Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39

ПАДЕНИЕ НА САМОЕ ДНО

Влад Мирошниченко собирался было ехать в свое министерство, и без того в редакции застрял непредвиденно долго, как позвонил Миша Громов, попросил о встрече. Отказать никак нельзя – однокурсник, друг по студенческой парте, может подумать, что пошел на повышение и стал друзей забывать. Мишка, как ему говорили, что-то захандрил в последнее время - в больницу забрали с сердечным приступом, на работе не все ладно. Влад и сам думал позвонить – куда там, в жутком темпе жизнь проносится, домой заскочить иной раз не получается! Ну, и самое главное - шеф вчера наказал ему созвониться с Громовым, предложить свою, Влада, то есть, помощь. Мишка же сам позвонил, так что удачно сложилось.

Как надоел ему этот солдафон, которого он должен называть шефом – Сергей Приходько! Прет, как танк, как бульдозер на буфет. Ни стыда у человека, ни совести. С уголовниками почти в открытую якшается, с филиппинцами аферу провернул, кинул двух вице-премьеров, отсек их от финансовых потоков, тоже не мальчики, вряд ли простят такое. А сколько денег ушло на депутатов, чтобы фракцию в парламенте собирать! И вот, похоже, добрался до журналистов. Свою медиа-империю, говорит, хочу создать. Какой разумный, только тебя и ждали! Не понимает человек: сегодня не 1992-й год, бандюковские схемы не проходят, нельзя же, в самом деле, как слон в посудной лавке. Впечатление, будто человек перепутал рынок СМИ с троещинским!

Люди, которые приходят в Украину, например, те же россияне – ведут себя скромно, не выпендриваются, установленных правил не нарушают. Несмотря на ощутимую разницу в количестве материальных ресурсов, профессиональном уровне и порядке цен. Участвуют в тендерах, аукционах, соблюдают приличия. Некоторые заходят на рынок через министерство, через Влада, не забывая при этом отблагодарить. И вдруг – трах-бах – деревья по обе стороны рушатся, сучья в разные стороны, сносит ветром все живое. Генерал службы безопасности Приходько на рынок масс-медиа вышел! И сразу свои правила устанавливает: зачем, говорит, на газеты тратиться, если я могу купить главных редакторов? Не нужны мне журналисты скопом – я точечно их брать буду, кто поспособней и поталантливей. За серость и отработанный материал денег не платят. Пока все пребывали в растерянности, он, надо отдать должное, нимало преуспел. Конечно, будь на его месте кто другой, помельче и попроще, Влад быстро бы ему указал место. Но от Приходько он зависим, с ним повязан давно и крепко. Пробовал как-то намекнуть – посмотрел своими бурами, у Влада голова дернулась. Знал, что генерал шутить не любит, особенно, если кто на ногу наступает. Неужели до конца жизни перед ним пресмыкаться?

Не одну ночь провел в поисках выхода. Тем временем генерал, используя Крячко, «шестерку», мелкую уголовную шушеру (в зоне опустили, отсюда и кличка - «Пестик»), развел Мишку Громова и с помощью шантажа увел Фаину Шумскую. Когда она ушла от него к Максу, хоть призрачные, но были шансы, теперь же… Эх, не удержал в свое время, упустил… И кто – он, у которого проблем с представительницами женского пола, вообще, никогда не было с раннего детства, по которому они сохли, стоило только пальцем поманить! Фаину уступил. И кому? Мужлану и хаму!

Ну, на хрена она ему сдалась! Кобель старый! Мало баб тебя обслуживают? Никак что-то подмешивает, совсем голову потеряла, на работу через день ходит – то одно у нее, то другое. Не работает - числится заместителем в «Слове», где Влад шеф-редактором. Когда утверждали Фаину, он ее как человека попросил: времени у меня после министерства будет совсем мало, ты, пожалуйста, всю редакционную работу на себя замыкай, с меня помощник неважный. Обещала! И что? После того, как Приходько ее заарканил, газетой совсем не занимается. Приходится ему разрываться между министерством и редакцией. И кому пожаловаться? Генералу Приходько? Не абсурд ли чистой воды?!

А какая у них с Фаиной любовь была! Познакомились на презентации в «Украине», таких мероприятий тогда по два-три в день проходило. Потом долго не виделись, она в «Желтой» у Закусила работала, уговорил перейти. Не без проблем, правда. Заканчивали в темпе работу, закатывались к ней на квартиру, сутками не отрывались друг от друга. Вела себя скромно, без фамильярности, была неприхотливой в мелочах. Владу льстило, как к нему она относится. Сразу почувствовал ее талант, потенциал в творчестве. Ему по жизнь не суждено достичь того, что давалось этой девушке походя, шутя. Утром, пока принимал душ, могла такую заметку сочинить, что ты! Без правки в номер загоняли. Как она умеет написать, Владу нечего браться. Да что Владу - первое перо страны, каждая статья Фаины Шумской становилась событием. Сосредоточился на сугубо организаторской работе, Фаина – на творческой. Неслабый тендем получился, честное слово!

Ее журналистская звезда только всходила. И порой голова кружилась, такие горизонты перед ней открывались! Любили обсудить тот или иной ее материал, радовались удачам, искали новые повороты, темы, задумывали проекты. Влад получал удовольствие от такого «шефства».

Не надо было ревновать ее к славе! Из-за этого, смешно сказать, и пошли ссоры. Как-то постепенно все накапливалось. Ему бы нахваливать в обычном стиле, гордиться, комплиментами сыпать, как раньше, - умел же! Он же, мудила, ревновал и к телемальчикам длинноволосым, которые за ней шлейфом стелились, и к тому, что она делала. Не кретин ли? Файка в начале карьеры комплексовала, не очень уверенно себя чувствовала, он сразу понял: с ней лаской надо, похвалой, добрым словом. У нее тогда крылья вырастают! Зачем же полез в пузырь, не усмирил гордыню, уязвленное самолюбие, завидки взяли, что кто-то талантливее тебя!

Она быстро выпорхнула в самостоятельную жизнь, сделала себе имя. Влад не сразу уловил, что в газете ей тесно, хочется большего, рвалась наверх, к софитам, славе, всем этим блесткам, без которых женщина не может. И, скрипя сердце, все же благословил ее на телевидение. С него-то все и началось - Макс, увлечение, необходимость врать, какое-то время разрывалась между ними. Так продолжаться долго не могло, и он с каждым днем, с каждой ночью чувствовал, как теряет ее, как она отдаляется, растворяется, уходит из его жизни. Сюрреализм какой-то, ведь каждый день встречались в редакции, утрясали разные вопросы по номеру, она сдавала ему на читку написанные материалы, газетная рутина с повторяющимся ритмом по-прежнему довлела над ними. Но прежнего единения душ уже не наблюдалось.

Прощались в скверике на углу Ленина и Коцюбинского. Почти напротив того самого дома писателей, где давным-давно, в другой жизни, они гуляли в пустой квартире, с покойной Элькой. Тогда Влад отбил ее у ныне преуспевающего редактора популярнейшей газеты «Кто виноват» Виктора Цветкова - совсем еще пацана, неопытного, только после школы, а он к тому времени армию прошел. Неужели - было? Сидели за одним столом, в складчину, пили дешевое вино, заедая плавленым сырком за одиннадцать копеек? Он, Цветков, с которым давно не общаются и покойная Эльвира? Влад отчетливо, до деталей, увидел ту писательскую захламленную квартиру в доме на Коцюбинского, как они со студенческим скептицизмом разглядывали выставленные в шкафу книги хозяина. Удивлялись: и полметра не занимают «нетленные» произведения, стоящие в ряд за стеклом. Зато сколько почестей и денег! Неужели и они когда-то смогут?

Тогда казалось: столько у них впереди – вся жизнь! И столько побед, славы и букетов в ней – не сосчитать! И что? Да, что-то было, чего-то достигли, прикоснулись к славе, понежились под ее лучами. Но как же недолго! Как эфемерно! Все быстро схлынуло, растаяло, уплыло, будто и не было, следов не разобрать. Как сказал поэт: «И глядим назад, следов не видя там…». Жизни жалко, почти вся прошла, проскочила, а успелось так немного, если разобраться, почти нечем и хвастонуть, и молодые дышат в затылок, и надо им уступать лыжню. Круг замкнулся, и он снова у того же дома, на том самом месте, только боль утраты сильней, горче, чем в молодости, когда победы не принято считать.

… Собственно, что значит – расставались? Фаина Шумская никуда не уходила, продолжала служить политобозревателем в той же газете, которую редактировал Влад Мирошниченко. Но работали и жили они теперь так далеко друг от друга, что, казалось, их разделяет бесконечность, выраженная странным, почем-то волновавшим всегда душу математическим значком, истинного смысла которого он никогда не мог постигнуть.

Шел дождь, она без зонтика, и он привлек ее к себе, как делал это много раз, и она, как обычно, поддалась, но не охотно, без той всегдашней готовности, как случалось прежде, искренне и всем телом, а потому только, что шел дождь, и она боялась за свою укладку на голове. И хотя они стояли близко-близко, и ничего не стоило слиться, например, в поцелуе или объятии, оба чувствовали, насколько прочна стена их разделившая, пусть и находятся под одним зонтиком.

Влад набрал четыре цифры правительственного телефона - «сотки».

- Алло! Сергей Семеныч, приветствую! Здесь Миша Громов ко мне едет. Как с ним быть? Ага, понял. Да-да! Мы тогда говорили у вас в офисе… Остается в силе? Хорошо. Понял. И еще один вопрос. Как с Фаиной Шумской поступать? Я, конечно, извиняюсь – вторую неделю на работу не выходит… Самому разбираться? Ладно, попробуем. У меня – все. До встречи, шеф. Честь имею!

Опять шарады! Сам, говорит, разбирайся, я в ваши отношения не вмешиваюсь. Блин, если бы я с ней спал, тогда – понятно. Если же она у тебя на даче сидит день и ночь, ей, видите ли, в пыльный и душный Киев ехать неохота? Газетой по «мылу» руководит, телегруппа - и та к ней снаряжается, чтобы записать. Королева Шантеклера, генеральша, ети его в душу!

Приглушено обозвался селектор, ритмично замигала лампочка вызова. Влад снял трубку:

- Слушаю.

- Громов Михаил Борисович.

- Просите.

Миша за время, что валялся по больницам, здорово сдал. Похудел, осунулся, подался. Когда целовались, обратил внимания на щетину – не брился сегодня, что ли? Пахло от него нехорошо, неприятно – затхло, как от запустившего себя мужика, который давно обходится без женщины. Влад знает Мишу как облупленного, наверное, лучше и ближе всех, ведь разве бывает ближе, чем в общежитии, когда макароны с томатной пастой едва ли не праздничным обедом считаются. Всегда – аккуратист и чистюля, каких поискать, сейчас выглядел дремучим завсегдатаем привокзальных забегаловок.

- Что, Минька, болеешь?

- Да как-то все сразу навалилось, неожиданно, быстро. Сначала сердце, потом желудок забарахлил. Никогда, вроде бы, не страдал, не жаловался. Теперь вот желчный пузырь нашли. Ты же знаешь, к этим эскулапам попади, так они по кругу тебя пускают, зато башли дерут! Недаром говорят: главное для больного – своевременный уход врача.

- Точно! Стареем, брат, как ни прискорбно, но уже и наше поколение сдавать начинает. Не хочется мириться, да что поделаешь! Какая-то помощь нужна в этом смысле?

- Да нет, спасибо, Владлен, с лекарями как-то разберемся. В одной ведь поликлинике, еще с бывших советских времен, помнишь?

- «Полы - паркетные, врачи – анкетные!»

Посмеялись. Оба в ЦК компартии успели поработать, как прикрепились в свое время к четвертому «козырному» управлению минздрава, так и состояли до сих пор. Хорошим тоном считалось бурчать в адрес номенклатурных, как их называли, врачей, костерить всю систему четвертого управления с его знаменитой больницей в Феофании. Причем, кто состоял на учете, ругал почем зря. Кто не состоял – завидовал и мечтал попасть в круг избранных.

Влад, продолжая обнимать старого университетского товарища, легонько подталкивал его в сторону кожаного уголка, где принимал почетных гостей или совсем своих.

- Присаживайся, чай-кофе? Может, коньяку по пятьдесят - за встречу. У меня настоящий «Мортель» имеется, десять лет выдержки. Не наш - оттуда!

- А, знаешь, Влад, давай! – У Миши, показалось Владлену, заблестели глаза, знакомо так, как раньше, когда сталкивались случайно, где-нибудь на перекрестке, в чужих городах и странах, коих оба разменяли по шесть десятков. Обнимались, радовались, чему – неизвестно, и тянули друг друга в первую попавшуюся забегаловку, чтобы обмыть встречу. Показалось, что Михаил улыбнулся, но вымученно, затравленно, несмело. Какая улыбка у него искренняя, открытая была – куда все подевалось?

- Давай за встречу! Не то скоро в лицо друг друга не узнаем.

- Сколько же это я не пил, месяца два, как скрутило тогда…

- Чтобы нас больше никто и ничто не крутило! Будь здоров!

- Для меня этот тост актуален вдвойне. Ну, что, Влад, я, пожалуй, начну. А то напьемся с тобой, как всегда. Сегодня к тебе по делу, первый раз, наверное…

- Да что ты, Минька, свои ведь люди! Ближе родственников, родней, чем братья!

Всю историю о том, как Мишу развели Пестик с шефом, Влад знал в деталях. Но пришлось выслушать в авторском, так сказать, исполнении, как бы изнутри. Ничего поделать, если карта легла так, что у Миши на руках не оказалось козырей – денег могло не хватить, чтобы расплатиться с судами и редакционными долгами, уйти с минимальными потерями, без позора. Комбинации-махинации Приходько ему хорошо знакомы, он и сам когда-то угодил в ловушку, вспоминать не хочется. Так с тех пор на шефа и пашет. На пенсию скоро – а он все шестерит. И пост солидный занимает, все равно не свободен, марионетка. Мишке довольно долго удавалось сохранить самостоятельность - ни волосатой руки, ни богатого спонсора не имел, никто за ним не стоял, также как за Владленом - все своей головой. Влад одно время завидовал Мишке, его независимости, удивлялся: все давно – по норам, по командам и партиям разбежались, один Громов живет себе, как считает нужным, ни перед кем не гнется, не заискивает. Что ж, пришла пора платить за независимость, за гордыню. Хотел чистеньким всю жизнь пройти, не замараться? Так не бывает. «И на старуху находит проруха, - сказала бабушка, вылезая из-под трамвая и попадая под автомобиль!».

Мишка, похоже, так ничего и не понял, как влип. Весь гнев обрушил на Пестика, считая его главным виновником своих злоключений последнего времени.

- Ты знаешь, Влад, я ведь раскопал его прошлое. И как в министерстве вышивал, когда помощником служил, и потом – как сидел за мошенничество, как его «опустили» там, на зоне. Представляешь, теперь он нам условия выдвигает. Неужели будем мириться, прощать? Наказывать надо подонков, чтобы на всю жизнь… Потому и прошу тебя как человека, куратора всего телевидения, чтобы дал возможность выступить мне по «ящику» и рассказать обо всей афере, о Котляре-Крячко, кто он на самом деле есть. Чтобы других не подвел под такой монастырь, как меня. После моего заявления, думаю, вряд ли поднимется. Ты не думай, я и в прокуратуру написал, жду вот результата рассмотрения, звонил заместителю генерального… Понимаешь, дело, в конечном итоге, не только во мне. Прощать нельзя таким гнидам, давить их в зародыше…

«Ну-ну!».

- Погоди, Миша! Что-то я не понимаю: тебя больше всего заботит, как отомстить Крячко? Собственная судьба тебя не волнует? Или ты думаешь, что этот шибздик – пуп земли, и на нем все держится? Да он - никто! Десятый подползающий, исполнитель, стулья расставляет для уважаемых и авторитетных людей, шнурки на ботинках им завязывает. Своим выступлением ты только усугубишь и без того непростую ситуацию. Кому на руку скандал? Ну, уберут его куда, твоя-то участь не облегчится, правда?

- Ты что предлагаешь?

- Я тебе, Миша, советов давать не могу. Сам когда-то так метался и посоветоваться не с кем было. Предложили: или работать на них, или полная дискредитация, крест на карьере. Можно, конечно, продолжить бороться дальше, как Дон Кихот какой. Потому так откровенно, что не чужие с тобой. Знаешь, как я первым замминистра стал? Они помогли, подсадили. До этого - депутатом сделали. Сегодня – эпоха командных игр. В одиночку, как когда-то, в годы нашей молодости, не то, что не пробьешься, элементарно не выживешь. Сначала изолируют, отсекут от финансовых потоков, потом выбросят на обочину, как последнего аутсайдера, как болванку отработанную. Будь ты семи пядей, а если не в команде , никто не протежирует, не подсаживает, можешь даже не пытаться.

- Ты хочешь, чтобы я принял правила игры Крячко? Так меня уже увольняют, как только из больницы выйду. Карпович сказал: «Ку-ку, привет, дорогой, как ты - меня в жизни никто не унижал!». Там – контракт долларовый, многомиллионный, ты же знаешь, я из-за этого свинтуса плюс своего критинизма, подвел людей…

- Хорошо, что так самокритично оцениваешь. Как в ЦК партии на собраниях…

Посмеялись. Владлен плеснул в фужеры коньяку.

- Могу предложить один вариант. Дело добровольное, тебе решать. Захочешь чистеньким остаться – пожалуйста. Но больше никто ничего предлагать не будет. Согласишься – может, все и наладится, и в газете тебя сохранят. Говорить дальше?

- Валяй, теперь все равно.

- Как понимаешь, я не от себя, люди попросили, зная наши отношения. Короче, нужна твоя помощь в одном деликатном вопросе. Позвонишь Витьке Цветкову, поплачешься: мол, в больнице, неважные дела, нелегкие времена - все эти сопли-вопли, сам знаешь. Так получилось - материал сенсационный в руки пришел, но напечатать не можем - газета под колпаком, сам на волоске – да и специфика не позволяет. Прими, Витя, надежного человечка, автора, нашего сотрудника Крячко или как там его, Котляра, да, Котляра Василия, что специализируется на криминальной тематике. Прочти материал, если заслуживает, печатай. Но решать редактору, конечно. Всего делов-то!

- Со мной так же начинали. Точно, просили его, подлеца, принять! Все ясно! Значит, разыграно заранее, а я, как дурак! Везде круговая порука! И ты, Влад, с ними…

- И я, Минька. Говорю же: скрутили! Раньше, чем тебя. Поверь, так будет лучше. Никто не тиранит, дело добровольное. Подумай до завтра, если хочешь. Но не дольше. Это не я тебе, те же люди, что и мне приказывают.

- И что за материал? – после довольно продолжительной паузы спросил хриплым голосом Миша. – Снова про филиппинцев?

- Что ты! Ту тему закрыли. Думаю, после того, как ты их прорекламировал, они не то что в Украину, в Европу не сунутся. Кстати, ты в курсе: иск собираются на тебя и газету подавать? Убытки оценили в астрономическую сумму – 168 миллионов долларов. Готовься к процессу века.

- Ты что, ошалел? Да откуда же такие деньги? Кто заплатить может? Да у кабмина такой суммы нет! Откуда знаешь?

- Люди сказали. Те самые, что с тобой переговорить велели. Так как насчет Цветкова? Учти, они сказали, что и суд выиграть помогут…

- О чем статья-то? Я же должен знать – спросит Виктор, что отвечу?

- Криминальный сюжет, эксклюзив, утечка из генпрокуратуры. Следственная группа вышла на убийцу журналиста Гонгадзе. Прилагаются кое-какие документы…

- Да брось! Серьезно, что ли?

- Миша, запомни, эти люди разговаривают настолько серьезно, что у меня иногда мурашки по спине, хоть и давно с ними. Погоди, документ один покажу тебе. – Влад подошел к рабочему столу.

По тому, как он сразу, безошибочно, не сомневаясь ни секунды, взял с заваленного бумагами массивного темно-красного дерева офисного стола нужную бумажку, Миша понял, что его товарищ готовился к разговору.

- Прочти…

Письмо на бланке генпрокуратуры, с мокрой печатью, за подписью одного из заместителей. Фамилия часто мелькала в СМИ. Громов хорошо знал его, они как-то вместе отдыхали в санатории «Жовтень», в Конче, удили рыбу в тамошнем озере.

«Сообщаем, что 28 июля с.г. в убийстве журналиста Г.Гонгадзе сознался задержанный по подозрению в совершении другого преступления гражданин К., который заявил, что был непосредственным исполнителем убийства журналиста. Объективно его показания совпадают с обстоятельствами совершения этого преступления по времени и по некоторым ключевым моментам, установленным следствием. В частности, по отсечению головы. Еще раньше гражданин К. привлекался к ответственности за несколько убийств, совершенных ранее с отсечением головы. В настоящее время следователями отрабатываются все без исключения версии, касательно лиц, причастных к убийству Гонгадзе».

- Что за ахинея? – спросил Миша, перевернув на всякий случай письмо лицевой стороной, но и типографским способом выбитый номер, и канцелярский штамп прокуратуры свидетельствовали о подлинности бланка. – Ты читал?

Влад неопределенно пожал плечами и хмыкнул.

- Такое может быть? Человек, как здесь написано, привлекался к ответственности за несколько убийств с отсечением головы, совершенных ранее. Что же, его, получается, после каждого такого установленного случая отпускали? Только этим можно объяснить особое доверие к его показаниям следственной группы. «Да, говорят они нам, этот К. мог, за ним и раньше такое водилось». Бред собачий. Выходит, каждый раз после того, как он кому-то рубил голову, выпускали на свободу, ждали, пока сделает то же самое с Гонгадзе?

- Не придирайся к деталям. Я тебе показал один из документов, которые использовались при написании статьи. Если хочешь, можешь ее сам прочесть, выправить глупости разные, если там встречаются.

- Уж придется. Не могу же я такую откровенную хренотень Цветкову подсовывать. Он опытный редактор, на этих расследованиях зубы съел.

- Дело твое.

- Приготовь мне, пожалуйста, второй экземпляр статьи. Когда звонить ему надо, крайний срок?

- Сейчас и звони. Вот «сотка», мобильный номер есть тоже. Зачем волынить? Послезавтра статья должна выйти. Поправить можешь и позже, сейчас хоть место на полосе застолбить… Важно знать, пойдет ли, во-первых, на контакт, во-вторых - согласиться ли в принципе ставить заметку эту… Здесь своеобразный тест, проверка на вшивость. Он уже раз пообещал…

- Если не согласится?

- Значит, мы не выполнили задание, большой минус для нас, прокол. Сам понимаешь. В нашей практике – «ЧП» со всеми вытекающими… Привыкай.

- Ну, статья сама где? Почитать, чтобы…

- Я тебя умоляю! Звони сначала, потом почитаешь…

- Влад, послушай, как-то по телефону неудобняк. Может, я бы подъехал?

- Не велено. Подъедет Крячко. Ты только соломки подстели. Не с улицы же человек придет к нему. Запомни, инициатива – наказуема. Шеф не любит, когда самовольничают, отсебятину несут. Каждый из нас знает и отвечает только за свой маневр. Ему, шефу, вся панорама сверху видна. Действовать надо тонко, психологически точно, убедительно. Выполнил свое задание – отходи в сторонку, отдыхай, ожидай, пока новое дадут. Ну, что? Звонить будешь?

Blog

Жили-Были «Дед» и «Баба»

Содержание

ПАДЕНИЕ НА САМОЕ ДНО