«особого»
Вид материала | Документы |
- А. Горяшко Биостанция особого назначения, 171.9kb.
- Nterface. Впрочем, если для Вас это открытие, то дальше читать особого смысла нет, 140.5kb.
- 1. Наклоняйте голову вправо, влево, вперед и назад выполняйте наклоны без особого напряжения, 183.22kb.
- Самбурская А. Птица особого полета : [об истории создания «Чайки» рассказывает, 83.47kb.
- I место и роль психодиагностики в системе научного знания, 518.62kb.
- Вопросы к экзаменационному зачету по дисциплине: «Политология», 34.64kb.
- -, 362.51kb.
- Законотворчество, 255.33kb.
- Владимира Путина "Быть сильными: гарантия национальной безопасности", 43.91kb.
- Законодательное собрание красноярского края, 90.4kb.
Или:
— Когда я лежала в больнице после операции аппендицита, — Альтман поместил меня в отдельную палату, что было так дорого — Юрий Анненков и Иван Пуни — они были без ума от меня, хотя, знаете, Пуни ведь был „голубой“ — навещали меня по два раза на дню. И они всегда съедали мой завтрак, а затем и обед — мне самой-то есть совсем не хотелось. А когда аппетит у меня появился, ходить ко мне перестали — якобы Альтман ревнует. Очень уж его это волновало!
Или:
— Вот приехал Андре Жид к нам, чтобы у советского счастья погреться, хотя его, знаете ли, больше вопросы пола интересовали, одного только пола — мужского, и полнота счастья тоже в этом свете понималась, а никак не в социальном. Однако встречали его очень ответственно и меня „попросили“ всячески их развлекать, поскольку мы как бы приятели были и он обо мне интересовался весьма. А один из их делегации, молоденький такой поэт, немного на Макса Эрнста похожий, так прямо в меня влюбился, чудак. Умолял с ними в Узбекистан поехать, они там с орошением пустынных земель должны были ознакомиться. Но я, не будь дура, отвертелась, и правильно сделала. Ведь он там умер, бедный мальчик. Нет, увы, не от любви. Заболел холерой и умер.
Или:
— Однажды поехала я с Пуни и Анненковым в Прованс, отдохнуть на несколько дней. Мы остановились по дороге в маленькой гостинице, переночевать. Хозяин гостиницы был очень галантный француз с огромными усами и мне, конечно же, лучшую комнату предоставил. Спала я плохо: всю ночь какие-то мухи кусались. На утро, когда хозяин из любезности спросил меня: „Ну как вам спалось у нас, мадам?“ — Я ему прямо так и сказала: „Неважно, мне мешали ваши мухи“. И тут смотрю, а у него лицо прямо вытянулось от удивления, и усы дыбом встали. А Пуни с Анненковым на лестнице от хохота буквально катаются. Оказалось, что я перепутала слова „муш“ — мухи с „мусташ“ — усы.
Или:
— У нас, в России, среди художников другой тон в отношениях, чем, например, в Париже. Там все больше работают и каждый сам по себе, общаются довольно редко: ни сил, ни времени нет. А у нас все больше пьют, спорят, ссорятся из-за ничего. Помню, как ни зайдешь к Саше Древину, там все застолье да дебаты. Вот так его и забрали. Мне жена его, Надежда Удальцова, рассказывала. Сидели они компанией своей обычной за столом, выпивали, беседовали... Звонок в дверь. Древин пошел открывать и не вернулся. Так больше они его никогда и не увидели. Вот это и есть настоящий сюрреализм, а не то что Элюар с Арагоном пыжились, придумывали. Древин, впрочем, другой школы держался: он уже к соцреализму примеривался, только никак не мог на эти самые „новые рельсы“ перейти. Я лично думаю, что пострадал он как раз из-за вот этих самых споров. Задиристый больно был, а при наличии таланта это дело опасное. Надо уметь чувствовать в человеке эту постоянную готовность к свинству. А он кусанул, видать, „кого-то“ в полемическом задоре своем, его вмиг и слопали. Знаете закон больших чисел Чаадаева: „Первое наше право должно быть не избегать беды, а не заслуживать ее“. Иначе лет через двадцать ваша жена будет милостливо извещена: „Скончался при невыясненных обстоятельствах“.
И тут я ей, поскольку разговор о Древине зашел в тупик отечественного мракопочитания, пересказал тоже историйку в „сюрреалистическом“ ключе, но гораздо веселее, которую от Древина-сына, Андрея Александровича, слышал:
— Подрабатывал я тогда по молодости лет помощником скульптора при одном художественном комбинате, то есть, попросту говоря, на побегушках был. Делали мы патриотический памятник один: не то с буденовцами, не то с комсомольцами — сейчас точно не помню, но возни много было, подустали. И послали меня мужики за водкой, чтобы освежиться немного. Водки-то я купил, да как ее пронести не знаю — на проходной проверка, всех шмонают... Думал, думал и додумался — что значит молодая голова была, не то что теперь! Купил я здоровенных таких огурцов соленых, бочковых, которые всегда внутри пустые, дуплистые что ли, верхушечки у них отрезал, пообжал их немного и всю водочку родную туда аккуратненько так и влил. Разместил я огурчики стоймя в корзинке, для порядку, конечно, еще колбаски и хлеба подкупил, и прошел себе за милую душу.
Дега очень порадовалась этому Древинскому „сюрреализму“ и сразу же начала перемывать косточки соседям своим по даче — тоже в плане художеств всяческих.
— А знаете, как один тут пенсионер, летчик-испытатель бывший, Герой Советского Союза, схудожничал? Казалось бы „супернормальный“ человек, из таких гвозди бы делать, а нате вам, до чего додумался! Заказал он у вашего же Древина-младшего мраморный памятник со своим собственным бюстом, звездой героя и надписью — словом, все как положено, и у себя в саду установил. Говорит: дети, мол, после моей смерти все денежки мои на ветер пустят — они и сейчас не просыхают — и останется могилка моя без памятника. А я ведь его заслужил, честным трудом, да еще каким! Ну, а теперь куда денешься. Продать, не продашь, выбросить, не выбросишь — придется поставить, уж коль есть. Что же нынешнего дня касается, то кому он на даче мешает? Пускай себе в саду на клумбе стоит. Я за ним ухаживаю, цветочки, как у людей положено, вокруг посадил, лавочку поставил. Вечерком люблю, знаете ли, посидеть около него: думается хорошо. Иногда и коньячку выпить не грех — под думы-то эти.
Граждане, располагайтесь:
Умершему нужен гроб:
Жил, да был —
а смерть вдруг — хлоп!
Эй! Гробами запасайтесь.
Может быть и вправду тут
Обретете вы уют?