Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материала

Документы

Содержание 12 Звонков без ответа

Подобный материал:

• Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба… Замечательная сказка! Ловко сложена, 116.29kb.
• Сказка про Корку, 12.58kb.
• Как прожить в лесу без математики (сказка), 72.05kb.
• Звери: волки, белки, зайцы, 167.45kb.
• 1 страница Жили-были дед да баба…, 491.75kb.
• Конкурс: «Налоги в шутку и всерьёз» "налоговая сказка", 52.42kb.
• Жили-были дед и баба. Удеда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой, 29.81kb.
• Звучить тиха мелодія, на сцені темно. Дід І баба спляти, 132.02kb.
• Новогодняя сказка -2009, 139.58kb.
• На темы русских народных сказок, 313.63kb.

^

12 ЗВОНКОВ БЕЗ ОТВЕТА

Мне интересны сильные, уверенные в себе, умеющие добиваться поставленной цели мужчины. Обязательно дельные, созидающие. Я понятно изъясняюсь? Другие мне безразличны. Например, мои коллеги. У большинства – явная тяга к нравственной педофилии и словесному поносу. Издержки профессии, где ценится безответственная болтовня и ни к чему не обязывающая писанина. Практически невозможно встретить в нашей среде человека, способного на поступок. У кого душа пусть не на все, на две пуговицы застегнута и за душой что-то остается, не скопом выставляется на публику. Личностей же, которым были бы присущи внутренняя самостоятельность, врожденная деликатность – это, увы, не про коллег-журналистов. Встречается другая крайность – махровый цинизм, взращенный на неверии и презрении к тому, чем приходится заниматься. Говорят, среди хирургов, вообще врачей – много циников. Да они дети в сравнении с некоторыми редакторами газет и записными щелкоперами! Не спорю: есть и среди нашего брата достойные, порядочные и толковые люди. Тот же Цветков, когда ближе его узнала.

Что касается Западни, хоть и отдаю ему должное как профи по части криминальных материалов, но он «одноногий». Заставь его заметку на экономические темы написать – то-то смеху будет. Как человек, не вызывает у меня симпатии, инстинктивно чувствую: что-то сидит в нем неприятное, червивое, такое что прячет тщательно от других, скрывает. Может, от общения со своими «героями» стал походить на них и внешне, и внутренне, переняв их характерные черты?

Вы спросите, как же Макс? Что поделать, я к нему не объективна, да и сейчас, после аборта, почему-то кажется, что у нас еще не все кончено. Умом-то понимаю, что он растоптал все наше самое лучшее, а ничего не могу с собой поделать. Хоть и расстались, и злая на него, встретила бы – прибила, но что-то внутри мне нашептывает: «Не спеши, не торопись, не плачь, не реви…». Никогда бы не поверила, что кто-то мог бы так надо мной издеваться!

Поняла, когда окончательно расходились, у него в кабинете. Голова так закружилась, пришлось за журнальный столик двумя руками держаться, чтобы с кресла не упасть, палуба под ногами качалась, как во время шторма. Он что-то говорил, слов не слышно, не разобрать. Глаз не могла отвести от заколки на галстуке. Он заколки эти страшно любил, я ему всегда дарила на мужские праздники, штук десять, наверное, может, больше. Хотела, чтобы носил только мои, приятно было. Эта же - новая, не моя. В форме меча, цепочка сверху, чтобы за пуговицу рубашки крепить. Блики солнца играли на мече, глаза слепили. «Новая любовница подарила! – мелькнула мысль. – Сволочь!» Заставила себя встать, обойти стол, с мясом вырвала ее, заколку проклятую, и с размаху швырнула в угол, о стенку, цепочка только отлетела. Развернулась и побежала из кабинета, в приемной много людей сидело, чуть не разрыдалась.

Можно ли назвать Макса журналистом в полном смысле слова? Скорее – топ-менеджер, организатор творческого процесса. Сильные качества – сохранившаяся индивидуальность, повышенная требовательность к людям и себе. Он выбивался сам, волосатой лапы не было, лез наверх, как трава сквозь асфальт, знает настоящую цену всему, дорожит тем, чего достиг. В легковесности и верхоглядстве не упрекнешь. Серьезный, сосредоточенный мужчина, которому не присущи бесшабашность, шапкозакидательство. Даже в мелочах проявляется – в ресторане с тарелки все доест, чаевые отсчитывает скрупулезно, расчетливо, оставляя принятый процент – ни больше, ни меньше. Вообще бы, не давал, если бы принято не было, делать нечего: надо правила игры соблюдать. Иногда удивляюсь, как после всего, что произошло, могу спокойно его имя произносить, думать и рассуждать о Максе отстраненно, как о чужом человеке.

Сколько помню, время воспринимаю неадекватно. Иногда за год нечего вспомнить, бывает, что один день так врезается, пережевываешь потом месяцами. После нашего разрыва живу, словно под наркозом. Работаю, ем, передвигаюсь, общаюсь с друзьями, коллегами, как сомнамбула какая. Было бы время, пьесу про свою жизнь сочинила бы – «Неживая». Аборт – что? Физически можно перетерпеть, а дальше? Решила зарыться с головой в работу, может, легче станет?

Самое хреновое: Макса забыть не могу, несмотря ни на что. Бабы на кошек похожи, но преданы больше собак. Унизил, растоптал, переступил, как через колоду, и дальше спокойно пошел. Казалось, ненавидеть его должна. Я же все думаю, что это не конец, случиться еще что-то, не может не быть. Разговоры с ним разговариваю, голос слышу, прикидываю, как поступил бы в той или другой ситуации. Ненавижу себя за это. Как и за то, что уверена: все у нас наладится, и мы еще будем вместе. Понимаю, что глупо, тем не менее. Где-то читала, что у каждого человека в душе спрятана специальная чувствительная антенна, которой мы автоматически настраиваемся на нужную волну, и даже если настройка сбивается - не беда, главное, чтобы ты постоянно готов был к приему. Вот я и жду. Беспросветно, безответно.

На что рассчитываю? Если бы нас только постель объединяла, было бы не так тяжело. Здесь же – другое. Часами могли обсуждать и профессиональные вещи, и все на свете. Посвящали друг друга во все самое интимное, индивидуальное. Такое, что и маме постеснялась бы рассказать. Теперь поняла: не надо так. Прикипела душой – не оторвать. Нам вдвоем все интересно – и новости по телеку смотреть, обмениваясь репликами, и обедать, и путешествовать, и любовью заниматься. Как-то на мой вопрос:

- Без этого могло бы быть также хорошо? - ответил:

- Были бы подружками, но как просто подружка ты меня не интересуешь.

Посмеялись. Когда мы вдвоем, нам никто не нужен. Весь мир сузился, соединился друг в друге. Привыкла на все смотреть его глазами, ловлю себя, что формулирую, как он, разговариваю его фразами, интонациями. Проживаю жизнь не самостоятельно. И вот что интересно: горечь, нахлынувшая, захлестнувшая с головой, мне сладка на самом деле, купаюсь в ней, нежусь, и так хочется, чтобы кто-то пожалел, за ухом почесал…

Бывает, когда долго ищешь ответ и ничего не получается, не склеивается, достаточно какой-нибудь, пусть даже ничтожной детали, штриха. Бац – и все приходит в движение, смещается, зацепляется, и ты сначала неуверенно, потом все явственнее, ощутимо, зримо и полно осознаешь: вот оно, есть решение! Так и произошло в тот день, второго августа, когда Цветков приехал на квартиру к Западне, на Киквидзе, и мы полдня просидели в прокуренной, почти убитой хазе Олега.

Слушая рассказ о том, как похитили Гонгадзе, в который раз восстанавливая до боли знакомые эпизоды, сто раз читанные-перечитанные, и дальше – весь наш разговор о том, как могли убить Гию, о пленках Мельниченко, я в какой-то момент отчетливо увидела того, кто может стоять за всем этим. Да, сначала увидела. Ярко так, будто по видику, схему раскрытия преступления в приключенческом фильме: от центрального круга в стороны идут стрелки к каждому персонажу и сходятся в одном месте. И удивилась, как оказалось просто: главные действующие лица кассетного скандала, также фигуранты писем Татаринова, связаны с человеком, скрывающимся за инициалами С.С.П. Они все - или знакомы с ним, или состояли у него на связи, или пересекались, или подчинялись по службе. Если отбросить мистику, а мы ее пока во внимание принимать не будем, что же получается? Что С.С.П., которого «заложил» Татаринов, и есть организатор убийства Гии Гонгадзе и прослушивания кабинета президента?

И так мне смешно стало, сейчас расскажу почему. Этот персонаж интересовал меня давно. Имидж, который ему создала пресса, может, сам он сформировал, подразумевал, что мы имеем дело с настоящим мужчиной, храбрым офицером, рыцарем без страха и упрека, мужественным и волевым, умным и перспективным политиком. Такой не мог не нравиться женщинам. Ходили сплетни, не раз слышала, многим отвечал взаимностью. Мы часто пересекались – то в президентском самолете, то в Верховной Раде, то на разных совещаниях. Импонировал его сдержанный стиль, деловитость, основательность. Да и сам Сергей Семенович Приходько – мужчина в соку, изысканно одевается, ухожен, подтянут, особенно в генеральской форме, которая удивительно шла к его спортивной фигуре - не мог не нравиться чисто внешне. В парламенте он занимал пост главы одного из ведущих комитетов – по безопасности, часто выступал с трибуны, давал брифинги и пресс-конференции, регулярно появлялся на телеэкране.

За глаза, впрочем, о нем говорили разное. Например, когда еще в советские времена работал в КГБ, через него прошли все три волны украинского диссидентства, буквально: «через его руки». Доводилось слышать, как он чуть ли не лично участвовал в пытках и что приемчик у него любимый один был, которым владел в совершенстве. Пальцы обвиняемого закладывались в дверной проем, и он, тогда майор, медленно и основательно ту дверь закрывал. Рассказывались эти байки шепотом, людьми из нашего круга, но нигде ни разу не всплывали свидетельства или разоблачения самих обвиняемых, «из первых рук». Слухи и наветы принимала к сведению, но, как и многие, не очень верила - завистников и врагов у каждого из нас достаточно. Тем более, сам генерал повода не давал, охотно общался с журналистами, никому не отказывая в интервью или комментарии.

Однажды, правда, случайно стала свидетельницей его разговора с помощником в кулуарах. Ничего особенного, обычная выволочка, если бы только не взгляд генерала, который перехватила. Маленькие карие глазки стали еще меньше и уже, подбородок неестественно потянулся вверх, приобрел несвойственную ему твердость. В голосе зазвучали грозные, не терпящие возражений чугунные нотки – кошмар какой-то, у меня, посторонней, мороз по коже пошел. Каково было помощнику? Но взгляд, доложу вам! Как буравчиком вонзился, недаром в книгах пишут: уничтожающий. На себе ощутила, когда он начал его распекать, вышла из-за колонны, чтобы не слушать, больно надо, так он по мне тем взглядом рикошетом прошелся. До сих пор неприятно, вспоминаю.

Но самое интересное после случилось, когда генерал ушел. Помощник, бывший дипломат, мидовец, перехватив мой взгляд, понял, что я не только слышала, но и лицезрела его унижение, не успев остыть от полученной взбучки, прошептал:

- Тоже мне, поборник Конституционного строя и демократических свобод! Забыл, сука, когда в КГБ работал, как давал наставления, чтобы в библиотеке Конгресса США, в Нью-Йорке, вырывать с мясом и уничтожать Декларацию прав человека на русском языке, кромсал, чтобы заезжие соотечественники случайно не ознакомились…

Однажды мы с ним близко познакомились. Произошло это на юбилей нашей газеты. Отмечали со всей широтой размаха. Владлену удалось прищучить спонсоров, они накрыли поляну, гостей пригласили человек двести, всю ночь гуляли и ни где-нибудь, а в дорогущем интуристовском «Днепре». Ночью вышли на пароходе, самый узкий круг, на том берегу, на острове Великом встретили рассвет. Все это, конечно, впечатляет, когда со временем вспоминаешь, тогда же комары величиной с хорошую корову, чуть нас не съели.

Генерал Приходько вошел в историю газеты – перещеголял всех подарками. Подъехал к крыльцу отеля на новеньком японском джипе, торжественно вручил Владу ключи. Все бросились в фойе, через стекло разглядывали престижную иномарку. Когда пришли в себя, я шепнула Владу:

- Нельзя принимать, подумают: купили нас «Джипом», теперь ему не откажешь, любую статью может потребовать поставить в газету.

Влад усмехнулся:

- Ему и так не откажешь.

Уловив мой удивленный взгляд, продолжил:

- Кто же генералу Службы Безопасности отказывает? Тем более, действующему генералу…

Не сразу поняла смысл его реплики. Не сразу…

После всенощной, когда встретили на пароходе рассвет, возвращались с речного вокзала по домам, оказались рядом. С Днепра дуло прохладой, погода под утро испортилась окончательно, он набросил мне пиджак на плечи. Еле плелась – почти сутки на ногах, каблуки, металлический привкус во рту, бессонная ночь, под конец шампанского фужер бахнула зачем-то на палубе, уже утром, совсем разморило. Генерал предложил заехать в крутой ресторан на Музейном переулке, выпить горячий кофе со сливками. Даже зажмурилась от удовольствия, представив, как маленькими глоточками пью обжигающий напиток, вдыхая его аромат.

Откуда-то взялась его машина, припаркованная у фуникулера, значит, пешком пилить вверх, на Крещатик, не придется, какая удача! После ночи и всех возлияний он вел уверенно, споро, сильными руками сжимая руль, чуть откинувшись на спинку сидения. Почему-то представила эти мускулистые руки, обнимающие мое тело. Должно быть, красиво! Зажмурилась от удовольствия, ужасно захотелось испытать такое. Он чуть обернулся ко мне, слегка дрогнули тонкие мужественные губы, легко нашел мою руку:

- Устала?

- Немного.

- Что нам по ресторанам таскаться? Не пристало! Предлагаю ко мне на дачу, в Пущу, – двадцать минут, кофе сам сварю, и душ принять можно, и в бассейне поплавать, и отдохнуть. А, Фаина?

- Даже не знаю, мне к двенадцати на работу надо…

- Доставлю в лучшем виде! Там, кстати, и банька имеется. Через два часа будем свежи и работоспособны!

На работу в тот день, как вы понимаете, я не попала…

Наверное, каждая женщина мечтает о настоящем мужчине-защитнике. Когда с кровоточащим лицом вскочила к себе в квартиру, заперевшись на все замки, размазывая по щекам кровь, зазвонил телефон. Где-то слышала этот гнусавый голос:

- Мы вас просили, Фаина, забудьте о письмах, не заставляйте нас прибегать к крайним мерам. Забудьте, и у вас снова будет все в порядке. Уверяю вас…

С силой швырнула трубку. И сразу подумала о генерале. Хорошо, если бы он оказался сейчас рядом. Почему такая мысль возникла? Переспала с ним один раз. Хотела сказать: одну ночь. Так днем дело было, когда с парохода вернулись, у него на даче. Сначала в сауне – после бессонной ночи и алкоголя банька оказалась очень кстати. Что-то говорил, все нахваливал: мол, все у вас получится, как давний ваш поклонник, буду вашим оруженосцем и помощником, так хочу защитить, только позовите, намекните… И в постели на «вы», понравилось, что не подчинял грубо, не топтал, не неволил, как бы на равных. Если честно, была польщена, никто ко мне так не относился, разве что Макс, и то не сравнить, но уже потом, после генерала…

Умылась под краном, швырнула трубку, разрыдалась в подушку, наволочку пришлось выбросить, вся в крови, поняла: если не предпринять кардинальные меры, плохо все может закончиться.

Утром, после того, как врачи ушли, набрала его по мобилке.

- Фаиночка, очень рад слышать! Как самочувствие? Мы ужасно переживаем, хулиганье, надо же, совсем распоясалось!

- Подождите, откуда известно?..

- Интернет же забит! Вы не читали? Держитесь, Фаиночка, какая вам нужна помощь? Может – лекарства? Хотите, прямо сейчас приеду, только намекните, и я – мигом!

- Нет, Сергей Семенович, приезжать не надо, спасибо. Вид, знаете, нереспектабельный. Но потом, когда приду в себя немного, хочу встретиться по работе, ненадолго.

- Конечно, Фаиночка, какие проблемы! Разрешите самому позвонить на следующей неделе. Хорошо? Выздоравливайте скорее, буду ждать!

Подошла к зеркалу. Ну и рожа! Да пропади все пропадом, за что?

…Цитата, которую зачитал Западня, заставила вспомнить тот эпизод - с выволочкой помощника и его приглушенный шепот. Нет, не мог помощник соврать, такое не придумаешь. Вот как, оказывается, велась идеологическая борьба в условиях холодной войны. Чертовски интересно! Хорошо бы разузнать у помощника другие подробности из личной жизни генерала Приходько.

Утром, чтобы отвлечься от тоскливых мыслей, систематизировала записи – все, что связано с письмами Татаринова. Выписок набралось много, надо было их рассортировать - работа монотонная, нудная, но отвлекает хоть как-то. К тому же ночью приняла твердое решение: с меня довольно! Сегодня передам все письма Цветкову. На фиг, на фиг! И не потому только, что нападение в подъезде испугало. Когда убежден в правоте – и не такое выдержишь. Дурочкой, которую используют в темную, простофилей, болванчиком в польском преферансе - быть не желаю! Каждый деньги зарабатывает как может: тот ножичком режет, тот убивает, а я им информационное обеспечение создавай! Ага, всю жизнь мечтала!

И так я себя завела, готова была сразу, в первую минуту, когда он только вошел на квартиру, на Киквидзе, все высказать. Но увидела руки перебинтованные и что-то остановило. После того, как Западня свою версию озвучил, совсем неудобно стало, момент упущен. И хорошо может, многих вещей не знала, не догадывалась, самой трудно допереть. Когда заговорили о том, что при совке все кабинеты партийных бонз на Украине прослушивало московское КГБ, в том числе, и кабинет самого Щербицкого, хотя он был членом политбюро ЦК КПСС, меня как током прошибло! Точно! Единственным человеком, кто это знал, может, и лично участвовал, технически осуществлял в застойные годы, был именно С.С.П.! Почему же не предположить, что при желании он без особого труда мог восстановить цепочку прослушивания с выгодой для себя? И отдельные, разрозненные эпизоды постепенно сложились в цельную картину.

Я рассуждала примерно так. Кому выгоден кассетный скандал – по самому большому счету? Из всех вариантов выбрала два, наиболее вероятных, на мой взгляд. Во-первых лидерам демпромпартии. Они-то и воспользовались наступившим ступором власти и тем, что большинство их оппонентов, занимавших высокие посты в государстве, оказались скомпрометированы. Да, те быстро сориентировались, использовали ситуацию в свою пользу, заполнили образовавшийся вакуум, расставив своих людей на ключевые посты. Это, так сказать, о тех, кто собрал дивиденды внутри страны. За рубежами Украины наибольшую выгоду извлекли россияне, или, как их сейчас называют, «наши северные соседи». Отметим, что во главе у них стал кадровый гэбист. Не этим ли объясняется, что Москва выжала из ситуации все возможное, преуспев в стремлении превратить скандал с пленками в стратегически выгодную для себя игру?

Именно С.С.П., инициалы которого так опрометчиво «засветил» Татаринов, вполне мог являться связующим и объединяющим звеном этих двух непохожих направлений и сил. Генерал в то время входил в демпромпартию, а в прошлом у него, как мы помним, была долгая и успешная карьера в спецслужбах. Кроме того, в журналистской тусовке циркулировали упорные слухи о том, что на одной из загородних дач, задолго до обнародования сенсационных пленок, слушали под пивко с воблой записи, сделанные в кабинете президента. Давно трепались, будто тот самый «Петрович», который снимал для «Украинской правды» офис, приобретал компьютеры, проплачивал зарплату, работал под непосредственным руководством С.С.П. Это проявилось через несколько месяцев, когда ребята, уж не знаю зачем, выставили на сайте критическую статью о методах работы генерала. Через пару дней в редакцию позвонил неизвестный:

- Благотворительность закончилась! Сдавайте технику! Помещение опечатывается!

Таким образом, можно предположить с большой долей вероятности, что руководил майором Мельниченко, обеспечил ему стопроцентную поддержку и безопасность за границей, также дирижировал кассетным скандалом генерал спецслужбы, скрывающийся в письмах Татаринова за тремя инициалами.

Когда все сложилось окончательно, как-то само собой отпадало предположение о президенте, как о единственном заказчике убийства Георгия. Цветков в это не верил с самого начала. Недаром он меня все время спрашивал: «Скажи, зачем ему это надо? Доказы, что именно президенту потребовалось, чтобы убили Георгия?» Я, как и Олег, думала, что он выгораживает любимого шефа. Но когда прояснилась роль С.С.П., многие вещи стали обретать новые очертания и аргументы Вити Цветкова уже не казались притянутыми за уши.

Честно говоря, я скептически относилась к версии о том, что в один прекрасный день президент вызвал к себе доверенного человека и приказал: твоя задача - убрать неугодного журналиста Гонгадзе! Только за то, что тот выставляет критические материалы о нем в не очень известном по тем временам сайте? А храбрый и принципиальный охранник президента в это самое время, убедившись в преступности приказа, записал его на диктофон, установленный под диваном, обнародовал пленку и сбежал за границу. Странный, согласитесь, сюжет.

Как могло все происходить на самом деле? Те, кто организовал запись в кабинете президента, - это был не один человек, - наткнулись на истерику первого лица государства по поводу статей Георгия. Теперь, когда каждый раз докладывал текущие дела, он умышленно «подогревал» ситуацию, подсовывал или новые статьи Георгия, или резкие его высказывания, провоцируя гнев президента. Все новые выбросы эмоций старательно записались на диктофон. Примечательно, что обнародованные записи начинаются одним и тем же: раздраженными репликами президента. Они звучат несколько странно: нам не – известно, о чем раньше шел разговор, кто присутствовал в кабинете. Их реплики кем-то предусмотрительно «заретушированы».

Впервые такая мысль пришла в голову, когда, кажется, в сотый раз перечитывала расшифровки записей. На пленках эпизоды поданы весьма своеобразно, отсутствует начало диалогов, непонятно, с кем именно говорил президент, кто ему преподнес очередную порцию «компромата». Зато все остальное – реакция, брань, команды, отдаваемые подчиненным, подаются без сокращений, подробно. Впечатление такое, что тот, кто записывал, поначалу, возможно, действовал без четкого плана, не представлял, что именно удастся выжать из этих записей. Не исключено, что президента поначалу слушали «из интереса». Кто останется равнодушным к тому, что происходит и какие решаются вопросы в главном офисе страны? В конце концов, если действовать с умом, все это легко использовать в своих прагматичных целях. Например, в том же бизнесе. И вдруг всплывает тема: подстрекательство к убийству непокорного журналиста. А что, если его действительно ликвидировать и обнародовать часть записей? Идея близкого импичмента обретает весьма четкие и реалистичные очертания.

В мировой практике достаточно примеров, когда власть расправляется с оппозиционным журналистом, тем самым подписывает себе приговор. Апробированная схема, не раз применялась для смещения неугодных политиков.

В нашем же случае к спецоперации подключают группу уголовников-отморозков и перерожденцев-милиционеров - эдакий змеиный клубок, для каждого из них убить человека – что кружку пива выпить. Им поручают расправиться с Георгием «под пленки». Ну, кто, скажите на милость, прослушав записи, будет сомневаться, что Гонгадзе убили не по прямому указанию президента? В продолжение схемы майор Мельниченко объявляется спасителем нации. Впрочем, его убирают с глаз подальше, чтобы не навредил в патриотическом угаре. Остается только назвать имя главного режиссера и сценариста театра марионеток…

Примерно, так рассуждала я, ни Цветков, ни Западня меня не перебивали.

- Все это, конечно, убедительно, - сказал Олег. – Но ты мне вот что тогда объясни. Почему президент, не будучи виновным, так странно себя ведет до сих пор? Он же явно что-то скрывает.

- Ты знаешь, я думаю, он в курсе того, что Гию убили, и, не исключено, догадывается, кто…

- Одного он не знает: режиссеров всего этого спектакля! – перебил Цветков. – Что я имею ввиду? Ну, допустим, наговорил на Георгия много лишнего, погорячился, в сердцах и т.д.

- Ну, давай не будем! – Не выдержала я. – Это называется: «наговорил!». Дал приказ, чтобы вывезли в лес, чеченцам отдали. Знаешь, разные вещи…

- Да ты дослушай! Пусть так. Но не убивать же приказал. А те убили! Мы не знаем его реакцию, видимо, не случайно этот эпизод отсутствует на пленках Мельниченко. Представляешь, заходит человек и говорит: извините, мол, ситуация вышла из-под контроля, пришлось грохнуть журналиста! Какова его реакция? Вулканический взрыв! «Я что, приказывал вам – убивать?!» - смысл всей его тирады.

- Опубликуй Мельниченко этот эпизод, и дело Гонгадзе обретает совсем другой оборот, импичмент отменяется!- подытожил Западня.

- Верно! Потому-то такого эпизода и нет на пленках, он не выгоден «режиссерам». Слушайте дальше. Ситуация продолжает раскручиваться, причем, президентская сторона ее уже не контролирует. Обвинения в ее адрес звучат все громче, милиция и СБУ очень неуклюже оправдывается, как бы скрывая что-то, путая факты. Отчитываясь перед парламентом, руководители-силовики выглядят мальчиками для битья, генпрокурор явно лукавит. Подозрения усиливаются. И вот тут-то возникает идея: перезахоронить тело Гонгадзе, чтобы его можно было бы легко найти, да не где-нибудь, а на территории избирательного округа главного оппозиционера Мороза. Перевести стрелки на спикера! Это может быть просто креативная идея, возможно, и провокация, наживка. Президент ее заглатывает, соглашается, тогда те, кто дергает за ниточку, подбрасывают через майора Мельниченко пленки Морозу. На них – призыв президента расправится с неугодным журналистом. Спикеру ничего не остается, как их обнародовать, - теперь он сам под подозрением!

- После этого, - сказал Западня, - у президентской команды должен наступить полный ступор. Во-первых, поняли, что кабинет кто-то слушал и давно. И что там говорено-переговорено… Во-вторых, выяснилось, что их все это время вели, разыгрывали крупную спецоперацию и деваться теперь некуда. Что это за люди? Какие цели преследуют? Что им нужно? Да, ситуация…

Цветков подмигнул мне:

- И правду сказать президенту тоже нельзя. Тем самым подставить тех, кому он давал поручение укротить журналиста.

- Так кто же перезахоронил? – спросила у него. – Те, из его команды, или – кто придумал всю эту головоломку?

- Какая разница, Фаина! Суть-то не поменяется. В мышеловку в любом случае попал президент!

- Да, дела…

- Тогда у меня такое предложение, - Цветков поднял руку с зажатой в ней авторучкой. - За ночь описываем все, что нам известно, плюс письма Татаринова, публикуем у меня в «Кто виноват». Как?

- Гениально, кроме одного «но». – Я выдержала паузу. - Мы должны делать шаг за шагом, не перепрыгивая через этапы. Общество будет готово воспринять нашу версию после того, как станет известной история Татаринова. Потому-то вначале надо печатать его письма, как мы раньше и договаривались. Логично? Дело Георгия пока «светить» не станем, посмотрим на реакцию. Согласны?

- Пожалуй, есть резон, - согласился Западня.

- И вот еще что,- Цветков посмотрел на часы. - Если договориться в УНИАН или на Интерфаксе и дать там пресс-конферению? Всем вместе, втроем. Они больше всего боятся, когда свет в глаза. По одному нас передавят, как тараканов. Когда - трое, что им делать? Не убьют же. Собрать документы, систематизировать, раздать журналистам, подготовить толковый пресс-релиз. Обязательно пригласить зарубежных корреспондентов, представителей посольств…

- Мысль, конечно, интересная… Адвоката если бы взять с собой, Волгу Андрея. Того сейчас в больнице охраняют. Я к нему попытался вчера проникнуть. – Западня только рукой махнул.

- Если идти в УНИАН – то когда?

- Сегодня уже поздно. Там все расписано по времени на день. Важно, чтобы центральные каналы показали в режиме главного события дня. Давайте завтра, я тогда бы поехала сейчас, договорилась…

- Много на себя взваливаешь. - Западня с сомнением покачал головой. – Может, не стоит спешить так, а? Чтобы увязать выход газеты с отчетом о пресс-конференции и с письмами Татаринова. В следующем же номере – моя статья- версия убийства Гонгадзе.

- Почему – только твоя? Наша…

У Западни запиликал мобильник.

- Я слушаю! Да. Да… По телефону – не надо… Когда? Вы где находитесь? Если я сейчас к вам подскочу? Через минут двадцать буду!

И нам, уже на ходу:

- Можете минут сорок подождать? Один информатор мой. У него записка от Волги. Подождете? Вдруг – что-то важное? Я мигом!

Мы с Цветковым остались вдвоем.

- Хочешь, кофе сварю?

- Еще как! Знаешь, сколько времени я запах кофе не вдыхал!

И в это время мобильник зазвонил у меня.

- Добрый день! – сказала трубка приятным мужским баритоном. – Это Фаина Шумская?

- Да, я. С кем, простите, имею честь?

- Николай Петрович, помощник генерала Приходько. Одну минуточку, Сергей Семенович будет говорить с вами.

Я выпрямилась в кресле, закрыв ладонью трубку, прошептала: «Генерал С.С.П.!»

Цветков вскочил на ноги, что-то жестикулируя.

- Госпожа Шумская, добрый день! Почитатель вашего таланта, главное – вашей красоты, генерал Приходько!

Голос уверенного в себе мужчины, дружащего с хорошим коньяком и сигарой.

- Здравствуйте, слушаю вас!

- Звоню, как договаривались! Во-первых, примите поздравления, ваше интервью в прошлом номере – просто блеск! Когда посмотрел беседу по телевидению - был сражен, так сказать, наповал. Сколько такта, ума, какая импровизация! Порадовался за нашу Украину, что у нее есть такие журналистки-красавицы. Приятно, что там говорить!

- Спасибо, но…

- Понимаю, понимаю, вы привыкли к комплиментам. Примите все же от имени нашего генералитета…

- Благодарю вас…

- Фаина, нижайшая просьба. Не могли бы из вашего плотного графика выделить старому знакомому минут десять-пятнадцать? Надолго не задержу, обещаю!

- Когда же?

- Хорошо бы – завтра. Как у вас с рабочим графиком?

- Давайте попробуем. У меня с утра запись на телевидении, на Мельникова. Если вам удобно, можно прямо там.

- С такими женщинами – встречаться в офисе? Это преступление против человечества. Что, если пообедать вместе? Раз уж вы будете в тех краях, там есть ресторанчик один, японский. Любите мексиканскую кухню? Когда вам удобно? В час дня, может, в два? Я подошлю машину, если не возражаете.

- Думаю, в два, может быть…

- Прекрасно. Тогда в половине второго, я, с вашего позволенья, сделаю контрольный звонок. Заранее вам благодарен, Фаина. Уверен, вы не пожалеете. И потом: контрольный звонок – лучше, чем контрольный выстрел, не правда ли? Ха-ха! Шутка у меня такая неуклюжая…

Цветков напряженно смотрел на меня, ходил по комнате туда-сюда.

- Что он от тебя хотел?

Я, понятно, не собиралась его посвящать, еще чего не хватало! Тем более, признаваться, что сама звонила ему неделю назад. В конце концов – мое личное дело! После того, как они с Западней приняли решение «светиться», – статьи, пресс-конференции, окончательно пришла к мысли, что пора отчаливать. Ну, не мое это! Не готова я к такому, устала, осточертело! Воевать с генералом – ради чего? Сейчас, когда осталась совсем одна, без защиты, уязвима перед любым бомжем, не говоря о тех, кто его послал? Смысл какой? Что это мне даст? И так ведь, куда ни кинь – круглый нуль, кругом одна, теперь даже без Макса! Интеллигентно и без скандала прощаться с этими «детективами», пока не поздно, не зацикливаться на правдолюбстве, ничего хорошего мне не принесет. Цветков – известный чистоплюй, Западня – вообще с приветом, не адекватный. Вопрос один: как сделать это с минимальными потерями, чтобы лицо сохранить? Ты его уже «сохранила»… И так, чтобы снова одной не остаться. Посмотрим, что предложит генерал Приходько…

- Да вот, договорилась на встречу. На ловца, как говорится… Настойчивый, столько комплиментов отвесил. Ты знаешь, мне кажется, это неплохо. Может, интервью у него взять, чтобы окончательно прояснить…

- Ты в своем уме? Как он на тебя вышел? Вы что – знакомы?

- Так, шапочно, виделись пару раз на тусовках…

« Могут у женщины быть свои секреты? Не хватало еще, чтобы он узнал, что оказалась на генеральской даче. Может, тебе рассказать, что и постель была…»

- Когда он тебе назначил?

- Завтра в тринадцать тридцать перезвонит, чтобы где-то пообедать.

- А наша пресс-конференция?

- Придется отменить встречу. Я специально так сказала, может, накладка получится. Но, понимаешь, мне кажется, встречаться с ним надо до того, до пресс-конференции. Иначе придется отвечать на все его неудобные вопросы.

- Здесь что-то не то! Чертовщина какая-то! Только о нем говорили, и вдруг он звонит. Определенно, провокация! Нельзя тебе одной ехать!

- Вот еще! Что же мне вас с собой тащить в ресторан? Пообедать приватно я имею право?

- Вдруг с тобой что случится? Думаешь, он случайно позвонил? Опомнись, Фаина! Давай все хорошенько обдумаем.

Послышался скрежет ключей в замке. Вернулся Олег. По его озабоченному и хмурому лицу ясно, что дела наши не улучшились.

- Такая ситуация, - начал он, не садясь в кресло. – Вот копия свидетельства о смерти Татаринова. Короче, пишут: «причина смерти не установлена». Прокурор дал согласие на кремацию, родителей уговорили, вернее, мать у него, одна. Не знаю, что ей говорили, только та согласилась, завтра на Байковом… Формально назначили экспертизу, результаты будут известны через три недели. Когда тело сожгут и забудут!

- Следы заметают! – сказал Цветков.

- Да, все концы рубят, чтобы никто ничего не заподозрил. Потом цинично заявят: причин насильственной смерти не обнаружено, равно, как и побоев. Допросят для отвода глаз кого, сделают стандартный вывод: оснований для возбуждения уголовного дела за применение пыток не установлено. Я знаю, как они работают, - Западня огорченно махнул рукой.

- Что же получается: когда письма Татаринова выйдут в газете и будут розданы журналистам на пресс-конференции, его тело уже сожгут, доказать ничего не возможно? Надо и последнее письмо Татаринова публиковать, не ждать! Мы все время не успеваем, запаздываем, кто-то нас переигрывает весьма умело.

- Почему кто-то? С.С.П.!

- Да, послушай, у нас тоже новость есть. Фаине только что он звонил.

- Кто?

- Генерал Приходько Сергей Семенович лично. Пригласил отобедать в японском ресторане.

- Да брось ты! Разыгрываешь?

- Спроси у Цветкова!

- Ты знаешь, - Западня нахмурился еще больше. – Это очень серьезно. Он никогда ничего просто так не делает. И не приглашает. Я же начинал у него младшим опером. Не иначе, что-то задумал.

- Так и Цветков говорит тоже самое. Я думаю, может, интервью у него взять по интересующей нас теме. Пусть выскажется, может, где-то нам и пригодится.

- Никаких интервью. Ты с ним давно знакома?

- Да так, на приемах-фуршетах сталкивались…

- Я считаю, ходить к нему не надо! – настойчиво повторил Цветков.

- Что мы теряем? Да не тронет он меня там, в людном месте!

- Может, и не тронет. Но таблетку незаметно опустить в чай – запросто может. Она дня через два начинает действовать. Какой ресторан, кстати?

- Не сказал название, мексиканская кухня, в районе телецентра, у меня там запись с утра.

- Послушай, Шумская, - Западня, наконец, сел в кресло. – Можно не обедать, а? И в машину к нему – не садиться? Прогуляйтесь где-то, походите. Мне нельзя там показываться, но я бы людей надежных попросил бы, а? Старайся ничего не есть и не пить с ним. Мало ли что…

- Да что вы, ребята! Вы-то в курсе, где я буду… Потом: откуда он знает, что нам стало известно буквально только что?

- Ты вот что, храбрая наша, кто, кроме тебя и нас знает, что ты в курсе писем Татаринова?

- Макс видел, Зацерковный. И Влад - тоже. Но Влад не читал.

- Мог Макс сболтнуть. Гарантия, мог - скользкий он мужик!

- Ты не смейся, - обернулся ко мне Цветков. – Умная женщина, а ведешь себя кое-как. Не видишь, что ли, - все, кто имеет какое-то отношение к письмам Татаринова, свое получили. К нему, - он кивнул на Западню, - какие-то товарищи с цветами и электрошоком приходили, меня изолировали, адвоката избили до полусмерти, самого Татаринова замордовали в тюрьме и теперь тело сжигают в темпе вальса, чтоб следов не осталось. Тебя в парадном подстерегли, мало показалось…

- Системно работают, - вздохнул Западня.

- Ты, Фаина, вот что, - Цветков как бы запнулся, - этого Макса давно знаешь?

- Да что вы, мужики, уже они к Максу пристали! Встречалась с ним полтора года, недавно расстались. Достаточно?

- Сама говорила, в сумке у тебя рылся, и ксерил без просу письма Татаринова.

- Да, похоже, козачок-то засланый!

Да, крыть мне, похоже, нечем. Еще тогда оглушило, как обухом по голове: зачем ему сумка моя, что там ищет? Почему тайком? Попросил бы, я сама бы те письма размножила. И как-то странно, особенно в последнее время, отмалчивался, отгораживался.

- Нет, ребята, кончайте с детективами, и без того паранойя жуткая!

- Я не хочу вторгаться в личное, - еще раз повторил Цветков, - но сама подумай, почему это генерал, ни с того, ни с сего тебе позвонил?

- Если вы почти не знакомы, и если допустить, что он за всем стоит, ты – кое-что знаешь?

- Западня, тебе точно в ментуре работать! И лексика та же, даже интонации. Откуда я знаю? Если все, как ты говоришь, значит, действительно, письмами Татаринова интересуется. Ну и что? Тем более, что мы в газете их публиковать собрались… Завтра все и выяснится.

- Ты права, - вдруг согласился Цветков. – За день многое может проясниться. Предлагаю обсудить наши действия и разбегаться, времени уже – четвертый час, я в два ребятам обещал в редакции быть!

Итак, мне удалось убедить их, что такой человек, как Приходько Сергей Семенович, лично, при свете дня, в ресторане, в центре города, когда столько народу вокруг, не станет меня похищать, или того хуже – травить ядовитой таблеткой. Так что встречаться надо обязательно, внимательно выслушать и, желательно, записать весь разговор на диктофон.

- Диктофон-то у тебя надежный? – поинтересовался Западня.

- «Тошиба», цифровой, с дистанционным управлением.*

Рассмеялись, думали, разыгрываю их – именно таким аппаратом майор Мельниченко записывал в кабинете президента - во всяком случае, он утверждал. Пришлось показать свою «Тошибу». Олег Западня тихонько присвистнул. Цветков повел плечами: «Ты даешь!».

- Записывать приходилось, чтобы никто не догадался?

- Как и каждому из нас, неоднократно.

- Хорошо. Теперь о публикации писем. Может, Влад передумает, если я с ним переговорю, как считаешь?

- Попробуй, конечно, но что-то мало верится. Когда узнал, подскочил, как ошпаренный. Орать стал: зачем нужен этот мусор? Мы – не «Желтая газета», чтобы опускаться до обнародования каких-то откровений неизвестных и непонятных зэков. Уперся, давно таким не видела! Так что на тебя теперь вся надежда. Если ты, к примеру, выставишь в номер на послезавтра, мы сразу же могли бы собрать пресс-конференцию.

Договорились держаться на связи. Цветков продиктовал номер нового мобильника, и мы разошлись. Ночью почти не спала, только под утро усталость взяла свое, разбудил будильник – пора ехать на телестудию.

…Весь тот день – третье августа - прошел как в угаре, после операции чувствовала себя неважно, добавим ночь без сна, голова кружится. Нон-стоп кофе, сигареты, конечно же. Ходила, как шальная. Когда позвонил генерал, была еще в гриме. Попыталась оттянуть – куда! Напор такой, пришлось ехать с румянами на щеках. Успела заскочить в туалет и долго чистила зубы, благо щетка теперь всегда с собой. Когда с Максом встречалась, привыкла жить по-походному.

Большой букет, море комплиментов, роскошный генеральский Мерседес, романтический обед в уютном мексиканском ресторанчике на Артема. Теперь, да и тогда, все виделось, будто сквозь дымчатые очки, через легкую пелену. Ласковый журчащий голос убаюкивал, завораживал, клонил ко сну. Многих вещей, особенно после шампанского, но не советского, которое мы обычно пили с Максом, какого-то фантастически вкусного, французского, как потом узнала, по сто восемьдесят долларов бутылка, к стыду, просто-напросто не помню. И если бы не диктофон, который все-таки включила непослушными пальцами - конфуз полнейший.

Генерал, Сергей Семенович Приходько, совсем закошмарил, а к концу нашего романтического обеда - не поверите! - сделал мне предложение. Поцеловал руку и сказал: прошу вас быть моей женой! Можете представить, в каком шоке я пребывала! Дня не прошло, как мы с Западней и Цветковым рисовали умозрительные схемы и готовились проводить пресс-конференцию в УНИАН. И, пожалуйста, такой кульбит!

- Я никогда не обещаю того, чего не могу выполнить,- ласково и завораживающе ворковал он. – Только то, что в моих силах. Что выше – увольте.

Что конкретно обещаю? Для начала, газету. Мы сейчас покупаем у Гриши Пасхавера его «Завтра». Сделка завершается на этой неделе. Там все решено, остались технические вопросы. Имею честь пригласить главным редактором. Уровень заместителя у Владлена Мирошниченко вы давно переросли. На телевидении у вас будет свой новый цикл. Принципиальная договоренность есть. Детали обсудим позднее, но в целом идея состоит в том, чтобы телепередча стала как бы продолжением того, что будет в газете. Плюс сайт с таким же названием. За электронными СМИ – будущее, не учитывать этого нельзя. Так что, получается своего рода холдинг, который вы и возглавите. Интересно?

Я сидела сама не своя, только головой мотнула.

- Но это еще не все. Далеко не все. Моим свадебным подарком будет бутик новый одежды, одна из лучших и продвинутых европейских фирм. Продукция штучная и очень дорогая. Возможно, года два пройдет, пока публика наша не готова к приобретению. Но, попомните, очереди будут на пол-Киева, чтобы оттуда вещицу престижную купить. Они давно хотели выйти на наш рынок, мои должники, и вот, кажется, мечта сбывается. Каково, а?

- Неожиданно как-то все…

- И, наконец, третье, самое главное. На следующие президентские выборы ваш покорный слуга будет выдвигаться. Предлагаю подключиться и помочь! Как перспектива стать Первой леди государства? На мой взгляд, я в этом совершенно уверен, вы, Фаиночка, заслуживаете этой чести больше, чем кто-либо! Только не подумайте, пожалуйста, что я преследую какие-то корыстные цели или, того хуже, вас покупаю. Но понятно, что за мной вы будете, как за каменной стеной. Можете не сомневаться. И комфорт, и благополучие, и, конечно, безопасность - при этом он выразительно посмотрел на тщательно припудренный порез на щеке, - гарантирую. С тех пор, как впервые увидел на юбилее в редакции, я все время думаю о вас, читаю, слежу за творческими успехами. И тот дивный день, который вы мне подарили. Хорошо ведь было, правда? Извините, что больше не тревожил, не осмеливался, что мне не свойственно, вообще-то. Но не хотелось превращать все в обычную интрижку, к серьезному тогда был не готов. Понимаю, что мое предложение для вас неожиданно. Не буду настаивать, могу подождать. Но только до завтра, не позже!

Я посмотрела ему в глаза, и вдруг мы оба рассмеялись - неожиданно, громко, показалось, с облегчением. Так у меня бывало после трудного экзамена в институте – десять минут, выходишь – и свободен, как птица! Хочется зашвырнуть куда подальше все учебники со шпаргалками и летать, парить вместе с облаками – такая легкость, воздушность, уверенность в себе.

- Спасибо большое, Сергей Семенович, никогда и думать не смела. Вы считаете, у меня хватит духу отказаться?

- Тогда – по рукам?

- Нет, разрешите ночь переспать с этой мыслью.

- Разрешаю! Лучше бы, конечно, со мной вы провели бы ее.

Что скажут в журналистской тусовке? Цветков? Западня? А какой у меня выбор? Оставаться с ними, пока не похитят, как Цвета, пытать и насиловать будут, этого хочешь? Генерал Приходько предлагает переменить жизнь. Существенно улучшить ее качество. Когда-то ведь должны наступить какие-то перемены к лучшему! Особенно теперь, когда и Макса у тебя нет. Тебе предлагают стать генеральшей. И не в другой жизни, которой никогда не будет, а сейчас, с завтрашнего дня. Неплохо, правда? Пройти мимо такого шанса? И никаких угрызений совести! Что те двое могут тебе дать? Чтобы снова в парадном кто-то подождал, отбил почки?..

- Сергей Семенович! Извините, пожалуйста, но я должна кое-что спросить у вас. Не связанное с нашим разговором. Короче, как любят у нас говорить, позадавать журналистские вопросы. Конечно, глупо, но и вы поймите!

- Хорошо! К вашим услугам!

Так что не совсем расклеилась и капитулировала ! И вопросы ему задавала по делу как бы. Хотя соображала плохо. Не знаю, чего больше было – то ли журналистский долг брал свое, то ли ответ на предложение старалась оттянуть. Со стороны, должно быть, выглядело забавно.

- Сергей Семенович, скажите, вся история с Дмитрием Татариновым – вы к этому имеете отношение?

- Фаиночка, обещаю все рассказать откровенно, только не сегодня, ладно? Я вам такие материалы для статьи предоставлю. Немного шампанского? У меня есть чудный тост…

Он не просто ухаживал - гипнотизировал, обволакивал, уносил на крыльях, сулил золотые в горы. «Все равно не хватит духу отказаться» - стучало в висках. Я купалась в нежности и заботе. Макс никогда так не ухаживал. Бесспорно, это мой тип мужчины – яркий брюнет, чуть выше среднего роста, широкоплечий, через костюм угадывается натренированное спортивное тело, внимательные темно-коричневые глаза, волевые тонкие губы, твердый подбородок с симпатичной ямочкой. Когда улыбается, такие же ямочки появляются на щеках. Ему под пятьдесят, но выглядит никак не больше, чем на тридцать пять. По возрасту годится в отцы – у нас же больше двадцати лет разница. Когда говорит – заслушаешься, златоуст, да и только. Какие комплименты, какие тосты в мою честь! Любая голову потеряла бы. И никакой агрессии, отрицательной энергетики, только пальцы целует, расхваливает на все лады да тосты произносит.

И я засомневалась: да тот ли это человек, которого мы подозреваем в убийстве Георгия? Это он создал группу головорезов, в которую входил Татаринов, и она, его группа, держала в страхе весь Киев? Организовал прослушивание в президентском кабинете? Маловероятно. Что-то здесь не клеилось, не срасталось, в наших вчерашних рассуждениях, которые с высоты этого стола и складывающихся отношений, казались детскими играми в казаки-разбойники. И снова жалобным голосом:

- Скажите, Сергей Семенович! Вы знакомы с Татариновым? Знали его? Известно ли вам что-нибудь о его письмах, так сказать, с той стороны, из СИЗО? Короче, генерал С.С.П. – это вы?

Он удивленно поднимает глаза:

- О, горе мне! – картинно сжимает руками голову. – Неужели эти бредни докатились до журналистов! И главное, до вас, Фаина! – он целует мне пальцы. – Никому ничего объяснять, ни перед кем оправдываться не буду! Только вам скажу, я слишком дорожу тем, что мы сегодня – по вашему благоволению – вместе. Просто, чтобы вы знали, Фаиночка: грязь, никакая грязь ко мне не пристает и не пристанет! Никогда! Но вам отвечу – только вам: с Татариновым я никогда не был знаком. Не имел с ним никаких контактов. Я узнал, клянусь матерью, Фаина, что такой человек есть на земле, узнал из прессы. Вернее, сначала из Интернета. Потом – уже в газете. Когда журналистка задавала вопрос нардепу Григорию Омельченко и назвала его фамилию. Заметьте, мою фамилию полощут некоторые субъекты практически безнаказанно. Вы, конечно, слышали о софийском деле, незаконной торговле оружием и все такое? Оно лопнуло в суде, а мне до сих пор никто извинений так и не принес! И этот навет, клевета грязная забудутся, про нее никто не вспомнит…

- Но как тогда вы можете объяснить инициалы С.С.П. в письмах Татаринова, полностью совпадающие с вашими?

- Понимаете, дорогая Фаина, никто пока точно не может утверждать, я говорю сейчас как юрист, что это - генерал Сергей Семенович Приходько. То есть, догадываться, строить предположения можно. Можно и подразумевать, что это я. Но – до решения суда. А если это – совсем другой человек? Я сейчас как юрист рассуждаю…

- Тоже генерал? Забавно!

- И тем не менее, дорогая, обвинять можно только на основе доказанных фактов. Теперь другой нюанс, на который хотел бы обратить ваше внимание, Фаина. Каждый непредвзятый человек должен исходить из того: действительно ли, существуют письма Татаринова? Или, может быть, это письма кого-то от имени Татаринова? Так будет рассуждать каждый непредвзятый человек. Проводил ли кто-нибудь экспертизу писем? Вдруг они написаны под угрозой смерти? Тем более, известно, что в СИЗО Татаринова избивали. Возможно и то, что настоящие хозяева и руководители банды, в которую он входил, решили бросить тень на других, отвлечь внимание общества от себя? Кто-то научил его, чтобы он инициалы эти, совпадающие с моими, где надо и не надо расставлял в письмах по всему тексту? Странно, что в письмах ничего нет о причастности к покушению на Папу Римского. Я сейчас ничего не утверждаю, только ставлю вопросы. Могу я, в конце концов, сомневаться?

… Интересно получается: когда я с ребятами – кажется, что все ясно и генерал С.С.П. – исчадие ада, преступник, его следует немедленно, как минимум, изолировать, отделить от общества. Но сейчас, когда сижу в компании уважаемого человека, генерала Сергея Семеновича Приходько, потягиваю вкусное шампанское, слушаю его рассуждения, оказывается, что не все так просто и понятно, как представлялось поначалу. С инициалами, конечно, полный бред, но, к примеру, с письмами его объяснения вполне убедительны. Если он и вправду не знаком с Татариновым? И ничего их не связывает. Матерью поклялся… Да и что, скажите, может их объединять – затрапезного, малограмотного, переродившегося мента и вальяжного, уверенного в себе генерала, которого в газетах называют иногда национальным достоянием? Станет он водиться с такими мутными типами? Уж слишком разные весовые категории.

Чем больше думала, тем меньше понимала. Теперь разговоры и догадки, которыми обменивались у Западни, на Киквидзе, статья, казались плодом возбужденных фантазий, подбором односторонних, не очень-то и доказанных фактов, голословных обвинений, в том числе в адрес сидящего напротив вполне интеллигентного и симпатичного человека.

«Нет, надо все взвесить на свежую голову, уйти от категоричности обвинений и обязательно выслушать аргументы противоположной стороны. Сейчас, правда, у газетчиков не в моде выслушивать оппонентов, тем более предоставлять им слово, считается чем-то зазорным, дурным тоном. От того-то мельчает настоящая журналистика, зато в почете джинса».

- Сергей Семенович, вы разрешите использовать ваши высказывания в качестве аргументов в моей статье, посвященной убийству Георгия Гонгадзе?

- У нас с вами, Фаиночка, беседа задушевная, неформальная, как говорится, не для прессы. Но вам я всецело и полностью доверяю, так что – пожалуйста. Почту даже за честь. Не на магнитофон вы меня собираетесь записывать, надеюсь, чтобы не запамятовать, так сказать, мысли и формулировки?..

Стоило немалого труда, чтобы улыбнуться. Положила подбородок на согнутые в локтях руки и как можно откровеннее состроила глазки генералу, сказав с придыханием:

- Что вы, я техникой пользуюсь только в самых крайних случаях, не люблю, знаете ли, диктофонную журналистику. Мой удел – публицистика, мысль, овладевающая массами, как говорил один классик.

- Изучали мы этого классика, проходили. Ваша позиция мне близка, я ведь доктор наук, теперь сам в академии преподаю, профессор.

- В милицейской?

- Нет, в нашей, эсбэушной, там уровень намного выше.

- Как интересно! Никогда не слышала. И что же там преподают?

- Дисциплины, в основном, специальные. Например, тактика и методика ведения психологических воен. Да вам это вряд ли интересно.

- Почему же, никогда не думала даже, что такое есть!

- Ну, эта тема отдельного разговора, если у вас, конечно, будет желание. Сейчас же я предлагаю тост, который поразит своей оригинальностью и новизной: за любовь! За нашу любовь!

Я рассмеялась:

- Как в фильме советских времен: «За победу! За НАШУ победу!» Разведчик в тылу врага с немцами во время застолья тост произносит.

- Да, это «Подвиг разведчика», люблю этот фильм. Фаина, вы верите в любовь, например, с первого взгляда, с первой встречи? С той нашей первой встречи!

- В любовь-то я верю, Сергей Семенович! Моя беда в том, что я перестала верить мужчинам.

- Фаина, слово генерала, обещаю вернуть эту веру! Невозможно, чтобы такая женщина, как вы, ослепительной красоты и блестящего тонкого ума, не была осчастливлена глубоким и пронизывающим чувством настоящей Любви. Давайте поднимем бокалы в надежде, что это сбудется! Что касается Макса Зацерковного, - сказал он, слегка побледнев и сжав губы, - я ему всыплю. Такую женщину… мерзавец!

- Вы знаете о том, что…

- Разве – это секрет? По-моему, многие в курсе вашего романа… Он сам постарался, чтобы узнало как можно больше народу. Да не волнуйтесь вы, с Максом у меня отношения особые, пришлось как-то подставить плечо. Разберемся!

«Так вот оно что! Значит, правильно мужики его вычислили, когда рассказала, как письма ксерил и в сумке рылся? Макс - у него в подручных? Вот это номер…»

И сразу вспомнила, как Макс несколько раз упоминал загадочного и всемогущего «шефа», ссылался на него, однажды при ней даже звонил ему. Вот оно что! Так это он и есть, тот, о котором Макс говорил уважительным полушепотом, поднимая палец к потолку: «Шеф сказал, шеф считает…». Представляю его лицо, когда узнает, с кем ему изменяю! Что ж, дорогой, ты у меня поплачешь, кажется, пришла моя очередь ставить тебе рога. И с кем? С человеком, перед которым ты так гнулся, которого уважал и боялся. Достойный реванш! И знай: только, чтобы тебе отомстить за все, я соглашаюсь, не ради богатства и зажиточной жизни. ты-то меня знаешь!»

Шампанское ударило в голову, хоть и старалась цедить его мелкими глоточками. И – надо же - последствия бессонной ночи, усталость, нервотрепка с больничными делами постепенно уходили, рассеивались, исчезали, казалось мелким и незначительным. Откинулась на спинку кресла и, положив ногу на ногу так, чтобы видны были колени и то, что выше, с удовольствием слушала его ласковый, немного хрипловатый голос, смотрела в прозрачные карие глаза, следила за чуть сдержанными, но такими уверенными движениями. Иногда его взгляд, нет-нет, и останавливался на короткий промежуток, на миг, как бы невзначай, на ее ногах, которые, она знала, нравились мужчинам, и ей было приятно.

«Значит, и он поддается на это! Надо было другую блузку надеть, более открытую, но запись же на телевидении, всегда не угадаешь…» - расслабленно думала, блаженно щурясь на августовском солнце, выглянувшем, наконец, из-за облаков, что освещало террасу, где они сидели.

По молодости не считала себя красавицей. Нельзя сказать, что росла откровенной дурнушкой, эдаким гадким утенком. К слову, всегда была высокой. В школе из-за этого мальчишки стеснялись дружить, даже плакала по ночам. Мама растолковала, что женская красота с неба не падает, ее надо выращивать, ухаживать, раскрывать. Понимание того, что она - внешне интересна, пришло в выпускном классе, когда впервые пошили праздничное платье, одев которое ощутила себя взрослой. Увидела, как смотрят одноклассницы, и особенно одноклассники. «Все-таки во мне что-то есть, - подумала,- раз они так пялятся!»

- Я вам благодарна за приглашение, Сергей Семенович, прекрасно провели время и рада продолжению нашего знакомства.

- Что ж, самое главное сказано. Предлагаю вам руку и сердце. Разве этого мало?

- Не заставляйте меня краснеть, Сергей Семенович!

«А я его на диктофон, дура, записывала! Тем смешнее потом будет слушать и вспоминать это все…»

- Вы знаете, вам идет смущение, вы такая трогательная становитесь, беззащитная. Теперь знаю, какая вы были в детстве. И очень хочется вас защитить!

«Да, за ним любая женщина может себя чувствовать защищенной!»

- Тогда – до завтра. В половине девятого утра за вами приедет мой помощник, я вас буду ждать в Пуще с приготовленным завтраком и кофе, как когда-то. Какой шашлык будет! И не только шашлык…

Он достал из бокового кармана сувенирную коробочку, аккуратно раскрыл, взял мою руку и осторожно надел на палец кольцо с брильянтом.

- Чудесно подошло!

- Спасибо! – Я перегнулась и мы поцеловались в губы. – Не рано ли?

- По-моему в самый раз!

- Я имею ввиду, в половину десятого, я еще в это время сплю!

- На даче, под соснами отоспитесь. Только адрес скажите, когда помощник подъедет, позвонит на мобильный, если позволите… Куда вас сейчас отвезти? В редакцию? Конечно, по пути!

Честно сказать, не привыкла к такому обращению. «Пожалуйста, будьте добры…» Какие сейчас мужики? Ненавязчивые. Не хочешь – пошла подальше! И вся любовь. Хотя ни Влад, с которым были близки почти год, ни потом Макс – никаким таким хамством не отличались. Но и обходительностью особой тоже. Неплохие ребята – только и всего. Хорошо было? С Владом - нормально, как со всеми. С Максом, думала, всерьез, но он как-то быстро съехал, переменился, а когда узнал, что беременна, чуть дара речи не лишился. Жлоб несчастный! Потом эти обыски по сумочкам – совсем охамел!

Когда перевела мобильник в обычный режим, прочла: «12 звонков без ответа». По два раза звонили Цветков и Западня. Ну да, они же волнуются! Пошла девушка обедать с генералом С.С.П., время ужинать, она же, как в воду канула. Набрала номер Цветкова:

- Алло, Виктор! Это я. Нашлась-нашлась. Почему так долго? Да всякую беллетристику выслушивала. Тебе не интересно будет. Про то, какая я красивая. Вот видишь, ты знал, ни разу мне не говорил. Генерал вот – полтора часа рассказывал и пел… О чем еще? Да больше-то и ни о чем таком серьезном не говорили. Нет-нет, ни слова. Записала ли интервью? Записала, послушаешь, комплименты как надо говорить. Сама не понимаю, зачем. Ничего странного, по-моему. Не может такого быть? Значит, может. Статью, ты знаешь, не дописала, в выходные доработаю, уснула прямо за столом, под утро. Нет, пока за пресс-конференцию не договаривалась, не успела, только в редакцию приехала. Сейчас позанимаюсь. Завтра? Может, и встретимся во второй половине дня. Нет, в первой я занята. Да личные дела у меня! Может у человека личная жизнь быть? У женщины, тем более. Пока!

Только закончила разговор с одним детективом, как другому невтерпеж! Олег Западня. Пришлось повторять то же самое. Озабоченные какие! Объясняю им: ни о чем таком не говорили, комплименты выслушивала. Не верит! Психанула:

- Приезжай, послушаешь!

- Давай завтра с утра, сейчас никак!

- Да не будет меня с утра, занята я! Дайте хоть одну субботу нормально провести! Какие странные люди…