Калмыцкий государственный университет Есенова Т. С. Русский язык            в калмыкии: социокультурные портреты и                     лингвокультурные типажи элиста 2007

Вид материала

Документы

Содержание Задумчивый простор родных степей... Но нелегко, мой друг, поверь, Захлопнуть за собою дверь, Свои прощальные слова С улыбкой выдавить едва Как всегда, я ответила «Нет!» С весной не сладят, солнца не погасят. Это с давних времен ведется: Кто б ты ни был, кто невзначай В дом калмыцкий вошел А потом она пирует: Долго чай из чашки пьет, Улыбается, смакует И со лба стирает пот.

Подобный материал:

• Лингвокультурные типажи России и Франции XIX века 10. 02. 20 сравнительно-историческое,, 626.87kb.
• Программа дисциплины Элиста 2009, 365.52kb.
• Положение об организации учебного процесса по кредитной технологии обучения в кгутиИ, 3351.07kb.
• Киянова ольга Николаевна Заведующая кафедрой, 27.74kb.
• Федеральное агентство по образованию государственное образовательное учреждение высшего, 6486.03kb.
• Программы курсов: «Теория литературы» //умк «Теория литературы» Луга, Крестьянский, 28.33kb.
• Программа вступительного экзамена в магистратуру направление подготовки, 190.61kb.
• Издательская деятельность, 617.62kb.
• Немецкого молодежного жаргона, 376.47kb.
• Положение, 232.29kb.

32

2. Рус . язык в Калмыкии ...

33

оказавшегося в экстремальных условиях, ощущение жизни человеком на войне: «Вокруг господствует, блиста­ет беспристрастной красотой сухая суровая зима. Зашло бледное солнце, оставив за собой зарево. Закат напоминает мне зарево пожаров, - вот как я стал воспринимать окру­жающую природу'.» (Инджиев 2002: 37)

О художественном складе мышления свидетельствует и то, что автор замечает чувства, настроения окружающих. Так, не остаются не замеченными им ни чувства молодежи, ни неразделенная любовь. Приведем пример: «В квартире на­билось много бойцов и молодых командиров. На печке шушу­каются: там две девки и один Борис. Так они провели уже третью ночь, сгорая от соблазнов молодости. Эта карти­на: Люба, Маруся и калмык Бадма - войдет в роман, если когда-нибудь напишу его. Глядя на эту картину, хозяйка лет 25, у которой две дочки, вздыхача: почему я переросла эту пору? Она не знала, что с ней мечтает познакомиться по­ближе лейтенант Енъшин» (Инджиев 2002: 35).

Поэт, наблюдая эти проявления многогранной жизни че­ловека, замечает, что даже на войне жизнь продолжается: «У одной хаты стоит девушка-красноармеец. Стоит как дне­вальный. Возле соседней хаты появляется мужской силуэт. Человек останавливается, нарочито громко кашляет. Де­вушка, угадав условный знак, кинулась к нему навстречу, как зайчик, перебежала дорогу. Вот уже несколько дней я ненароком наблюдаю мимолетную походную любовь. А мо­жет, у них серьезно - на всю жизнь? Но жизнь на войне может в любую минуту оборваться. И влюбленные, пока живы, радуются случайным встречам -украдкой, в переры­ве между боями, в самых неподходящих местах, под любо­пытными, чужими взглядами. Дай бог им счастья!» (Инд­жиев 2002: 39); «Снова наблюдаю романтическую сцену. Очевидно, чужая любовь тоже волнует» (Инджиев 2002:45).

Дневник рисует не только картину боев, самоотвержен­ности солдат, но и передает будни войны, где, как и в обыч­ной жизни, был не только героизм: «Сегодня какой-то Сали­мое украл с моего коня, стоявшего на конюшне, мои последние вещи -

сапоги, металлическую флягу, сумку для рога­ток пистолета и кусок мыла. Вот низкие люди! До этого какой-то Алешечкин украл мою вещевую сумку со всем иму­ществом, в том числе пару новых сапог, пару теплого белья, пару теплых носок и т.д. Идет великая борьба за Родину, а некоторые люди занимаются такими мерзкими делами. На кой нужны мне эти вещи, если бы они были лишними у меня, если бы сейчас была весна?! Но ведь в суровую зимуя остал­ся совершенно раздет. Пострадал от своих...» (Инджиев 2002: 33-34).

Знакомство с Дневником позволяет нам заключить, что его автор - человек с философским складом мышления. Он часто задает себе вопрос, что такое жизнь, смерть, война, мир, судьба. 20 марта 1943 г. Инджиев замечает: «Беседуя, часто думаешь: война — судья. Жизнь человека не раз висит на во­лоске. У молодого друга появилась седина в волосах» (Инд­жиев 2002: 45). Близкое соприкосновение со смертью обостри­ло значимость фундаментальных человеческих констант. Тем не менее, материалы Дневника свидетельствуют о том, что автор тяготеет к типу людей с художественным складом мыш­ления, хотя для него характерна способность анализировать, размышлять о тайнах человеческой жизни, непреходящих ценностях природы. Уместно привести цитату, содержащую ответ самого автора на обсуждаемый вопрос: «Почему у меня такое трепетное отношение к поэзии? Потому что она со­ставляет смысл моей жизни» (Инджиев 2002: 103).

Л.О. Инджиев уделяет большое внимание миру чувств: замечает изменения в настроении человека, определяет сим­патии людей, окружающая картина рождает в его сознании художественные образы. Все это свидетельствует о преобла­дании художественного компонента в менталитете данной языковой личности. Дар языка, владение художественным слогом позволили автору составить летопись войны. Днев­ник ценен тем, что, будучи документальным источником, до­нес до нас ощущения автора и тех многочисленных солдат войны, которых уже нет среди живых. Дневник хранит образ своего составителя, его личности и тем ценен для потомков.


34

35

Таким образом, на основании анализа можно заключить, что перед нами двуязычная личность, формирование которой происходило на базе родного языка, владеющая на хорошем уровне русским литературным языком. По типу мышления ее можно отнести к художникам-патриотам, по духовному складу - калмыкам, испытавшим заметное влияние русской менталь­ности. Значительное место в структуре данной личности за­нимает идеологический компонент: это коммунист, своими делами и поступками демонстрирующий искреннюю предан­ность идеалам коммунизма, вдохновляющий силой слога, убеждающий в победе над врагом. Патриотизм, любовь к ро­дине, родному краю, близким, ненависть к фашистским зах­ватчикам - важнейшие составляющие данной языковой лич­ности.

1.2.3. Поэтесса Сангаджиева Б.Б.

В галерее портретов языковых личностей Калмыкии пор­трет Боси Бадмаевны Сангаджиевой занимает определенное место. Первая калмычка-поэтесса, профессиональный лите­ратор, она является автором замечательных произведений, передающих неповторимый взгляд на тот мир, в котором она жила. Особое место Б.Б. Сангаджиевой в литературе и куль­туре Калмыкии обусловлено тендерным фактором: в каждом ее произведении ощущается личность автора - женщины, калмычки, матери. Несомненно, как и все писатели советс­кой эпохи, она была «общественным продуктом» своего времени, отражая в поэзии идеологические стереотипы той эпохи. В одном из стихотворений читаем: «Завтра утренняя песня будет снова весела, солнце встанет, возвещая труд и славные дела». В поэме «Красная косынка» читаем: «Крас­ный - солнечный! Красный - радостный! Красный — кров­ный, святой и чистый! Как ребенка улыбка - сладостный и как матери взгляд - лучистый! А теперь, когда власть на­родная счастье жизни несет пароду, красный - это и степь свободная и калмык, что обрел свободу». В личности автора выделяются и такие грани, как коммунист, воодушевленный

строитель светлого будущего, интернационалист, друг и то­варищ рабочих и крестьян всего мира. Однако, на наш взгляд, особое очарование ее поэзии придает не идеологический, а два других фактора - пол и национальность. Рассмотрим личность и творчество Б.Б. Сангаджиевой под этим углом зрения.

Б.Б. Сангаджиева родилась в семье рыбака, знатока кал­мыцкого фольклора, сказителя. Видимо, под влиянием поэти­ческой атмосферы, характерной для семьи, у Б.Б. Сангаджи­евой сформировалась любовь к родному слову, литературе. Еще в школьные годы она пробовала писать, но в дальней­шем обстоятельства жизни (война, депортация в Сибирь), когда надо было думать о хлебе насущном и выживать в хо­лодной Сибири, помешали литературной деятельности. Толь­ко после возвращения на родину, в 1957 г., ее произведения стали печататься сначала в газетах и журналах, а затем - в сборниках. Это были стихи, рассказы, очерки, в которых по­этесса пишет о том, что тревожило и радовало ее. И калмы­ки, истосковавшиеся по родному слову за долгие годы изгна­ния, с жадностью вслушивались в поэтическое слово Б.Б. Сангаджиевой, звучавшее по-особенному, тепло, задушевно, по-матерински. Б.Б. Сангаджиева оканчивает Высшие лите­ратурные курсы и Литературный институт им. М. Горького, становится профессиональным литератором, работает редак­тором художественной литературы в Калмыцком книжном издательстве, много пишет, это был период большого твор­ческого и духовного подъема. Помимо творческой работы, она активно занимается общественной: в 1958 г. становится чле­ном Союза журналистов СССР, ас 1961 г. - членом Союза писателей СССР, участвует в работе Всемирного конгресса женщин (1963 г.). О признании ее заслуг свидетельствует то, что она награждалась Почетной грамотой Президиума Вер­ховного Совета Калмыцкой АССР, избиралась делегатом Вто­рого съезда писателей РСФСР, членом правления Союза пи­сателей Калмыкии, была редактором альманаха Союза писа­телей Калмыкии «Теегин герл». О политических взглядах Б.Б. Сангаджиевой свидетельствует то, что она была членом КПСС с 1959 г., несколько раз избиралась членом пленума Элистинского


36

37

горкома КПСС. Жизненный путь Б.Б. Сангаджиевой типичен для того времени: комсомольская юность, молодость в сибирской ссылке, вдохновенный труд по восстановлению республики, на благо возрождения родной культуры и языка. В структуре личности Б.Б. Сангаджиевой, как и дру­гих поэтов Калмыкии старшего поколения, переживших Ве­ликую Отечественную войну, депортацию, ведущее место занимает патриотизм, любовь к родной земле. Формирова­нию этого чувства, на наш взгляд, способствовали обще­ственно-политические события того времени и идейно-по­литическое воспитание. Степи, с которой поэтесса олицет­воряет родную землю, родину, она посвящает серию заме­чательных произведений. Отметим, что степь вдохновляла на творчество всех калмыцких поэтов. Однако в обобщен­ном образе степи, созданном Б.Б. Сангаджиевой, отражает­ся личность автора, женщины-калмычки. На наш взгляд, вершиной поэтического осмысления образа степи является стихотворение «Степь моя»:

^ Задумчивый простор родных степей...

Он, как ладони матери моей,

Он — колыбель моя

И песнь моя.

Он — бесконечный праздник бытия.

Здесь ветер пахнет дымным кизяком,

Полынью и верблюжьим молоком...

В песчинке каждой ~

Предков кровь и пот...

Звенит песок,

И звон в меня течет...

Мне трудно жить —

Со мною степь моя,

Мне хорошо -

Со мною степь моя.

В нем солнца раскаленная бадья

И родника прохладная струя.

Здесь нет лесов,

Здесь нет морей и гор,

Но есть соленый,

Заревой простор...

Картина степи достоверна, узнаваема; из неярких, не­броских деталей, точно подмеченных автором, складывается неповторимый образ калмыцкой природы. В небольшом по размеру стихотворении автор сумел создать образ родного края благодаря тому, что мастерски определил объекты степной природы: кизяк, полынь, верблюд, песок, солнце, родник; нет морей и гор, нет лесов. Лексема «простор», передающая клю­чевой признак концепта «степь», употребляется в информа­ционно важных участках приведенного выше текста: начи­нает и замыкает текст, способствуя созданию смысловой доминанты поэтического образа. Метафоризация образа до­стигается благодаря использованию вербальных средств, репрезентирующих концепт «степь»: солнца раскаленная бадья, соленый заревой простор, задумчивый простор, как ладони матери моей. Образная составляющая концепта «степь» фор­мируется субъективным отношением автора к предмету опи­сания: ладони матери моей, колыбель моя, песнь моя, беско­нечный праздник бытия; звенит песок, и звон в меня течет, со мною степь моя. Экономными средствами поэтесса созда­ет образ степи, достоверный, неповторимый, дорогой сердцу каждого калмыка. И все-таки автором данного глубоко пат­риотического стихотворения является женщина, «женскую стилистику» образуют лексемы «ладони матери», «колыбель», «молоко». Тендерный фактор, по нашему мнению, создает особую тональность стихотворения, задушевную, искреннюю.

Когнитивный анализ поэтических текстов свидетельству­ет о том, что родина в сознании Б.Б. Сангаджиевой отожде­ствляется со степью. В текстах отчетливо прослеживается ценностная составляющая концепта «степь»: «колыбель моя», дом «со звездами над головой», «радость и боль», «вековая любовь». Рожденная в степных краях, поэтесса черпает силы от родной земли, которая дает ей кров, тепло, защиту. Харак­терна ассоциация степь - мать: «родные степи, как ладони матери моей», «степные бескрайние дали»раскрывают «на­встречу, как дочери милой, объятья», степи, «осиротев, вспо­минают сына». Поэтесса отмечает бесконечность,


38

39

бескрайность своей Родины: «.степные бескрайние дали», «простор родных степей», «бескрайний простор», «дачей просторы», «мои края, просторы моих степей». Именно степь вдохно­вила поэтессу на создание замечательных произведений, стала «родимым краем», «колыбелью», «песнью», «бесконечным праздником бытия». Поэтесса ощущает не только физичес­кую связь с родной природой - но духовную: степь - это «ве­ковая любовь», «вековечный бой», «радость...и боль».

Б.Б. Сангаджиева изображает степь цветущей, покры­той свежей зеленой травой и «ненаглядными шелковыми маг­нитами» - тюльпанами; в ее краю «голубую вечернюю шаль расстилают над степью туманы, убегая в весеннюю даль, поднимают головки тюльпаны». Так образно написать о привычном может только женщина, у которой обычные при­родные объекты могут вызвать ассоциации с элементами жен­ского мира: шаль, головка. Ее родина - это и «обожженная земля» с «пересохшими губами»: «изнывая от жары», степь «подолгу ждет дождя», «зовет его, моля, чтоб пролился он ручьями»; «ее восток бьет лучей горячих плеткой», над ней «жар струится огневой». Однако приходит пора - и ожива­ет вся природа, «ползет туча с края небосвода»; «доползла лишь - и тотчас, вспыхнув молнией косою, вся обрушилась на нас долгожданною водою». Степь оживает, «распускают­ся цветы», «снова травы распрямились»; «степь бушует и цветет, о минувшем забывая». Ее степь - это не просто при­родная среда, это живое существо, которое может наградить «звездами над головой», а может и наслать «пургу и тучи бурь песчаных». Обостренное чувство родины, пронзительную силу поэтического слога Б.Б. Сангаджиевой, на наш взгляд, можно объяснить вынужденной разлукой с родным краем, а возвращение на родную землю породило чувство восхище­ния красотой, просторами степи.

Следует отметить, что Родина для Б. Б. Сангаджиевой -это не только калмыцкая степь, но и вся Россия, которая персонифицируется с образом русской женщины, помогавшей калмыкам выжить в холодной Сибири:

... Каждый раз Хлеба краюху и сало Из полушубка для нас В марле она вынимала: Это, мол, лишнее ей, Хлеб, мол, опять недоеден, Хлеб, мол, все для детей, Жаль, что гостинец так беден.

В своих произведениях поэтесса изображает мир степи. Предметом поэтического описания является характерная для степи растительность (ковыль, «трава степная», «степная полынь», «горькая полынь», хлопок, тюльпан), животные (овцы, отара, пушистый ягненок), птицы (журавли, орел). Все эти объекты способствуют передаче сокровенного ощущения родины:

...тот в платок кладет горсть степной полыни. И хоть жить привык с родиной в разлуке, взял платок калмык — задрожали руки. Юноша стремглав скачет в степь родную — и затих, упав на траву степную.

В поэтический мир Б.Б. Сангаджиевой входят обитате­ли степи: чабан, верный друг степей, «гордый правнук джангарчи», «наследник мудрости народной»; юноша, тоска кото­рого по степи так же бесконечна, как и просторы его родины; девушка, с детства знакомая «с наперстком и быстрой иг­лою»; женщина, которая жарит «борцуки» и варит калмыц­кий чай для гостей.

Поэзия Б. Сангаджиевой - это творчество женщины-кал­мычки. Влияние факторов «пол» и «национальность» обна­руживается в чертах лирических героев ее произведений. Центральной фигурой ее творчества является калмычка, социальные и


40

41

личностные признаки которой меняются по мере взросления автора. Наполнен особенной прелестью образ молодой калмычки с черными, «как смоль, словно тьма», косами, стройной фигурой, «что сравнится с весенним тюль­паном», которая, «чуть смущаясь, то быстра, а то тиха, лебедиными движеньями колдует жениха, украшеньем кос сверкая, повторив лицом луну». Вместе с тем поэтесса гово­рит и о нелегкой женской доле: «в юрте меня подружили с наперстком и быстрой иглою...и это отсюда, котомку за­кинув за девичьи плечи, с одною лепешкою тонкой судьбе я шагнула навстречу». Поэтесса пишет о тяжелой женской доле в традиционном калмыцком обществе так:

И венчальный обряд совершая, Будто жизни невесту лишая, Учат женщины, словно колдуя, Послушанью жену молодую. И текут их слова бесконечно, Что нельзя ей отныне Навечно:

Ни питьем наполнять своей чаши, Ни касаться еды раньше старших, Ни ходить ей, под страхом позора, Не надев головного убора. Учат, старшим ни в чем не переча, Уступать им дорогу при встрече. И, кончая венчальный обряд, На две косы ее расплетая, Быть покорной рабою велят.

Рисуя образ калмычки, своей современницы, образован­ной, работающей наравне с мужчинами, она затрагивает и женские проблемы: сочетание материнских и профессиональ­ных функций в судьбе женщины. Вспомним строки из ее сти­хотворения:

^ Но нелегко, мой друг, поверь, Захлопнуть за собою дверь, Свои прощальные слова С улыбкой выдавить едва

И в миг оставить за дверьми Часть сердца своего с детьми! Баюкают вагоны, мчась, В пути его другую часть, Живущую одной мечтой О возвращении домой!

Согласно существующим стереотипам, женская поэзия направлена на освещение сугубо женских тем, среди которых «любовь», «любимый», «счастье» занимают главное место. Теме любви, взаимоотношениям мужчины и женщины по­священо не так много произведений Б.Б. Сангаджиевой. Ве­роятно, здесь проявляется влияние традиционного калмыц­кого воспитания, согласно которому, женщина должна быть скромной, не должна открыто демонстрировать свои чувства. Поэтому особым очарованием наполнен образ влюбленной калмычки, не осмелевшей открыть чувства; такое типично калмыцкое поведение формировалось под влиянием народ­ных традиций. На наш взгляд, совершенно правильно отме­чена и черта мужчины-калмыка, который не будет добивать­ся любви, если получен отказ:

^ Как всегда, я ответила «Нет!»

«Нет» и «Нет» - мой решенный ответ...

Он,

Как будто не стало в нем сил,

Мигом руку мою отпустил.

Но в тот миг мне нужнее всего

Был уверенный локоть его.

И скользнули по глади реки

Без опоры

Мои каблуки...

Мне понять бы тогда

Навсегда:

Жизнь подобна поверхности льда!..

Это взгляд из сегодняшнего дня на молодость, горькая оценка ошибок прошлого. Жизненной мудростью и некото­рой смелостью чувств (что не характерно для традиционных калмыков) наполнены следующие строки:


42

43

Если устанешь ты, старый мой друг, Помнить живое тепло моих рук, Помнить глаза, очертанье лица, Имя мое повторять без конца, Если устанешь - себя не кори, Сердцу свободу тогда подари! Чувства не грей на холодном огне — Что в нем, в ушедшем из памяти дне?! Только, когда отречешься от лжи, В землю ты фото мое положи. С ним — схорони нашей жизни года, Нашу любовь, нашу юность, Мой друг...

Поэтесса отмечает такую национальную черту женского характера, как гордость, неприступность: «если парень иной, увидав красоту эту, ей улыбнется, тотчас гордый проявит­ся нрав - мимо парня пройдет, отвернется». В ряде стихот­ворений она пишет о верности, важной черте женского ха­рактера: «на нее не таите обид - то не замысел высокомер­ный, то любовь к жениху ей велит быть навеки ему только верной»; «правда — в том, что только его люблю. Берегу его честь и имя и очаг его берегу».

Б. Б. Сангаджиева мало внимания уделяет внешней кра­соте человека. Образ молодой калмычки в сознании поэтес­сы в первую очередь ассоциируется с нелегкой судьбой жен­щины, которую еще с раннего детства готовят к тяжелому труду. Ее героиня - живая женщина, домохозяйка; как и все калмычки, она сноровиста и трудолюбива. Предметом поэти­ческого творчества Б.Б. Сангаджиевой является то, что вхо­дит в мир калмычки: джомба, борцуки, игла, нить, домбра, ребенок и т.д. Так, поэтесса описывает процесс приготовле­ния «борцуков», называя несколько рецептов: «та тесто ква­сит, а другая - нет; одна - в кипящем пенящемся масле не­долго заставляет их плясать, а та — подольше». Это не эт­нографические зарисовки из жизни калмыков, а картина, предваряющая раздумья автора, это способ передачи тех чувств, о которых не принято было в советское время гово­рить громко:

...ушла/а зима,

Теперь-то уж бураны, холод, тьма

^ С весной не сладят, солнца не погасят.

И даже от родных степей вдали

Мы жарили борцуки, как могли:

На печках жестяных ли, на кострах ли,

В горчичном масле, из ржаной муки -

И все ж, тайге и стуже вопреки,

Они весенней степью тонко пахли...

Для Б. Сангаджиевой борцуки не просто блюдо нацио­нальной кухни - это символ родины, запах родной степи, снившейся калмыкам в снежной Сибири. Калмыцкой джомбе, любимому народному напитку, Б.Б. Сангаджиева посвя­щает несколько стихотворений, один из ее сборников стихов называется «Калмыцкий чай» (Сангаджиева 1978).

^ Это с давних времен ведется: Кто б ты ни был, кто невзначай В дом калмыцкий вошел -Найдется в нем для доброго гостя чай. Ароматный и золотистый, Этот чай степной — не простой, А единственный в мире - истый Трав и солнца густой настой...

Старинный рецепт национального напитка послужил темой стихотворения «Чай моей бабушки», которое заканчи­вается описанием состояния человека, наслаждающегося джомбой:

^ А потом она пирует: Долго чай из чашки пьет, Улыбается, смакует И со лба стирает пот.

Поэтесса в своих произведениях обращается к «созвуч­ной душе» калмыка домбре. «Две тоненьких струны на дере­вянном теле» в ее сознании ассоциируются с «тайной чьих-то кос», «искренними строками», «двумя дорожками слез,