Ассамблеи молодых ученых и специалистов С. Петербурга «Философские и духовные проблемы науки и общества» 2006 г

Вид материала

Семинар

Содержание Спиноза и философия науки Generalia in physicis.

Подобный материал:

• Всероссийская научно-практическая конференция молодых учёных и специалистов приоритетные, 96.37kb.
• Положение о конкурсе научных работ молодых ученых и специалистов Калининградской области,, 65.02kb.
• Президента Российской Федерации «О мерах по усилению государственной поддержки молодых, 150.99kb.
• Первая международная конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Проблемы современного, 42.91kb.
• Отчет об организации и проведении шестой Всероссийской зимней школы-семинара аспирантов, 107.08kb.
• Темы конференции: Технические, 22.23kb.
• Всероссийская научно-практическая конференция студентов и молодых учѐных «актуальные, 147.79kb.
• Пятая Санкт-Петербургская конференция молодых ученых с международным участием, 87.34kb.
• Седьмая Санкт-Петербургская конференция молодых ученых с международным участием, 78.04kb.
• X Х iv всероссийская научно-техническая конференция студентов, молодых ученых и специалистов, 36.38kb.

^

СПИНОЗА И ФИЛОСОФИЯ НАУКИ

Общепринято считать, что эпоха Спинозы является Веком Науки, периодом такого развития науки, который по праву претендует на статус «революции» (как бы ни был неоднозначен и спорен этот термин), охватившей не только сферу «наук и искусств», т. е. научного знания, но всю культуру и общество в целом. Поэтому вопрос о соотношении философии и науки, метафизики, научной теории и научной практики в эту эпоху относится к важнейшим темам исторического и философского осмысления науки. Предлагаемые ответы, как известно, варьируются от утверждения их единства до вывода о полной независимости развития этих областей знания и культуры.

При внимательном прочтении научных и философских трактатов Нового времени, а также разнообразных исследований, многие из которых полностью или частично изменили наше понимание новоевропейской науки, становятся несомненными два обстоятельства — действительно, наука в XVII–XVIII вв. становится социальным и культурным фундаментом и связь ее, например, с философией очевидна. В силу этого, внимание философов к науке, научным дискуссиям и результатам неизбежно. Но нельзя говорить, что связь философии и науки является абсолютно необходимой.

Несомненно, что большинство наиболее значимых мыслителей Нового времени активно интересовались научными или, по меньшей мере, натурфилософскими вопросами. Однако в той же мере можно говорить, что философия Нового времени основана на осмыслении политики, становящейся в эту эпоху особым автономным феноменом (опять же многие философы оставили политические сочинения). Очевиден и интерес к юридической проблематике (вспомним вполне аргументированные рассуждения о юридической основе новоевропейского мировоззрения и философии¹). Поэтому взаимовлияние философии и науки в каждом случае индивидуально и всегда порождает уникальную биографическую ситуацию.

Интерес любого новоевропейского мыслителя к науке не является чем-то само собой разумеющимся, автоматически возникающим в силу «духа эпохи». Этот интерес и вовлеченость появляются на основании участия в научной и интеллектуальной деятельности — в научной теории и экспериментальной деятельности, в научном анализе социального и культурного контекста. Спиноза соответствует как первому условию, так и второму (его привлекала деятельность Королевского общества, политические деятели, поддерживавшие политическую свободу и толерантность, а вследствие этого и рост научных исследований).

Несомненно, что Спиноза не внес вклада в развитие науки, сопоставимого с результатами Кеплера, Декарта, Гюйгенса, Ньютона и Лейбница. С другой стороны, его роль в истории науки часто сводится к некоему учению о соотношении субстанции (природы) и протяжения, отождествляемому с наукой или с общенаучной методологией. А ведь Спиноза действительно серьезно относился к размышлениям о физических вопросах. В письме, относящемся к последним годам жизни Спинозы (январь 1675 г.), Чирнгаус спрашивал Спинозу: «Когда же мы получим наконец… Вашу общую физику (Generalia in physicis)?»². Ярих Иеллес сообщает в Предисловии к голландскому переводу Посмертных сочинений (Nagelate Schriften), что Спиноза собирался написать трактат о «природе движения и о том, каким образом различия в материи могут быть выведены априорно»³. Спиноза сам пишет в письме Чирнгаусу (также январь 1675): «Что касается… движения, то, так как я еще не изложил этого письменно в должном порядке, я оставляю эти вопросы для другого случая»⁴. В письмах и некоторых (очень немногочисленных) текстах отражено внимание Спинозы к таким наукам, как оптика, химия и даже биология.

Научные занятия Спинозы распадаются на две части, различным образом отразившиеся в его сочинениях. Его оптические занятия, химические эксперименты отразились почти исключительно в переписке. Лишь его «физическое» учение, учение о простых и сложных протяженных телах, кратко зафиксировано в Этике. Также изложению физики Декарта посвящена вторая часть Принципов Философии Декарта. Напротив, его исследования по политике, по истории и теории религии, по науке истолкования нашли свое выражение в двух трактатах. Многие исследователи, вследствие этого, и говорят о Богословско-политическом Трактате как о подлинной разработке философии и методологии науки Спинозы⁵.

Историки философии и науки Нового времени значительно различаются в оценках оптических исследований Спинозы. Ясно, что оптика была наиболее тесно связана с жизнью Спинозы, хотя бы даже потому, что именно изготовление линз гарантировало Спинозе повседневную автономию для философских исследований. Тем не менее, исследователи по-раз­ному оценивают теоретическую глубину этих работ. Дэвид Сэван полагал, что хотя в целом Спиноза был «прекрасно осведомленным в математике и естественных науках, а также знаком с некоторыми выдающимися достижениями его времени, его вклад в теоретические разработки или исследования очень невелик»⁶. Клевер напротив считает, что Спиноза в целом разделял ориентацию новой науки на экспериментальное исследование и на теорию, опирающуюся на сам порядок природы, а не на абстрактные положения⁷. Поэтому его оптические работы и занятия уже в силу одного этого не могли не иметь достаточного теоретического уровня, некоей разработанной теоретической программы.

Другая точка зрения заключается в том, что хотя Спиноза был хорошо осведомлен в практических аспектах оптики и стремился по возможности ознакомиться с последними достижениями в этой области, его теоретические познания были достаточно скромными⁸. Об этом свидетельствует, например Люка (на русский язык его имя иногда передают как «Лукас»). Желая восхвалить научные достижения Спинозы, он, однако, признает, что тот «возможно, открыл бы самые чудесные секреты оптики, если бы этому не помешала смерть»⁹.

Другой аспект научных занятий Спинозы — реакция на исследования Бойля, о которых ему сообщал Ольденбург. В данном случае речь идет о работе Некоторые физиологические опыты, которую Ольденбург послал Спинозе в латинском переводе. Я остановлюсь на этом эпизоде не только по той причине, что Роберт Бойль считается одним из основателей современной химии¹⁰. Очевидно, что Спинозу в описаниях этих экспериментов интересовали следующие моменты — выполнение процедур эксперимента, его реализация и результаты, обоснованность и соблюдение заявленных принципов опытов.

Внимание к данным вопросам для Спинозы не случайно — анализ Спинозой методологических аспектов опытов Бойля соответствует по времени его собственным размышлениям о природе истинного философского и научного метода, о методической программе Декарта, о своем собственном методе. Очень осторожно можно предположить, что Спиноза, исследуя картезианский метод, пришел к выводу о необходимости скорректировать его и в качестве одного из возможных вариантов обратился к работам Бойля, адепта эмпирического метода (так выглядит его характеристика в письмах Ольденбургу). Таким образом, Спиноза очень внимателен к методологической стороне экспериментов Бойля в целом, которую сопоставляет со своими взглядами на метод.

Если обратиться к тексту письма Спинозы, то мы увидим, что он критиковал Бойля главным образом по двум положениям — Бойль, по его мнению, был непоследовательным в объяснении природы материи¹¹. Далее, Спиноза считал, что взгляды Бойля на сущность экспериментального познания как абсолютного подтверждения или опровержения гипотез не обоснованы изначально и не подтверждаются самими результатами Бойля. Не вообще эксперименты недостаточны, просто данные эксперименты Бойля не доказывают ничего.

Как мы уже говорили, сам Спиноза видел трудности в переходе от философского учения о протяжении и материи к физической теории. Возможно, однако, и перевернуть это суждение — как хорошо известно, Спиноза отказывается считать мысль и тела противоположенными вещами, модус мышления и модус протяжения выражают одну и ту же вещь. Поэтому рационализм Спинозы исходит не из всеобщего, а из единичного, из вещей как мировых событий и фактов. Поэтому вещи определяют знание и, соответственно, физические вещи определяют физическое знание. Мы предполагаем, что его теории научного познания предшествует пред-концепция физических вещей, некий ряд предпосылок, которые выражены неявно и которые необходимо реконструировать. Именно в этом смысле учение Спинозы о протяжении связано с его пониманием науки и системы науки. Кроме того, речь идет о том, как Спиноза корректирует некоторые представления его времени о науке и в первую очередь Декарта.

Прежде всего нужно сказать, что когда Спиноза назвал свое главное произведение Этика, то он, сознательно или случайно, связал это название с известным образом Декарта, суть которого в том, что весь порядок наук может быть представлен в виде дерева с корнями, стволом и кроною. В письме к Пико (являющемся предисловием к французскому переводу Принципов Философии) Декарт пишет, что «вся философия подобна дереву, корни которого — метафизика, ствол — физика, а ветви, исходящие от этого ствола, — все прочие науки, сводящиеся к трем главным: медицине, механике и этике. Последнюю я считаю высочайшей наукой, которая предполагает полное знание других наук и является последней ступенью в высшей мудрости».

Конечно, ясно, что во многом Спиноза вряд ли бы принял этот порядок наук. В конце концов, сам Декарт не слишком ему следовал в реализации своих замыслов — он так и не написал этику (или, по крайней мере, не успел написать, тем более, если иметь в виду этику в понимании Спинозы). Так, Спиноза полагал, что знание о Боге предшествует познанию индивидуального Я, также познанию Я предшествует знание о физическом мире¹². Однако понимание науки Спинозой не отличается принципиально от науки в понимании Декарта: наука — это знание, основанное на принципах метафизики и переходящее от них, посредством дедуктивного рассуждения, к физическому знанию, и приобретаемое посредством причинно-следственного, каузального объяснения.

Тем не менее, имеются и содержательные причины, не позволяющие однозначно отождествить понимание науки и порядка наук у Декарта и Спинозы. В их числе и известное различение между двумя видами истинного знания — разумом и интуитивным знанием. Также, не соответствует этому отождествлению собственно сама структура и содержание Этики, соединяющей в едином тексте знание, имеющее достаточно различное происхождение. Если опять же воспользоваться для сравнения схоластической моделью, то окажется, что трактат Спинозы включает этические и моральные рассуждения (относящиеся в схоластической терминологии к prudentia), две науки (метафизика и часть натурфилософии) относящиеся к scientia, и некоторые рассуждения о методе¹³. Картезианской модели все это определенно не соответствует.

Какие же источники можно использовать для анализа взглядов Спинозы на науку? Это, как уже ясно из вышесказанного, целый ряд писем, Этика, отдельные рассуждения из ТОИ. Но количественно Спиноза больше всего о науке рассуждает в Принципах философии Декарта. И это неудивительно — ведь излагаемый трактат Декарта был в своей второй части исследованием природы, физическим сочинением. Несомненно, что Спиноза излагал в этом трактате определенные взгляды, противоречащие его позиции. Тем не менее, данная работа является (как минимум) «полезным руководством по истолкованию и использованию стандартной картезианской терминологии Спинозой, часто выводившим из нее свою собственную»¹⁴.

Вследствие этого понятно, почему Спиноза больше всего говорит о физике, являющейся основанием естествознания. Напомним, что в последних письмах Спинозу спрашивали про Generalia in physicis, и он обещал вернуться к этой теме позднее. Несмотря на незавершенность рассуждений Спинозы о физике, важность этой темы для Спинозы несомненна — «физикалистская модель остается доминирующей и определяющей особенностью его теории. Следовательно, глубокий анализ физической теории Спинозы не есть просто введение в его метафизику, но является необходимым условием нашего понимания источников и следствий его этической теории»¹⁵. Этот вывод касается, на наш взгляд, не только этики — ведь этика связана с метафизикой, и поэтому физика Спинозы — условие для понимания его метафизики в целом.

Выше мы уже упоминали, что именно в переписке Спинозы и Чирнгауза появляется замечание о ^ Generalia in physicis. Спиноза тогда отвечал: «Я оставляю эти вопросы для другого случая»¹⁶. В более поздних письмах к Чирнгаузу Спиноза так и не переходит к данной теме, но сообщает, что Декартовы принципы естествознания бесполезны и абсурдны¹⁷. Что же мог иметь в виду Спиноза, когда говорил, что такие разработанные и эффективные принципы, как учение Декарта, не имеют смысла? Объяснение Спинозы заключается в следующем: «Из протяжения, как его мыслит Декарт, а именно, в виде покоящейся массы, не только трудно, но совершенно невозможно доказать существование тел. Ведь покоящаяся материя, насколько это зависит от нее самой, будет продолжать пребывать в покое и не придет в движение иначе, как более могущественной внешней причиной».

Смысл этого текста ясен — по мнению Спинозы, его учение принципиально и серьезно отличается от физики Декарта. Правда, для нас это отличие несколько неожиданно по следующей причине. Декарт, по мнению Спинозы, отождествляет материю с «инертным, количественным протяжением». Спиноза отказывается от подобного отождествления и, в сущности, «телесная субстанция Спинозы наделена движением»¹⁸.

Итак, физика и естествознание несомненно занимают важное место у Спинозы. Физика необходимо связана с важнейшей целью Спинозы — достижением адекватного и корректного знания о человеке, построением этики, позволяющей перейти от индивидуальной добродетели к чрезвычайно редко встречающемуся явлению — интерсубъективной ответственности и солидарности. Поэтому наука имеет моральные следствия.

Кроме того, наука имеет и эпистемологическое значение. Одной из основ его эпистемологии является различие между физикой и математикой, хотя вряд ли Спиноза полагал, что физика возможна без математизации физических понятий. Здесь можно отметить, что различие физики и математики заключается в том, что они обосновывают разные (но не противоположенные) эпистемологические программы. Возможно, для Спинозы ошибка Декарта — сведение всех принципов естествознания к математическим. Математика есть хорошая логика, хороший путь демонстрации, изложения и убеждения (как посредством анализа, так и синтеза). Физика же гарантирует обоснование возможности знания, поскольку знание о простейших физических вещах не может быть ложным — по словам самого Спинозы: «Если имеется идея какой-либо простейшей вещи, то она может быть только ясной и отчетливой, ибо такая вещь должна будет или познаваться не частично, а полностью, или совсем не познаваться; … если вещь, со­ставленную из многого, разделить мышлением на простей­шие части и обратиться к каждой в отдельности, то исчез­нет всякая смутность»¹⁹.


<sup>____________________________

1</sup> Давыдов Ю. Н.: 1) Прошлое толкует нас. М., 1991; 2) Категорический императив нравственности и права. М., 2005.

² Письмо 59.

³ Цит. по: Klever W. Spinoza’s life and works // The Cambridge сompanion to Spinoza. Cambridge, 1996. P. 49.

⁴ Письмо 60.

⁵ Curley E. 1) Notes on a Neglected Masterpiece (I): Spinoza and the Science of Hermeneutics // Spinoza: The Enduring Questions. Toronto, 1994; 2) Notes on a Neglected Masterpiece (II): Spinoza's Theological-Political Treatise as a Prolegomenon to the Ethics // Central themes in early modern philosophy. Indianapolis, 1990. P. 109–159.

⁶ Savan D. Spinoza: scientist and theorist of scientific method // Spinoza and the sciences. Dordrecht, 1986. P. 97.

⁷ Klever W. Axioms on Spinoza’s science and philosophy of science // Studia Spinozana. Vol. 2. P. 171–195.

⁸ Gabbey A. Spinoza’s natural science and methodology // The Cambridge Companion to Spinoza. P. 150.

⁹ The oldest biography of Spinoza. London, 1927.

¹⁰ Становление химии как науки. М., 1983. С. 38–57.

¹¹ Многие историки химии признают, что учение Бойля о химических элементах неоднозначно и допускает различные интерпретации (Там же. С. 48–49).

¹² Curley E. Behind the geometric method. Princeton, 1988.

¹³ Gabbey A. Op. cit. P. 147.

¹⁴ Garrett D. Spinoza’s theory of metaphysical individuation // Individuation and Identity in Early Modern Philosophy. Albany, 1994. P. 79.

¹⁵ Rice L. Comments on Bernstein // North America Spinoza society monograph, 10 (2002). P. 28.

¹⁶ Письмо 60.

¹⁷ Письмо 81.

¹⁸ Huenemann Ch. Spinoza and prime matter // Journal of the history of philosophy, 42 (1), 2004. P. 31–32.

¹⁹ Трактат об очищении интеллекта, §§ 63–64.


Г. А. Князев¹