«особого»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 66

^¹ наш в том же совхозе давно запродал, а деньги пропил.

Так мы и вышли на поле — в семейных трусах, тельняшках да флотских ботинках вместо бутс, чему зрители несказанно обрадовались. А команда у совхоза, надо сказать, была неплохая. Они на балансе у себя всяких там профессионалов спившихся держали. Ну те, понятное дело, как нас увидели, расслабились, решили, что такую шантрапу задавят как котят. Но ошиблись, козлы, жестоко. Нас от унижения да шуточек хамских ихних болельщиков такая злоба взяла, что разнесли мы их в пух и прах, как дворовую команду пацанов-малолеток.

За этот подвиг спортивный получили мы от командования наградные, а так же увольнительную с правом поездки на материк, в город.

Как и с кем мы в городе этом развлекались — не помню, ибо осознал я себя как мыслящую личность только рано утром, часов эдак в пять, когда уже светло было. И вижу я себя, но как бы со стороны, откуда-то сверху. И понимаю, что лежу по горло в воде, на каких-то ступеньках, а вокруг косматые клубы пара теснятся. И в этом переходе от незаметного к заметанному слышу я внутри себя некий голос, рассуждающий о жизни и смерти. И разъясняет этот умный голос мне, что причин смерти бесконечно много, а средств, поддерживающих жизнь, очень мало. Потому даже с-ма возможность проснуться утром должна рассматриваться как чудо.

— Понятно тебе? — спрашивает голос меня.

— Так точно, — отвечаю я ему, — все мне понятно, я, как-никак, гвардии сержант буду, должен соображать быстро.

— Ну тогда просыпайся, просыпайся скорей, — говорит мне тот же голос, — чего валяться-то зря.

И тут я окончательно проснулся. И вижу, что лежу я действительно в воде, а рядом со мной сидит мужская фигура и внимательно на меня смотрит.

— Где это я? — спрашиваю я фигуру, которая вмиг оживилась, и взаправду оказалась мужиком. И мужик этот, обрадовавшись, что я жив и даже по-русски говорить могу, разъяснил мне, что находимся мы в открытом плавательном бассейне им. Лизы Чайкиной, куда собственно я пришел вчера, уже под закрытие, со своими товарищами и еще какими-то „мартышками“. Но когда военный патруль, вызванный доведенной до отчаяния администрацией, их всех наконец забрал, я почему-то остался, видать, по недосмотру.

— Вон и форма твоя на лавочке лежит, это я ее подобрал. Там у тебя папиросы есть, хочешь, сплаваю, принесу?

Он уплыл и вскоре вновь материализовался из тумана, держа в зубах пачку „беломора“ и зажигалку. Мы закурили.

— Ну, а ты-то что здесь делаешь?

— А ничего. К жене хахаль нагрянул, куда деваться? Вот и плаваю здесь всю ночь да тебя сторожу, чтобы дуриком не утоп — тоже дело. Сейчас бы принять в самый раз, согреться, да у меня денег ни копейки нет. А то бы я мигом принес. Тут аккурат при самом бассейне бабка одна живет, так она первачом день и ночь торгует. Классная вещь!

Нашел я в потаенке бушлата заначенные на черный день деньги и дал ему. Он взял их в зубы и скрылся в тумане — уплыл и больше уже не вернулся. Вот я и думаю теперь:

КТО ЭТО?

^ КТО ЭТО БЫЛ ТАКОЙ?!

Херувим, гуманоид, змей.

ЧЕГО ЕМУ НАДО?^¹

Ну, а что, если гуманоид? — то есть обычный мужик, и действительно козел такой, то может, и потонул он на радостях, кто ж его знает?

Я, помнится, подождал его с полчаса, да и в город пошел. Смотрю, а навстречу капитан наш бежит, и морда его аж позеленела от страха, так, видно, перетрухнул, бедняга. Как завидел меня — плюнул в сердцах и пошел назад.

И вот теперь, когда наконец очутились мы с Сашей на улице, в жизнерадостной толпе моск-вичей и гостей столицы, всосавшийся в кровь алкоголь оказал таки свое порочное действие на наше подсознание. И, повинуясь исключительно зову плоти, целеустремленно направили мы стопы свои на стезю греха, чтобы там, говоря словами Фрейда, удовлетворять свои сексуальные импульсы гетеросексуальным путем.

Сначала двинулись мы прямиком в сторону Красной площади, где можно было играть в „ручейки“ и танцевать под „гитару и баян“. Но, в конце концов, оказались около Троицких ворот Кремля, рядом с Манежем, в компании двух миловидных тетенек средней упитанности, которые „клюнули“ на Сашу, а заодно и на наш бодрый возраст и связанные с ним возможности.

Когда в игривой беседе начали мы было обсуждать дальнейшие варианты нашего совместного времяпровождения, неподалеку от нас появилась из вечернего мрака, насыщенного волшебными тенями и мутными отсветами московских фонарей, небольшая группа людей, явно кубинцев, поскольку одеты были они в знаменитую униформу «барбудос». Во главе группы размашисто шагал бородатый гигант с сигарой во рту — сам товарищ Фидель Кастро Рус. Они, по-видимому, вышли из Троицких ворот и неторопливо шествовали прямо в нашу сторону, всем своим видом являя революционную бодрость, молодцеватость и интернациональное дружелюбие.

Товарищ Кастро подошел прямо к одной из наших новых знакомых и попросил юркого переводчика, передать ей свои горячие поздравления по случаю международного праздника солидарности трудящихся. Женщина оказалась не из робкого десятка. Она не ахнула и не завизжала для приличия, а протянула товарищу Кастро руку и, поблагодарив его, попросила передать ему поздравления от себя лично и в своем лице от имени всего советского народа, что и было незамедлительно выполнено.

Физиономии кубинцев засветились радостью пролетарского интернационализма. Пока переводчик говорил, они одобрительно и, словно в такт ему, кивали головами, как китайские болванчики. Затем товарищ Кастро задал вопрос, на который в буржуазном мире гражданин отвечает обычно только в присутствии своего адвоката:

— Скажите, пожалуйста, где вы были, откуда сейчас идете и куда?

Однако женщина не смутилась — по всему чувствовалось, что ей не в первой. И не на такие вопросики отвечала!

— Я была в кино, товарищ Кастро, смотрела фильм о замечательной кубинской революции, где вы лично играли заглавную роль. Ну, а теперь вот радуюсь празднику и связанными с ним возможностями.

Товарищ Кастро то же обрадовался, столкнувшись с такой искренностью в лице обыкновенного советского человека. Он еще раз пожал женщине руку и пожелал ей большого счастья в труде и личной жизни.

Затем, видимо, он решил, что настал черед мужчин, и хотел было осчастливить своей беседой Сашу Лейбмана. Однако тертый профессионал переводчик, оценив концентрацию исходившего от Саши амбре, закрыл его своим телом, одновременно подставив пред светлые очи меня, как наиболее подходящего из возможных собеседников мужского пола.

К этому времени вокруг нас образовалась уже небольшая толпа человек эдак в сорок, состоящая по преимуществу из мужеподобных особей в сильно нетрезвом состоянии.

Товарищ Кастро явно чувствовал обстановку, отчего любезно согласился на предложенную ему замену.

— Ну как вы поживаете? — спросил он меня с добродушной улыбкой уже утолившего свой первый голод великана-людоведа и протянул руку...

— Спасибо, очень хорошо, разрешите поздравить вас с праздником Великого Октября, — выпалил я без запинки, ощущая потной ладонью своей упругие волны энергии сакральных откровений, генерируемые уверенной рукой великого человека.

— Первого мая, козел, — поправил меня чей-то суровый голос из толпы.

— Ну да, то есть Первого мая... — в некотором смятении поправился и я, вслушиваясь в певучее лопотание переводчика и начиная ощущать уже неведомое мне доселе чувство духовного смятения.

На меня смотрели проницательные, но добрые глаза Вождя, и глаза соратников его, немного строгие, однако тоже добрые, почти ласковые. Один из кубинцев мне особенно приглянулся. Он имел огромную русую бороду „лопатой“, чистые, как детство, голубые глаза и ласково добродушную улыбку сенбернара. По всему чувствовалось, что это и есть настоящий революционный романтик, хотя впоследствии Лейбман убеждал меня на примере своих многочисленных знакомых, что такой облик обыкновенно присущ инфантильным идиотам.

— Ну, а вы? Где вы были сегодня вечером? — спросил меня товарищ Кастро.

И в эту минуту, в это незабываемо-прекрасное, воистину упоительное мгновение, стоя рядом с замечательными людьми, целиком посвятившими свои жизни делу борьбы за освобождение своего народа от ненавистного ига американского империализма и местной коррумпированной олигархии, всеми фибрами молодой души ощутил я вдруг всю бездонность моего собственного прозябания в этом прекрасном и яростном мире, всю уничижительную постыдность помыслов моих и омерзительность тайных грез...

Тут же вспомнилось мне опухшее свинообразное лицо Фадея и нос Лейбмана-папаши, с вопиющей очевидностью свидетельствующий о порочных наклонностях его владельца. Мне стало так горько и обидно, что только ценой нечеловеческих усилий воли заставил я себя, как некогда славный Маресьев, проглотить всю эту дрянь, а не броситься на широкую грудь вождя, чтобы извергнуть ее там вместе с потоком всеочищающих слез чистосердечного раскаяния.

„Какая же все-таки отрава этот «Солнцедар», — испуганной кошкой метнулась в моем воспаленном мозгу банальная до очевидности мысль, — или подмешали они в него чего?“ И, сделав судорожный глоток живительного весеннего воздуха, я ответил уверенно и гордо:

— В кино я был, фильм смотрел о кубинской революции. Спасибо вам, товарищ Фидель Кастро.

Кубинцы еще радостнее закивали головами. Кастро еще раз дружески стиснул мою руку. Мереводчик сказал: „До свидания“ и еще что-то обнадеживающее... И вот уже они тронулись дальше и идут: уверенно, бодро, раскованно, неспешно, перего-вариваясь о чем-то между собой на своем певучем языке и улыбаясь.

— „Уходят!“ — как молния сверкнула в моей голове шальная мысль. И было похоже, что не только у меня одного, но и у Лейбмана, и у остальных присутствующих. Потому что, забыв обо всем на свете, интуитивно, как стая, повинуясь одному лишь звериному зову сердца — „Догнать!“, бросились мы вслед за ними.

Уже на середине затемненной Манежной площади вокруг Кастро и его группы образовалась толпа человек в двести-триста. Сбившись в плотное полукольцо, молча, но непреклонно праздношатающийся московский люд двигался вместе с кубинцами в направлении расцвеченной огнями иллюминации гостиницы „Москва“. Шедшие навстречу гуляющие, вначале с удивлением приглядывались к нам, затем останавливались, круто меняли свое направление и вливались в нашу толпу.

Иду.

А навстречу идут идиоты

идиот бородатый

идиот безбородый

идиот ноздреватый

идиот большеротый

идиот угловатый...

Blog

«особого»

Содержание