Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материалаДокументы

Содержание


Идем ва-банк
Подобный материал:
1   ...   31   32   33   34   35   36   37   38   39
^

ИДЕМ ВА-БАНК



Захотелось послать все к черту и напиться до смерти, чтобы отключиться недели на две, не видеть и не слышать ничего. В конце концов, я что – рыжий? Мне больше всех надо? Третий день, как жену с ребятами вывез из Киева, живут на даче у кума, в Ново-Петровцах, за Вышгородом. Так что, и мне туда переезжать? Жанна взяла на свой счет, на работе не в восторге, ходила по дому, злая, швыряла в чемодан вещи.

- Почему мы не можем жить, как другие люди? Это что, у всех редакторов – такие проблемы или у тебя одного? Отвечай мне, пожалуйста! Взял манеру – молчать! Ты о детях думаешь? Витя, честное слово, я тебя не понимаю последнее время. И родители мне говорят… Почему я должна им выдумывать что-то, лгать. В конце концов, бросай эту работу дурацкую!

И так далее. Ситуация хреновая, словом. Ответить нечего, потому и молчать приходится. Как ей все объяснишь? Дети притихшие, испуганные, шарахаются, им к школе надо готовиться, покупать все необходимое а папочка же надумал отправить их отдыхать, когда лето кончилось. На выходные надо к ним вырваться, а то Жанна точно на развод подаст. Вообще-то, она очень терпеливая, но если заведется – не остановишь. И любит меня, но, скажите, кому такая жизнь понравится? Если бы все знала? Представляю, что бы устроила.

После того, как они уехали, живу в выжженной пустыне. Когда есть семья, близкие, как-то не придаешь значения, не замечаешь тепла, уюта, окружающего тебя, привыкаешь, считаешь, что так и должно. Не замечаешь же воздуха, которым дышишь и когда нет его, начинаешь метаться. Сижу один, как пень, на работе - все давно разошлись по домам, мне-то торопиться некуда, сижу и думаю: не послать ли все к едреней фене? Особенно, после фортеля, который выкинула Фаина Шумская. Признаться, поначалу не поверил, когда Западня сказал, что мы ее больше не увидим - к генералу Приходько ушла, с ним на его даче живет.

- Кончай трепаться! Шутки у тебя – ментовские.

- Ага, вот именно! Об этом весь Киев гудит, один ты не знаешь ничего. Помнишь, она как-то сказала – что-то в таком смысле: если продаваться, то с достоинством, а не просто так. Эта падла нам всю малину испоганила, чтоб хуже не сказать!

Потом уже, ночью, обдумывая сотый раз все, что рассказал Западня, никак в голове не укладывалось: почему она так поступила? Переметнулась за солидный куш или, как считает тот же Западня, играла с нами в кошки-мышки с самого начала, все сообщала С.С.П.? Ни одно логическое объяснение не подходило. Наверное, я в людях не разбираюсь. Даже, если взять последнюю нашу встречу, у Олега Западни. Сама же позвонила, когда я только домой вернулся, отмокал в ванной. Беспокоилась, говорит. Или сознательно врала все это время?

- Если так, что это им дало?

- Ты вспомни, она же изо всех сил пыталась затормозить наши действия, посылала по ложному следу, а, главное, - в курсе всех планов, сливала ему, и он легко их блокировал. Я думаю: почему у нас ничего не получается, почему опаздываем, не иначе, течет где-то… Сколько прошло времени, как пакет получили с письмами? Что сделано? Ни фига! Не опубликовали даже! Всю дорогу что-то цеплялось, мешало. Зато потери – по полной программе. Татаринова убили, адвоката отсекли, лицензию отобрали, тебе мозги пытались промыть. Как доказать, что автор писем – Татаринов, у нас даже оригиналов нет, кроме двух записок куцых…

- Зачем, скажи, пожалуйста, нас вовлекли во все эти игры? Им что, заниматься больше нечем?

- Случайно все получилось! Два пакета Волга передал, один к ней попал, адвокату откуда знать, что Шумская на связи с Приходько, работает на него?

- Почему же в самый решительный момент он ее отозвал, а? Когда мы вдвоем с ней у тебя сидели, позвонил на мобильник, договорились о встрече на следующий день? Я же при этом присутствовал. Что-то не похоже на приказ, скорее обычная просьба о встрече…

- Да, но именно после того разговора она и пропала, бросила все и переехала к нему. Помнишь, я предложил ребят своих в помощь, на случай непредвиденный, предупреждал, чтобы поосторожней с ним? Отказалась, прикрывать себя запретила.

Все равно в голове не укладывалось. Получается, Олег прав: Фаина, вызвавшись сама статью написать и договориться о пресс-конференции, проволынила, ничего не сделала, на наши звонки и вопросы отделывалась извинениями, затягивала время, просила немного потерпеть, выдумывала разные причины, сама же в это время ездила преспокойненько на дачу к С.С.П.!

Мы сидели, ничего не предпринимая, время уходило - только им на пользу. Тело Татаринова кремировали, пообещав результаты экспертизы через три недели. Поди, докажи, что его убили в СИЗО. В Интернете вышла большая статья, подписанная вымышленной фамилией, «заказуха» стопроцентная, где Татаринова называли убийцей Гонгадзе и главарем банды оборотней, на счету которой более 15 убийств бизнесменов, обеспеченных людей, не желавших с ними делиться. Чтобы хоть как-то сохранить честь мундира, указывалось, что Татаринов уволился из органов еще в 1998 году. Представитель прокуратуры квалифицировал его смерть, как не насильственную. Он что, судмедэксперт?

Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Письма Татаринова не опубликованы, пресс-конференция не проведена. Самого Татаринова уже нет, адвокат избит, пребывает в больнице, меня изолировали, семью пришлось эвакуировать, Фаина перебежала к генералу, Западню пытались убить. Дипломат с документами на даче Татаринова не найден. Что же в активе? Мы знаем, что за всем этим, и, возможно, за пленками Мельниченко и убийством «под них» журналиста Гонгадзе, стоит генерал с инициалами С.С.П.

Пассив намного превышает актив. Вчера с Западней до ночи проспорили о том, что делать дальше. Он настаивал на проведении пресс-конференции и публикации писем Татаринова в ближайшем выпуске газеты. Я, честно говоря, не видел особого смысла ни в том, ни в другом, особенно же – в пресс-конференции. Доказать причастность группировки Татаринова к делу Гонгадзе и пленкам Мельниченко не удастся. Мы можем только предполагать, допускать в качестве рабочей версии, но доказательств-то никаких. Ближе к полуночи решили: сначала опубликовать письма, Западня взялся написать предисловие, объяснить читателям, что к чему. Так как время позднее, мы сидели у него на Киквидзе, Олег уговорил меня остаться на ночь, чтобы не пилить через полгорода, мало ли что ночью может случиться. Днем я ему дал кассету прослушать из моего домашнего автоответчика – некая сумасшедшая звонила через каждый час и причитающим голосом просила меня опомниться и вернуться в семью, иначе за себя не ручается.

-Никуда я тебя не отпущу, Виктор Юрьевич, сами видишь, что за публика… Потом всю жизнь себя корить буду.

Перекантовался я у него на диване, он – на раскладушке в кухне. Заснуть удалось только под утро от всех этих чумных мыслей. Выпили кофе, поскольку больше в доме ничего не было, даже хлеба, и Олег убежал по делам, оставив мне ключ, и я стал собираться в контору, когда вдруг он позвонил по мобильному.

- Можешь выйти, меня «подсекли», здесь лежу, у дома почти, рядом…

Его, конечно, поджидали. Неизвестный открыл стрельбу резиновыми пулями, как только Олег завернул за угол дома. Увидев Западню, тот быстро пошел ему навстречу, вокруг никого, стрелял по ребрам, с левой стороны. До сердца – три пальца. «Скорая» приехала минут через двадцать, я сел в фургон рядом с носилками. Врачи, осмотрев Олега, сделали два обезболивающих.

- Вот, блин, к Андрею Волге хотел заскочить, просил очень… Пули – резиновые, пугают, сволочи!

Пока ехали, договорились, что заеду к нему в больницу после обеда, уже с готовой, сверстанной полосой писем Татаринова.

- Предисловие я же не успел…

- Сам напишу. Ты поправляйся, главное. Сейчас в МВД позвоню, пусть охрану у палаты поставят…

- Да-да, они поставят. Ты же знаешь: таким, как мы с тобой – не положено. Другое дело, бандюк пострадал бы какой… Вот когда у нас в парламенте примут закон, - он вымученно улыбнулся, - об охране от правоохранительных органов… Надо в твою газету статью написать…

Звонить в милицию, впрочем, не понадобилось. За нами, оказывается, следовала милицейская машина, медики вызвали. У них договор такой с милицией – что случилось криминального, друг другу сообщают. Второй экипаж ожидал у больницы, вернее, военного госпиталя, на Щорса. Почему-то его решили транспортировать сюда, на Печерск. Все-таки пули, стрельба, значит, нужен госпиталь – так, наверное, рассуждали эскулапы.

Западню сразу увезли в операционную, за меня же всерьез взялась милиция, начались вопросы-допросы почти на целых два часа. Впечатление такое – или они натурально примитивы, или, наоборот, слишком умные, сознательно путают. Их особенно интересовало, почему я оказался в этой квартире, кто в ней прописан, мой домашний адрес, звонил ли я домой предупредить жену, что ночую не дома, часто ли я у него остаюсь, в каких отношениях мы пребываем, знал ли я, куда он собирался в это утро и т.п. Наконец, мне это прилично надоело.

- Простите, вы не меня, случайно, подозреваете?

Недаром Олег предупредил, когда одни остались: ты им поменьше рассказывай всего. Не исключена утечка, неизвестно еще, на кого работают…

Запиликал мобильник, звонили из редакции.

- Да, слушаю, Данилович.

- Виктор Юревич, что с тобой, живой?

- Все путем, не волнуйся. Что, собственно…

- Весь Интернет забит: расстреляли журналистов Цветкова и Западню, в тяжелом состоянии госпитализированы. Как чувствуешь? Два слова скажи!

- Да я, вообще, здесь никаким боком… Олег Западня ранен резиновыми пулями, сейчас в операционной.

- В номер что-то давать будешь?

- Обязательно. На первой полосе держи место для писем, ты знаешь, о чем я говорю. Та полоса готова?

- Конечно! Вечером сверстали, как договаривались. Ждем команды твоей.

- Считай, что ты ее получил, снимай третью и ставь в номер. Приеду в контору, предисловие напишу.

И снова – звонок.

- Виктор Юрьевич, «Интерфакс» беспокоит. Хотим информацию проверить. Вы можете говорить?

- Легко. Послушайте, я собирался как раз с вами связываться. Можете созвать пресс-конференцию в любое удобное время? Я приеду…

- Сегодня свободного времени совсем не осталось, все жутко забито. Сейчас-сейчас… В 16. 30 – устроит? Сорок минут будет у вас.

- Отлично! Я согласен, привезу сверстанную полосу писем заключенного Татаринова, которого забили в СИЗО, это будет «бомба»! Она выходит в завтрашнем номере нашей газеты.

- Как вы себя чувствуете, в двух словах?

- Стреляли в независимого журналиста Олега Западню, он сейчас в операционной. Я на месте происшествия оказался, можно сказать, случайно.

- Немного меняет дело. Имею ввиду, что у нас информация другая. Так мы вас ждем, в шестнадцать тридцать, без опозданий!

И третий звонок, попозже, когда подъезжал к редакции:

- Виктор Юрьевич, прошу, не бросайте трубку.

- Кто это?

- Мы представляем людей, которым вы недавно пообещали никогда больше не вспоминать об одном знакомом и его письмах. Вы ведь расписку давали?

- Что вам надо?

- Приветливый вы наш! Шеф приказал передать, чтобы вы не делали глупостей, его терпение не беспредельно. Он с симпатией к вам относится и очень бы не хотел, чтобы с вами случилось, как с одним товарищем сегодня или с другим - недавно в Музейном переулке, поэтому не надо дергаться, Виктор Юрьевич! И еще. Вы когда сегодня на работе быть собираетесь? Наш человек у вас в приемной дожидается, шеф лично просил, чтобы внимательно к нему отнеслись… Мы потом еще перезвоним, так что – до скорого!

– Всю жизнь мечтал! - крикнул я и отключил мобильник. Пусть трезвонят. Скажу сразу секретарше, чтобы ни с кем не соединяла, пока врез на первую напишу. Начну его с сегодняшнего происшествия с Западней. Расскажу о Волге, о своих приключениях, когда средь белого дня возле «Украины» заманили милицейскими удостоверениями в машину, о странном поведении Шумской. И о том, как к нам с ней в Японии письма Татаринова случайно попали. Больше молчать не намерен! Ишь, как зашевелились, да они огласки больше всего боятся!

В приемной наткнулся на молодого человека с прилизанными «под Митька» волосами и маслянистыми блестящими глазками. «Наверное, тот самый, «их человек». Бросился ко мне с таким видом, будто мы с ним давно знакомы.

- Виктор Юрьевич! С вами все нормально? Как я рад! Какое счастье, что обошлось, мы здесь все волнуемся! В Интернете прочли…

Я вопросительно посмотрел на секретаршу. Она выскочила из-за бюро и прошептала:

- Василий Котляр, говорит, Громов с вами договаривался…

«Миша Громов – с ними? Никогда бы не подумал! Звонил недавно, болеет все. Вот сюрприз неприятный…».

- Простите, сказал я. – Вы, кажется, от Громова? Я вас приму, но, наверное, завтра.

- Мое дело не терпит отлагательств. Я буду ждать сколько надо. Надолго не задержу, Виктор Юрьевич.

- Мы же на конкретное время не договаривались, я очень занят, давайте на завтра договариваться. А что, собственно, у вас?

- Не с пустыми руками, принес сенсационный материал – новая версия убийства журналиста Гонгадзе - с документами и комментариями генеральной прокуратуры.

- Отлично! Оставляйте, я вечером прочту, и завтра в десять дам ответ.

- Сегодня – не получится?

- Никак, к сожалению. У нас газета, не ателье срочного пошива. Громова откуда знаете?

- Так я у него работаю, репортером криминальной хроники. Может, читали?

«Значит, Миша с ними. Вот уж никогда бы не подумал. Почему бы и нет? Шумская же на генерала Приходько работает, почему Громов не может? Говорят, неприятности у него какие-то…»

На пресс-конференцию приехал со сверстанной полосой писем Татаринова. Хотел размножить, чтобы раздать журналистам, но потом передумал. Кто желает, пусть едет в типографию, на комбинат печати, и возьмет свежую газету прямо из цеха. Обвинить могут в том, что еще не отпечатанной газетой шантажировал. Зачем лезть на рожон раньше времени?

Признаться, не ожидал такого аншлага! Восемь телекамер, журналисты сидят в проходах. Еще бы, по Интернету так раскрутили утреннее происшествие – все ожидали подробностей из первых рук. Очень скоро я понял, что пришли не только журналисты – в первом ряду сидели люди, явно отличающиеся от нашего брата-журналиста. Они все время что-то выкрикивали, перебивали, пытаясь отвлечь внимание несущественными вопросами, не по теме.

Причем, на большую часть вопросов я сегодня отвечал утром, когда милиция составляла протокол в госпитале. «Вы часто ночуете не дома?», «Как вы оказались в чужой квартире?», «Лично видели, как стреляли?» - и все такое. Вскоре стало ясно, что они пытаются сорвать пресс-конференцию. Один из них то и дело подбегал к трибуне, как бы поправляя диктофон, умышленно сбрасывал на пол другие, находившиеся рядом. Журналисты вынуждены были выходить к трибуне, чтобы поднять упавшие микрофоны. Возникла давка, толчея, несколько человек из первого ряда поднялись, мешая им пройти, кто-то кричал: «Нельзя ли потише!», «Не слышно!». К тому же, во время неразберихи, погас свет и отключились микрофоны. Я оглядывался в поисках организаторов и хозяев, но, как назло, тех нигде не было видно. Попрятались, что ли? Пришлось обратиться в зал:

- Уважаемые коллеги! Вы являетесь свидетелями того, как некие господа, сидящие в первом ряду, пытаются сорвать пресс-конференцию. Прошу вас, помогите мне навести порядок. Операторы, покажите, пожалуйста, этих людей, чтобы все увидели. Никакие они не журналисты! Их специально прислали сюда, чтобы помешать мне, а вам - донести до читателей и зрителей всю правду. И об убийстве в СИЗО бывшего подполковника милиции Татаринова, о беспрецедентном давлении на его адвоката Андрея Волгу, которого, как вы знаете, избили недавно в самом центре Киева, о сегодняшней стрельбе в независимого журналиста Олега Западню. Я сейчас расскажу, как меня похитили средь белого дня в центре Киева. И не кто-нибудь, люди в милицейской форме и с удостоверениями установленного образца.

В зале стало тихо-тихо. Один из тех, что в первом ряду, пристально глядя мне в глаза, сказал вполголоса:

- Ничего, сука, скоро мы с тобой попрощаемся и ты навек умолкнешь!

«Подсадные» еще несколько раз пытались помешать выкриками и громкими разговорами по мобильным телефонам, пока, наконец, у журналистов не лопнуло терпение и они потребовали, чтобы организаторы навели порядок в зале.

Уже под конец, отвечая на вопросы, я увидел стоящего в зале молодого парня с перебинтованной головой. Он поднимал руку, хотел задать вопрос.

- Моя фамилия называлась здесь. Я – адвокат Татаринова Волга Андрей, разрешите несколько слов.

Я пригласил его к трибуне, мы обменялись рукопожатиями.

- С Виктором Юрьевичем мы знакомы только по телефону. Договаривались о встрече, но его самого похитили, как вы слышали, а все думали, что он – в командировке. Я, можно сказать, удрал только что из больницы. Но не из-за пресс-конференции – о ней узнал случайно, мне сообщили, что у меня в офисе идет обыск, там документы… Простите, может, я несвязно, но голова болит очень. Так вот, Цветков не сказал, я вам объясню, что письма, которые мне передал Татаринов и за разглашение содержания которых меня лишили лицензии, Цветкову и Шумской передал я, через одного человека, когда они находились в составе группы, сопровождавшей президента во время визита в Японию. Говорю это к тому, что в подлинности их можете не сомневаться. Оригиналы у меня в надежном месте хранятся. Я тогда не думал, что это настолько серьезно, что начнется охота за всеми, кто хоть как-то причастен к делу Татаринова. Поэтому у меня лично нет никаких сомнений, что Татаринов умер не своей смертью, генеральная прокуратура должна буквально на просвет изучить и проверить все факты, которые содержатся в этих письмах. Именно в них - разгадка убийства Гонгадзе.

После пресс-конференции я подвозил Волгу в больницу.

- Все же, Андрей, есть у вас там охрана?

- Была до вчерашнего дня. Сняли. Благодаря этому и ушел.

- Что в офисе?

- Обыск. Что, почему – не ведаю. Во-первых, по нашему законодательству, у адвокатов запрещено осматривать вещи, тем более – изымать. И хотя объявлено о приостановлении лицензии, это еще ни о чем не говорит. Согласно уголовному кодексу, есть понятие адвокатской тайны, и у адвоката запрещено изымать документы, которые касаются взаимоотношений с клиентами, другие материалы. У меня изъято много папок, надо теперь разбираться, офис опечатан. Помощник сказал, что пришли в помещение для осмотра, в результате изъяли восемь компьютеров, которые не имею никакого отношения к делу. И знаете, на каком основании? Будто бы программное обеспечение компьютерного офиса нелицензированное, что является нарушением и даже уголовно наказуемым деянием. Но я не тиражировал программы, не продавал и не делал их!

- Документы - существенные? И по Татаринову, в том числе?

- По Татаринову я все вывез раньше. Но там - другие конфиденциальные документы, копии запросов, процессуальных ходатайств, письма – да что, по роду своей деятельности, любая бумажка на столе адвоката – конфиденциальный документ. Самое интересное: компьютеры изъяли, зашили в пакеты и увезли. И только из-за нелицензионных программ. Потом – некоторые копии из документов с грифом секретности, их тоже изъяли, полагаю, что может быть, они нужны для замены, манипуляций… Но теперь, я думаю, после того, как письма выйдут в газете, может, поменяется что, как считаете?

Зазвонил телефон у водителя.

- Виктор Юрьевич, вас!

« Моя же мобилка отключена! Совсем забыл…». Услышал приглушенный голос Даниловича:

- Алло, шеф!

- Слушаю! Случилось что-то, Данилович? В газете все нормально?

- У нас нормально. Но у тебя… дома… Понимаешь…

- Что, Данилович? Говори же!

- Квартиру подожгли, только что позвонили! Наши поехали туда, пожарных вызвали, работают!

- Я сейчас еду туда, домой к себе!

- Андрей, поедете со мной, если, конечно, вам не тяжело? Эти сволочи квартиру подожгли!

- О чем вы говорите! Конечно!