Книга вторая

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   22

Арестовали Тумина в декабре 1930 года. Ничего серьезного предъявить ему не смогли, но все же для профилактики выслали в Вятку. Полагали, должно быть, что обошлись с ним мягко: в Вятке ему даже предоставили кафедру почвоведения в сельскохозяйственном институте.

Однако для него, лучшего знатока черноземов, это отлучение от родимой почвы было полным крахом: его лишили имени ученого почвоведа, всех его трудов и заслуг. И тем самым ограбили науку и отечество.

Я смотрю на его фотопортрет, чудом сохранившийся, недавно разысканный в архивах Воронежского сельскохозяйственного института. Когда-то, в двадцатые годы, Тумин наезжал из Каменной степи читать лекции в этом институте. С той поры и осталась эта фотография, теперь она есть и в Каменной степи...

Тумин Григорий Михайлович... Бритоголовый, лобастый, широкоплечий, свисающие вниз усы. Все черты лица крупные, даже грубоватые. Этакий Тарас Бульба, занявшийся наукой, и в ней многого достигший - он был одним из лучших знатоков черноземов.

Да, безвинного человека лишили имени, а отечество и науку ограбили. И это ограбление обнаружилось на следующее же лето, когда грянула засуха и когда кому-то наверху потребовались данные о влиянии лесных полос в Каменной степи - о них вспоминали и будут вспоминать всякий раз, когда разразится недород.

Такие данные могли быть и должны были быть у сотрудников "Докучаевки". Ведь потому Наркомзем и не отдал её ботаникам, что считалась она "станцией особого назначения" - на ней и только на ней изучались условия получения устойчивых урожаев в степях.

Однако на станции никого из сотрудников не оказалось: после ареста руководителя они, как временно наемные, подались кто куда.

Собеневский, которому было поручено срочно разыскать эти данные, перевернул все бумаги в опустевших кабинетах - нет, ничего не нашел. Неужели при аресте Тумина были изъяты и научные отчеты? Ведь были же такие данные, Тумин даже публиковал их. Последний его труд о влиянии лесных полос был выпущен отдельной брошюрой как раз накануне ареста.

Собеневский кинулся в Воронеж искать разбежавшихся сотрудников "Докучаевки". Одного из них, бывшего заведующего отделом растениеводства, разыскал в сельскохозяйственном институте. У него и взял все данные по урожайности в Каменной степи с 1892 по 1930 годы.

"Такая постановка вопроса, - вспоминал Собеневский, - привела Каменно-степную сельскохозяйственную опытную станцию к краху".

Кто-то, разгневавшись, повелел немедля расформировать "Докучаевку" и передать её Степной станции. Так, под знаком беды, родилось в Каменной степи единое опытное учреждение. Собеневский в нем возглавил лесной отдел, стал хозяином над всеми лесными полосами. Он начинал их сажать,теперь ему выпало провести и первую полную инвентаризацию.

Это огромная работа - обследовать 82 лесные полосы, определить величину древесной массы (более 22 тысяч кубометров наросло в них за эти годы), выявить всё, что прижилось, что выпало, погибло. Оказалось, из 130 видов высаженных древесных и кустарниковых пород - все они были в Каменной степи экзотами -прижилось 105 видов.

Обследование и инвентаризация показали: "критический" возраст жизни миновал, но никаких признаков умирания или старения деревьев нет. Так что массовое усыхание лесных насаждений в степи, так встревожившее лесоводов в начале века, объясняется вовсе не сухостью степи, а неудачным типом посадок, применением неустойчивых в степных насаждениях древесных пород - ильмовых, ясеня, белой акации.

В это время Собеневский получает заказ на разработку ряда научных тем. Заказ пришел из Всесоюзного научно-исследовательского института лесного хозяйства и агролесомелиорации, недавно созданного в Харькове по инициативе Георгия Николаевича Высоцкого.


3


Читатель, конечно же, помнит этого славного лесовода докучаевской школы. Мы расстались с ним, когда он осенью 1923 года уехал из Симферополя в Белоруссию. Жизнь в Минске, по собственным его воспоминаниям, сразу изменилась к лучшему. Кафедра лесоводства, которую он занял, имела пусть и небольшую, но собственную аудиторию. И Высоцкий принялся обставлять её: по стенам были развешаны растительные "композиции" различных лесных типов, под ними - почвенные монолиты. Чертежи и карты умудрились разместить на потолке. Только площадь пола, как шутил Высоцкий, оставалась не использованной для научных демонстраций - её занимали студенты.

Ему нравилось работать в этой аудитории. Но, к его большому сожалению, в 1926 году Минский институт был переведен под Могилев в Горки, где открывалась Белорусская сельскохозяйственная академия. Однако ехать туда Высоцкий не решился из-за начавшихся недугов - хроническая болезнь печени уже несколько раз укладывала его в больницу.

Осенью того же года он вернулся на Украину, в пределах которой проработал большую часть своей жизни и считал её родной. Ему предложили кафедру лесоводства и лесоведения в Харьковском институте сельского и лесного хозяйства - в бывшем Новоалександрийском, который реорганизовывал и ставил на ноги Василий Васильевич Докучаев. В Харьков институт был эвакуирован из-под Варшавы в первую империалистическую войну, да так тут и остался. И всё же, пусть и совсем в ином месте, он оставался докучаевским, с бережно оберегаемыми традициями, с высокими требованиями к студентам и их наставникам. Высоцкий, прошедший докучаевскую школу в "Особой экспедиции", пришелся ко двору.

В 1930 году лесной факультет перевели в Киев. Ехать вслед за ним Высоцкий отказался. Он остался в Харькове.

"Почему я предпочел остаться в Харькове даже ценою потери широкой учебной кафедры?" - над этим вопросом, который, видимо, ему задавали многие сослуживцы, Высоцкий задумывался и при написании автобиографии. Ответил на него так: "Потому что я вообще больше следопыт, чем лектор, более исследователь, чем пропагандист. Потому что в то время открывались весьма заманчивые перспективы устройства, научно-исследовательского института за городом на Павловом поле рядом с природным лесом. Здесь имелось в виду создание особой научной части города. Говорили, что за нашим институтом сюда будут перенесены из города и другие научно-исследовательские институты, имеющие дело с природой: сельскохозяйственный, ботанический. Будет проведен трамвай, устроены громадный пруд, парки и т.п. Сразу начали крупные строительные работы для нашего института, намечено и освоено место для питомника и пр. Разъезжать мне становилось трудно, и тут я мог лично вести работы в лесу, в питомнике, в саду, на поле, оставаясь у себя дома. Наконец, а это для меня лично очень важно, я не разлучался с семьей моей единственной дочери, которая работала в нашем институте...Отделяться старику от своей семьи тяжело".

В 1931 году институт, созданный Высоцким, преобразовали из Украинского во Всесоюзный. Возвысили не за заслуги - их пока что не было. Но не было в стране и другого подобного института по лесокультурному и агролесомелиоративному делу. К тому же лишь на Украине даже в самые лихие годы не забывали сажать лесные полосы, с хозяйской настойчивостью Ломиковского продолжали работы по защите полей от суховеев и пыльных бурь. Вот тому подтверждение: с 1918 по 1929 год в Центральных черноземных областях России не было посажено ни одной полосы, а на Украине в этот же период прибавилось около четырех тысяч гектаров лесных полос.

Не затухала здесь и пропаганда. В феврале 1929 года в Харькове, при активном участии Высоцкого, состоялся съезд украинских деятелей по полосному лесоразведению, который подвел итоги сделанному и наметил план на будущее: в течение 20 лет создать еще 600 тысяч гектаров защитных полос.

В тот год после суровой и почти бесснежной зимы (в степных районах снега, не было до марта) на юге России и на Украине почти полностью вымерзли даже самые зимостойкие сорта озимых хлебов. Такой катастрофы с озимыми не случалось давно - юг страны почти полностью потерял озимые хлеба, сеять на следующий год было нечем.

В отчете из Каменной степи Собеневский докладывал Вавилову: в открытой степи озимые вымерзли, но среди лесных полос сохранились почти полностью, урожай в 2-3 раза выше, чем на открытых пространствах. И делал вывод: "Таким образом, лесные полосы СПОСОБСТВУЮТ не только сохранению урожаев в годы засухи и суховеев, но также и в годы суровых малоснежных зим, а следовательно, несомненно способствуют БОЛЬШЕЙ СТАБИЛЬНОСТИ урожая".

Такие беды, такие "тощие годы" учат многому. И не только агрономов. Именно в этот период выходит ряд правительственных декретов и постановлений о лесомелиоративных работах и упорядочении лесного хозяйства.

Кажется, постановления эти должны были обнадеживать. Однако вот известный наш ученый лесовод М.Е. Ткаченко сомневался, что "тощие годы" научат нас чему-нибудь. Проследив возникновение и распространение лесохозяйственных идей в России, он подытожил прожитый путь почти пророческой фразой: "На основании пережитого прошлого можно предвидеть, что влияние лесных посадок на. урожаи сельскохозяйственных растений будет предметом обсуждения агрономов в конце 50-х годов нашего столетия, хотя, несомненно, приемы земледелия к тому времени будут значительно изменены и усовершенствованы".

Через два года после высказанного "пророчества" вышло новое постановление, которым предусматривалось создать за пятилетие только "в пределах совхозного и колхозного секторов" 350 тысяч гектаров защитных полосных насаждений. Всего же намечалось посадить по оврагам и балкам, на горных склонах и на неудобных землях З миллиона гектаров леса.

Полезащитное лесоразведение впервые приобретало такой широкий размах и это давало повод сказать: действительность опередила мечту. Так и говорили... Однако...

4

В конце октября 1931 года Наркомзем созвал в Москвуна Всесоюзную конференцию по борьбе с засухой многих именитых представителей науки, агрономов-опытников, хозяйственников с мест.

Знаменательная конференция.

Нет, о последствиях недорода на ней говорить не будут. Это сейчас мы знаем (напомню еще раз), что в 1931 году страна наша собрала на 876 миллионов пудов зерна меньше, чем в предыдущую страду. Огромный недобор. Да к нему надо прибавить без малого 314 миллионов пудов, отнятых у своего народа, вывезенных за границу и проданных на внешнем рынке себе в убыток, лишь бы валюты заполучить. Словно для того и создавали колхозы, чтобы легче было выгребать, легче и подчистую, даже семена.

Участники конференции тоже кое-что знали, о многом догадывались, но темы этой не касались: о засухе говорить можно, о недороде помалкивали, словно все были согласны "с мерами и предначертаниями" вождя. Догадывались, какими бедами для замордованного крестьянства обернутся эти меры и предначертания, которые не допустят ни благотворительной помощи голодающим, ни иных публичных хлопот. Молчи, даже наедине с собой не произноси этого страшного слова "голод", закрой глаза, если увидишь умирающего от голода, постарайся не думать об этом, не помнить этого, иначе тебе же хуже.

И не диво ли? Умерло от голода три или даже четыре миллиона человек, а мы впервые услышим об этой трагедии лишь через пятьдесят с лишним лот. Три или даже четыре миллиона человек умирало не в недоступной, отрезанной от мира пустыне, а на миру, в центре России, на Украине, в Сибири, на Южном Урале - и словно никто не видел...

Однако я опять забежал вперед - смерть зашагает по селениям зимой 1932 года. Правда, она уже точила косу, готовила муки, а пока наблюдала, как выгребают из колхозных амбаров и сусеков даже семенное зерно.

- ' 167 б -

Так о чем же тогда говорили на конференции и чем она знаменательна?

Именно на ней академик Вильяме выступил с обоснованием травопольной системы земледелия, а агроном Лысенко, еще не имевший ученой степени, - с яровизацией не только озимых хлебов, о чем он заговорил в 1929 году, но и яровых с целью сокращения сроков их созревания.

С трибуны этой конференции впервые прозвучала идея поворота сибирских рек и "захвата" Волги.

Передо мной стенограмма совещания. Жаль, что к ней не обращались ни сторонники, ни противники переброски рек в той полемике, которая разразилась в середине 80-х годов и продолжается в наши дни. Прочитаем же её.

Выступает автор каптажа-захвата Волги инженер В. Н. Авдеев. Даже затрудняюсь, что из его доклада выбрать, так всё впечатляет... Ну вот, например:

"Ни кубометра живой воды, ни градуса, её тепла, ни тонны гумуса и ни метра высоты, в данном случае Волги, не должны пропадать в низинах соляной пучины Каспийского моря. А все - в оживление окружных пространств во всех сферах и видах их жизненных требований: на обводнение и орошение земель, на их мелиорацию - удобрение, на пути сообщения круглый год: по воде - летом и зимой - по льду, на гидроэлектроэнергию, на электрификацию, на обзаведение новых хозяйств, огромных "хлебных фабрик" на полях, там же - животноводства, в аквариумах, - колоссальных рыбных производств и т.д. Поднятие жизнедеятельности "засушливых" и вовсе сухих, а значит и нежилых огромных пространств Поволжья и юго-востока - на войну против засухи"...

Докладчик в явном ударе, в экстазе. Забыв, должно быть, что перед ним серьезные ученые, он в упоении продолжал витийствовать:

"У нас уже в порядке вещей - каждодневно на много миллионов центнеров "недоборы" в урожаях пустомолотых колосьев обычно от "запала", захвата их засухой, в суховеях или в заморозках от холода. "Недородные" годы от засухи с 1915 года беспрерывны. А катастрофические разряды засухи, как это было в 90-х, 20-х годах, в их повторных проявлениях в текущее 30-летие грозят непоправимыми последствиями..."

До смерти запугав слушателей засухами, массовыми голодами, хмарами, мглой и суховеями, от пустынь достигающими Киева, Казани и Рязани, Кустаная и Алтая, по пути "обмолачивающими пажити" и застилающими эти города и их земли "непроницаемой для глаза завесой пыльных бурь", оратор приступил к каптажу (захвату) Волги - возведению у Камышина могучей плотины, которая поднимет уровень реки на 23 метра. И вот уже "с этого горизонта Волга самотеком сливается в необозримые пространства заволжских степей и пустынь". Не по каналам (они не нужны!), а по "естественным логовам" переливающаяся через края река тремя неоглядными потоками, "шириной в 30 километров", устремится аж до Уральска и Лбищенска, а далее, разливаясь по низинам и соединяясь с местными истоками, доплеснется до Эмбы и до ней "впадет в Арал, обводнив по пути 40 миллионов гектаров?

Что будет с городами и селениями? А ничего. Правобережные, такие как Камышин и Саратов, "только несколько подбираются в своих низинах". Ну а левобережные, "теперь и без того крайне низко расположенные по долинам", и по этой причине "значительно заливаются, а то и вовсе покрываются водой" -их можно будет переселить на новые места, "на новые побережья Волги".

И что за красота откроется во всех без исключения городах, больших и малых селениях!

"Все станут вплотную к воде и у воды, в необычайно совершенных условиях к обзаведению в них высокосовершенных портов глубокого стана морского плавания по внутреннему проточному реке-морю..."

В Каспий оратор соглашался пропускать лишь седьмую часть волжской воды - этого вполне хватит "на непрерывное с ним, а значит и с Баку водное сообщение". 300 кубических километров воды, "вместо теперешней их пропажи в соляной морской пучине", пойдут в степи, "на потушение там земного пожара", и на мелиорацию... донных пространств отступившего Каспия.

Да, Каспийское море после отвода от него Волги понизит уровень своих "соленых пучин" на 24 метра и освободит 220 тысяч квадратных километров донных пространств до Мангышлака и Махачкалы, в устьях Куры, в Кара-Бугазе и у персидских берегов. Но главное не в этих обсохнувших территориях. Освободятся "нефтяные земли" у Баку, и тоже на многие тысячи квадратных километров. Бери, черпай нефть - "потечет бархатный поток золота".

"Не изменится ли фауна, не нарушатся ли рыбные промыслы? -задал вопрос оратор. И тут же ответил: - Ничего не нарушится, и все изменится так, как алмаз при шлифовке в бриллиант".

Ах, какой заманчивый проект. И денег автор просит не так уж много - "всего лишь до 300 миллионов рублей". И срок исполнения невелик - "З года на подготовку и 4 года на самое исполнение дела". Через 7 лет весь этот край, этот, как выразился докладчик, "отрез в миллионы квадратных километров станет беспримерным по своим достижениям во всех видах и сферах нового жизнестроительства.". Волго-Каспийские аквариумы и вивариумы станут беспримерными в мире рыбными производствами: "в трюмы кораблей каспийская фауна - стерлядь, осетр, севрюга и т.д. - будет набиваться в свежемороженном и в живом виде, в качествах, теперь совсем и вовсе не представляемых".

Не бред ли? Поначалу я так и подумал: к трибуне прорвался больной человек, а стаскивать его оттуда было неловко - не решился на это нарком земледелия Яковлев. Однако из дальнейших выступлений выяснилось, что проект инженера Авдеева, наряду другими предложениями, уже положен Госпланом в основу дальнейших работ по этому вопросу. Да и ирригационная группа Всесоюзной конференции посчитала нужным рекомендовать этот проект для "дальнейшей технико-экономической проработки и детального изучения в плановых и земельных органах..."

Итак, не будет больше ни степей, ни пустынь, а будут цветущие "отрезы в миллионы квадратных километров". И не только в Поволжье и Казахстане, но и в Крыму, на Украине, в Сибири - там тоже есть реки, которые можно "захватить", перегородить плотинами и разлить по равнинам.

Вы ждете разговора о лесных полосах? Я тоже с нетерпением листал стенограмму конференции. Листал, а сам думал: какие же нужно было найти слова, чтобы отстоять им место на земле, в этих "сферах нового жизнестроительства", где сдвигаются с места не только села, но и города, где на необозримых пространствах плещутся реки-моря.

Постойте, а не о нем ли вот эта запись? Ее сделал в своем дневнике Корней Чуковский 19 марта 1932 года:

"Безграмотный, сумасшедший, нравственно грязный инженер Авдеев - предложил начальству эффектный план: провести в Москву от Сызрани - Волгу и таким обр. "по-большевицки изменить лицо земли". Коммунистам это понравилось, и они создали строительство "Москанал"...

Это он, наверняка тот же самый Авдеев, неугомонный проектировщик, которому Волга не давала покоя: куда бы еще отвести её воды?..

И вот на трибуне Высоцкий. Корифей степного лесоводства пытается убедить слушателей...

Нет, даже мне, пересказывающему эти перипетии борьбы идей, после такого проекта как-то неловко говорить о чем-то другом, менее грандиозном. Понимаю, никакого эффекта не могло вызвать утверждение Высоцкого, что на сегодняшний день полосное лесоразведение является "единственным надежным способом, могущим изменить микроклиматические условия степи и лесостепи".

Даже не воспринимается, о чем это он? О каких лесополосах? А не лучше ли, даже если отбросить тот проект, заняться регулированием атмосферных осадков? В революционный наш век, утверждали ораторы, человек получил возможность хозяйствовать не только на земле, но и в атмосфере: может вызывать дождь, когда он нужен, прекращать его, когда не нужен, "например, во время копки свеклы, уборки урожая и т.д." И предлагали сразу несколько проектов "регулирования влагооборота в стране".

Не воспринимается и сегодня, и не только мною. Вслушайтесь...

"Так идемте же вперед, преодолевая инерцию природы и мышления. Впереди у нас Катунь, Туруханск, Лена, каскады на притоках Сулака, на Ингури, Пяндже, Витиме, Колыме и много других ГЭС, которые придадут еще большую красоту нашей земле и почти удвоят современную выработку энергии СССР"...

Призыв этот публично высказали уже в конце 80-х годов сотрудники известного нашего института Гидропроект Л.Бернштейн и Н.Соничов.

Боюсь, и сегодня одержать победу вполне могут не "защитники", а "захватчики", потому их призыв звучит заманчивее: "Так идемте же вперед..."

После таких широкомасштабных мер борьбы с засухой лесные полосы показались всем мелочью, анахронизмом. Может быть, именно это и повлияло на Высоцкого, а может, "меры и предначертания" вождя лишили его энергии: говорил неубедительно, скучно, а потом и вовсе обился на технологию создания полос. Не речь говорил, а читал диссертацию "О лесоводстве в борьбе с засухой".

Позже, дома, в спокойной обстановке, Высоцкий напишет:

"Борьба с избытком и недостатком влаги в большей мере в нашей власти. Лишь бы была влага, а перераспределить её нам поможет лес". И напомнит, что лес - это "океан суши", который служит мощным увлажнителем воздуха. Так что перемещение влаги по территории страны происходит не только путем речного стока, но и путем переноса её ветрами-влагоносцами и воздушными течениями в виде паров и туманов, "выдыхаемых" лесом.

Да, он знает, в чем проигрывает и долго еще будет проигрывать в общественном мнении его наука - лесоводству невозможно состязаться в быстроте достижений успехов. "Лесоводство несет в своей поступи тяжелые вериги времени. Результаты опытов достаточно выясняются лишь через десятки лет... Но мы должны думать не только о сегодняшнем дне, а загадывать и наперед. Для этого надо "запастись большим устремлением, большим терпением и большим доверием к надежным и преданным своему делу работникам, следить за которыми следует неусыпно".

Однако эти мысли Высоцкий выскажет позже. Изложит их в статье "Гидромелиорация нашей равнины главным образом с помощью леса". И посвятит ее памяти своего незабвенного учителя Василия Васильевича Докучаева. Важная статья, и мысли крупные. Жаль, не сумел выразить их на конференции. Это явно мучило его, и он как бы извинялся перед учителем за эту неудачу. Что ж, он действительно "больше следопыт, чем лектор, более исследователь, чем пропагандист".

Не отличились ораторским мастерством и другие лесоводы. Не с ирригаторами они ринулись в полемику, а друг у друга выискивали ошибки. У слушателей создавалось впечатление, что в деле степного лесонасаждения еще нет ни опыта, ни знаний, ни даже уверенности в пользе создаваемых полос.