Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материала

Документы

Содержание Без лицензии

Подобный материал:

• Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба… Замечательная сказка! Ловко сложена, 116.29kb.
• Сказка про Корку, 12.58kb.
• Как прожить в лесу без математики (сказка), 72.05kb.
• Звери: волки, белки, зайцы, 167.45kb.
• 1 страница Жили-были дед да баба…, 491.75kb.
• Конкурс: «Налоги в шутку и всерьёз» "налоговая сказка", 52.42kb.
• Жили-были дед и баба. Удеда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой, 29.81kb.
• Звучить тиха мелодія, на сцені темно. Дід І баба спляти, 132.02kb.
• Новогодняя сказка -2009, 139.58kb.
• На темы русских народных сказок, 313.63kb.

^

БЕЗ ЛИЦЕНЗИИ

Генерал С.С.П. терзался сомнениями: мог ли рядовой, заштатный юрист, которого даже в коллегии киевских адвокатов не сразу вспомнили, организовать вручение пакетов с письмами Татаринова журналистам Фаине Шумской и Виктору Цветкову аж в Японии? Не стоит ли за ним кто-то из сильных фигур, не приведи Господи, из окружения Папы*? Почему они решили поступить именно таким странным образом?

Сам адвокат в это время спешил к себе в офис, на Борисоглебскую, после встречи с матерью Татаринова Ирэн Полтавец. Как-то столкнулись в тюремном изоляторе и обменялись телефонами.

Ирэн Полтавец оказалась дамой в том возрасте, когда про женщин говорят, что они опять ягодки. Как выяснилось, так молодо она только выглядела, на самом деле два года назад разменяла шестой десяток. Тем не менее, эта невысокая худенькая женщина, с молодежной стрижкой «под спичку», с почти чистым от морщин лицом и холеной кожей, носила джинсы, иногда и миниюбки, хорохорилась, и со спины ее часто принимали за подростка. Андрей позже сообразил, что ничего удивительно в этом нет, если принять во внимание, что Ирэн служила в театре юного зрителя актрисой травести и до самого выхода на пенсию играла юных пионерок или студенток первых курсов.

Дмитрий Татаринов был ее сыном от первого брака – «ошибки молодости», она родила его в двадцать лет, когда училась в художественном техникуме, который тогда располагался за Львовской площадью. Однажды, выпив с подругами вина, они попали в училище связи на выпускной вечер молодых лейтенантов, был выезд на пароходе по Днепру, остановились на том берегу, варили юшку, заделали шашлык, много пили.

Тогда, на рассвете, Димин отец – тоже Дмитрий - высокий жилистый парень со стрижкой «канадка» - позвал ее с собой служить в Казахстан. Ирэн уступила ему почти сразу, а над предложением только посмеялась. Ей прочили неплохое будущее в живописи. Она жила в центре богемы, у нее дома, в просторной четырехкомнатной квартире на Бессарабке, собиралась продвинутая молодежь, слушали песни Окуджавы и Высоцкого, обменивались самиздатом. Культпоход по молодым лейтенантам они с подружками по техникуму предприняли больше от скуки, нежели с намерением выскочить замуж и уехать в тьму-таракань - поселок Урицкий Кустанайской области.

Кто же мог подумать, что это приключение по пьяной лавочке окончится тяжелыми родами, разрывом не только с физическими последствиями, но и с имущественными – отец, отставник-военный, выставил ее за дверь, и потекла тусклая и неустроенная жизнь матери-одиночки. Впрочем, через какое-то время все постепенно наладилось, старики переехали к черту на кулички куда-то под Новгород-Сиверский, на Черниговщину. И внука с собой забрали, так что с тех пор Ирэн виделась с сыном больше урывками, между замужествами. После первой неудачной попытки она испытывала судьбу еще трижды, и все с тем же успехом. От третьего брака у нее родилась Милка, которая в этом году оканчивала школу.

Все это она рассказала Андрею в ту самую первую их встречу. Что касается отца Татаринова, то его судьба сложилась трагично. На далеком казахстанском полигоне он погиб при невыясненных обстоятельствах, не прослужив года и сына так и не увидев. Как потом узнала Ирэн, он легкомысленно не надел каску, и шальная пуля, хоть и холостая, нашла его буйную голову. Маленькому Димке Ирэн постоянно внушала:

- Твой отец – храбрый военный, погиб, выполняя важное задание.

Воспользовавшись приглашением, Андрей уговорил Ирэн в ближайшую субботу съездить с ним на дачу Дмитрия, где, по утверждению Татаринова, у него припрятаны важные документы.

- Вы мне скажите как адвокат, Андрей Анатольевич, - говорила она, глубоко затягиваясь тонкой и длинной дамской сигареткой, - человека хватают средь белого дня, арестовывают прямо на улице за якобы совершенное административное правонарушение, хотя свидетелей нет. Тем не менее, суд выносит приговор – 15 суток административного ареста. И в то же время, как пишет Дмитрий, его каждый день возят на допросы, избивают и подвергают пыткам. Такое возможно в нашем, якобы правовом, государстве?

- Видите ли, Ирэн Михайловна, мы пока располагаем только свидетельствами Дмитрия, так сказать, с его слов. Сколько я ни обращался в СИЗО, чтобы мне выдали справку о состоянии здоровья моего подзащитного, нам постоянно отказывают, причем, в последнее время даже не обременяют себя поисками более-менее убедительных предлогов. В то же время документально подтверждено, что в период админареста Дмитрию пять раз вызывали «скорую» во время допросов. Понимаете, Ирэн Михайловна, у нас нет иного выхода, как только привлечь внимание общественности к этому, в некотором роде, беспрецедентному делу. Поэтому я и прошу вас поехать на дачу. Если не возражаете, пригласим туда журналистов…

Если бы Ирэн заупрямилась, пришлось бы сообщить, что ее сын проводит больше времени в тюремной больнице, чем в СИЗО, и уже перенес несколько операций. Но даже в больнице его держат прикованным наручником к койке. Показательно и то, что тюремные медики направили Татаринова на комиссию по инвалидности, но следователь аннулировал направление. Конечно, он зафиксировал все эти факты в жалобе, поданной в генпрокуратуру, но оттуда пока ни ответа, ни привета. К счастью, Ирэн согласилась и без дополнительных аргументов, о существовании которых ей лучше пока не знать.

По дороге домой он подумал, что неплохо было бы описать все эти зверства от имени матери в письме на имя президента. Конечно, отсечь всю информацию, касающуюся дела Гонгадзе, от одного упоминания о котором все бегут в разные стороны и слушать ничего не хотят. Адвокат Волга подозревал, что неприятности его подзащитного связаны как раз не столько с примитивным разбоем, вымогательством и даже теми одиннадцати убийствами, сколько с причастностью Татаринова к исчезновению журналиста. А что – такое письмо может и сработать, особенно, если учесть поправку на нынешнюю политическую ситуацию.

Ему, адвокату начинающему, для которого дело Татаринова первое, по-настоящему крупное в карьере, пришлось сразу же столкнуться с некоторыми вопиющими вещами, о которых на лекциях в университете не говорилось. Кроме того, оставалось много неясного, непонятного, если простым языком – не помещающегося ни в одной здоровой голове. Например, почему Татаринов, выдавая себя в письмах борцом за справедливость, сам принимал участие в истязаниях и убийствах людей? Как могло получиться, что в преступной банде мирно уживались и «работали» действующие милиционеры и отпетые уголовники?

Каким образом удавалось так обставлять, что ни одно дело практически не возбуждалось? Пример – убийство 50-летнего экстрасенса, которого предварительно заставляют написать под диктовку письмо. Оно потом, месяц спустя, после его пропажи, отправляют матери. «Прости, родная, не могу больше обманывать людей, раскаиваюсь, уезжаю из Киева навсегда». Мать, понятно, показывает письмо следователю, и дело благополучно закрывают без всякой проверки. И всех это устраивает.

Андрей не первый раз ловил себя на том, что многие непонятные зигзаги и превращения, некорректное поведение со стороны тех, кто должен расследовать дело, заставляют его мыслить и подходить к нему не как адвоката, скорее – следователя. «Ну и пусть! Все настолько запутанно, не вписывается в обычные рамки, требует неординарных подходов и решений. Надо поставить себя не только на место подзащитного, но и тех, кто его обвиняет, кто действовал вместе с ним». То и дело на его пути возникали неожиданные преграды, он чувствует чью-то заинтересованность в том, чтобы его действия не выходили за рамки обычного адвокатского формализма, который ему так не по душе. А после того, как к нему попали письма Татаринова, Андрей понял, что в одиночку действовать и опасно, и бессмысленно. Потому-то решил обратиться к журналистам, чтобы те обнародовали письма в открытой печати. Правда, способ ознакомления выбрал оригинальный. Воспользовавшись тем, что его товарищ по университету, переводчик Толя Сильченко, попал в группу обслуживания официальной делегации, попросил взять с собой два пакета, чтобы передать Цветкову и Фаине Шумской. Разве у Андрея был другой выход? Он не знаком с ними, искать сближения, навязываться – означало бы не только кучу времени потерять, но и вызвать подозрение. «Что надо этому адвокату? Кто его подослал?»

И вот вчера по мобилке позвонил, наконец, Цветков, и они условились о встрече сегодня, в 14 часов. И хорошо, что удалось за полтора часа решить все вопросы с Ирэн Полтавец. Можно будет Цветкова, если разговор удачно сложится, пригласить в субботу на Русановские сады, на дачу Татаринова.

Увы, Виктор Цветков не приехал и даже не позвонил. Напрасно комкал встречу с Ирэн и гнал тачку, как сумасшедший. Ну что это такое? Редактор газеты, солидный человек – и даже не предупредил! Через час Андрей набрал номер редакции, который высветился вчера в памяти его мобилки, когда звонил Цветков. Вернее, звонил не он, а секретарша, что потом соединила со своим шефом. И сейчас она сняла трубку.

- Алле, здравствуйте! Это адвокат Андрей Волга. Вы мне вчера звонили. Скажите, я могу поговорить с Виктором Юрьевичем Цветковым? Уехал в командировку? Странно. Мы договаривались на 14 часов. В срочную командировку? Когда будет? Через три дня? Лучше – в понедельник? Он ничего мне не передавал? Это все очень странно, - сказал Андрей и нажал кнопку сброса.

По словам секретарши, Цветков отбыл неожиданно, по заданию кабинета Министров в Москву, звонил в редакцию с вокзала, больше не объявлялся, его мобильный не отвечал. Ночью же на редакцию совершено нападение, неизвестные забросали помещение, куда они только-только вселились, бутылками с горючей смесью. Пострадала компьютерная сеть, под угрозой оказался выпуск завтрашнего номера, пробовали дозвониться в Москву, к редактору, - бесполезно.

- У нас с утра даже телефоны не работали, - сказала секретарша. - Вы – один из первых, кто к нам дозвонился.

Что за ерунда! Еще посоветовала: «Посмотрите сайт «Подробности», там сообщается более подробно о всех наших бедах.

В Интернет-то сегодня Андрей еще не лазил, не было времени. Зато теперь, кажется, появилось. Заголовки новостного сайта:

- Нападение на редакцию газеты «Кто виноват». Под угрозой выпуск завтрашнего номера. Журналисты газеты «Слово» и ее редактор Владлен Мирошниченко предлагают свою компьютерную базу для выпуска очередного номера «Кто виноват».

- Редактор «Кто виноват» Виктор Цветков находится в настоящее время в командировке в Москве.

- Прокуратура возбудила уголовное дело по факту нападения на редакцию «Кто виноват».

- Заместитель министра МВД Николай Безпальченко полагает, что нападение на редакцию совершенно или из хулиганских, или из корыстных побуждений. Политическая версия пока исключается.

Следующее сообщение заставило Андрея пристальнее вглядеться в монитор, он даже кресло придвинул:

- Вчера вечером злоумышленник попытался ограбить известную журналистку Фаину Шумскую.

Адвокат Волга щелкнул «мышкой»:

«Как рассказала Шумская, это случилось около двадцати четырех часов. Она возвращалась домой после записи телепередачи. На подходе к дому заметила человека, который копался в баке с мусором. Она сначала не обратила внимания, местные бомжи часто посещают это место. Когда же вошла в парадное и открыла почтовый ящик, бомж уже был рядом. Журналистка заметила спортивную шапочку «петушок» и темную куртку. Поскольку света в парадном не было, она не смогла рассмотреть лицо. На вид, по утверждению журналистки, злоумышленнику лет 20 – 25 от силы. Он приставил нож к горлу журналистки и потребовал снять бриллиантовые сережки. Фаине Шумской удалось вырваться и позвонить в одну из квартир на первом этаже, при этом она кричала и отбивалась, пытаясь выбить нож. Неизвестный грабитель порезал ей руку в нескольких местах. Когда жильцы квартиры на первом этаже, в которую звонила Фаина, наконец, открыли дверь, неизвестный убежал. Пострадавшей оказана первая медицинская помощь. Прибывшая через десять минут бригада «скорой» установила порезы правой руки легкой степени, а также на правой стороне лица. Ведется следствие».

Что за ерунда! Цветков куда-то уехал, Шумскую «порезали», редакцию забросали бутылками с горючей смесью. Не слишком ли много совпадений?

Тогда адвокат Андрей Волга еще не знал, что в редакции газеты «Слово», той самой, что вызвалась помочь «Кто виноват», ее почетный редактор, заместитель министра информации Владлен Мирошниченко внимательно вычитал и заслал в типографию статью журналиста Василия Котляра «Когда не срабатывают тормоза». Она затрагивала некоторые этические вопросы во взаимоотношениях суда и адвокатуры. По мнению журналиста, эти отношения в нашем государстве далеки от совершенства. В качестве подтверждения автор, специализирующийся на правоохранительной тематике, приводил такой пример:

«Как уже сообщалось в прессе, задержан руководитель особо опасной группировки Дмитрий Татаринов, в недавнем прошлом – работник одного из подразделений МВД в Киеве, подполковник милиции. На счету группировки, которую он возглавлял, более десяти убийств, множество разбоев, нападений на коммерсантов и бизнесменов, просто богатых людей, особенно одиноких. Бандиты жестоко расправлялись со своими жертвами, применяли пытки, терроризировали родственников, требуя выкупы, выражавшиеся в астрономических суммах, а когда получали хотя бы часть денег, убивали заложников. В настоящее время ведется следствие.

Однако, это-то кое-кому не очень нравится, налицо попытки любыми методами помешать его ходу. Например, адвокат Андрей Волга, сфабриковав так называемые «письма Татаринова», распространяет их по редакциям СМИ, пытаясь поднять шум вокруг «дела Татаринова», отвлечь внимание от истинных виновников, по сути, оправдывая убийц и бандитов. Мы наблюдаем откровенную попытку запутать дело и помешать следствию. Здесь есть о чем задуматься, в частности, Киевской коллегии адвокатов, которая за последние пять лет всего один раз отозвала лицензию на право адвокатской деятельности за нарушение прав и поведения защитников.

В то время, как в профессиональных судебно-адвокатских отношениях процветают многочисленные факты злоупотреблений и нарушений, нередки случаи взяточничества, мздоимства, а то и сговора. Что касается действий адвоката Волги, возникает вполне уместный вопрос: по чьей инициативе действует этот, с позволенья сказать, адвокат? Не будет же человек исключительно ради спортивного интереса суетиться и разносить по редакциям «документы» весьма и весьма сомнительного содержания, оправдывая убийц и преступников?»

Андрей не знал об этой статье все утро, пока не позвонил отец.

- Читал сегодня «Слово»? Прервись и почитай. Там про тебя написано. Автор – некто Котляр. Перезвони, не сочти за труд, будь добр.

Отец Андрея – Волга Анатолий Андреевич был известным киевским адвокатом, имел частную практику еще в совковое время, дослужился до высокого поста в аппарате Высшего Совета Юстиции. Сейчас он пребывал на заслуженном отдыхе, но время от времени брался за резонансные дела, чтобы показать молодым, как он говорил, недорослям от юриспруденции, школу настоящей классической адвокатуры. В академии, где, по-прежнему, вел небольшой семинар, на мастер-классы профессора Волги собирались толпы слушателей и преподавателей, действующих юристов. Андрей старался не пропускать открытых вступительных лекций отца - люди сидели в проходах. Делами сына профессор интересовался, конечно, но, как и все, что делал, выглядело неназойливым и тактичным.

Статью Котляра Андрей прочел дважды. Как такое могла публиковать авторитетная всеукраинская газета? Как редактор мог ее пропустить? Называть человека преступником до решения суда? Бред собачий! Что значит: «по чьей инициативе действует адвокат Волга?» Кто давал право журналисту подозревать его, честного человека, в корыстолюбии и мздоимстве? Да здесь все бред и инсинуации! И это печатает одна из ведущих газет страны!

Постой-постой, откуда у него информация о «письмах Татаринова», которые он якобы распространяет по редакциям? Почему – якобы? Во-первых, не по редакциям, копии писем были переданы – и то не им – только Шумской и Цветкову. Больше о них никто не знал, даже Толя Сильченко, передавший пакеты по назначению. После этого Цветков уехал в срочную командировку, о которой даже в редакции не сразу узнали. А на Шумскую совершено нападение с целью ограбления. Случайное совпадение? Все это очень странно. Откуда о письмах узнали в «Слове»? И что именно Волга их распространяет? Кроме самого Татаринова, его и Толи Сильченко, никто о письмах не мог знать. Плюс двое журналистов, получивших пакеты. Неужели, кто-то из них передал в «Слово»? Теперь об авторе. Фамилия знакомая, часто пишет на правоохранительную тематику. По-моему, в «Жизни» что-то читал... С редактором Михаилом Громовым он как-то встречался во время дискуссии в «Украинском доме», тот сам подошел после сообщения Волги, познакомились. У него визитка Громова где-то осталась, приглашал к сотрудничеству. Андрей набрал телефон приемной редакции. Трубку сняла секретарша.

- Михаил Борисович болеет. Когда будет? Не раньше, чем через неделю.

- Это адвокат Волга беспокоит. Скажите, у вас работает такой сотрудник – Котляр? Василий Котляр?

После довольно продолжительной паузы неуверенным голосом:

- Сейчас уже нет, редакция отказалась от его услуг.

- Как с ним связаться можно, будьте добры?

- Даже не скажу. Может быть, оставите свои координаты, я, если вдруг он появится, передам, что вы звонили.

Ничего не дал и звонок в газету «Слово». Там ответили то же, что и в «Жизни»: Котляр – наш внештатный сотрудник, мобильного телефона не знаем, оставьте свои координаты.

- Можно поговорить с главным редактором? – спросил Андрей.

- Владлен Константинович сегодня на коллегии в министерстве, будет только завтра.

Да что же это такое! Никого нигде нет, никто ничего не знает, до Котляра добраться невозможно. А если, к примеру, он, Андрей Волга, хочет подать в суд на газету и журналиста за распространения клеветнических сведений, нанесших непоправимый ущерб его личности и профессиональной репутации? На кого подавать, если даже адреса и постоянного места работы автора он не знает и узнать пока не может?

Ближе к обеду телефон в офисе раскалился совсем – от звонков коллег и знакомых не было отбоя. Все сочувствовали и ругали почем зря «свободную прессу». Дурацкая ситуация! Не будешь же каждому объяснять, что ты не верблюд! Да и кого это интересует. Позвонили из одного Интернет-агенства: хотели взять интервью по поводу сегодняшней статьи в «Слове». Попросив подумать до вечера, Андрей набрал родительский телефон.

- Мать приглашает тебя на обед. Какие у тебя планы? Свободен?

- Да, собственно, никаких,- повеселевшим голосом ответил Андрей. – Конечно, приеду.

«И родителей навещу, давненько ведь не был. Все равно работать невозможно. Звонят беспрестанно! Вот прославился…»

После обеда они с отцом уединились в бывшей Андреевой комнате, которая служила сейчас кабинетом профессору. Выслушав сына, Анатолий Андреевич спросил:

- Почему ты решил обратиться именно к этим журналистам, кто-то посоветовал?

- Честное слово, никто! Исходил из своего личного восприятия, «Кто виноват» считаю более или менее не заангажированной газетой в политическом плане, Фаину Шумскую читаю, как и все интеллигентные люди… Лично с ними не знаком, да и, вообще, в этом мире связей пока нет.

- Нехорошо это. У классного адвоката должны быть связи, свои люди везде. Профессия такая, особенно сейчас. Вот есть Пушкин, Франко, Толстой, Достоевский, Феллини, Довженко, Яновский, допустим. Но с каждым годом их все меньшее количество людей помнит и знает. Не задумывался – почему? Век телевидения, пиара. А их по телевидению не показывают. Зато вовсю крутят Киркорова, «Ментов», Петросяна. Вбивают в массовое сознание, зомбируют народ. Их знают. Лермонтова не знают, какого-нибудь Галкина-Палкина знают. У тебя на ТВ должны быть свои люди. Чтобы пришел, допустим, после подметной статьи, и тебе дали эфир. Или в газету поставили ответ на беспочвенные обвинения. Те же письма Татаринова опубликовать – куда сейчас без блата? И таких поводов много будет в жизни. Тебе еще из коллегии адвокатов не звонили?

- Нет. С чего они должны интересоваться моей персоной?

- Милый мой! В статье этого прохиндея вопрос ставится четко: куда смотрит коллегия? Науськивает, чтобы лицензию отозвали. У меня там свои люди есть, но сейчас звонить, наверное, не с руки – только напугаешь. Если вдруг что-то известно станет, немедленно дай знать. Промедление недопустимо. Тогда, кстати, окончательно прояснится, насколько серьезные силы участвуют в игре, которая может оказаться ведь и пустышкой.

- Сам-то как считаешь?

- Если за всем этим кто-то стоит, и статья по-настоящему заказная, в чем я не сомневаюсь, значит, должны позвонить. Для чего тогда и огород городить, только напугать? В прессе свои деньги ходят, просто так никто ничего не делает – ради бахвальства или по безалаберности. Хотя отморозков и там хватает. Если позвонят, значит, мы с тобой увязли капитально, надо выкарабкиваться, иначе раздавят.

- Думаешь, настолько все серьезно?

- Уверен. Хотя лучше, чтоб я ошибался. Дело, можно сказать, уникальное, необычное. Краешком, самым маленьким, вышли на банду убийц, которой менты заправляют. Бывшие, нынешние – какая разница. Одно дело, если здесь только криминал. А если не только, как свидетельствует Татаринов? Если и политические убийства им заказывают? Ты представляешь, кто по статусу может такое себе позволить? Как говорится, не ниже генерала! Не ниже! А то и выше! Ты эти письма сам читал?

- Оригиналы у меня, в надежном месте.

- Будь добр, копии хоть покажи. В твоем присутствии. Чтобы представлять, так сказать, более рельефно… Лады? С утреца самого - сможешь? Что дальше делать собираешься?

- Завтра встречусь с Татариновым, пропуск в СИЗО заказан. Еще раз попытаюсь выяснить, где что у него на даче спрятано. В субботу туда поеду, в понедельник должен Цветков вернуться… Хотел с тобой посоветоваться: стоит ли сейчас на интервью разные соглашаться, опровергать Котляра?

- Думаю, что нет. Аргументов пока маловато. Что прессе скажешь? Тем более, что факт, о котором говорится в статье, имел место быть… Они сразу спросят: письма передавали журналистам? А тебе крыть нечем.

- В том-то и дело…

- Но в суд подать – и на редакцию, и на автора публикации – обязательно. Адрес в иске укажешь один, редакционный. В конце концов, ты ведь не обязан знать, кем он там у них числится – штатным, нештатным. Может, до слушания дела в суде и не дойдет. Но пусть повисят, понервничают. Пропустишь, простишь – жди очередного опуса. Эта публика только силу уважает, когда их прижмешь. Если видят, что ты все заглатываешь и вокруг них поклоны ходишь-бьешь - на голову сядут.

Андрей собирался уходить, когда отец спросил:

- Когда материалы передавал журналистам, какую-то сопроводиловку писал, своей рукой, координаты и так далее?

- Конечно, важно было, чтобы поверили…

- Я тебя прошу, Андрюша, больше никаких следов не оставляй. Это нарушение, лицензию в два счета отберут. Помни, ты – всего лишь адвокат. Не Пинкертон. Эту роль у нас есть кому играть. Оптимальный вариант для тебя - отозвать письма обратно. Ошибку, конечно, допустил серьезную…

- Как же я могу это сделать? И не только потому, что до журналистов не достучаться. Татаринова-то убьют не сегодня-завтра.

- Да, разбередил гнездо…

В офисе Андрея ждало неприятное известие, даже два. Из СИЗО перезвонили: завтрашнее свидание с подзащитным Татариновым не состоится, поскольку его перевели в медсанчасть и будут готовить к операции.

И передали телефонограмму из коллегии адвокатов:

«Завтра в двенадцать ноль-ноль – заседание коллегии, явка обязательна, по вопросу лицензии».

Значит, отец прав – его хотят лишить лицензии. Придется опять старого профессора побеспокоить, чтобы включал свои связи.