пропагандистского, может быть, чрезвычайно значительного периода революционного энтузиазма» приходится «возвращаться к реальности» (2, 191). Реальность же такова, что идеал социалистической школы придется отодвинуть в будущее — продолжить поиски ее вариантов лишь в опытно-показательных учреждениях Наркомпроса. А строить надо такую школу, которая «нужна пролетарскому государству», а именно советской России в конкретных условиях новой экономической политики. Оперируя официальным лозунгом тех лет об «оживлении буржуазной идеологии» в связи с осуществлением НЭПа, Луначарский оправдывал «твердость политической диктатуры», настаивал на необходимости усиления «влияния Советского государства, а стало быть Коммунистической партии, в области народного просвещения» (2, 191).
Таким образом, установки радикального крыла большевистской фракции Наркомпроса в 1918 г.: школа должна быть подчинена интересам диктатуры пролетариата, задачам «текущего момента» — становились позицией и Луначарского. На первый план в школьной политике были выдвинуты задачи «социального воспитания» трудящихся, прежде всего «крестьянской массы», которую нужно сделать «надежным союзником пролетариата и повернуть к коммунизму»: через воспитание в «коммунистическом духе» подрастающего поколения активно воздействовать на изменение психологии взрослого населения. Осуществление классово-пролетарского подхода к воспитанию в общеобразовательной школе связывалась с преобразованием всей школьной жизни таким образом, чтобы в педагогическом процессе целенаправленно формировалось «коммунистическое сознание и поведение» личности школьника. В этой достаточно четкой установке — ключ к пониманию теории и практики массового эксперимента, осуществленного Наркомпросом в школе 20-х годов.
Теоретическим обоснованием и технологическим обеспечением изменения содержания и характера педагогического процесса занималась научно-педагогическая секция Главного Ученого Совета (ГУС) Наркомпроса, сумевшая объединить силы педагогов, психологов, методистов. Началом теоретической и программно-методической работы явилась подготовка Крупской «Схем ГУСа» (1922 г.), в которых было определено марксистское мировоззренческое ядро содержания общего образования. Для того, чтобы «школьный марксизм» целенаправленно и эффективно изо дня в день, из урока в урок формировал у учащихся их мировосприятие, взгляды и убеждения, традиционное построение содержания образования как суммы автономных учебных предметов («основ» определенных областей знаний) предполагалось заменить «комплексным». Идея «комплексного построения» содержания школьного образования была выдвинута гуманистической педагогикой и обосновывалась ее соответствием природе ребенка. У Крупской же эта идея организовывала образовательный материал в такую единую систему знаний, в которой каждый учебный предмет несет «заряд» марксистского мировоззрения. Предложенная в «Схемах» классификация образовательного материала: природа, труд, общество — «воспроизводила» Марксову классификацию науки, позволил внести марксистские принципы диалектики и материализма, учение об историческом материализме, «дополнить» его «современными задачами диктатуры пролетариата», выделим, центральное значение в идеологии марксизма категории труда. Именно этот аспект «школьного марксизма» в «Схемах», а затем и в «комплексных программах ГУСа» пропагандировался Луначарским, Покровским (Михаил Николаевич Покровский — первый историк-марксист, в 1918—1932 гг. заместитель Наркома просвещения).
Процессуальные возможности идеи комплексного построения были использованы в «Схемах», а затем и в учебных программах для того, чтобы сделать «школьный марксизм» доступным для ученика, способным организовать его «коммунистическое сознание и поведение. «Комплексные связи», в осуществлении которых гуманистически ориентированные педагоги усматривали педагогические условия приобретения учеником «живых», «действенно-практических» знаний (связи обучения со школьным окружением, теории с личным опытом, познавательной деятельности с практической, трудовой деятельностью), были сохранены, однако приобретали идеологическую направленность. Связь теоретического обучения с жизнью, с трудом выступала для школьника как его личное участие в выполнении политических, экономических, социальных задач диктатуры пролетариата, в «революционно-строительной работе» «трудящихся масс». «Школьный марксизм» должен был придать образованию глубокий личностный смысл: вызвать стремление к осмыслению жизни школьного окружения, к сознательному участию в ее улучшении — выход за рамки узколичных интересов и дел.
«Схемы» и программы ГУСа не только определяли направленность и содержание общего образования. Их установками проектировался и педагогический процесс как организация целесообразной жизнедеятельности школьного сообщества, по сути, на основе гуманистических принципов «Декларации» 1918 г. (см. выше). Таким образом, опыт первых послереволюционных лет в перестройке школьной жизни на гуманистических началах получал основания для дальнейшего развития. Способствовало творческим поискам в направлении гуманизации педагогического процесса и то, что педагогическим коллективам не навязывались стандарты и регламентации (программы ГУСа были «примерными», предполагавшими вариативность — «локализацию», использование краеведческого материала, распорядок школьной жизни определялся органами самоуправления, отметки и экзамены были отменены и т. д.).
Новая официальная идеология «классово-пролетарского подхода» к воспитанию, столь необычная для сознания гуманистически ориентированного учительства, активно разъяснялась и пропагандировалась в разных формах, вплоть до проведения в 1925 г. Первого Всесоюзного учительского съезда. Луначарский и Покровский при этом акцентировали в обосновании идею « школьного марксизма», само значение марксистского учения как «вершины научного развития человечества», «величайшей моральной доктрины», рожденной в народных идеологиях с их верой в светлый мир социальной справедливости, равенства, братства, счастья всех людей (3; 4). А.П. Пинкевич, М.М. Пистрак, В.Н. Шульгин и другие лидеры официальной педагогики подчеркивали установки «Схем» и программ ГУСа на преодоление «старого» идеалистического мировоззрения и утверждение классово-пролетарской идеологии, на внедрение через школу элементов науки в труд, быт, культуру народа. С осуществлением установок такого практического, прагматического плана связывалась подготовка поколения, которое поднимет хозяйство страны из руин разрухи, обеспечит его дальнейший подъем, заложит основы отношений солидарности, сотрудничества, взаимопомощи между людьми.