Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материалаДокументы

Содержание


Заместитель по дерьму
Глава 6 «привет с того света!»
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   39
^

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПО ДЕРЬМУ



После пресс-конференции Цветкова, когда стало известно, что в следующий номер он ставит письма Татаринова, шеф решил играть на опережение и распорядился напечатать статью с новой версией убийства Гонгадзе в «Слове».

- Будь добра, тебя не затруднит, Фаиночка, позвонить Мирошниченко? Материал у него в компьютере, пусть загоняет срочно в номер. Статья должна, кровь из носу, выйти завтра. Мы не можем отдать инициативу, уравновесим нашей публикацией пресс-конференцию невменяемого Цветкова. И, пожалуйста, позвони Максу, пусть в теленовостях о пресс-конференции поменьше, дозировано, в информационном ключе. Совсем умолчать ему, конечно, не удастся. А о материале в «Слове» расскажет поподробнее, запишут комментарий заместителя генпрокурора, я с ним договорился…

Шеф работает как автомат. Ничего его не останавливает. Ситуация быстро меняется, он же, подобно компьютеру, выдает адекватные решения. Говорит, я – кризисный менеджер, то есть, всю жизнь борюсь с кризисами. Не многие могут, думаю, с ним сравниться в работоспособности.

Звонить Владу, тем более Максу, не очень удобно, ну, да ладно, корона не упадет. Тем более, статью пришлось самой дорабатывать. В смысле - как дорабатывать? Переписывать. Шеф, когда прочел халтуру, что Крячко сочинил, пришел в ярость.

- Ахинея! Он что, пьяным писал? Послушай только: «тело, очевидно, нашли с головой, перепрятали в лесу на ночь, в результате чего звери ее отгрызли». Ты представляешь? Какие звери в Таращанском лесу? Идиот! А стиль? Кто кому чего отгрыз?

Мы собирались отходить ко сну, я после душа сидела у трюмо на мягком пуфике и накладывала маску лица. На ночь пассажи с отрезанной головой как-то не очень воспринимаются. Отделалась неопределенным междометием-вздохом.

- Никуда не годится! Ни – ку - да! – Генерал Приходько (я так его про себя называю, Сережей – пока не получается) швырнул листы на пол. – Фаиночка, время детское, я тебя прошу, понимаю, что устала за день, но надо переделать. Давай вместе попробуем, в четыре руки…

Впечатление такое, что он как начал меня уламывать тогда, в ресторане, до сих пор и продолжает. Иногда я его ненавижу. Мало того, что пользуется как женщиной, так еще и мозгами моими… Мысли ненормальные в голову лезут: может, для этого и захомутал, чтобы талантом Шумской распоряжаться, а все остальное, по женской части, такого добра – у него навалом, рупь ведро в базарный день, стоит только пальчиком поманить! Но что делать?

- Помогать писать не надо, наговори мне, что ты хочешь, чтобы там было, я напишу, ты – почитаешь. Лады? Потому как коллективное творчество с тобой на ниве журналистики, меня не вдохновляет. Я предпочитаю индивидуальные виды. И в любви, кстати, тоже.

Он рассмеялся, подошел, обнял, поцеловал в затылок, прошептал:

- Как славно, что я в тебе не ошибся!

Думаю, он никогда не ошибается. Часто ловлю себя на том, что живу с каким-то генератором, вечным двигателем, кажется, круглые сутки генерирует… Возились до полтретьего ночи. Справку этого козла из прокуратуры тоже переписывать пришлось. Никогда бы не подумала, что у чиновников такого ранга - столь низкий уровень. Но встретишь где-нибудь на приеме – щеки надуты, павлином хвост распускают. Спрашиваю генерала:

- Неужели так все прогнило?

- Ты даже представить себе не можешь! Не с кем работать! Салом в три слоя заплыли, денег нахапали, детей обеспечили, теперь внукам гребут. Да читать ленятся, что им клерки готовят! Представляешь: подписывают, не читая бумаг. Чтобы поработать над документом – о чем ты говоришь! Одним голова забита: как бы взятку слупить!

Само просится в рубрику курьезов. Кто, скажите, поверит таинственному К., убивавшему всех подряд путем отчленения головы, будто он сам признался, что похитил и убил Гонгадзе? Вот какие профессионалы в нашей прокуратуре!

Долго мы возились, чтобы все швы убрать и пальцы не торчали, прикидывали возможные расклады, пока, наконец, не остановились на двух посылах: тело не принадлежит Гонгадзе, по заключению экспертизы, пролежало минимум год в земле, перезимовало.

- Акт экспертизы организовать несложно, - сказал шеф. – Пусть покрутятся, чтобы доказать обратное. Пусть ищут, в конце-то концов! И затем аккуратненько, потихонечку уводим читателей от темы – давай-ка запустим ежа под череп: сколько в Украине исчезает всего людей, скажем, за год, а? Не задумывалась?

- В том числе – журналистов!

- Умница! Но знаешь, мы не будем все мысли в одну статью, чтобы не перегружать… Попросим Макса Зацерковного, – он по телевидению подаст пропажу Гонгадзе в контексте общей статистики ежегодного исчезновения людей по стране. И эти случаи, без нажима констатируем, - не сопровождаются таким шумом в отличие от того, что мы наблюдаем сейчас. И еще – сравнить с работой шахтеров, то там все же риски поопасней будут… Ты сможешь Максу позвонить?

- Позвони лучше ты, прошу…

- Нет проблем! Я думал, раз ты мой заместитель по медиа…

- Но с Максом сейчас не смогу нормально разговаривать, тяжело мне.

Обнял, поцеловал, прошептал ласковые слова. Чего бабе надо? Конечно, генерал Приходько ко мне так относится! Но и с Максом ведь тоже были минуты, чего там… И вот теперь, надо же, – «заместитель по медиа!» Не по медиа – по дерьму!

С детства мечтала о двух вещах: стать богатой женщиной – купить настоящую шубу и удачно выйти замуж. Со временем пришло понимание: чтобы мечта сбылась, надо выглядеть красивой. Как без денег стать красивой? Замкнутый круг. Любимое развлечение, когда дома никого: стоять на цыпочках обнаженной перед зеркалом, часами свое тело разглядывать. Молодые не поверят потому, что не застали, повезло им, я же помню, как жили в неведении, будто в погребе темном - - ничего не знали про секс, женские тайны, росли, как слепые котята. Все просто оказалось: надо полюбить свое тело, через него – себя. Каждую родинку, каждый пальчик, складочку – все в себе любить. И недостатки, которых же, конечно, у тебя, как и у других, полно – тоже. Воспринимать их как твои личные индивидуальные особенности. Говорить себе: «Не у каждой такое есть, надо придумать, как использовать!»

Эгоизм? Пусть. Только женщина должна быть в душе эгоисткой, любить себя больше, чем кто-то другой способен на это, если хочет чего-то в жизни достичь. Я научилась себя любить раньше, чем пришло настоящее чувство к мужчинам. Была подруга по лестничной клетке, взрослой мне казалась, хотя разница между нами года четыре, мне шестнадцать, ей двадцать, в таком возрасте – чувствуется. Приехала с юга, в отпуск ездила в надежде встретить кого-то, курортный роман завести, а привезла венерическую болезнь. Ходила на уколы, все жаловалась, какие болючие. Долго лечилась, звала меня к себе, когда мужа дома не было, рыдала, нервный срыв, потом – развод и девичья фамилия. Спросила ее как-то:

- Ты что, Зина, так мужчин сильно любишь?

Повернулась ко мне сильным телом, слезу языком слизала:

- Кто же их не любит!

Золотые слова!

… Владу пришлось, конечно, самой звонить. Не будет же шеф мою работу на себя брать, моим любовникам указания давать, потому как самой неудобно. Он и оклад мне установил как первому заму по средствам массовой информации – три штуки баксов в месяц. С газетой пока не выгорело, уперся олигарх этот, Гриша Пасхавер. Шеф говорит: ничего, мы по-другому сделаем. Чтобы тебя сейчас не подставлять, Котляра-Крячко на амбразуру бросим. Учреждаем новое издание, однодневку-бабочку, людей Цветкова туда переманываем, дело не очень приятное, так что нечего мараться, твой час еще пробьет. Пусть успокоятся все, туман разойдется, тогда и ты, вся в белом, выйдешь на расчищенное поле.

Я пока – его заместителем считаюсь. А что – работа интересная!

Влада мой звонок не очень вдохновил. Сначала, правда, обрадовался, ковром стелился. Но когда понял, что по делу к нему обращаюсь, заметно охладел. У нас с ним, как у меня с Максом. Чувствую, что Влад не остыл, как и я пока что к Максу. Нет-нет, и всплывет, заденет что-то наше, давнее. Любовный треугольник. Ну-ну! Впрочем, почему треугольник? Еще генерал есть. Получается трапеция с разновеликими сторонами.

- Надеюсь, Фаина, не твоя идея? Не ожидал, что меня генерал «светить» станет таким грубым, примитивным способом. Ну, напечатаем эту статью, еще одну подобную, от нас читатель отвернется. Как думаешь, может, переговорить с ним?

- Звони, пожалуйста. Не думаю, что поможет. Альтернативы другой нет.

Наша с ним шутка с давних времен. Он спрашивал обычно:

- Ну, что, будем ложиться?

Я фразой Горбачева отвечала:

- А есть другая альтернатива?

- Другой альтернативы нет!- в тон соглашался Влад в наши с ним лучшие времена. Сейчас же только тяжело вздохнул:

- Я тебя очень прошу, не чужие люди, старайся все же газету нашу отстаивать. Репутацию долго завоевывать, потерять – ничего не стоит, сама понимаешь…

Зная Влада, догадалась, что он не только журналистику имеет в виду. Своего рода вызов посылает: смотри, Фаина, высоко ты взлетела, но можешь так же стремительно упасть! У Влада ум крестьянский, из него дипломат неважный. Когда-то рассказывал, как партия его собиралась рекомендовать в дипломатическую академию. Сидел бы сейчас послом где-нибудь в Африке! У нас же все через задницу делается. Те, кто не умеет мысли свои скрывать, болтает, душа на распашку – в дипломаты. Кто глуп беспросветно, но двуличен и много бабок имеет – в политику. Кто наворовал три короба – по телевизору выступает, учит, как жить надо.

Макс сам позвонил. Впервые, как мы расстались.

- Фаина, здравствуй! Во-первых, как чувствуешь? Я так волновался!

- Да? Спасибо тебе. Если ты по делу, давай без сантиментов, мне неприятно. Мы теперь только коллеги. Все остальное сгорело, вычистили, следа не осталось.

- Извини тысячу раз. Да, я понимаю умом – чашка разбилась - не склеить. Вот именно, умом-то как бы понимаешь, но сердце не слушается, вернее, не сердце, душа, что ли? Не знаю, как объяснить. Глупо все как-то, я только теперь начинаю догонять, если бы перемотать назад, вернуть, наверное, было бы не так…

- Макс, ты хотел что-то по делу? Никаких соплей. Зачем позвонил? - Да, извини еще раз. Шеф мне объяснил, сказал, что идея твоя, и ты подробней можешь растолковать…

Больше в нашем разговоре личного не мешалось. Но когда положила трубку, так жалко себя стало, разревелась, не ожидала даже. Из-за мужчин я вечно страдаю. Сколько давала себе слово: не метать ни перед кем бисер, ведь козлы же! Ничего не могу с собой поделать. И понимаешь же прекрасно. И все равно каждый раз безрадостные итоги подводить приходится. Снова надеешься в глубине души. Им же что надо? Только бы свое дело провернуть. Дальше – трава не расти. А ты душу выворачиваешь, хотя понимаешь на подсознательном уровне, что им глубоко равнобедренно. И сколько мужиков было – ничему не научилась, никаких уроков не извлекла. Причем, разочарование с каждым следующим – все горше и откровенней.

К Максу как привязалась! Облизывала всего, как карамельку, когда рассказывал о своем интернатском детстве, как дул в трубу, первые копейки зарабатывал, пряники медовые покупал. Так жалко становилось, гладила по голове, по волосам, как маленького ребенка и хотела от него ребенка, о мальчике вместе мечтали. Когда же случилось - перемкнуло, ушел в себя, отгородился. Сразу чувствуется: лежим в одной постели, как раньше все, разговариваем, а что-то не то, надломилось, оба понимаем, обманывать начинаем друг друга. Противно! И срок подходит, решать надо, он же все на отвлеченные темы умные разговоры заводит. Лежит, бревно бесчувственное, будто не его ребенка буду вычищать из себя. Господи, в какой яме оказалась, на каком дне!

И после всего, месяца не прошло, на шею генералу бросилась. Только пальчиком поманил - сразу побежала! А еще на мужиков грешишь! Да бабы по сравнению с ними – стервы-стервами. Как кошка какая, отлежалась, отболела - опять за свое! Хорошо: что же мне, траур по Максу носить? Такое унижение, втоптал в грязь, переступил, высморкался и забыл! Ты – лежи, значит, вспоминай, как славно с ним когда-то было. Генерал Приходько обхождением взял, лаской, манерами, такие мужчины сейчас редко встречаются. Ко мне же, чтобы вы знали, именно так и надо относиться. Если на то пошло, с генералом у меня раньше, чем с Максом началось…

И почему, скажите, я должна упорствовать, отказываться? Мне обеспеченную жизнь предложили, на руках только не носят, а я, видите ли, на принцип пойду, носом стану крутить-вертеть: ах, это нехорошо, не интеллигентно. Да как раз генерал Приходько и есть самый настоящий интеллигент! Он за это время ни разу не попытался вмешаться в мои дела, вторгнуться в мой мир, не говоря о том, чтобы поучать или заставлять под себя плясать. Очень сдержанно и корректно себя ведет мужик, уважает твое мнение, твою личность. Ни о чем не выспрашивает, знает, если захочешь – сама ему скажешь.

И потом – у меня что, еще одна жизнь будет, в ином мире? С генералом защищена, гарантия - двести процентов, сразу почувствовала. И творчеству – большая подмога. Не надо метаться, недосыпать, тыкаться, как слепому котенку, куда не следует. В здешнем мире мудрым людям давно известно, как надо жить. И всякие-разные штучки типа вселенского раздолбайства или скептицизма, бесшабашности, не канают. Ты хочешь быть экзотическим фруктом, чтобы на тебя все пальцем тыкали и обращали внимание - какие проблемы! Я – не желаю. Хочешь быть правдолюбцем, без страха и упрека, подставлять себя под пули и удавки? Твои проблемы. Только мне это не подходит. Тридцатник скоро, и тратить свою жизнь на самоутверждение в моральном плане, на соответствие каким-то сомнительным принципам, - извините, глупо!

Потому, считаю, генерал Приходько мне послан судьбой и я на него молиться должна. Что тайком от него и делаю. Кстати, очень хорошо, что он моих слез не видел, что бы ему сказала? Так и влипнуть можно! Кстати, иногда кажется, что он все про меня знает. Не только про Макса, и про Влада, но и вообще… Об этом не надо думать много, лошадь падает, когда соображать начинает, с какого копыта скачку начинать. Так и я. Как-то днем, когда его не было, задремала и приснилось, как Олежка Западня грозит мне пальцем: смотри, ничего с ним не пей, даже кофе, он таблетку подсыпать может, кранты тогда тебе! Проснулась, вскочила, будто по голове утюгом кто шандарахнул – а что, действительно, чем-то опоил тогда, в ресторане? То-то я удивлялась себе: как легко поддаюсь на уговоры. Такая расслабуха пошла, он комплименты вкрадчивым голосом, ласково, почти полушепотом, как заклинания, а я, будто лечу куда. И в машине, когда обнял за плечи, гладить стал - сперва руки, потом по лицу, нежно так, мягко, убаюкивающе. Там, в машине, готова была уступить, не хотела выпускать, прижималась, искала его тело, гладила руки… И когда вспоминала, как-то странно становилось, но еще не осознавала, потом только, когда сон этот приснился, вскочила и поняла. Да, может быть, и таблетка присутствовала. У него их навалом, разных, сама как-то видела.

Пусть и таблетка - что, на дерево лезть, орать во всю глотку, сцены устраивать? Он меня с собой оставил, не прогнал, попользовавшись. Все это, конечно, не есть хорошо, если вдуматься, но и не худший вариант, согласись! Сидела бы сейчас не на роскошной веранде, кофий попивала, а в убитой прокуренной комнате того же Западни, слушала бы его примитивные умозаключения и охотничьи истории из ментовской жизни, пафосные речи Цветкова - какого же самомнения о себе человек! Его послушать, так он всех обставит одной левой… Шеф вчера спросил:

- Как думаешь, Фаиночка, чем объяснить, что Цветков и по рогам получил, и вокруг него все поняли, что надо молчать, сопеть себе в тряпочку, ан нет, дергается, выпендривается. Чем объяснить можно? Может, ему денег дать, чтобы отстал, как считаешь? Должен же быть у него какой-то интерес? По бабам не ходок, водки не пьет, взяток не берет, никого не слушает, упирается. Непонятно как-то…

И вот здесь я, честное слово, загордилась за Цвета, за настоящих журналеров, которые не погрязли в мелкой шаре, продажной джинсе и дают прикурить некоторым генералам. На одну минуту только порадовалась, да и то, чтобы генерал Приходько, не приведи Господи, ничего не заметил. Но потеплело внутри, еще немного и крикнула бы Цветкову, будто на футболе:

- Жми, Виктор! Дави их, на фиг!

Мысленно, конечно, про себя крикнула бы, не вслух, а все равно приятно. Вот генерал боевой, во всеоружии, как танк прет, он же, солдатик, из окопа с трехлинейкой, что ему ни делай, как ни уничтожай - поднимается и стоит в полный рост, не думает сдаваться!

Отвечаю степенно так, будто не потирала руки, тайком радуясь в душе:

- Сама понять не могу, мой генерал, то ли уперся, перемкнуло мужика, то ли, правда, интерес у него какой, хотя не похоже. И денег не берет, раньше он таким не был…

- Вот-вот, подозрительно все это. Не люблю, когда непонятно. Не нравится, наша работа в том и состоит, чтоб ясность наводить…

А Цветков – я от него, если честно, не ожидала, - не сдавался. Уже семью эвакуировал, в Западню резиновыми пулями стреляли, не сломался - письма Татаринова все же опубликовал. И пресс-конференция его успех колоссальный имела. Генеральские пацаны в ответ ему дверь в квартире подожгли. Правда, не было там никого, и подожгли-то не натурально, так, чтобы попугать. Ущерб, говорят, минимальный, только дверь и сгорела, квартира не пострадала. Я, вообще, не одобряла, с самого начала, толку никакого от этих психологических акций, только пиарим Цветкова. Генералу сказала, а он:

- Что же, пожар настоящий устраивать, чтобы дом выгорел весь? Ты же знаешь, Фаиночка, мои люди на это не способны, попугали только, чтоб знал…

Предложила одну мульку: сочинила заметку как бы анонимную, что все это могут быть проделки самого Цветкова или кого-то из их лагеря. Тогда и поджог, и конференция – все как-то чудно совпало с началом подписной кампании, ведь каждая газета по-своему стремится привлечь читателей. Шефу очень понравилось. Но и Влад, и Миша Громов, категорически отказались ставить – мол, Цветков наш однокурсник, мы каждое лето на байдарках спускаемся, как в глаза после этого смотреть, мужская дружба и все такое. Вот уроды!

Пришлось шефу в «Желтую газету» обращаться, к Сергею Закусиле. Вот кого ненавижу! Сама удивляюсь, вроде и не за что. Ничего плохого мне не сделал, студенткой на практику взял, даже полставки выплачивал, не приставал, как другие. Бабы в конторе врут, будто он с малолетками живет. Все может быть. О своей личной жизни он особо не распространялся. Знали только, что женат, но жену никто не видел. Были ли дети? Кажется, дочка. Нет, две. Точно, две, видела их как-то, домой к себе послал, когда практику проходила, жена захворала, лекарство передать. Толстушки такие потешные, в косичках.

Скрытный мужик. А деспот! Чуть что не понравилось - увольнял без разговоров и решения своего никогда не изменял. Зато перед начальством лебезил, хоть к ране прикладывай, перед любым клерком хвостом вилял. Своих же - унижал и эксплуатировал нещадно. По части откровенной заказухи - непревзойденный дока, при нем она расцвела буйным цветом, в результате газету практически загубил, и какую газету! Сейчас ребята еле-еле перебиваются, он, наоборот, процветает. Как ни странно, начальство его тоже недолюбливает, видно, истинную цену знает. Цветков как-то сказал про него: «Трусов и подхалимов, которые по принципу «чего изволите», они тоже не жалуют».

Когда набирала номер Закусилы, шеф бросил с брезгливой улыбкой:

- Он у нас безотказный, безоткатный!

Тот, конечно, взял под козырек, заметку сразу выставил, да только медвежью услугу нам оказал. Уж не знаю, нарочно или по недомыслию, только реплику ту подписали: «Иван Ярыгин, журналист». Да каждому в нашей тусовке давным-давно известно, что этим собирательным псевдонимом в «Желтой» подписываются все заказные материалы, легко вычисляется. Я, конечно, шефу сказала, он мрачно кивнул:

- Серьезный просчет! Прощать такое не будем. Тем более, у него и так рыльце в пушку. Накажем по совокупности.

Но одной репликой в «Желтой», конечно, обойтись нельзя. Шеф решил основной упор перенести на телевидение, благо Макс все заказы выполняет качественно, не трепыхается. Если пресс-конференцию показали мельком и скороговоркой, как событие рядовое, не первостепенной важности, то выступление заместителя генпрокурора обставили с такой помпой, будто украинцы на Луну полетели. Генерал называл прокурора «балаболкой» и говорил, что к его услугам обращаются в тех случаях, когда тень надо наводить на плетень.

Прокурор начал с того, что пока не произведена детальнейшая экспертиза, утверждать, что документы, продемонстрированные на пресс-конференции (при этом ни фамилия, ни газета Цветкова не упоминалась), являются подлинными - нельзя, некорректно. «Это всего лишь, нам говорят, копии, а что такое копия в таком деле? Давайте найдем оригинал, проведем экспертизу, тогда и сделаем те или иные выводы». Другим «убойным аргументом» прокуратуры стал вопрос: «Кому выгодно раздувание дела Татаринова?»

- Ответ прост: его раздувают определенные политические силы, которые преследуют свои цели. Только политические цели и исключительно политические цели! - глубокомысленно заключил он. Ну, и под конец своего «сенсационного» выступления, сразил телезрителей наповал:

- Ответственно заявляю, что лидер организованного преступного формирования, которым являлся Дмитрий Татаринов и которое в прессе называется «бандой оборотней», умер не насильственной смертью. Экспертиза, проведенная накануне, этого не определила. Чтобы окончательно установить истину, мы назначили еще две дополнительные комплексные экспертизы, результаты будут готовы в конце месяца.

«Балаболка» не сказал, но и без того было ясно: если смерть не насильственная, то говорить о каких-то письмах, тем более в копиях, по меньшей мере, не серьезно. «В этом деле, заключил он, на мой взгляд, все предельно ясно: перед нами человек, который сам, будучи работником правоохранительной системы, лично убивал, лично пытал».

…Как ни упирался Цветков со товарищи, ничего выжать из этой тухлой ситуации не смог. Что поделаешь – в наши дни политическая обстановка меняется, как в калейдоскопе, информационная насыщенность очень высока. Новости быстро «стареют», одни, пусть даже самые сенсационные, уступают место другим, те – следующим, набегающим, как волны прибоя на берег моря. Прошло немного времени – и новые разоблачения, новые потрясения завладели воображением аудитории. Едва ли не ежедневный выброс компромата, распечаток различных прослушек в Интернет принес неожиданный эффект: так как мер никто не принимал, интерес к ним постепенно угас. Когда достоянием гласности стал эпизод «пленок Мельниченко» с «Кольчугами», якобы проданными Ираку, поднялся невообразимый шум. История с «Кольчугами» затмила и отодвинула далеко на задворки «дело Гонгадзе», так что теперь от него отмахиваются, как от назойливой мухи. Воспользовавшись ситуацией, генерал позаботился, чтобы история «оборотней» пополнила количество отработанных тем, забылась, стерлась из памяти. Сейчас о ней почти не говорят и мало кто помнит.

Вышедшая нынешней зимой книга Цветкова «Один на один с бандитами» осталась почти незамеченной, расходилась плохо. К тому же часть тиража пострадала в результате пожара, возникшего в районной типографии - не то в Макарове, не то в Мироновке, под Киевом. Что поделаешь, не везет Цветкову – то дверь подожгли, то теперь вот типография сгорела.

Да и раскрутка книги проходила вяло - ни по телевидению, ни в газетах о ней не говорили, без рекламы же - какая популярность? Генерал Приходько по этому поводу анекдот вспомнил: «У Михаила Поплавского спрашивают: кто, на ваш взгляд, более популярен – Вы или Бах?» - «Конечно, я, - отвечает Поплавский. – Бах ведь не раскручен, а я – пиарюсь, будь здоров, столько пиарастов на меня работают!».

Что касается раскрытия убийства журналиста Гонгадзе, то, как известно, скоро в этом деле суд обещает поставить окончательную точку.

^ ГЛАВА 6 «ПРИВЕТ С ТОГО СВЕТА!»


МАЙОР МИКОЛА НА БУКВУ «М»


Сегодня – 26 ноября 2003 года. Проснулся в половине пятого утра. В Штатах этим никого не удивишь, правда. Недавно, когда подрабатывал на сборке мебели, в компании с мексиканцами, которые жили за двести километров от Вашингтона, и каждый день накручивали туда-обратно по полтысячи километров, все удивлялся: когда они спят? Примерно, то же самое, если бы в Киев добираться каждый день на работу из Винницы. Мало того! Некоторые из них после пяти часов пополудни, пошабашив, ошивались по городу, подрабатывали вечерней торговлей с асфальта. Летом – ладно, и под мостом где-то перекемарить можно, в кустах, ночлежек дешевых полно, тебе чашечку супа какого бесплатно дадут. А зимой? Таких энтузиастов здесь полно. Особенно из числа цветных, которых в Вашингтоне, больше двух третей.

Когда два года назад сюда приехал, страна не показалась. Да и задерживаться надолго не собирался. Теплилась слабая надежда, что Кучма все-таки падет жертвой кассетного скандала, власть не выдержит обвинений в убийстве Гонгадзе. Хотя после того, как в Вене были оглашены невнятные и довольно расплывчатые результаты экспертизы моих пленок, стало ясно – что в скором времени в Украину вернуться не удастся. Выводы комиссии пестрели фразами наподобие: «Сложно поверить, что такое огромное количество документальных доказательств могло быть смонтировано или сфальцированно». И это – европейские эксперты! Мы так надеялись на них. А нерешительная, страусиная позиция Мороза? Получается, что незнакомые люди, например, семья Болданюков, о нас заботятся, кормят, поят, пекутся о ребенке, а те, кто загнал сюда, остаются безучастными, делают вид, что ничего не происходит. Глаза приходилось прятать, бормотать что-то невнятное. У Лили терпение на исходе, считает, что Мороз нас использовал и бросил на произвол судьбы.

Что касается Мороза, то к нему с каждым днем все меньше доверия. Но и без его поддержки – не обойтись. В том-то все и дело. Мы связаны одной цепью. Похоже, надолго, может, на всю жизнь. В последнее время он здорово поменялся в худшую сторону. Как «горел» нашим делом, когда готовил текст моего видеообращения, которое затем демонстрировалось в Верховной Раде. Перед отъездом твердо обещал: обнародование записей разговоров в кабинете Кучмы приведет к неминуемой отставке. И никто другой, как он, Мороз, станет во главе государства. «Сам процесс смены власти, - говорил он тогда, - займет немного времени – месяц от силы. А, может, и меньше – пару недель. Вы вернетесь в Украину, сразу приступите к работе - начальником охраны нового президента!»

Ага, держи карман. Когда уезжал из Украины, 26 ноября 2000-го, за два дня до начала кассетного скандала, времени, казалось, навалом – виза действительна до 23 февраля. «Через месяц вы Украину не узнаете!» – сказал на прощание Мороз. Ничего у них не получилось. Дотянули, что любой полицейский, формально проверив документы, имел все основания задержать, и в двадцать четыре часа запросто выслать из страны. К тому же при въезде пришлось заполнить миграционную карту, в которой указал не только свою фамилию, но и кто, когда и на какой срок пригласил нас в Чехию.

Так что из Праги уезжали с облегчением. А в Штатах – с первого дня начали соображать, как в Украину вернуться. В крайнем случае, думали, подзаработаем деньжат, вернемся на законных основаниях в Чехию, купим дом, заживем, как люди. После Европы Америка большим сараем показалась. Но скоро разглядел: здесь люди хваткие, работящие, деловые, обязательные. А плоды их рук – просто потрясают. Например, те же машины, или небоскребы по двести этажей, когда в Нью-Йорк ездили. Это же сила! Нет, здесь жить можно, особенно, если при деньгах.

Вспомнил, как прощались с Болданюком в Праге, где-то на окраине, у старой бензоколонки. Как-то не по-людски, впопыхах, с дурацкими шутками и прибаутками. А ведь и я, и Лиля, и Леська были всем ему обязаны. Согласитесь, не каждый патриот Украины отважился бы приютить у себя не просто беженцев, а людей, которых разыскивали чуть ли не по линии Интерпола да еще с просроченной визой.

Как раз в середине апреля, накануне Пасхи, по Интернету пришло сообщение, которое мы так ждали – в Госдеп США был вызван посол Украины Грищенко, где ему объявили, что мне с семьей предоставляется политическое убежище. Сообщение застало нас в машине, по пути из Остравы в Прагу, 14 апреля 2001 года. Добирались в американское посольство с вещами на этот раз, везли все - Роман Купчинский пообещал, что наш вопрос наконец-то решен.

Болданюк, вообще, суровый мужик, представляю, что в душе он думал и о нас, а, главное, о тех, кто это все затеял, сбросив опального майора ему на руки, да еще с «прицепом» - выкручивайся, как знаешь! Я сказал ему тогда, в последнюю нашу встречу:

- Володя, знаешь, ты настоящий мужик, и я тебе очень благодарен за все, что ты сделал для меня и моей семьи. По сути, ты спас и семью, и мне жизнь, теперь-то это всем ясно. Я приехал к тебе, честно думал, был уверен, что не больше, чем на две-три недели, а пробыл больше четырех месяцев. Я навсегда твой должник, знай, я отблагодарю тебя, вернусь и отблагодарю. И мы с тобой еще выпьем украинской горилки с нашим Васильковским салом!

- Чудак ты, Микола. Ничего мне не надо от тебя. Ты лучше думай о том, как довести до конца дело, в которое встрял. Как изменить жизнь в Украине к лучшему – вот о чем ты должен думать. Ведь это позор, как вы живете. Даже в России, в Белоруссии такого бардака нет, такой коррупции. Стыдно за Украину, никуда не годится. Мне интересно посмотреть, что у тебя выйдет.

Я, вообще, человек не сентиментальный, но здесь почувствовал, как внутри что-то защемило. Свидимся ли когда-нибудь? Все-таки за океан уносит судьба, кто его знает… Неспокойно было и потому, что уезжал, а все, как мы называли, «пиво» оставалось у него, в одном из остравских банков, где Володя арендует ячейку. Я сам так предложил. Ведь неизвестно, что будет на новом месте. А если конфискуют, и я окажусь голый, без ничего? Рисковать всем не имею права. Потому и оставил у него. Договорились: осмотрюсь, обживусь, сориентируюсь, потом будем решать. Но он тоже мужик хитрый, бизнес в Чехии кое-чему научил.

- Хорошо, согласен. Но учти, Микола, в дальнейшем всем «пивом» распоряжаемся мы втроем – ты, я и Владимир Иванович. Так будет и честно, и безопасно. И решение мы принимаем только вместе. Ты же смотри там, дров не наломай, с диаспорой особо не сближайся, а то обдерут, как липку!

Пришлось согласиться. В конце концов, какой у меня был выход? Тащить все 45 компакт-дисков за океан? Пришлось перестраховаться. Файлы на дисках закодировал, пароли известны только мне, так что никто посторонний доступа к ним все равно не будет иметь. Они думали, я, наивный и послушный, уступлю им фонотеку за здорово живешь.?

Пока разговаривали, Купчинский с Народецким перегружали наши вещи в свой «Мерседес». Шеф Радио «Свобода» имеет право свободного въезда на территорию резиденции американского посла в Праге. Здесь мы и провели свою последнюю ночь в Чехии, утром вылетели в Штаты. Сейчас-то легко это все вспомиать. А сколько намучились, пока получили разрешение. Болданюк и Патрик Тайлер из «Нью-Йорк Таймс» - вот два человека, которые внесли наибольший вклад, чтобы обезопасить меня и обеспечить нормальное будущее.

Шеф московского корпункта Патрик Тайлер в первом же интервью стал запускать пробные шары: «С того времени, как Микола покинул Украину, он прячется в Европе и, как говорят, ищет политического убежища у западных правительств». Ничего такого, конечно, не было. Наоборот, вначале я рассчитывал только на своих покровителей и считал, что политическое убежище – последнее дело для патриота Украины. Потом я узнал, что он вел переговоры с послом США в Украине Паскуалем. Тот, как выяснилось, и передал Патрику записку с телефоном и фамилией дипломата из посольства в Праге, к которому надо обращаться по нашему вопросу.

До этого, когда мы действовали «на общих основаниях», нас, вообще, турнули из посольства, посоветовав собирать различные справки и объяснив, как недоумкам, что получение политического убежища – это длительная бюрократическая процедура, она может тянуться и полгода, и год, а у вас, мол, на руках ничего нет. Какие справки? Ясно дали понять, что требуется специальное решение и политическая воля.

И то сказать: разве американцы в то время знали, кто такой Мельниченко? Кто я для них? Не депутат, как Ильяшкевич, не писатель или диссидент с именем, которого преследовали и чьей жизни угрожала опасность. Кто я? На кого работаю? Кто за мной стоит, какие силы? Откуда взялись записи из президентского кабинета? Подлинные они или фальшивка? Вот вопросы, которые надо было прояснить. И здесь-то Патрик проявил себя во всей красе. Его знаменитая статья в «Нью-Йорк Таймс» «Попытка остановить коррупцию в Украине из-под дивана» заставила задуматься многих.

Тогда-то специально и приехали люди из ЦРУ – три человека. Встреча состоялась на той самой загородней вилле, где я давал свое первое интервью Ганне Стецив. Задавали самые разные вопросы, под конец я чувствовал себя совершенно выжатым. Пришлось назвать две фамилии – Савченко, который помогал записывать, и Цвиля, который вывез меня из Украины. Не исключено, сказал я тогда американцам, что семьям этих двух названных мной людей, также потребуется ваша защита. Володя Савченко – давний приятель, помогал в обработке записей, сделанных в кабинете Кучмы. Его отец – инвалид войны, поэт-юморист, черкащанин, хороший знакомый депутата-социалиста Ивана Бокого. Через Савченко и Бокого мы вышли на Мороза в свое время…

О записях, которые остались у Болданюка в Праге, я тоже ничего не сказал. Понятно, им неизвестно, что они мной закодированы. Про это вообще никто не знает – ни Болданюк, ни Цвиль. Хотя В.И. – ушлый тип, по-моему, догадывается о чем-то, не зря же Рудьковский предупреждал, что Цвиль связан с СБУ. Да он и сам хвастал, что Радченко ему то ли орден, то ли значок вручил прямо у себя в кабинете на Владимирской, где часто бывает, распивают коньяки. Не за красивые глаза же? Одного не могу понять: зачем тогда Мороз лично меня с ним сводил. «Доверенный наш человек». Владимир Иванович был в курсе всех дел, а потом тот же Мороз присылает Рудьковского: «Не допускай к себе близко, он эсбэушник!». И все у них на таком же уровне – детский сад! Я удивлялся поначалу, но Болданюк как-то сказал:

- Да не бери ты так близко к сердцу. У нас, хохлов, эта безалаберность в порядке вещей. Национальная черта. Сначала что-то сделают, потом думать начинают. А насчет Цвиля, не сомневайся. Он хоть и крученый, но тебя не сдаст, я его давно знаю, проверял неоднократно.

Вот и думай, как жить с ними. Тот же В.И., например, я к нему не в претензии. Человек вывез меня с Украины, договорился с Володей, все сделал, как надо. Казалось, какие претензии? Но постепенно стал замечать, что он тоже не прочь погреть руки на моих пленках. Вот-вот. И я уже называю записи пленками. Это с легкой руки журналистов пошло: пленки, пленки. Записывал-то я цифровым диктофоном, с чипом. Какие могут быть пленки? Кстати, позже я узнал от верных людей, что в СБУ уже 5 декабря 2000 года было известно не только, где я пребываю, в какой стране, но и город, и название пансионата. А ведь об этом знали считанные люди – точнее, кроме меня, - еще два человека – Болданюк, давший нам приют, и Цвиль, который привез меня сюда. Не думаю, что Служба такая всесильная, чтобы самостоятельно вычислить мое местопребывание. Почему же тогда, я извиняюсь, они не приняли в отношении меня никаких мер? Странно!

Рудьковский, между прочим, один из тех, кто здорово поднялся на кассетном скандале. Я всегда завидовал таким везунчикам. Та же Ганна, например, столько сделала, а что получила в результате - одни убытки – испорченные туфли, разбитая машина. Когда первый раз приехал к нам, был помощником нардепа Валентины Семенюк, сейчас – сам депутат, заметная фигура в соцпартии. Тогда же, в январе 2001-го, он даже в ресторане не мог рассчитаться, денег не было. За ним, очевидно, следили, сразу по приезде в Киев прокуратура устроила обыск на квартире, дверь автогеном резали. Сам виноват, прокололся, позвонил с аэропорта брату: «Купи колонки для компьютера, музыку будем слушать!» Ну, те тоже, ясное дело, не дураки.

С теми компакт-дисками, что я ему передал, вообще, история потрясная. В спешке сунул ему так называемые рабочие диски, котрые содержали монтаж. Для себя я вырезал отдельные фрагменты, переставлял их, опускал длинноты и т.д. При этом даты в некоторых местах и сами склейки были не помечены мной. Конечно, эксперты сразу же обнаружили. То, что власти так упорно искала, мы сами передали им в руки. Это дало возможность прокуратуре сразу заявить, что финансировал кассетный скандал и фальсифицировал записи в кабинете Президента Рудьковский. Заодно объявили и о возбуждении уголовного дела против меня – за превышение служебных полномочий и клевету в адрес высших государственных деятелей Украины. Рудьковского «посадили» на подписку о невыезде.

Но он свободно передвигался не только в Украине, но и в Германии, мотивируя тем, что нуждается в лечении. Именно Рудьковский профинансировал в январе 2001 года расходы на проведение экспертизы останков таращанского тела в мюнхенской лаборатории «Генедия». Ему помогал в этом некто Стельмах – деловой партнер и земляк Рудьковского, мы виделись потом в Мюнхене. Как известно, экспертиза «Генедии» принесла неожиданный результат – найденный в Тараще труп не принадлежит Гонгадзе. Это тем более странно, если учесть, что пробы для экспертизы предоставила Алена Притула. Говорят, в последний момент эсбэушники их подменили по дороге в Германию. По другой версии – проникли в квартиру Алены, когда она была на работе, подменили там, в холодильнике, где она хранила…

Не поспать ли еще? Часа полтора есть в запасе. Сегодня у меня трудный день. Так американцы говорят: тудей ай хев а хард дей*. И я – за ними. Да, денек тот еще будет: сегодня приезжает В.И., я встречаю в аэропорту, на своем «Додже» поеду, вчера влил полный бак. И офис специально снял. На этот его приезд я здорово рассчитываю. Просто, понял за это время: здесь, в Штатах, мне нечего ловить со своими записями. Поначалу еще кое-какое внимание было, но прав был Володя: денег за них американцы не дадут. У каждого свои дела, свой бизнес, кому надо чужое горе – Украина с ее проблемами и бедами? Кто будет оплачивать, чтобы она избавилась от них. Поначалу вокруг меня увивались шестерки, жучки разных мастей, пытаясь облапошить, да только не на того напали. Если где и можно заработать, то только в Европе. Потому с Владимиром Ивановичем буду сегодня говорить по-деловому. Хочешь заработать? Давай заключать договор, в конце концов, мы же деловые с тобой люди? Коль так – милости просим, становись моим генеральным спонсором, найди мне 250 тысяч долларов. За эти деньги я, наконец, расшифрую все записи, хранящиеся у Болданюка. Ты – обеспечиваешь людские ресурсы, деньги, аппаратуру. Руководить процессом, давать юридическую оценку фактам, выявленным в ходе исследования разговоров в кабинете президента Кучмы – моя миссия. Вместе мы должны выработать механизмы использования этой информации. Цель нашей работы, делового партнерства – борьба с организованной преступной группировкой в Украине.


* Сегодня у меня трудный день.


Этот проект я вчера оформил как договор, распечатал, приготовил к подписанию. Меня только мучила мысль: почему так поздно сообразил, уже два года прошло! Все оказалось яснее ясного – жить надо в Америке, деньги зарабатывать в Европе! Лишь бы В.И. не брыкался. И то сказать: куда ему деваться? Таким образом, заключив с В.И. партнерство, я автоматически – двумя голосами против одного у Болданюка – получаю контроль над пленками. Если по-простому говорить: выкуплю у него свой архив за деньги Цвиля! На этот раз все хорошо продумано, сбоя быть не должно, лишь бы только В.И. подписал договор.

И Саша считает также. Я, правда, все карты ему не открывал, зачем? Но парень он, конечно, башковитый, на ветер слов не бросает. Такого эксперта в политических делах Украины в Штатах попросту нет. Союз с ним многое дал. Если честно, я ведь до того путался с этим всем, совершенно в политических тонкостях не разбирался. Считал, мое дело – техника, здесь я – специалист. Выяснилось, что в Штатах без политики не проживешь. Любой журналист или эксперт тебе такой вопрос может задать, если сразу поплывешь, интерес, считай, к тебе утерян навсегда. Потому, когда появился Саша, и мы вместе стали слушать записи из кабинета его злейшего врага Кучмы, я не стеснялся спрашивать, кое-что записывал для себя. Он ориентировался во всем этом, как я в технике. Ему доставляло такое же удовольствие объяснять все мне, комментировать, делал он это запросто. Постепенно и я вник в детали, теперь журналистам меня не сбить с толку.

Журналистов, кстати, совершенно перестал бояться. Когда давал свое первое интервью Ганне Стецив, нервничал ужасно. Она, кстати, тоже. На виллу, что на окраине Праги, меня привезли хлопцы Болданюка. Она прилетела самолетом из Варшавы, где работала на «Радио «Свобода», на такси ее доставил В.И. Машину в целях конспирации остановили километра за полтора от виллы, идти пришлось по грязи вперемежку с мокрым снегом. В Чехии погода под Новый год почти всегда весенняя, размазня, а не погода. Ганна надела новые туфли, испортила, конечно. Была в каком-то оцепенении, опасалась агентов спецслужб, муж работал в польском консульстве в Варшаве и ей «засветка» ни к чему. Мы же боялись, что она сама связана со спецслужбами. Слава Богу, обошлось все. В.И., рекомендовавший ее, знал по работе над книгой Степана Хмары, только плечами повел:

- Я что, себе враг?

Но все же намучилась она со мной. Как-то потом сказал ей: тебе со мной одни убытки – туфли испортила, сын новую машину разбил, когда торопилась из Варшавы, чтобы отдать нам паспорта. Их доставил депутат-социалист Николаенко. Выступал в роли курьера, но такое из себя корчил.

- Ничего, - говорит. - Читал в Интернете, сколько я за наше интервью получила? -

Действительно, в погоне за сенсацией, там писали, что ей выплатили за интервью ни много, ни мало - один миллион зеленых! Помню, удивился, у нее даже диктофона не было, записывала на свой мобильный телефон, оно почти сразу появилось в Интернете.

Если только удастся заполучить записи, по-умному их пристроить – дорога в Украину, считай, открыта! Там и в Раду пройти можно, да не самому – завести с собой сто-сто двадцать человек! «Блок Майора М.» – на любых выборах победит! А Саша Ельяшкевич стал бы одним из заместителей, другим – возьму Тараса Черновола. В первую обойму - адвоката Салова, судью Василенко, может быть, Головатого, если поумерит немного амбиции. Ну, и Владимира Ивановича, если выполнит все условия Договора. Без этого – включать в список и думать нечего! Да, вот это будет фракция! Не чета «Нашей Украине»! Да и разве Ющенко может привести на пик популярности? Он в политике – слабак, мне-то не знать! Послушайте его разговоры в кабинете Кучмы. Мнительность, нерешительность, вялость. Такие политику не делают!

И никаких визитов ко мне домой. В Америке не принято. Будьте добры, в рабочий офис, специально снял его к приезду гостей. Не только В.И., но и Мороза с Шибко, которые обещали подъехать со дня на день, так совпало. Мне-то и легче, не надо дважды за офис платить.

Что касается Мороза и Мендуся, который приезжал к нам в Прагу, обещал паспорта и ничего не сделал в результате, с ними встречаться желания нет. И Лиля запретила. Говорит, пусть только сунутся, с лестницы спущу, ты меня знаешь. Перегибать, конечно, с ними не надо. Таковы условия, правила игры. Если мы рассоримся окончательно, вся схема поломается, придет в негодность. Каждый должен играть свою роль. Майор, бесстрашно вступивший в неравный бой с мафией Кучмы, – мой единственный шанс оказаться наверху. Мороз – при мне, как политик морально чистый (для людей, избирателей), он предал гласности мой подвиг. Если развалится все – снова с мексиканцами мебель собирать придется на заднем дворе. И нельзя терять ни минуты – в Украине одна мистификация за другой. Григорий Омельченко, например, объявил, что на меня готовится покушение, сам Смешко сюда, в Штаты, едет! Другая сторона, подумать только, заявляет, что меня надо освидетельствовать у медиков на предмет психического состояния.

Мороз на последнее нажимает: мол, встретимся, корреспондентов позовем, чтобы записали протокольную часть нашего разговора – вот и опровержение слухов о твоем здоровье! Мороз – он очень башковитый, шахматист, может в один момент такой ход неожиданный сделать, сразу все на доске перевернется в его пользу.

Сказать: сколько уже пройдено вместе! Когда Шеф отказался вести борьбу, затаился, начал меня откровенно избегать, и я заметался от одного политика к другому, тогда Савченко нас и познакомил. Помню первую встречу – одел парик, темные очки, длинный плащ, чтобы непонятно было, мужчина это или женщина. Машина приостановилась, и я в нее юркнул. Ехали хорошо знакомой дорогой в Кончу, по которой ездит Кучма обычно на работу. Я эту правительственную трассу лучше своей квартиры знаю. Каждый поворот, каждую ложбинку с закрытыми глазами показать могу. Всю охрану на даче, объекте №1, лично паял. Дача Мороза – недалеко от президентской, я хотел было сказать, что мне нельзя туда далеко углубляться, знает каждая собака. Но он сказал что-то водителю, и мы свернули, проехав мост Патона. Там есть карман такой, рукав как бы, тихое, безлюдное место, и монастырь. Мы вышли, и я представился:

- Офицер службы безопасности, собрал доказательства, что Кучма – преступник, отдает преступные указания. Одно время работал с шефом, но он устранился, не стал идти ва-банк. Прошу вас, помогите реализовать материалы…

- В каком они виде, есть ли доказательства?

Короче, договорились встречаться по мере необходимости. Определили пять-семь мест, я закодировал их условными номерами. По необходимости звонил на пейджер, называл цифру, время. Он отвечал: да или нет. Вообще, способным оказался к конспиративной работе. И СБУ не смогла вычислить связь по пейджеру. Это все началось в мае-июне 2000 –го. Потом уже, когда запахло жареным, Мороз утверждал, что познакомился со мной только в сентябре - то ли за несколько дней, то ли сразу после убийства Гонгадзе. Конечно! Не скажет же, что знал о прослушивании кабинета президента с мая месяца – знал и молчал, то есть должен теперь отвечать по закону.

Шеф-то был в курсе много раньше, с весны 1999-го, почти на год раньше. И когда мы первый раз с ним встретились, тогда на Севастопольской площади – подъехала иномарка, я шел, они узнали по описанию, притормозили, он сидел справа на заднем сидении, я сел рядом. В тупике остановились, водитель вышел, мы переговорили. Я на всякий случай записал резервным диктофоном – разговор что 17 минут длился.

Представился, сказал, чем занимаюсь, дал прослушать навскидку несколько записей. Спросил у него: что делать дальше, как будем поступать с имеющимися записями?

Запомнил на всю жизнь его ответ:

- Зло должно быть наказано. Надо его остановить. Обязательно. Иначе вся жизнь не имеет смысла. Так что ты записывай дальше, наша забота – реализация. Это мы на себя берем.

У меня словно гора с плеч свалилась. Наконец-то нашелся человек, с которым можно идти в бой, который и прикроет, и выручит, если что.

Он спросил:

- Как с деньгами?

- С деньгами очень плохо. Одни батарейки – 10 долларов в день.

Он молча протянул купюру – тысяча марок одной бумажкой. Нет, это не был торг, обычная продажа информации, он же понимал. Сказал:

- В следующий раз с тобой встречаемся здесь…

Взял лежавшую на сидении брошюрку, это была Конституция Украины, достал шариковую ручку, на обратной стороне нарисовал схему, пометил место крестиком. Связь – по пейджеру, можно по мобилке, вот номер, тайный телефон, только ты по нему будешь звонить, больше никто номер не знает. С каждой встречей уверенность в нем, его возможностях росла.

Как-то водитель приехал на Джипе один, место определено у театра русской драмы, в центре города. Приоткрыл дверцу, я сел, сразу же рванул с места. Ехали быстро, иногда нарушая, срезая углы, но вертелись на одном пятачке, на Шота Руставели проехали через какой-то проходной двор, очутились сразу на Горького, потом – еще куда-то, выехали на Владимирскую у ректората университета. Понял: избавляется от хвоста. Когда, наконец, оторвались, и он подъехал на другой машине, по-моему «Вольво», старенькой, разболтанной, сам за рулем, вздохнул:

- Ничего, недолго ему осталось, скоро мы его погоним. Месяц-другой…

Кто мог тогда знать, что все так повернется, и этот уверенный в себе мужик, кремень, как я его называл про себя, кинет нас всех, переступит, будто и не было ничего. Только случай и Бог меня спасли тогда.

- Что же ты делаешь, падло?! - крикнул я в трубку «потайного» мобильника.

- Извини, так получилось, - ответил он и прекратил разговор.

Больше мы не виделись. Ничего, жизнь длинная, придете еще ко мне, попросите, на коленях валяться будете, не прощу! Мне бы только сейчас раздобыть какие-то несчастные две сотни тысяч долларов, и Кучма через месяц-другой – не жилец. Конечно, можно опять обратиться к Борису Абрамовичу, Литвиненко* недавно звонил. Но это – самый крайний случай. У них аппетиты – вся моя фонотека. Тем более, и так перед ними в долгу – те пятьдесят тысяч отработаны только наполовину. Думал, хватит надолго, куда там, Америка жрет деньги, только держись! Надо уметь изворачиваться а гибкости-то и не хватает. Вот сегодняшние гости – пусть за обеды рассчитываются, не я же их буду угощать. Мороз с товарищами подъедут – кормите, а то всю жизнь на шару привыкли.

Нет, майор Микола не такой простой, как был когда-то. Дурня из меня сделать не удастся. Теперь каждое ваше слово документируется, каждый звонок. Фонотека пополняется, теперь в ней и Купчинский, и Цвиль, и Рудьковский, и Жир со Швецом, и Омельченко Григорий, и Шибко и т.д., и т.п. На любой товар – свой найдется покупатель!

…День, как я и предполагал, выдался нелегким. На аэродроме в Вашингтоне, обняв меня, В.И. поздравил с третьей годовщиной кассетного скандала. А я и забыл совсем!

- Я вижу, ты времени здесь не теряешь, поправился, приоделся, посолиднел – словом, настоящий американец! Что нового?

- Да так, по мелочам. Квартира в многоэтажном доме, правда, но трехкомнатная, и не в Вашингтоне, здесь не живут, только работают. Машину вот купил, офис свой. Там и работать будем, если не возражаете…

Так мы болтали, пока ехали, я не заметил, как превысил скорость, а здесь - жесткие ограничения. На американских дорогах, вообще, нельзя нарушать, на авось не проходит. И действительно, вскоре обогнала полицейская машина с включенной сиреной. Пришлось штраф заплатить.

Дома ждала еще одна неприятная новость. Лиля рассказала, что позвонил Мороз, она сняла трубку:

- Не звоните сюда больше! И не думайте приходить! Мы вас не хотим знать!

Пришлось ее немного повоспитывать. Я ведь обещал Морозу записи. Лиля сказала, что если он еще раз позвонит и я буду вести с ним какие-либо переговоры, она соберет вещи и уйдет из дому. Эти женщины живут только своими эмоциями. Я же не безвозмездно отдавал бы записи, на что-то существовать мы должны…

К положительным моментам сегодняшнего дня можно отнести полное взаимопонимание с В.И., который подписал предложенный ему контракт. Он теперь представляет интересы Восточно-Европейской инвестиционной кампании и обязуется найти для меня 250 тысяч долларов. За эти деньги я обязуюсь организовать расшифровку записей – тех самых, что находятся у Болданюка. Таким образом, мы устраняем его как лишнее звено, и он может рассчитывать только на комиссионные.

Завтра поведу В.И. в Госдеп и Министерство юстиции, если удастся – в ФБР. Это, я думаю, укрепит мой авторитет в его глазах, он убедится, что перед ним – не тот неопытный пацан, которого он эвакуировал в Прагу через Польшу, три года назад. За это время майор стал настоящим бизнесменом, прагматиком, американцем…

Поразило неприятно, когда говорили об Ельяшкевиче, он спросил:

- Микола, а может его к тебе специально заслали жидо-масоны? Чтобы его руками крутить тебя, куда им надо?

Не понимает человек, не дано понять, что и с евреями нужно уметь работать. Особенно здесь, в Штатах, где у них такое мощное лобби. Да без них ни один вопрос не решается, и лучше иметь их в друзьях, чем в стане врагов. Впрочем, что с него взять? Ивано-Франковская область, ограниченность, примитивизм, отсутствие полета. Я тогда сдержался, что-то буркнул в ответ. Главное, чтобы он достал деньги, тогда на них можно выкупить архив, который тогда так неосторожно оставил у Болданюка…

* * *

С хранителем «пива», как называли они между собой записи, Владимиром Болданюком майор встречался дважды. В Вене, в 2002-м, когда получил решительный отказ, и в Мюнхене в 2003-м. Туда майор приехал прямо из Лондона, после встречи с Борисом Березовским. Уговаривал Болданюка, как только мог. Свидетелями их встречи был один нардеп-социалист, который «прозрел», поняв, Мельниченко утратил контроль над пленками. Для социалистов это была существенная потеря – на Болданюка они не имели никакого влияния. После долгих и нервных переговоров последний уехал в Чехию, отвесив майору большой кукиш. Правда, вскоре он оттаял и прислал доверенного человека с копиями нескольких компакт-дисков. «Этот чех с огнем играет, он еще нас не знает, думает, мы ему кланяться в ножки поедем!» - выругался «гонец» от Мороза. Но, как показали дальнейшие события, можно обходиться и без пленок, используя майора втемную, в качестве огородного пугала. Ведь о том, что он – голый, без пленок, знает ограниченное число людей. Большинство же, особенно те, кто на них фигурирует, предпочитает не лезть на рожон. Мало ли что там у них может быть записано и скомпилировано…