Geum.ru

Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материалаДокументы

Содержание


Шеф - везде!
Глава 4. олег западня. « и пораженье от победы…»
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   39
^

ШЕФ - ВЕЗДЕ!



Как же я прокололся? Правду говорят: не повезет – на своей жене триппер поймаешь. Как можно было так проколоться? Депутат Верховной Рады, председатель комитета по безопасности, генерал Сергей Семенович Приходько, расставшись с Максом Зацерковным, пребывал почти в растерянности, странном и нехарактерном для него состоянии.

В юношестве он занимался боксом, успешно, надо сказать, пока однажды на соревнованиях в Мариуполе, тогдашней столице украинского (в составе СССР) бокса, неожиданно, на ровном, как говорится, месте, пропустил страшной силы удар в подбородок. Тогда чуть не умер, врачи откачали. Язык прикусил, вырезали кусочек, с тех пор немного шепелявит. И соперник попался неудобный - левша, долговязый, выше Сергея почти на две головы, руки, как крючки длинные, и сам худющий, на крючок похожий. Ни техники, ни физики, после первых минут стало ясно, что дилетант. «Ты не дергайся, отскакивай, чтобы он тебя не достал в контратаке» - сказал тренер после первого раунда. – «Набирай очки, он к концу раскроется, добьешь».

Именно в концовке боя, когда он пошел добивать, пропустил тот злополучный апперкот – корявый, неподготовленный, снизу вверх, в центр подбородка. Нокаут. С боксом пришлось попрощаться. С тех пор он опасался неудобных и нестандартных соперников.

Странное и нехарактерное для генерала Приходько состояние проявилось в том, что, объехав клумбу на Красной, то бишь, Контрактовой площади, он как бы по инерции, сделал еще один, совершенно не нужный круг, и остановился на том же месте, где несколько минут назад они стояли с Максимом Зацерковным. Опустив вручную стекло, а в «Жигулях» именно так открывались боковые окна, генерал закурил. Многие, кто его знал, удивились бы: мало кто видел Сергея Семеновича с сигаретой, на людях себя сдерживал, слабость не показывал. Только в кругу самых близких, от которых таится нет смысла, сбрасывал напряжение, расслаблялся.

- Черт! – громко сказал генерал и смачно сплюнул в окошко. И выматюкался со смаком, со вкусом, с загогулиной. – Вот так прокололся! Это ж надо!

Что же делать? Еще спроси: кто виноват! И разведи беспомощно руками. Лучше ушами. Кто бы ни был виноват, он ответит и понесет наказание. Самое крутое – генерал постарается. Но исправлять - тебе. Дядя из другой планеты не прилетит. Что значит - исправлять? Организовать всю работу и координировать действия, осуществлять жесткий контроль, твердой рукой добиваться безусловного выполнения всего намеченного. Чтобы никто и не пикнул.

Надо же, как все посыпалось накануне юбилея! Через три дня - ему 50. То есть, на все – про все у него два дня. Пятницу вычеркиваем – с утра и до шести вечера он принимает гостей в «Национальном», бывшем «Жовтневом», отеле ЦК компартии Украины, теперь – Верховной Рады. Вечером – одновременно в трех (!) ресторанах – застолье для разных категорий гостей. В «Днепре» соберутся бывшие коллеги по прежней работе – члены коллегии, генералитет, руководители областных департаментов – около ста человек. В том же «Национальном» - киевская элита, депутаты, члены правительства, вице-премьеры – стол накрыт на 150 человек. В «Царском селе», у Лавры, - все остальные, включая родственников, соучеников, нужных людей, приезжих, а также приглашенных по линии жены и дочери – человек 200 -220. Будет еще один стол - на даче, но это уже в субботу, для своих, домашних.

Весь вечер он будет курсировать от одного ресторана к другому, в пределах этой Печерской «стометровки». Всем мероприятием занимается оргкомитет, который возглавляет руководитель хозуправления Верховной Рады Вася Билоног, вместе они когда-то оканчивали Академию в Москве. Давно, еще при той жизни. Вася в молодые годы, проявил недюжинные способности по хозяйственной части – фарцевал джинсами и паленой водкой в привилегированной кремлевской общаге, очередь к нему в комнату стояла в полкоридора круглосуточно. Так что он организует на высшем уровне. На дачу, для своих, пообещал выгнать фирменный самогон и заколоть кабанчика, освежевать, угостить кровью.

Не обойтись и ему, кажется, без крови. Достал мобильный, привычно вынул находившуюся там сим-карту, вставил другую.

- Алло! Здоров! Узнал? Извини, что на ночь глядя. Правильно – на утро. Рассвет, как говорится, уже полощется. Я к тебе сейчас заеду. Случилось, ты догадливый. Одевайся так, чтобы потом сразу за работу. Прихватишь кое-кого, «Газелька» с тобой? Оборудована? Да, надо по-темному. Нет, за город ехать не придется. Здесь, почти рядом с вами. Буду через тридцать минут. До встречи!

Когда же я прокололся? Может, когда по доброте душевной, разрешил - не то, чтобы разрешил, но и не запретил же - заниматься, как они говорили, «халтурой»? Кто же думал, что за неполный год «нащелкают» одиннадцать покойников, самостоятельно, по своей, так сказать, инициативе. Не считая тех, что он им поручал. Этот Татаринов оказался хитрее, чем он предполагал. Кто мог подумать, что они будут «мочить» коммерсантов и «папиков» после похищения? Как-то быстро у них наладилось все. Не сразу сообразил, что люди Татаринова получали двойное вознаграждение – плату от заказчика и выкуп от семьи потерпевшего. Получив деньги, убивали похищенных. Оказывается, Татаринов и тот второй, Анищенко, по очереди петлю затягивали, сами раздевали пленников , укладывали на землю, помощники садились сверху-снизу, медленно душили удавкой. Тела закапывали в лесу. Вот и Китаец рассказывает, когда в интернате учились, он задушил шарфиком кого-то, за что первый срок потянул.

Так и Гонгадзе удушили. Хорошо, голову не нашли - после того, как фото этого Гольдфарба, или как его, опубликовали газеты, сразу смекнули бы, что почерк-то один. На Гольдфарбе и погорели – богатенькие родственники не пожлобились, щедро заплатили руководству ментуры, те постарались, вышли на след похитителей. Каким же было удивление, когда узнали, что организовал все такой же, как они, мент.

Татаринова задним числом уволили из органов. Выяснилось, что помогали ему действующие офицеры МВД. Тех тоже сразу пришлось – кого в запас, кого – на пенсию. Отморозки полнейшие! Ничего не боялись, подходили на улице, средь бела дня, в центре города, предъявляли подлинные удостоверения, приглашали в машину, даже протоколы поначалу составляли для понта. И наручниками щелкали. Настоящими. Жезлом инспектора ГАИ останавливали машину, в которой находился «объект». С «маячками» на крыше ездили. У них и форма была, переодевались перед операцией. Уголовники заканчивали успешно начатое дело - шапку на глаза, в лес вывозили, могилы заставляли себе рыть.

По городу ходили слухи один страшнее другого, люди-то пропадали, шум, словом, поднимался, но он, например, до сегодняшнего дня не думал, мысли не допускал, что его группа работает. Только, когда Макс назвал фамилию Татаринова, генерала как током ударило. Больше половины «ментов» состояли у него, Приходько, на связи! Двое осуществляли слежку за Гонгадзе. В страшном сне не привидится! Генерал считал, что они выполняют только его заказы, деньги им платил, и немалые. А они промышляли убийствами и похищениями ни в чем не повинных людей. Конечно, засыпались. С Гольдфарбом хотели назад крутить – куда, бабки-то потрачены, отдавать никто не будет! Можно было бы аккуратненько замять.

Может, и удалось бы замять, выкупить дело, как было не раз. Только умник этот, Татаринов, письма стал сочинять. Теперь ему кранты, сам на своей шее петлю затянул, такая вот оборотка получилась. Но проблема-то остается! Неизвестно, сколько экземпляров писем Татаринова гуляет по Киеву. Писем, где черным по-белому – его инициалы. Известно, что экземпляр есть у Цветкова, у Шумской, оригинал – у адвоката Татаринова некоего Волги. Оригинал именно и нужен! Тогда копией можно в туалете воспользоваться. Адвоката тряхнуть как следует! Кстати, не родственник ли он старого Волги? Сын, может? Тот тоже козел упрямый!

Дрянь дело! На него и без этого оппоненты пытаются повесить смерть Черновола. Теперь – и Гонгадзе! Так все нераскрытые заказняки на генерала повесят? Лучше Гонгадзе с Черноволом, чем эти оборотни! На версту несет мертвечиной и уголовщиной! Ни на кого нельзя положиться, прогнило насквозь, вся система! Именно здесь - одна из главных причин твоего прокола. Не учел уровня коррумпированности в милицейской среде. Принимал решение по аналогии со службой. В СБУ такого в помине нет! У ментов же каждый чих продается и покупается. Ты своими деньгами только «подогревал» их. До чего все примитивно!

С другой стороны, там, где надо было проплатить, чтобы сразу закрыть образовавшуюся течь, ты не торопился. Например, в случае с Гольдфарбом – свои деньги семье вернуть, извиниться. А вы, милейший, пожлобились. Кто же знал, что таким боком вылезет? Что болтать Татаринов начнет в СИЗО? Козырять своими связями и знакомствами, главное – что участвовал в деле Гонгадзе! Сказал прямо в глаза Басовцу, следователю, который его допрашивал: ну, что ты менжуешься, да мы с тобой – одна банда, и шеф у нас один! Тогда надо было меры предпринимать, не дожидаться, пока он письма напишет.

Удивительно, как ему все с рук сходило. Вместо того, чтобы сразу язык вырвать, вколоть ампулу, его калекой делали на допросах. Зачем? Татаринов в больнице тюремной времени провел больше, чем в самом СИЗО! И вот результат – пошли гулять письма! Журналисты с ними носятся. Еще хорошо, что к Максу попали чудом, иначе пришлось бы из газет узнавать содержание. И свои инициалы напечатанными увидеть. Ну, козлы, в дышло и душу мать! Кончать и немедленно, если сегодня не удастся, значит – завтра обязательно!

Итак, план чрезвычайных мероприятий вырисовывается следующий. Привыкший системно мыслить, генерал Приходько потянулся к рабочему блокноту.

Первое – выемка всего, что имеется на даче Татаринова. Сегодня к девяти утра доложить. Ответственный – подполковник Хоречко Иван Пантелеевич.

Второе. Нейтрализция Татаринова. Срок – среда, максимум. Исполнители – работники СИЗО. Внимание! Перед этим обязательно встретиться самому, лично. Узнать, сколько всего было пакетов с «письмами Татаринова»! Подумав, жирно, с нажимом написал: «СЕГОДНЯ!» и подчеркнул двумя линиями и восклицательным знаком: «ПЕРВООЧЕРЕДНО!».

Да, это надо сделать в первую очередь! Сейчас же, с самого утра туда поехать, вдруг он размножил их сотню штук и разослал во все инстанции, вплоть до мадам Соверенсен, Брюсселя и т.д. И везде – «С.С.П.»!

Третье. Отсечь имеющих пакеты журналистов, также адвоката Волгу. Изъять у него оригиналы писем.

Как это сделать, чтобы не вызвать подозрений? Не могут же все фигуранты разом, в один день, - тот убит, тот побит, тот похищен? Поразнообразнее – не получается, ни сил, ни времени нет. Прикрытие нужно, вот что.

Четвертое. Через Крячко и Зацерковного организовать в прессе и по телевидению выступления, отвлекающие внимание от операции. Во всем должен быть один виновник и подозреваемый – Татаринов. Мы все на него валить будем, монстра в сознании людей слепим, кровопийцу-маньяка.

Пятое. Нейтрализация всех, кто входил в группу Татаринова. Срок – до конца недели. Отв. – Хоречко И. П.

Именно, к его дому, на Русановке, сейчас подъезжал на своих темно-грязных «Жигулях» с шашечками генерал С.С.П.

Иван Пантелеймонович стоял на тротуаре, ежась от утренней влажной прохлады, сифонившей вовсю со стороны канала. Его когда-то козырный, а сейчас затрапезный совковый дом стоял на углу, открытый всем ветрам так, что даже летом здесь продувало сквозняками. «Архитекторы, вашу так!» - привычно выругался подполковник и попытался глянуть на часы: три минуты до условленного времени. Не туда и не сюда. В смысле, что в парадную греться поздновато, для приезда шефа – рановато. Вон, кстати, и его «жигуль».

- «Газелька» твоя где?

- В гараже, где ж ей еще быть.

- С «миноискателем»?

- Конечно.

- Ты вот что, Пантелеймонович! Садись в машину, перетереть кое-что надо. Дуй прямо сейчас на дачу Татаринова, это на Русановских садах. Адрес в блокноте моем, где закладка. Нашел? Улица Садовая, 12 линия, номер дома… Нашел?

- Да, 54-й.

- Возьмешь с собой человека два, не больше, понял?

- Что искать?

- Там у него зарыты письма, документы, кассеты. В дипломате, металлическом ящике. Прошмонать каждый сантиметр. То же – в доме, в сараях, везде. Ничего не оставлять! Не сегодня-завтра туда нагрянут. В этих письмах он и тебя вспоминает, будто ты возглавляешь все. И хлопцев твоих, поименно. Представляешь?

- Вот подонок, блядь!

- Самое хреновое, разлетелись они, письма, не сегодня-завтра в газетах будут! От того, как провернешься, и твоя судьба зависит, и все остальное. Докладывай каждый час.

- По какому номеру?

- Буду на триста одиннадцатом.

- Поехал. Пока. Да, а тех, кто в курсе, ну, кто был с ним на всех его делах, можно взять сейчас? Где же я других возьму?

- Бери, хрен с ними. Мы все равно скоро с ними прощаться будем.

- Ну, пока, я понял!

Выезжая на мост Патона, С.С.П. глянул на часы: половина шестого утра. Ничего себе время летит!

- Алло! Валерий! Доброе утро. Узнал? Ты возьми Игорька, понял, о ком я? И в восемь ноль-ноль – ко мне в офис, на Дарвина. Чтобы без опозданий. Выскочил на клумбу возле известной каждому киевлянину «Бабы», развернулся на Печерск. «Кофе выпить и переодеться!»

Теперь по журналистам. Главная фигура, конечно, Цветков. Что мы о нем знаем? В разработке давно, но никакой компры на него, по сути, нет. Разве что - забухать, да и то в своей компании. На женщин не клюет. Хороший семьянин. Эх, если бы времени больше, можно было бы кого-то из членов семьи выменять у него за письма. Тогда бы точно клюнул! Деньги не берет, несколько раз в кабинете, после разговора, кульки «забывали», будто плата за услугу, так на лестнице догонял, швырял вслед. То есть, не просматривается ничего. В таком ключе мы и работаем. Чтобы на человека ничего не было? Скажите кому-нибудь другому! Обязательно должен быть компромат, проблемы. Не смогли обнаружить – другое дело, нам минус.

Может, славу любит, в политику хочет, депутатом же выдвигался – не прошел, мы помогли, чтобы пролетел. Этот аспект не изучали, а вдруг клюнул, если бы депутатство, Верховную Раду, предложили бы. Теперь не до долгоиграющих разработок. Придется изолировать. После грузина убирать нельзя. Действовать надо внезапно, пока они не ожидают – в этом сейчас мой козырь, мое спасение.

Значит, так. Его редакция недавно в новое помещение въехала. Могут хулиганы туда ворваться ночью, взять, что плохо лежит, к примеру, облить бензином, поджечь, компьютеры молотками побить? Могут? Запросто. Цветкова самого – закрыть где-то отдельно. Перехватить по дороге домой, скажем. И получится: на редакцию нападение, редактор – в командировку выехал в Москву по экстренному заданию директивных органов. Заставим сказать. На неделю. Домой позвонит, жене, та - на работу, секретарше. Вот именно, Цветков так и скажет жене, под угрозой: позвони, мол, секретарше, сообщи, что уехал, не успел даже попрощаться. Или сам пусть скажет, еще лучше. Не заместителю своему, а секретарше бестолковой. По чрезвычайному поручению кабинета министров. Почему вещи не взял? Так вышло, все бегом, в дороге куплю себе что-нибудь. И потом еще один звонок организовать, когда все узнают о погроме в редакции: ну как там, что там, завтра выезжаю и т.д. Главное, чтобы подозрений ни у кого не вызвало, после Гонгадзе это будет дурно пахнуть. Обязательно додумать детали, но схема приемлемая.

О Фаине. Беременна? Очень даже хорошо! Китайцу - новая вводная: пусть посылает к черту, устраивает скандал, толкает на аборт. Да она не то, что письмами заниматься не станет, весь свет проклянет. А здесь мы появляемся – в белом, благородно, мужественно, с достоинством. Пожалеем, приголубим, приласкаем - женщине, как кошке, за ухом почесать надо. Пригласим к себе на дачу - отдохнуть, перышки почистить, раны зализать. Причем, давить до конца, никаких полумер, вербовать с мясом! Талантливая, стерва, нам пригодится, о будущем тоже думать надо!

Чтобы быстрее соглашалась, мы ее прессонем слегка. Скажем, у нее же в парадном: будет почту вынимать, или в лифте – под пэтэушника нарисоваться, серьгу с уха сорвать, лицо не царапать, ножичком только погрозить, покрутить у лица, чтобы запомнила хорошо. Макс? А какие у него права? Он же сам попросил помочь развязаться. Мы к ней, если на то пошло, вообще, претензий не имели, пока она с Цветковым не связалась.

Фаина Шумская – журналистка очень перспективная, такой талант заполучить – что в лотерею выиграть. Это вам не Макс-Китаец, не Пестик-Крячко, даже не Влад Мирошниченко, который ее, кстати сказать, и подсек случайно. С привлечением Шумской к работе большие перспективы открываются. И погоняло ей дадим: «Госпожа Бовари». Неплохо!

Теперь - подумать, как закольцевать, выстроить контроль над журналистами в глобальном,так сказать, масштабе. История с Гонгадзе показала, что чувство корпоративной солидарности у них присутствует. Внедрить своих людей и управлять процессом. Хватит в коротеньких штанишках бегать в первый класс. Зациклился на Владе с Максом. Да если удастся завербовать Фаинку, такие дела можно вершить! Вокруг нее и собрать всех щелкоперов, кто у них в тусовке неформальным авторитетом пользуется. Только подумать, не торопиться. Эти же жирные коты пусть покупают СМИ, деньги на ветер швыряют, если они у них лишние. Только зачем покупать газеты, если можно обращать в свою веру главных редакторов и лучших журналистов? То-то!

Кто остается у нас? Адвокату Татаринова – Волге - зарядить, чтобы на месяца два залег, не мельтешил там, в СИЗО, вообще, не мешал. Тоже, падло, почтальон выискался! Сотрясение второй степени не хочешь? Да чтобы зрение упало, и рвота до желчи. И шрам над глазом, скобы, швы накладывать, потом снимать. Заслужил, скотина! Валерий с Игорьком умеют это делать отменно, тренированные, организуют в лучшем виде. Посоветоваться с юристами: можно ли отобрать лицензию на адвокатскую деятельность, скажем, за нарушение адвокатской этики? И то сказать: письма из СИЗО выносить, передавать третьим лицам! Тогда и оригиналы не пригодятся, кто поверит дискредитированному адвокату, у которого даже лицензии нет.

- Алло! Товарищ Владлен? Приветствую сердечно! Не разбудил первого замминистра? Зарядку? Уважаю! Я свою уже сделал! Ты когда на работу едешь? В половине девятого? Не царское это дело, в такую рань! Разговор есть. Давай в восемь сорок у меня, на Дарвина, пересечемся. На пять-десять минут, не больше. Тебе же по дороге? Может, я куда подскочу? Нет. Сам? Спасибо, жду. Да, торжество в пятницу. Приглашение получил? В «Днепр»? Буду рад!

И сразу – еще один звонок.

- Слушай, Пестик, как там твой подшефный, оклемался? На работу должен выйти? Очень кстати. Как ты думаешь, он может для нас что-нибудь полезное сделать? Что именно? Статью одну опубликовать. Ты, пожалуйста, перезвони сразу после обеда, я тебе дам текст, окей? Только надо, чтобы завтра в газете стояла. Его – предупреди, чтобы место держал.

Крячко-то наш как раскрылся! Сколько возни с ним было! Когда за махинации в аппарате Министерства обороны в зону угодил, долго пришлось доказывать кое-кому, что нужен нам такой кадр. Только уломал руководство, фигурант вдруг заупрямился. И смех, и грех. Генерал дал команду взяться за него всерьез. Не хочется вспоминать, пришлось опустить в камере (отсюда и кличка – Пестик), «фильму» заснять, прокрутить сопляку, чтобы дошло, наконец, с кем дело имеет. Какими слезами плакал! Артист! Тоже, кстати, талант. Фаина – в журналистике, этот – в интригах всяких. Генерал сразу разглядел в нем задатки афериста. Конечно, выучки никакой, уголовкой до сих пор попахивает, характер мелочный. Чем-то булгаковского Шарикова напоминает. Но ничего, адаптируется во взрослой жизни. Как Громова попутал, филиппинцам мозги запудрил – высокий класс! Игра с фирмачами только начинается, ставки высоки, завтра, кстати, в посольстве встреча и переговоры с конкурентами из Южной Кореи, они место «Сайди» на рынке занять мечтают. Что же, наш рынок – большой, места всем хватит, кому не хватит – поможем.

С первоочередными звонками, вроде, все. Теперь главное - Татаринов. Продумаем схему «вопрос-ответ». Во-первых, где и когда нас могли видеть вместе? У меня в избирательном штабе на Кудрявской, он как-то приезжал без приглашения. Там-то все свои были, да мало ли что. Прибора пока нет такого, как в авиации: «свой – чужой».

И еще один раз приехал, когда никто не просил – когда в «Феофании» лежал, принесло его, козла! «Проведать хотел!» Там, в холле первого этажа, как назло, по закону пакостности, журналисты сидели, интервью приехали брать. Могли видеть. Макс Зацерковный в палате сидел. Он с Татариновым знаком, оказывается, учились в одном интернате. Хороший интернат, может гордиться своими выпускниками, нечего сказать! Значит, Макс переходит в категорию опасного свидетеля? Во всяком случае, помнить про их связь и то, что он видел, как Татаринов приходил, надо. Учитывать, для себя. Макс, конечно, проверенный кадр, как и Крячко, вытащил обоих из тюрьмы. Но мало ли что… Жизнь идет, ситуация меняется, люди – тоже. Да просто ляпнуть может где-то, доказывай потом! Значит, сейчас, в СИЗО, будет третья встреча с Татариновым, где их могут видеть вместе. Здесь генерал рискует засветиться на все сто. Но выхода другого у него нет, приходится рисковать.

Как только начнут приставать с вопросами, отвечать надо примерно так: «С Татариновым не знаком и никогда не имел с ним контактов! Узнал о нем из публикаций в прессе». И пусть доказывают обратное. Вместе нас никто не засек. Приходил в штаб? Так мало ли народу там ошивалось накануне выборов! И потом – сам-то он в штабе бывал наездами, руководили его работой другие. В больницу – то же самое. В палате, куда его, кстати, не пустили, посторонних не было.

Ясно одно: избавляться от Татаринова надо однозначно!

Замолчать же он должен немедленно. Только не в мой день рождения, не надо этих глупых совпадений, потом, чего доброго, притянут за уши.

- Здорово, Довгалюк! – приветствовал он начальника СИЗО.

- Здравия желаем, товарищ генерал.

- Я к тебе по делу. Скажи мне, Довгалюк, почему у тебя задержанные не пробуют совершить побег?

Лицом пожилой майор напоминал известного актера киностудии имени Довженко, специализировавшегося на ролях беспробудных алкашей. Майор расплылся в подобии улыбки, отчего огромный нос картофелиной сделался еще краснее и больше в размере. За этот нос генерал называл его на английский манер: «Ред потейтус» - красная картошка. Прозвище приклеилось к майору, но так как контингент, с ним общавшийся, по-английски понимал, мягко говоря, не очень, называли просто: «Майор Картошка».

- Потому, товарищ генерал, что мы с ними работаем. Вы ведь прекрасно знаете, что каждый преступник, попадая к нам, стремится или убежать, или свести счеты с жизнью. Для того мы и существуем, чтобы они не смогли это сделать. Слушаю вас внимательно, товарищ генерал!

С.С.П. вынул из бокового кармана иностранную купюру довольно крупного размера. Аккуратно разгладил, вздохнул, как бы прощаясь с ней, заветной, и протянул Майору Картошке. Это была довольно редко встречающаяся в бытовом обиходе купюра в тысячу бундесмарок. Иной коллекционер мог за нее при случае предложить на сто марок больше. Картошка предпочитал взятки именно такими купюрами.

- Где у тебя, – генерал протянул другую бумажку, белую в клеточку, вырванную из своего ежедневника, на которой заглавными буквами аккуратно выведено: ТАТАРИНОВ.

Майор, не поблагодарив, быстро спрятал купюру в карман, потянулся за карандашом и написал: «В медсанчасти».

- Проводи!

Хирург Свобода, заправлявший здесь, купюр не коллекционировал, брал всем, чем придется. Когда Картошка ушел, С.С.П. протянул ему несколько бумажек по сто долларов каждая. Свобода, молча и быстро спрятал их в карман грязного халата, тяжело задышал. Это был глубоко несчастный и больной человек. Казалось, он еще больше растолстел за время, что они не виделись. Хирург напоминал пенсионера- вышибалу из ковбойского бара где-нибудь в прериях Сиэтла. От него шел острый запах перегара, причем, не вчерашнего, а свежего, недавнего. «Спирт ворует, подонок!»

С.С.П. протянул ему две ампулы. Это был дорогущий импортный препарат, парализующий дыхание. Достаточно одной инъекции, и человек умирал в течение суток от сердечной недостаточности. Препарат невозможно определить путем экспертизы, поэтому ценился дороже золота. У генерала сохранились запасы с советских времен. В независимой Украине его не только не выпускали, но и, должно быть, не слыхали о существовании. Тем лучше! Свобода, тяжело дыша, смотрел на генерала. С.С.П. вынул из бокового кармана все тот же листик, на котором остался автограф Картошки. Прочитав фамилию Татаринова, он кивнул:

- Сделаем!

- Чтобы в среду. Будь добр!

- Хорошо.

- Пусть зайдет. Покалякать ненадолго.

- Он не ходит, можно на носилках доставить.

- Только в темпе!

- В следственную комнату?

- На хрена? Сюда, к тебе. Только, чтобы не мешал никто.

Когда санитары и Свобода вышли, генерал склонился над Татариновым:

- Как ты, Дима?

Тот шевельнул пересохлыми губами:

- Плохо. Операция нужна, бьют…

- Не беспокойся за это, я позабочусь. Завтра готовить начнут. Ты к кому-то обращался с ходатайствами?

- Бесполезно… Они меня забьют… Я никаких показаний…

- Мы тебя вытащим отсюда, сразу после операции. Ты вот скажи, Дима, что за письма от твоего имени адвокат распространяет?

- Это я… от тоски… помирать неохота. Они признание выбивают. Из генпрокуратуры приходил…

- Кому их отдал?

- Только адвокату, чтобы он в газеты… Журналистам… Сил нет…

- Ладно, ладно тебе. Правильно ты сделал. Скажи, может, еще чего?

- На даче … деньги, письма…

- Понял, все будет нормально. Начинаем заниматься. Кстати, где они там спрятаны?

- В сарае, в старом чемодане, за подкладкой. И в огороде, внизу, закопаны…

- Хорошо. Держись, теперь уже до скорого!

Генерал стремительно вышел из кабинета хирурга Свободы.

Детектив продолжается. Лицензию отобрать у адвоката – мало. Надо выяснить: сколько копий писем изготовлено, где оригиналы(!), как удалось в Японию(!) переправить?

Запиликал мобильник.

- Алло!

Запыхавшийся голос Пантелеймоновича.

- Все облазили, не нашли. Был здесь кто-то до нас, земля свежая, копали…

- Вот, блин, артисты! В сарае ищите, в старом чемодане, за подкладкой! И на огороде, внизу там…

- Попробуем…

Кто же мог так шустро обернуться? Журналюги? Вряд ли. Адвокат?

- Ты сейчас там, с ребятами?

- Да!

- Когда закончите, найдешь меня, я в офисе буду, перетрем…

Укатывать этого пидара адвоката надо, и немедленно!

^ ГЛАВА 4. ОЛЕГ ЗАПАДНЯ. « И ПОРАЖЕНЬЕ ОТ ПОБЕДЫ…»