Geum.ru

Книга вторая

Вид материалаКнига

Содержание


На переломе
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   22
  • Самоопыление - это вынужденный-брак, брак не по любви, - витийствовал философ Исайка Презент. И это тоже всем импонировало: браки не по любви осуждались как насилие над личностью и были социально чужды народу.

Да, все великое - просто и понятно, но не все простое и понятное велико.

Уже в 1935 году мы могли бы засеять какую-то часть полей гибридной кукурузой. Но не засеяли ни одного гектара.

Американцы в том же З5-м впервые заняли под гибриды 200 тысяч гектаров.

Вавилов знал все, что происходило в мировой биологической науке - он всегда "стоял на глобусе". Знал и о первых посевах гибридной кукурузы в Америке. Переживал и недоумевал: как можно препятствовать тому, что научно обосновано и что сулит значительную прибавку зерна?

Летом 1935 года на выездной сессии ВАСХНИЛ, состоявшейся в Одессе, Вавилов умышленно, чтобы избежать полемики с Лысенко, не стал говорить о достижениях отечественных ученых в межлинейной гибридизации, но сослался на опыт американцев: у них уже пять процентов кукурузных посевов занято гибридами, а американцы - народ практичный, зря деньги на ветер не бросают.

Думал, эти доводы лучше всего убедят ученых, или заставят задуматься.

Ах, какой же был полемист Лысенко. Послушайте его блестящий ответ:

- Мне непонятно, в чем именно в данном примере практичность американцев - в том ли, что они "хорошее дело", а именно теорию инцухта, использовали в практических посевах кукурузы только на площади в пять процентов, или же в том, что американцы девяносто пять процентов кукурузной площади засевают сортами кукурузы, выведенными... обычным массовым отбором, то есть методом, совершенно противоположным инцухт-методу.

И вызвал в зале смех, аплодисменты. Иронию его приняли и поддержали. Лысенко продолжал:

- Более того, в литературе - может быть, я не всю её знаю - я не нашел подтверждения цифры пять процентов кукурузной площади в Америке, засеваемой гибридными сортами, полученными от скрещивания инцухт-линий. - И, чтобы вызвать новый взрыв смеха, проронил не без лукавства: - А ведь при всем этом академик Вавилов безусловно прав, говоря, что "янки народ практичный"...

Названная Вавиловым цифра была верна. Позже она войдет во многие справочники. Однако Лысенко меньше всего думал о точности цифр, он не принимал самую идею "брака не по любви" - не наша идея.

Не знаю, был ли Кожухов на этой сессии. Но вскоре после неё он почему-то снова оказался в Каменной степи. По какой причине он туда. вернулся и надолго ли?

"Дорогой Иван Васильевич, - пишет ему в Каменную степь Вавилов. - Кукурузные дела Ваши продолжайте всемерно, у Вас уже большая работа, подходит к концу, её нужно оформлять во что бы то ни стало и нужно не медлить по свежей памяти. Вижу, что ругал Вас очень мало, надо бы значительно больше, тогда бы все было, в смысле работы, лучше, была бы хоть часть оформлена..."

Почему "до памяти"? Почему такое сожаление, что не была оформлена хотя бы часть работы? Неужели отобрали у Кожухова весь исходный материал и выдворили с Харьковской опытной станции?

"Я, вероятно, буду на Таловой и напишу еще т.Козлову, чтобы он помог Вам устроиться, - продолжал Вавилов. - Во всяком случае, работайте вовсю, это самое главное и самое существенное".

Выходит, Кожухов только что приехал в Каменную степь. Какая же беда могла, сорвать селекционера с места среди лета? Судя по всему, сорвался он неожиданно, в Каменную степь прибыл без предварительной договоренности, поэтому Вавилов приложил к письму свой отзыв о Кожухове - для передачи Козлову (вы помните, что к тому времени Степная станция ужо была в руках Козлова, Водкова и Байко).

Некоторые старожилы утверждают, что Иван Васильевич Кожухов проработал в Каменной степи почти до самой войны, был старшим на участке орошенцев, где и жил по-соседству с "докучаевской избушкой". Именно в те годы он и стал любимым учителем для многих учащихся техникума, добрым дядей Ваней для всех каменностепских мальчишек.

И вот последнее из обнаруженных писем Вавилова Кожухову. На нем дата: 28 июля 1939 года. Оно короткое, как коротким бывает крик отчаяния.

"Дорогой Иван Васильевич.

События в Америке чрезвычайные: по кукурузе площадь дошла до 10 000 000 гектаров; урожай прошлого года дал более 150 000 000 центнеров прибавки.

Посылаю Вам экземпляр полученного мной письма. Изучайте его наизусть. Вся литература в нем приведена. Теперь Вы должны следить за каждым движением и все перечитать.

Когда получу литературу - перешлю её Вам. Делайте оргвыводы. Наркому пишу особо в связи с еще рядом событий в Канаде.

Привет.

Ваш Н.Вавилов".

- Трудно представить, с каким чувством выводил эти миллионы Николай Иванович, с каким читал их Кожухов. У нас все еще не высевалось ни одного гектара гибридной кукурузы, не получали ни единого центнера прибавки. А могли бы! Ведь гибриды мы создали почти одновременно с американцами.

Но что же это было за письмо, которое Вавилов советовал изучить наизусть? Историки отвечают: "Упомянутое письмо в деле отсутствует".

Однако не о нем ли говорил Вавилов в октябре того же года, выступая на последнем в его жизни совещании по генетике и селекции?

- Учитывая исключительный интерес новых американских ра-лот по кукурузе, - говорил он на этом совещании, - я запросил крупнейших работников США о методах и взглядах на селекцию кукурузы и получил недавно интересное письмо с обычной для американцев деловитостью, с указанием всей литературы по вопросу применения инцухта в растениеводстве.

И зачитал отрывок из этого письма:

"Мы знаем о вашей дискуссии, но наша практика в области селекции кукурузы, в которой мы топтались на место, по существу, целое столетие, используя наследство, полученное от индейцев, начала идти вперед необычайными темпами только в последние годы. Прибавка к урожаю от применения гибридов инцухтированных линий в среднем для США определяется в 20%, т.е. дает огромную цифру, примерно соответствующую среднему действию минеральных удобрений".

Это письмо, судя по неоднократным упоминаниям о нем в переписке Вавилова, и в его статьях того времени, прислал министр земледелия США Генри Эгард Уоллес, селекционер-семеновод по специальности, будущий (в годы войны) вице-президент Соединенных Штатов Америки. Именно это письмо, от которого веяло дружеской поддержкой, Николай Иванович и переслал Кожухову "изучать наизусть". Его же он зачитал и на совещании. А зачитав, сказал:

- Кончается это письмо заявлением о том, что на основании большого производственного опыта американцы считают, что более радикального способа улучшения кукурузы до сих пор не было, и рекомендуют его нам...

Да, американцы протягивали Вавилову и его соратникам руку помощи: ну должны же русские в своей более чем странной дискуссии считаться с практическими результатами. И Вавилов как раз и допытался опереться на эти результаты.

- Укажу два самых крупных факта, - продолжал он. - В США в последние годы на основе генетических исследований, проведенных теоретиками, не практиками, не селекционерами, разработана теория инцухта на примере кукурузы, которая в настоящее время широко используется практически...

Вавилов назвал цифры, те самые миллионы, которые мы уже знаем из его письма. Кожухову. И прокомментировал их:

- Это очень почтенные величины. Мы имеем в нашей стране под кукурузой около двух миллионов гектаров.

Голос с места. Только не под гибридами.

Уточнение существенное. Под гибридами по-прежнему не было у нас ни одного гектара.

Лысенко. А два ли миллиона?..

Не хочется мне прерывать этого спора, но вынужден это сделать, чтобы сказать: Лысенко был не только хорошим полемистом, но и мастерски владел приемами "увода" противника от существа спора, умел переключать спор на перепалку по пустякам.

Вавилов. Два миллиона триста-четыреста тысяч.

Лысенко. Что-то я сомневаюсь.

Вавилов. Я растениевод по профессии и цифры знаю.

Лысенко. И я растениевод.

Вавилов. Я растениевод и географ.

Лысенко. Я но географ.

Вавилов. Цифры я хорошо знаю. Думаю, что даже с вами могу в этом отношении поспорить. Если вы пожелаете, смогу сегодня же дать вам точнейшие цифры по прошлому году. Они колеблются за последние годы в нашей стране от двух миллионов до двух миллионов четырехсот тысяч гектаров...

Все, Лысенко мог весело переглядываться с Презентом: противник пошел за ним по ложному следу, главная тема осталась в стороне, основные доводы всеми забыты - их заглушила перебранка по пустяку. На его обычно угрюмом, аскетичном лице играла улыбка. Экая важность, сколько гектаров занято у нас под кукурузой - эту цифру, с точностью до единицы, Лысенко мог узнать в любую минуту, не выходя с совещания. Да, думается мне, он знал ее.

Это было последнее совещание, на котором Вавилов попытался дать открытый бой Лысенко. Хватит уступать, умалчивать.

"Надо от пассивности перейти к активности. Другого выхода нет, - убеждал себя и соратников своих Вавилов. - Брани в настоящих условиях можно лишь противопоставить убедительнейшие факты, которых уже много".

Он верил в разум человеческий и надеялся убедить противную сторону.

"Нужно, чтобы Фома неверующий (которых сейчас развелось много) уверовал в генетические чудеса", - писал Вавилов своим единомышленникам. ' С таким настроем и шел он на это совещание, дав клятву:

"Пойдем на костер, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся".

Совещание проходило в Москве с 7 по 14 октября 1939 года. Вавилов сказал на нем все, что думал. Сказал, что "под названием передовой науки нам предлагают вернуться, по существу, к воззрениям, которые пережиты наукой, изжиты, то есть воззрениям первой половины или середины девятнадцатого века".

И бой разгорелся. Сторонники Вавилова обнажали всю абсурдность лысенковских теорий и умопостроений. Лысенковцы объявили генетику лженаукой.

А в зале гремело:

- С Лысенко весь советский народ, тысячи специалистов и колхозников, которые под его руководством творят замечательные дела...

- Именно нет группы Лысенко, а есть оторвавшаяся от практической жизни небольшая отживающая группа генетиков, которая совершенно себя дискредитировала в практике сельского хозяйства..

По-разному оценивают итоги этого совещания. Считают, что была ничья, что урон понесла и та и другая сторона, но обе устояли на своих позициях. Вроде бы так, генетику пока еще не объявили лженаукой, как того требовал Лысенко, генетики высказали лысенковцам все, что о них думали, выговорили все до точки - ни до этого совещания, ни после подобной критики лысенковцы не слышали. Однако все это говорилось хоть и в глаза, но в "узком кругу". Широкое общественное мнение было вовсе не на стороне "отживающей группы генетиков" буржуазного происхождения. Отголоски этого мнения отчетливо слышались в последовавших редакционных комментариях: Вавилова обвиняли в "пиэтете перед зарубежной наукой и нескрываемом высокомерии по адресу отечественных новаторов науки". Лысенко аттестовался как "ученый-новатор, произведший значительные сдвиги в сельскохозяйственной науке и практики". Ну и, конечно, газеты и журналы охотно сообщали о том, что страстная речь его неоднократно прерывалась аплодисментами. Словом, с ним весь советский народ.

Вавилов и его соратники выжили, но не добились никакого сдвига ни в признании теоретических своих разработок, ни в применении практических достижений: есть готовые гибриды кукурузы, видны результаты - бери, высевай, и получишь солидную прибавку зерна, которого катастрофически не хватало. Нот, не взяли, не воспользовались. Не помогли никакие доводы, не сработало и письмо, которое Н.И.Вавилов, И.В.Кожухов и М.И.Хаджинов направили в ЦК, а копию отослали наркому земледелия И.А.Бенедиктову. Утверждают, что письмо это готовили Кожухов и Хаджинов. В нем они доказывали: запрет на возделывание в СССР гибридной кукурузы, выведенной на основе инцухт-линий, это огромная ошибка Лысенко. И не понимали, "кому и для чего нужно такого рода одурачивание"...

Не знаю, какие слова писал Вавилов Кожухову, когда стало ясно, что исключительной важности дело окончательно отвергнуто. Наверно, настаивал на продолжении работ - истина все равно восторжествует, и надо, чтобы при её торжестве было что предъявить народу. Веруя в это торжество, именно в эти дни так и говорил своим отчаивающимся коллегам: "Нет, нет, все будет хорошо. Вы увидите, как мы заработаем и сколько сделаем. Лишь бы было желание"...

Кожухов работал и жил в отдалении от поселка, от селекционной станции. На полянке, окруженной посадками, стояло три или четыре избушки-мазанки, поставленных в конце прошлого века. Рядом пруд, притененный деревьями. Недалеко от мазанок орошаемый участок, запроектированный и устроенный еще докучаевской экспедицией. На нем и работали овощеводы и огородники. Где-то, в стороне от глаз, в дальнем уголке поля, был и его опытный участок, который он так называл только про себя. А для всех это была, как в любом крестьянском огороде, маленькая кукурузная плантация для собственного прокорма. Ни в каких отчетах она не значилась. Да и не многие догадывались, что тут растет гибридная кукуруза, что тут заключается "брак не по любви". Может, это была единственная плантация гибридной кукурузы в нашей стране - размером в несколько квадратных метров.

Вряд ли когда предполагал Кожухов, что будет вот так пусто на земле. Хотя кругом люди, и все шумят. Но нет тех, под крылом которых рос, перед кем отчитывался, кто направлял мысли его и вдохновлял: "Забудьте жену, и детей, и все на свете, напишите немедленно статью по кукурузе..."

Нет академика Вавилова, профессора Говорова нет, академика Мальцева куда-то сослали. Будто безродным остался он, Кожухов...

Не знаю, где он был в войну и когда снова покинул Каменную степь. Известно только, что в 1946 году Иван Васильевич Кожухов издал в Краснодаре первую свою книгу "Новое в культуре кукурузы на Кубани". Я держал в руках, читал эту небольшую по объему, на серой бумаге изданную книжечку. Одну из первых, если не самую первую книгу о гибридной кукурузе!

Выполнил заказ Вавилова. Написал, привел в ней все цифры по Америке - там в конце войны больше половины кукурузного поля засевалось гибридами. А у нас впервые высеяли их только в 1946 году. Решились на это кубанцы. Видимо, решились не без отчаянных усилий Кожухова - он в это время заведовал отделом кукурузы на Кубанской опытной станции.

А лысенковцы по-прежнему отвергали "брак не по любви" и собирали силы для последнего боя с генетиками. Бой этот грянул в августе 1948 года. Однако в недрах, в самой практике уже готовились и веские опровержения. Официальная теория выступала резко против, а хозяйственники все шире и шире сеяли гибридную кукурузу - детище генетиков, их гордость, одно из "генетических чудес".

Нет, не дожил Иван Васильевич Кожухов до официального признания дела, которому он посвятил себя как ученый. Он умер на 5З-м году жизни, через семь лет после войны. Похоронили его в Отраде Кубанской, где он работал последние годы на опытной станции.

Уже после его смерти будет принято официальное постановление о переходе на посевы кукурузы гибридными семенами. И вот только тогда гибриды Кожухова (ВИР-42 и ВИР-25) займут около 10 миллионов гектаров.

Пройдут годы, и продолжателям его дела академику ВАСХНИЛ Хаджинову Михаилу Ивановичу присвоят звание Героя Социалистического труда, а заместителю директора Кубанской опытной станции Галееву Гайфутдину Салахутдиновичу будет присуждена Государственная премия СССР за разработку методов селекции и создание раннеспелых гибридов кукурузы.

Жаль, однако, что забыто имя первого гибридизатора. Так забыто, что пришлось восстанавливать его судьбу по крохам. Знаю, восстановить полностью мне не удалось. Надеюсь когда-нибудь дополнить, как и судьбы других людей. Ведь есть же, ходят по земле соратники и ученики, близко знавшие их. Прочитают - откликнутся, расскажут.


^ НА ПЕРЕЛОМЕ


1


Так трагически кончился еще один период деятельности человека в Каменной степи. Мне жаль расставаться с этим прошлым, с людьми, увлеченными делом, движимыми мыслью о благе. Может, поэтому и захотелось мне досказать о некоторых из них. Чтобы побыть с ними еще хоть чуть-чуть, в том времени. Ну, конечно, поэтому. Я же знаю, что шагну вперед - и сразу же окажусь в кругу чужих мне людей, не будет рядом ни одного знакомого лица.

Если бы я писал вымысел, то, следуя законам жанра, тут бы и точку надо было ставить. Все, герои повествования сделали свое дело и сошли со сцены. Пусть сошли и но по своей воле, не по завершении этого дела, но их нет. На их место пришли другие.

Однако я пишу не вымысел, я веду документальное повествование. Повествование о деятельности человека в Каменной степи.

Менялись взгляды, люди и даже эпохи, а наследие Докучаева, на котором и вершилась человеческая деятельность, не только не убывало, не истощалось, но нарастало, хотя часто оставалось без внимания и присмотра, в небрежении. Казалось, могучий дух Докучаева витал над степью, над лесными полосами и прудами и берег это творение для будущих времени - должны же когда-нибудь люди осознать истинную цену созданного в степи, поумнеть и продолжить начатое? Должны. Не бывало еще такого, чтобы творение не обретало у потомков истинную свою цену...

Если бы я писал вымысел, то, следуя законам жанра, образ

Водкова должен был довести до мрачного конца: сотворивший зло, неминуемо сам гибнет, но сотворив добра. Но жизнь, вопреки жанру и нашему желанию, так перемешивает в человеке хорошее и дурное, что он порой и сам не ведает, что творит - ему кажется, он добро делает. Был уверен в этом и Водков.

Нет, я не побуждаю читателя к прощению. Да и сам не питаю добрых чувств к этому человеку, хотя знаю: многие каменностепцы не разделяют этих чувств.

Да, опираясь на факты, должен сказать: в жестокой борьбе своей Водков проследовал и благородную цель. Ему, после долгих хождений по инстанциям, удалось объединить разрозненные силы научных учреждений в Каменной степи ради решения главных задач.

Чего же добивался старший научный сотрудник Водков? Восстановить и продолжить все работы, начатые Докучаевым. Возобновить лесоразведение, чтобы создать крупный оазис в степи. Продолжить строительство прудов и водоемов, чтобы на большой территории задержать талые и дождевые воды и использовать их для полива.

В комплексе этими проблемами не занималось ни одно научное учреждение со времен Экспедиции: каждое решало важные, но свои проблемы. Докучаевское наследие чаще было фоном, а не объектом изучения.

И еще. Докучаеву не довелось решить агротехнические вопросы - Лесной департамент так и но дал денег на сельскохозяйственные опыты. Сейчас есть возможность испытать здесь травопольную систему земледелия и тем самым создать так называемый комплекс Докучаева-Вильямса. Не будут забыты и вопросы селекции, на основе, конечно, лысенковских теорий - травополье создаст хорошие условия для выращивания элитных семян и "воспитания" новых сортов.

Добиваясь объединения научных учреждений, Водков объявил Каменную степь Магнитостроем в сельском хозяйстве, для научного руководства которым потребовал прикрепить академика Вильямса.

Судя по воспоминаниям, в областных органах удивились:

- Да стар же он, ему уже за семьдесят, и часто болеет. Не сможет главный агроном Советского Союза приезжать к вам.

- Мы сами будем ездить к нему, - ответил Водков, намекнув таинственной улыбкой, что такая договоренность с академиком уже есть.

Он не лгал, договоренность у них действительно была. И трудно сказать, кто выступил тут инициатором, Водков или сам Вильямс.

Вспомним: в 1931 году решением конференции по засухе два десятка совхозов и МТС были переведены на травопольную систему земледелия, а для руководства "травопольным наступлением" создан специальный научный штаб - Почвенно-агрономическая станция. Штаб, возглавляемый Вильямсом, действовал. Однако "наступление" явно срывалось. И хотя "инициатива масс опрокидывала, сопротивление врагов народа", но лишь на словах. В действительности же дела в совхозах, переведенных на. травопольную систему земледелия, явно не клеились. Не клеились, конечно, по вине "врагов колхозного строя", которых выявляли выезжавшие на моста ученики Вильямса.

Но аресты агрономов и директоров совхозов, назначение новых руководителей ничего не меняло - неудачи продолжали проследовать тра-вопольщиков.

В рапорте ХУII съезду партии, проходившему в январе 1934 года, Вильямс писал:

"Эту свою теорию я повседневно и широко распространяю и в своих докладах, и в лекциях, и в печати, поскольку мне приходилось вести борьбу с оппортунистами и вредителями в этой области".

Сталин никак не прореагировал на этот рапорт - теория Вильямса не нашла поддержки в материалах съезда победителей, хотя на нем и шел разговор о необходимости введения правильных севооборотов. При этом говорилось о расширении чистых паров. А их в своей теории Вильямс отвергал как "чуму социалистического земледелия". Поэтому всем было понятно: под "правильными севооборотами" подразумевались вовсе не травопольные.

И тогда Вильямс обратил внимание на Каменную степь. Нет, это не моя догадка. Подтверждение этому я нашел у биографов Вильямса - почвоведов И. и Л.Крупенниковых. Они засвидетельствовали: Вильямсу нужен был крупный научный центр, который в кратчайший срок мог бы испытать травопольную систему земледелия. А так как важнейшим её элементом были лесонасаждения,

то как раз Каменная степь и могла стать таким центром. Тут накоплен ценнейший опыт, опираясь на который, развивая который, можно быстро добиться успеха. Тут есть лесные полосы, защищающие поля от суховеев, есть пруды и водоемы, регулирующие сток талых и дождевых вод. Нет лишь травопольного севооборота и соответствующей агротехники.

Весной того же 1934 года, как мы уже знаем, в Каменную степь приехал на работу Водков. По утверждению Крупенниковых, он был учеником Вильямса, и это наверняка так, а очеркист, на которого я ссылался раньше, назвал его учеником Лысенко конечно же неправильно - у Лысенко в это время еще не было учеников. Здесь, в Каменной степи, продолжают рассказ Крупенниковы, уже работал Козлов, тоже ученик Вильямса. Встретились фанатики травопольной системы земледелия. Вскоре к ним подключился Байко, которого тоже прислал Вильямс. "Эта встреча, - засвидетельствовали биографы, - повела к важным переменам в жизни Каменно-Степной опытной станции".

Да, ученики старались. Они знали: Вильямс поддержит их в трудную минуту. И Вильямс поддерживал, защищал, ободрял своих учеников:

- У вас, пожалуй, раньше, чем где-либо, наступит торжество травопольной системы земледелия, - говорил он им.

После объединения научных учреждений и перехода всей власти к фанатикам травополья, академик Вильямс становится официальным научным руководителем всех работ в Каменной степи. С ним советовались, к нему ездили согласовывать планы.

И тут согласие между учителем и его верными учениками было нарушено. В плане работ они запроектировали множество опытов на небольших делянках. При этом, для сравнения, оставили и участки с паровой системой. Этот план Волков повез в Москву - показать Вильямсу.

Академик прочитал и сердито сказал:

- Вам нужны научно-производственные севообороты с полями по двадцать пять гектаров, а не мелкие делянки. И план перечеркнул.

- Что ж это за наука, без опытных делянок, - совхоз и совхоз, - растерянно проговорил Водков.

- Вот вам два семипольных севооборота - один в открытой степи, другой между лесополосами. Сравнивать будете их между собой, а не с паровой системой. - И паровую тоже вычеркнул из плана.

Тут уж и Водков не согласился со своим заступником и наставником.

- Почему бы и не сравнить? - спросил он.