Калмыцкий государственный университет Есенова Т. С. Русский язык в калмыкии: социокультурные портреты и лингвокультурные типажи элиста 2007

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

120

121

не будучи капитальным строением, соответствовала кочевому образу жизни и скотоводческому способу ведения хозяйственной деятельности. С другой стороны, у калмыков были родовые места кочевок, поэтому в сознании калмыков родовое кочевье ассоциировалось с родиной (ср.: казр-усн «родина», букв, «земля-вода»).

Время, одно из фундаментальных понятий, в калмыцком языке передается разными лексико-фразеологическими средствами, образующими семантическое поле концепта «время». В его ядерную часть входят средства, называющие важнейшие временные отрезки: агчм «мгновение», со «ночь», вдр «день», хопг «сутки, от хонх - ночевать», дола хонг «неделя, букв, семь суток», сар «месяц/луна», ж;ил «год» и др. Занятия, природно-климатические особенности среды обитания, древние представления калмыков отражены в лексических средствах, формирующих национально-специфический слой данного концепта. Сюда входят названия сезонов {цапан улърл «белый сезон», девэн улърл «травяной сезон», нокан улърл «зеленый сезон», кируулърл «сезон инея»), декад (сарин шин «начало месяца», сарин дунд «середина месяца», сарин чилкч «конец месяца»), фаз Луны, т.к. до введения григорианского календаря калмыки пользовались лунным календарем {сарин экн «начало Луны» - первая четверть; арен таена сар «Луна пятнадцатого числа» - полнолуние; хуучн сар «старая Луна» -вторая четверть; далд сар «скрытая Луна» - новолуние), названия месяцев {туула сар «месяц зайца» - январь; лу сар «месяц дракона» - февраль; моИа сар «месяц змеи» - март; мврн сар «месяц лошади» - апрель; хен сар «месяц овцы» -май; мочн сар «месяц обезьяны» - июнь; тока сар «месяц курицы» - июль; ноха сар «месяц собаки» - август; Иаха сар «месяц свиньи» - сентябрь; хулкн сар «месяц мыши» - октябрь; укр сар «месяц коровы» - ноябрь; бар сар «месяц тигра» -декабрь), определенного времени в сутках {хар врлэ «затемно», шар врлэ «на рассвете», орун врлэ «восход солнца, раннее утро», бак уд «малый полдень», нарн уд «солнечный полдень», удин хвн «пополудни», хо бурул «светлые сумерки», хар бурул «темные сумерки», асхлад «под вечер», асхн

«вечер», сони орул «полночь»), мацк вдр «день поста», названия годов по 12-летнему циклу, совпадающие с названиями месяцев {бар «тигр», лу «дракон», мврн «лошадь», мочн «обезьяна», ноха «собака», хулкн «мышь», туула «заяц», мока «змея», хон «овца», така «курица», каха «свинья», укр «корова») и др.

Е.А. Варламова, проанализировав особенности реализации концептов «время» и «пространство» в памятнике монгольской литературы XIII в. «Сокровенное сказание», делает вывод о тесной связи понятий время и пространство, опосредованное™ расстояния временными параметрами, что, по ее мнению, составляет специфику языкового сознания монголов того периода (Варламова 2006: 60). Говоря о специфике осмысления времени монголами XIII в., исследовательница отмечает, что «конкретным в памяти представляется только недавнее прошлое, а все, что находится за пределами одной человеческой жизни, сливается в описание родословной монголов, почти лишенное представления о последовательности развития событий во времени. При этом будущее не представляется вообще, в лучшем случае оно рассматривалось как прошлое, которое должно повториться, а может быть, уже осуществилось в какой-то прежней жизни. В культуре кочевника время - это тропинка в прошлое, протоптанная человеческим родом. Время не бежит вперед, а куда-то безвозвратно уходит. Будущее лежит вне поля зрения номада» (Варламова 2006: 59). В калмыцком языке средства репрезентации концептов «время» и «пространство» также связаны. Лексема дууна обозначает расстояние, в которое исполняется песня, от дун «песня». В современном языке дууна имеет значение «верста» и «километр»; нег дууна «один километр» (КРС 1977). Пространство измеряется временем и в словосочетании хонга казр «расстояние в сутках езды от чего-либо» (КРС 1977). В эпосе «Джангар» характеристики богатырского коня Джангара передают словосочетания вдрэ казр «расстояние в день» и хонга казр «расстояние в сутки»: вмн хойр квлэн вдрэ казрт тэвэд, хвот хойр квлэн хонга казрт тэвэд оде «конь бежал, выбрасывая передние ноги на расстояние дня и оставляя задние ноги нъ. расстояние суток».

122

123

На наш взгляд, эти средства вербализации концепта «пространство» также отражают этническое своеобразие калмыцкой концептосферы. Напротив, калмыцкие лексемы, используемые для измерения длины, высоты, ширины и глубины: ввдгцэ «по колено», бепкусцэ «по пояс», хурНн врги «в палец шириной», алхц Назр «расстояние в шаг» - входят в ядро лексико-семантического поля концепта «пространство», но не имеют специфики в осмыслении данной категории.

Калмыки пользовались специальной системой определения времени суток, сложение которой происходило под влиянием уклада жизни и наблюдений над природными явлениями. Так, время определялось по движению солнечного луча, падающего сквозь дымовое отверстие юрты, а также по положению солнца на небосклоне и степени освещенности ландшафта. Отметим, что в калмыцком языке лексем для обозначения кратчайших отрезков времени мало. С этой целью калмыки, как и все монголы, используют выражения, рожденные реалиями кочевой жизни: «время установки юрты» (чуть больше часа), «время дойки коровы» (около 10 минут), «время, необходимое для приготовления чая» (10 минут), «время выкуривания трубки» (5 минут) и т.д. .. .причем этими единицами измерялось не только время, но и расстояние, которое за это время может пройти человек» (Жуковская 1988: 34-35).

Время определяло всю жизнь кочевников: по нему строилась трудовая, календарная, обрядовая, семейная жизнь. Древние названия временных промежутков передают то, как регламентировалась повседневная жизнь кочевников. Выражением хар орлэ калмыки обозначают промежуток времени за два часа до восхода солнца, в это время не рекомендуется никому ничего отдавагь, нельзя приглашать друг друга в гости и т.д. Предостережения относятся и к орун орлэ «время восхода солнца», хар бурул «темные сумерки» (Омакаева 2003: 121), в это время нельзя покидать жилище, выносить что-нибудь из дома, заниматься чем-нибудь, т.к., по поверьям калмыков, в это время раздается счастье, и т.д.

Для обозначения возраста людей калмыки использовали 12-летний и 60-летний циклический календарь, введенный

в Монголии в 1210г. (Жуковская 1988: 41). В нем каждый год назывался по имени животного: хулгн «мышь», укр «бык», бар «тигр» и т.д. Так как этот календарь был заимствован монголами, он с формальной точки зрения не может относиться к этническим составляющим концепта «время». Однако в ходе использования календаря произошло этническое осмысление данного компонента культуры. Так, годы делились на твердые (мужские) и мягкие (женские). «Годы мыши, тигра, дракона, лошади, обезьяны, собаки всегда были мужскими (твердыми) годами. Годы быка, зайца, змеи, овцы, курицы, свиньи - женскими (мягкими). Это деление не связано с полом животного. Оно основано на общих представлениях о характере мужского и женского начал в природе, соотносимых с бинарными оппозициями счастливый - несчастливый, удачный - неудачный, легкий - тяжелый» (Жуковская 1988: 42). Эти представления учитывались при бракосочетании: не рекомендовалось связываться брачными узами людям, рожденным в женский и мужской годы. Таким образом, все эти лексико-фразеологические средства, входящие в ядерную часть концепта «время», имеют этническую специфику, отражая особенности хозяйственной деятельности, природно-климатической среды и древних мифологических представлений народа, формируя правила поведения кочевников в разные отрезки времени.

Хозяйственная деятельность калмыков-кочевников традиционно была связана с пастбищным скотоводством. Отсюда разнообразие лексико-фразеологических средств, репрезентирующих концепт «скотоводство». Лексика, называющая животных в зависимости от возраста: Ьунжн «трехгодовалая самка», донжн «четырехлетняя самка (крупных животных)» и др., - формирует этнический компонент концепта «скотоводство». Связанное с данным концептом концептуальное поле «гастрономия» также содержит национально-специфический компонент. Перечислим некоторые лексемы, входящие в ядро лексико-семантического поля данного концепта: аадмг «адмаг», «творог» (получаемая при процеживании бозо после перегонки калмыцкой водки из кумыса) (КРС 1977); ээрг

124

125

«айран» (квашеное молоко) (КРС 1977), чигэп «кумыс», «айран»; ощомба «хорошо сваренный калмыцкий чай» (КРС 1977). Из перечисленных выше напитков и кушаний наибольшей ценностью у современных калмыков обладает щомба. Этническими компонентами концепта «джомба» являются «молоко», «соль», «масло», «мускатный орех», «варить» и «самрх», который не имеет эквивалента в русском языке. Этот напиток особо ценится калмыками: он расслабляет, снимает усталость, придает силы, приносит удовольствие. Не случайно калмыки в своих ответах на вопрос, что такое счастье, пишут: «Счастье - это жить у себя на родине, среди родственников, дышать степным воздухом, пить свежесваренную джомбу». Любимый напиток побудил к творчеству многих калмыцких поэтов: завоет ли вечеровая вьюга, придавит ли траву полдневный зной - нет лучшего помощника и друга, чем наш калмыцкий чай степи родной (Б. Сангаджиева).

Природные явления, характерные для степи, осмысливались калмыками через призму хозяйственной деятельности. Так, зуд «дзут», «бескормица», «гололедица», по нашему мнению, можно отнести к национально-специфическим компонентам концепта «скотоводство». Калмыки-скотоводы выделяют хар зуд «черный дзут» (когда из-за отсутствия снега зимой в безводной местности гибнет скот); цакан зуд «белый дзут» (когда выпадает много снега и скот погибает из-за невозможности добыть корм); турун зуд «копытный дзут» (когда из-за скопления животных пастбища выбиты, потравлены) (КРС 1977). Это природное явление осмысливается в художественном творчестве писателей (см.: Кугультинов 2003; Тачин 1993), учитывается при ведении хозяйственной деятельности, определяет систему ценностей и правил поведения членов калмыцкого общества в определенные отрезки времени (во время дзута).

Кочевой образ жизни калмыков в первую очередь ассоциируется с юртой, традиционным жилищем. Концепт гер «юрта» можно отнести к эндемическим концептам, поскольку он формирует концептосферу «жилище» и отражает представления калмыков об устройстве мира, определяет правила

поведения в калмыцком жилище, формирует специфику гостеприимства. «Юрта - модель вселенной, микромир кочевника; она ориентирована по сторонам света, имеет центральную ось, проходящую через очаг и дымовое отверстие; она членится на семантические секторы: правый - левый, северный - южный, верхний - нижний, почетный - непочетный, мужской - женский» (Жуковская 1988: 14-15). Разделение юрты на мужскую и женскую части отражает оппозицию «мужской» - «женский», актуальную для калмыцкой культуры. На правой, женской, половине юрты размещались «женские» предметы: посуда, продукты, топливо для очага, предметы рукоделия и т.п. На левой, мужской, половине размещался инвентарь, необходимый для мужских занятий: скотоводства, охоты. Символической ценностью наделялись и другие места в юрте: Ьулмт «очаг» - символ обжитого дома, семейного благополучия, место обитания хозяина огня, символ преемственности поколений; оркэ «дымовое отверстие» олицетворяет связь с космосом, бурхна ширэ «алтарь» - сакральное место, уудн «дверь» - граница внешнего и внутреннего, освоенного и неосвоенного миров (Жуковская 1988: 18-19). С этими местами связана система правил поведения в юрте и запретов: нельзя стоять на пороге, осквернять очаг, запрещено было гасить огонь в очаге. Несоблюдение этих запретов могло привести к гибели семьи и угасанию рода. Почетным местом в юрте является место напротив входа, там размещали гостя. Осмысление пространства юрты, его символизация, зафиксированная в сакрализации пространства, отражается и в обрядах, обычае. Это позволяет считать концепт гер «юрта» ключевым в калмыцкой лингвокультуре, несмотря на то, что этот тип жилища характерен для многих кочевых народов.

Ролевые функции, традиционное занятие мужчин и женщин в калмыцком обществе нашли отражение в материальной и духовной культуре. Так, ножны с ножом мужчины носили на левой стороне, с этой же стороны они садились на коня, рубашку, традиционный подарок мужчине, кладут на левое плечо. Женщина носила бел (одноцветный платок) на правом боку, отрез, традиционный подарок женщине, кладут

126

127

на правое плечо, при доении коровы женщина садится с правой стороны. Таким образом, баруи «правый» осмысливается калмыками как женский, зуи «левый» - мужской (ср.: калмыки определяют тяжесть состояния больного с кровоизлиянием в мозг в зависимости от того, в правую/левую часть произошло кровоизлияние; если, к примеру, кровоизлияние произошло в мужскую часть, считается, что состояние мужчины тяжелое).

Таким образом, этническое содержание концептосферы калмыцкого языка формируется концептами, в семантическом поле которых выделяются, помимо универсальных признаков, национально-специфические компоненты, и ключевыми концептами. Они формируют самобытность калмыцкой концептосферы. Если универсальный слой объясняется общечеловеческими свойствами и знаниями людей, то ключевые концепты и национально-специфические компоненты концептов обусловлены особенностями экологической, природно-климатической среды, а также спецификой материально-хозяйственной деятельности и психологическими особенностями калмыцкого народа, прошедшего длительный этап формирования в разных условиях. Дальнейшие исследования этнического компонента калмыцкой концептосферы помогут объяснить неповторимость, самобытность нашего народа.

Любое лингвистическое направление располагает оригинальной методикой исследования. В концептологии таким инструментом анализа является анализ составляющих концепта: понятийной, образной, ценностной. Большой вклад в изучение концептов и методики их исследования внесли представители Волгоградской школы лингвокультурологии, возглавляемой проф. Карасиком В.И.

При исследовании понятийной составляющей концепта привлекаются данные толковых, энциклопедических, синонимических, этимологических, частотных, ассоциативных словарей, которые формируют знания о народно-бытовом представлении концепта. После определения словарных дефиниций изучается образная составляющая концепта. Она связана со способом познания действительности, исторически

128

предшествующим понятийному. В отличие от понятийной она всегда полностью поддается рефлексии. Образное познание имеет своим результатом наглядное чувственное представление (Слышкин 2000: 13). Для определения образного компонента концепта исследуются данные фразеологических словарей, словарей пословиц, поговорок, афоризмов, художественной литературы, научных данных, сведений из записок путешественников, воспоминаний видных деятелей культуры и т.д. На основе анализа сведений из языковых источников создастся обобщенный образ концепта, то, как представлен концепт в языковом сознании носителей данной лингвокультуры. Однако в содержании концепта могут происходить изменения, обусловленные общественно-политическими, историческими обстоятельствами жизни народа. Эту сторону содержания концепта также важно рассматривать. С этой целью привлекаются данные анкетирования, изучается содержание лингвистических интервью. Так выявляется то, какой ценностью обладает данный концепт для современников, какие изменения произошли в иерархии ценностной составляющей концепта. Кроме того, подобные исследования помогают определить динамику концептосферы этноса.

При изучении концепта обращается внимание на плотность лексико-семантического поля концепта: чем большим числом средств представлен концепт, тем более важен он для носителей данной лингвокультуры. Ю.С. Степанов предлагает различать три слоя или компонента: основной актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него; дополнительный или несколько дополнительных пассивных признаков, актуальных для отдельных групп носителей культуры; внутренняя форма концепта, не осознаваемая в повседневной жизни, известная лишь специалистам, но определяющая внешнюю, знаковую форму выражения концептов (Степанов 1997: 41-42).

Известные представители когнитивной лингвистики З.Д. Попова и И.Л Стернин, опираясь на знания о семантической структуре значения слова, предложили полевую модель концепта и разработали методику его исследования. Полевая

5 Рус . «зык в Калмыкии...

129

структура концепта включает ядро и периферию. «Ядром концепта является базовый чувственный образ, выступающий как кодирующий образ универсального предметного кода. Этот образ принадлежит бытийному слою сознания. Базовый образ окружен конкретно-чувственным по своему происхождению когнитивным слоем, отражающим чувственно-воспринимаемые свойства, признаки предмета. Этот слой вместе с базовым образом относится к бытийному слою сознания. Далее в структуре концепта (хотя и не у всех концептов) выделяются более абстрактные слои, отражающие некий этап осмысления бытийных признаков и относящиеся к рефлексивному слою сознания. И, наконец, интерпретационное поле концепта, включающее оценку содержания концепта, интерпретирующее отдельные когнитивные признаки и формирующее для национального сознания вытекающие из содержания концепта рекомендации по поведению и осмыслению действительности, может быть связано с духовным уровнем сознания, который предполагает в широком смысле оценку концепта с точки зрения его ценности для нации» (Попова, Стернин 2007: 71-72). Для изучения особенностей национальной концептосферы они предлагают применять методы и приемы установления семантемы слова, закономерностей существующих связей между ее семемами по семам; построение лексико-семантических и лексико-фразеологических полей с осмыслением их структурации; выявление когнитивных классификаторов в тематических полях лексики; установление безэквивалентных лексем и лакун в сопоставляемых языках; изучение метафор и других образных средств в художественных текстах; изучение коммуникативного поведения людей разных социальных и национальных групп (Попова, Стернин 2007: 73).

По существу, в основе рассмотренных выше методик лежат одни и те же принципы, получившие интерпретацию в терминах лингвокультурологии и когнитивной лингвистики. В.И. Карасик формулирует соотношение когнитивного и лингвокультурного концептов следующим образом: «концепт как ментальное образование в сознании индивида есть выход на концептосферу социума, т.е. в конечном счете на культуру, а

концепт как единица культуры есть фиксация коллективного опыта, который становится достоянием индивида. Иначе говоря, эти подходы различаются векторами по отношению к индивиду: лингвокогнитивный концепт - это направление от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный концепт - это направление от культуры к индивидуальному сознанию» (Карасик 2002: 139).

Особой разновидностью концептов являются лингвокультурные типажи. Под лингвокультурными типажами понимают обобщенные образы личностей, чье поведение и чьи ценностные ориентации оказывают определенное влияние на лингвокультуру в целом и служат индикаторами этнического и социального своеобразия общества (Аксиологическая лингвистика 2005: 2). Понятие «лингвокультурный типаж» пересекается с понятиями «языковая личность», «модельная личность», «роль», «стереотип», «амплуа», «персона», «имидж» и «речевой портрет». Важнейшие смысловые дистинкции понятия «лингвокультурный типаж» состоят в типизируемости определенной личности, значимости этой личности для культуры, наличии ценностной составляющей в концепте, фиксирующем такую личность, возможности ее как фактического, так и фикционального существования, возможности ее конкретизации в реальном индивидууме либо персонаже художественного произведения, возможности ее упрощенной и карикатурной репрезентации, возможности ее описания с помощью специальных приемов социолингвистического и лингвокультурологического анализа (Карасик, Дмитриева 2005: 23). В серии работ, выполненных проф. Карасиком В.И. и его учениками, изучены типажи, характерные для определенной лингвокультуры: русский интеллигент, английский аристократ, французский буржуа, английский рыцарь, русский дворянин, английский бизнесмен, американский супермен, немецкая домохозяйка, эксцентрик, английский колониальный служащий, калмыцкий кочевник, сноб, пижон, шут гороховый, американский политик, фанат, менеджер, начальник и др. Впервые моделирование типажей применительно к калмыцкой лингвокультуре было проведено Ж.Н. Цереновой

130

131

(Церенова2005). В качестве культурной доминанты калмыцкой национальной лингвокультуры ее выделен типаж «кочевник» и проведено его лингвистическое исследование.

Методика исследования лингвокультурного типажа как разновидности концептов предполагает три этапа. На первом дается описание понятийного содержания рассматриваемого концепта, анализируются важнейшие имена концепта в их системных связях, включая родовидовые и оппозитивные отношения, раскрывается мотивация признаков, составляющих концепт. На втором этапе определяются ассоциативные признаки рассматриваемого типажа в индивидуальном языковом сознании, установленные в результате анализа коротких текстов, составленных информантами, контекстуальных фрагментов и ассоциативных реакций носителей современной лингвокультуры. На третьем этапе выявляются оценочные характеристики данного типажа в самопредставлении и в представлении других социальных групп на основании анализа оценочных суждений в виде афоризмов и текстовых фрагментов (Карасик 2005: 27).

В данном разделе представлены результаты исследования типажей «интеллигент», «животновод», «учитель», «журналист», «подросток», являющихся, с нашей точки зрения, знаковыми для современного калмыцкого общества. Представляя значимый социокультурный слой, на который ориентируется массовое сознание, они определяют лингвокультурную и общественную специфику калмыцкого социума на определенном этапе развития.

2.2. Интеллигент

В западноевропейском обществе интеллигентом называют человека умственного труда. В русском лексиконе слово «интеллигент» появилось в середине ХГХ в. Вначале значение слова «интеллигент» не отличалось от западноевропейского аналога, которым обозначали человека, относящегося к определенному слою европейского общества - образованному чиновничеству. В дальнейшем на русской почве слова «интеллигентность»,

«интеллигент» приобрели совершенно особое значение, они стали обозначать специфические черты и тип русских людей. В России того периода, когда дворянство теряло способность выражать потребности поступательного развития страны, а формировавшаяся буржуазия еще не обрела классового самосознания, нужен был слой людей, который взял бы на себя выражение общественных потребностей в модернизации российского общества (Стафеев 2005: 67). Таким слоем стала интеллигенция.

В России люди, относящиеся к этому слою, отличались, прежде всего, двумя характерными признаками: стремлением самоотверженно служить народу, выражать и защищать его интересы и непримиримой оппозиционностью по отношению к политической власти (История России 1999: 303). В русском сознании интеллигентность стала связываться с высокими духовными, морально-нравственными чертами человека. Только те люди интеллектуального труда, которые живут интересами Отечества, высоконравственны, совестливы, склонны к самопожертвованию, в русском языковом сознании стали ассоциироваться с интеллигентными людьми. Считается, что интеллигенция - это совесть нации, отвечающая за духовно-нравственные ориентиры общества. Вот почему исследованию концептов «интеллигент», «интеллигентность» придается большое значение в отечественной лингвистике нашего времени, считающегося судьбоносным в истории страны.

В настоящее время известность получили работы Л. П. Крысина и В. И. Карасика, посвященные изучению речевого портрета современного русского интеллигента (Л. П. Крысий) и типажа «русский интеллигент» (В. И. Карасик). В них выделены признаки концепта «интеллигент»: высокоразвитые интеллектуальность и нравственность, большая внутренняя культура, сочетающая в себе «требование жить по высшим законам справедливости (доминанта русской культуры) и мучительный сознательный выбор вариантов поведения, соответствующего этим законам» (Карасик 2005: 58). Лингвистический портрет включает постоянный контроль за использованием языковыми средствами, следование нормам

132

133

литературного произношения, в некоторой степени - старым нормам, недопущение небрежности, скороговорок, равно как нестандартных средств в речи. «К числу коммуникативных признаков интеллигента относятся хорошо развитая речь, большой словарный запас, широкая эрудиция, любовь к цитатам и аллюзиям» (Карасик 2005:43). В качестве характерной особенности речевого поведения интеллигенции Л. П. Крысин выделил умение переключаться в процессе коммуникации с одних разновидностей языка на другие в зависимости от условия общения, которые вырабатываются в процессе его социализации в культурной речевой среде. Кроме того, игра со словом и в слово - характерная черта речевого поведения представителей интеллигенции, отличающая их от носителей языка из иных социальных слоев и тем самым важная в качестве одного из штрихов в социально-речевом портрете интеллигента (Крысин 2001:104).

Типаж «интеллигент» настолько реален, жизнен, что возможно создание обобщенного внешнего облика интеллигента: немолодой мужчина в очках, в костюме, с галстуком. Он никак не ассоциируется с человеком в свитере, спортивном костюме, цветном пиджаке, с перстнем на пальце, цепочкой на шее, браслетами на руках и дорогими часами. Это - атрибуты совсем других типажей: физик-лирик, новый русский, «совок», политик и т.д. Отмечается половая стратификация типажа. Интеллигент в русском сознании ассоциируется чаще всего с мужчиной, а не с женщиной, хотя «интеллигентность» присуща и женщинам. Исследования В. И. Карасика позволили заключить, что «интеллигентность как культурная ценность постепенно выветривается в сознании современных носителей русской лингвокультуры, адаптируется к условиям жизни в обществе потребления» (Карасик 2005: 59). Какой тип людей будет занимать место русского интеллигента в галерее русских типажей — покажет время, по велению которого появляются и уходят соответствующие типажи.

На наш взгляд, концепт «русский интеллигент» в советский период трансформировался в новую разновидность -«советский интеллигент», в структуре которого выделяются

как родовые, так и видовые черты. Л. П. Крысин, следуя принципу множественности, неоднородности описываемого объекта - интеллигенции и неединственности типичного представителя этого социального слоя, различает гуманитарную и техническую интеллигенцию; старшее, среднее, молодое ее поколение; территориально маркируемые слои интеллигенции, располагающиеся по оси основного противопоставления: интеллигенция главных культурных центров (Москвы и Петербурга, с фиксацией языковых различий между москвичами и петербуржцами) уз. интеллигенция средних и малых городов России (с фиксацией речевых различий, обусловленных разным диалектным окружением) (Крысин 2001:93). Мы считаем, что национальная интеллигенция России также представляет собой особую разновидность, хотя и неоднородную по составу. Отличительным признаком ее можно назвать множественность культурной основы. Будучи носителями национальной культуры, они восприняли русскую и в некотором отношении - западноевропейскую культуру. То, как сочетаются эти компоненты в структуре личности представителей национальной интеллигенции, предстоит изучить в будущем.

Нами проведен анализ подтипажа «советский интеллигент» на материале языковых текстов, собранных в нашей республике. На наш взгляд, в дореволюционном калмыцком обществе не выделяется типаж «интеллигент» в связи с общественно-политическими и хозяйственными особенностями тогдашнего калмыцкого общества. Отметим, что в целом российская интеллигенция была социально неоднородной. В ней выделялись дворянская, буржуазная, мелкобуржуазная и пролетарская группы. В калмыцком обществе начала XX в. эти группы интеллигенции как многочисленный слой не выделяются. Как отмечает историк А.Н. Команджаев, «у калмыков существовала оформившаяся еще у предков (западно-монгольских племен) в раннее средневековье социальная структура: сословие феодалов (нойоны и зайсанги) и сословие близких к крепостным крестьян (простолюдины). Отношения между ними носили своеобразный, как и у всех кочевых народов, характер: более четко выраженная личная зависимость

Blog

Калмыцкий государственный университет Есенова Т. С. Русский язык в калмыкии: социокультурные портреты и лингвокультурные типажи элиста 2007