Современные проблемы российской ментальности
| Вид материала | Документы |
- Статья представляет обзор исследований, связанных с проблемами менталитета и ментальности,, 77.08kb.
- Темы курсовых работ по дисциплине "Современные проблемы менеджмента" Современные проблемы, 46.67kb.
- Программа дисциплины «Современные тенденции развития медиасистемы» Специальность: Журналистика, 281.97kb.
- «Современные проблемы управления риском», 61.76kb.
- «Современные проблемы управления риском», 177.9kb.
- «Современные проблемы управления риском», 85.95kb.
- Программа дисциплины "современные проблемы науки", 33.09kb.
- Учебное пособие по курсу «Современные проблемы науки и образования», 564.67kb.
- Министерство образования Российской Федерации Казанский государственный технологический, 574.04kb.
- Программа, 261.73kb.
Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни \\ Религия и общество. Хрестоматия. Сост. Гараджа, Руткевич. М. 1996.
ссылка скрыта
^ ЭТНИЧЕСКАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ КАК ХАРАКТЕРНАЯ ЧЕРТА АСТРАХАНСКОЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ
Михайлова Е.А., СПбГУ, Санкт-Петербург
Ментальность, или менталитет, термины часто и активно употребляемые, хотя им сложно дать строго социологическое, психологическое или культурологическое определение. Ментальность понимают как синоним сознания, ассоциирующийся с такими понятиями, как национальное сознание, национальный характер, народный дух, «социальный архетип» и др. Измеряемой формой проявления ментальности служат стереотипы (например, этнические), выступающие в качестве эмпирического индикатора характерологического своеобразия общности. Ментальность составляет стержень национального самосознания, приобретается в процессе воспитания, проявляется в групповых (массовых) действиях, особенно в процессе межэтнического взаимодействия.
Ментальность рассматривается как совокупность традиционных, основополагающих установок людей. Это представление народа о самом себе, шкала ценностей как следствие национальных, культурных, цивилизационных, географических и социально-политических особенностей жизни и деятельности.
Любые изменения, в политической, экономической и т.д. сферах, должны встраиваться в привычную парадигму массового сознания, затрагивать иерархии ценностей, скрытых в коллективных представлениях и связанных с социальным архетипом. Именно из-за недоучета особенностей ментальности зачастую не сбываются прогнозы развития социально-политических или социально-экономических процессов.
С позиции субъектно-деятельностного подхода ментальность определяется как многоуровневая система для обозначения своеобразия проявления группового сознания в историческом времени и географическом пространстве относительно определенного уровня субъектности. В зависимости от уровня субъектности можно выделять – ментальность нации (национальный характер), ментальность народа (культура), ментальность социальной группы (общественное, групповое сознание), личности (совокупность идентичностей) и т.д. Если в качестве субъекта выступает территориальная общность, то правомерно говорить о «территориальной ментальности», которая иногда связывается с «обыденным сознанием».
Региональные различия, кроме экономических и других, имеют и ментальный характер, который понимается как определенная система образов окружающего мира, коллективные и индивидуальные представления, включающие архетипы социокультурной памяти, традиции, установки, и чувства, сформировавшиеся в определенных условиях. В них проявляются модальные черты населения – представления, символы, ценности, родовые предрасположенности, характер населения территории. (1. С. 16)
Любой общности присуща характерная ментальность, которая ее специфицирует как общность. Уникальность сообщества определяется единством ментальности, идентичности и идентификации. Развитие этой системы осуществляется под влиянием целого ряда факторов – этнических, политических, религиозных, экономических и т.д. Сложная взаимосвязанность и взаимозависимость понятий «ментальность», «идентичность», «идентификация» актуализирует вопрос об изучении ментальности жителей отдельных регионов.
Анализ исторических источников, современных текстовых документов показывает, что в качестве наиболее характерной черты астраханской региональной ментальности называется этническая толерантность населения.
Эти представления воспроизводятся и активно транслируются в официальном дискурсе. Нарастающая иммиграция в регион приезжих из других регионов РФ и стран СНГ, разумеется, вызывает среди жителей состояние напряжения, что подтверждают данные эмпирических исследований. Однако, за редкими исключениями, в условиях интенсивной этноизбирательной миграции, в регионе удается избежать межэтнических конфликтов. Региональная ментальность способствует интеграции новопереселенческих групп в региональный социум.
Этническая структура населения изначально формировалась как структура территории «позднего переселения», последовательными волнами мигрантов. Ни один местный этнос не может претендовать на звание «коренного» («аборигенного» или «автохтонного») (2. С. 42), что исключает условия для возникновения идеологии этнического доминирования. В регионе исторически сложилась система социально-экономической дифференциации этнических групп. С самого начала заселения края, каждая новая волна переселенцев включалась в сложившуюся систему разделения труда, находила свою «экономическую нишу».
Региональная идентичность преобладает над этнической и конфессиональной. Особенность Астраханской области заключается в том, что показателем существования региональной общности является не столько культурное сходство разных этнических групп, значительно различающихся и по языковому, и конфессиональному признакам, сколько сложившегося в общественном сознании представления о том, что различные культуры взаимно дополняют и обогащают друг друга.
Литература
1. Бороноев А.О Территориально-региональный менталитет: сущность и функции // Ментальность этнических культур. Материалы международной научной конференции. Санкт-Петербург, 9-10 июня 2005 г. / СПб., 2005.
2. Викторин В.М. Взаимоотношения традиционно-проживающего населения Астрахани и области с новыми группами переселенцев (по текущим этносоциологическим исследованиям в 2002 г.) // Научный вестник Астраханского филиала ВАГС. Выпуск 1. – Волгоград, 2003.
^ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О НОРМАЛЬНОМ ЧЕЛОВЕКЕ В СОЗНАНИИ ПЕТЕРБУРЖЦЕВ*
Поссель Ю.А., РГПУ им. А.И. Герцена, НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург
Важной составляющей любой ментальности является представление о норме как некотором стандартном образце или эталоне. Наше исследование было сосредоточено на анализе представлений о современном нормальном человеке, поскольку социальные представления выступают как фактор, конструирующий реальность не только для отдельного индивида, но и для социальной группы. В социальных представлениях, созданных коллективным субъектом в процессе коммуникации отражается содержание того или иного феномена, заданное социальным и культурным контекстом. Для респондентов в понятие «нормального человека» вкладываются те ценностные представления и смыслы, которые им транслирует социальная среда и культура, в которой они существуют.
Исследование предполагало контент-анализ ответов на открытый вопрос: «Нормальным человеком сегодня можно назвать того, кто…». Всего было опрошено 452 человека из числа жителей Санкт-Петербурга в возрасте от 17 до 70 лет; 40% составили мужчины, а 60% женщины.
По результатам исследования выяснилось, что 80% опрошенных относят себя к категории «современный нормальный человек». Это дало возможность предположить, что, продолжая незаконченную фразу, респонденты будут описывать значимые, важные и в то же время, типичные характеристики, на которые они ориентируются, оценивая себя и других. Следует отметить, что около 11% опрошенных не смогли сформулировать ответ, 3,5% из них высказало мнение о том, что границы этого понятия настолько широки, что невозможно дать содержательное его описание. Остальные ответы были распределены по 17 категориям, некоторые из которых будут представлены ниже.
Одной из задач исследования являлось интерпретирование полученных результатов с точки зрения некоторых психологических измерений культур. Как известно, наиболее мощным, проявляющим себя на самых разных уровнях, является выделенный Г.Триандисом и подтвержденный Г.Хофстедом культурный синдром «индивидуализм-коллективизм». Он проявляет себя как на общем культурном, так и на индивидуальном уровне анализа, проявляясь на последнем в форме «идиоцентризма-аллоцентризма». Накоплен огромный эмпирический материал, который описывает различия между идиоцентриками и аллоцентриками. Так, известно, что ценностные ориентации аллоцентриков связаны с традицией и конформизмом, они скромны и консервативны; идиоцентрики сосредоточены на достижительности, гедонизме, они имеют высокую самооценку и склонны скорее изменять ситуацию, чем приспосабливаться к ней. Попробуем посмотреть на полученные данные под этим углом зрения. К какому полюсу склоняются представления петербуржцев?
Наиболее часто среди атрибутов нормального человека упоминались активность, самостоятельность, независимость, целеустремленность, творчество – 14%; противоположный полюс по смыслу представляли следующие категории: приспособление к ситуации, соответствие обществу и общепринятым стандартам, обычность – 7,4%. Еще один индикатор – большая представленность категории «внимание к другим» – 9 % по отношению к категории «самоценность» – 4 %. Первая из них включала такие определения как «доброжелательный», «уважает других», «терпим», «всегда выслушает мнение другого», «не мешает», «думает не только о себе», в них проявляется значимость для респондентов диалогической и альтероцентристской направленности по отношению к окружающим, что, безусловно, свидетельствует в пользу аллоцентризма. Для второй категории наиболее характерными высказываниями были: «имеющий чувство собственного достоинства», «обладающий самоуважением», «не потерявший свое Я», «самодостаточный», «живущий в гармонии с самим собой». Можно сделать вывод о том, что в представления респондентов о «современном нормальном человеке» включены как аллоцентрические, так и идеоцентрические черты, что, возможно, отражает культурный конфликт ценностей и приемлемых стереотипов поведения, в которых эти ценности реализуются, связанный с социальными изменениями последнего времени. В последнее время все чаще ученые приходят к мнению, что эти два полюса не являются взаимоисключающими, речь идет лишь о преобладании одного или другого. Рост миграций и социальной мобильности способствует росту индивидуалистических тенденций, а ведь именно это характерно для такого мегаполиса как Санкт-Петербург.
Индикаторы другого известного психологического измерения культур, описанного Г.Хофстедом и названого им «маскулинность-феминность» также можно обнаружить в полученном материале. Как известно, маскулинной можно назвать культуру, в которой превалирующими ценностями, наиболее значимыми для жизни людей оказываются материальный достаток, власть и авторитет, в карьере они видят смысл жизни. Для феминной культуры главной ценностью является сам человек, его близкое окружение, для нее характерна значимость отношений между людьми. В результатах данного исследования это проявилось соотношением категорий под девизами: «у нормального человека должно быть любимое дело» – 3,1% ответов, и «у нормального человека должна быть хорошая семья» – 5,1%. Возможно, это связано с тем, что среди опрошенных все же превалируют женщины. Обладание материальными благами является важной характеристикой нормального человека лишь для 4,8% опрошенных («хорошо зарабатывает», «имеет все», «способен купить себе все, что хочет»), в то время как 12% ответов указывали на нравственные проявления («честный», «справедливый», «живет по совести», «деньги для него не главное, главное – порядочность»). Таким образом, феминные характеристики значимо превалируют над маскулинными, что подтверждает мнение некоторых зарубежных исследователей о том, что Россия может быть отнесена к культуре феминного типа.
Обнаружено также, что частота ответов категории «нормальный человек – человек, ощущающий эмоциональный комфорт» (6,4%) превалирует над ответами категории «нормальный человек – человек думающий» (3,0%). Первая включала такие ответы, как «любит жизнь», «оптимист», «наслаждается каждым моментом жизни», «спокойный» и даже «нормальный человек – это тот, кто может жить в ужасных условиях и быть счастливым». Вторая включала следующие варианты: «умный», «мудрый», «мыслящий нестандартно», «способный разрешать жизненные проблемы». Таким образом, для наших респондентов нормальный человек скорее должен получать удовольствие от жизни, чем размышлять над ее проблемами или «нормальный человек должен быть счастливым несмотря ни на что».
Подводя итог, следует сказать, что с точки зрения наших респондентов, главной характеристикой современного «нормального человека» является его этическое, ценностное отношение к другому человеку, руководящими принципами его поведения являются в большей степени нравственные нормы, чем формальные законы. Нормальный человек в первую очередь стремится к самореализации, развитию, в меньшей степени старается подстроиться и приспособиться, «слиться с основной массой». Важным атрибутом такого человека является позитивный эмоциональный настрой, оптимизм и стремление извлечь что-то позитивное из любой ситуации. Несмотря на значимость для современного обычного человека материальных проблем они не приоритетны. Наличие семьи, близких людей для него не менее важно, чем построение профессиональной карьеры. Таким образом, большее внимание уделяется внутренним регуляторам поведения, имеющим этическую направленность и диалогический характер, проявляющийся в известной формуле «нормальный человек не поступает с другим так, как не хочет, чтобы поступили с ним». В целом же можно констатировать, что модернизация общества и связанный с ней культурный конфликт нашли отражение в представлениях о «нормальном человеке», поскольку традиционные ценности коллективизма и феминности, оставаясь все еще более значимыми, размываются.
^ МЕНТАЛЬНОЕ В «ЭТНИЧЕСКОМ ПАРАДОКСЕ СОВРЕМЕННОСТИ»
Привалова В.М., Самарский гос. пед. университет, Самара
В культуре и искусстве накапливаются произведения активности человечества и таким образом, все существовавшее и существующее человечество сливается в один культурно-исторический контекст. Насколько изменяется в искусстве такое мерило как сам человек, что остается в нем ментально неизменным, сохраняя через его этническую особенность дух ментальности поколения людей именно этой, а ни какой-нибудь другой «солнечной активности»… это вопрос скорее риторический, чем методологический. Мы стоим на плечах веков и культурно-исторических великанов, которые в искусствах досотворяют в современном времени сегодняшнее человечество. В этой связи, в начале третьего тысячелетии, среди присущих человечеству духовных ценностей, главная ценность все та же, – сам человек, прежде всего, как «ментальный эмбрион Господень». Таким образом, условно внутреннее и условно внешнее пространство современной многосторонней личности, сопряжено с этническим компонентом в жизни, а, следовательно, должно быть выявлено в культуре и реализовано в искусстве. «В конце ХХ века ученые … открыли новый феномен – этническое возрождение или этнический парадокс современности. Этот феномен состоит в значительном повышении роли этничности в общественных процессах, новой волны повышенного интереса к этнической идентичности, языку, культуре, традициям и образу жизни» (В.С.Мухина. Личность в условиях этнического возрождения и столкновения цивилизаций: XXI век. Социальное пространство личности. // Развитие личности. 2002. № 1. С 18-19).
Среди возрожденческих ментальных тенденций перемешанного многоэтничного мира, выявлена фундаментальная дефиниция, которая может проявляться в динамике ментальности – самоидентификация конкретного человека с одной из религиозных основополагающих общемировых конфессий (религий). Без сомнения, реальность выявляет общеизвестные факты зависимости от религиозной морали, ментальной стратегии активности личности в разной степени у каждой из указанных ниже конфессий (религий). Основными конфессиями, как известно, обозначены сегодня – христианство (православие, католицизм, протестантизм), ислам, буддизм, иудаизм, индуизм, конфуцианство. Религиозная и этническая обусловленность, личностная принадлежность и причастность, самоидентификация с этносом, религиозной конфессией, культурой, традицией может активизировать, дополнить в целом, ментальную стратегию активности личности, что представляется идеальным и для общества, и для каждого его представителя. Гармоничный период ментальной синхронности в проявлении внутренней потребности в условиях социально психологической возможности порождает толерантные и самосохранные формы поведения индивида, которые сопряжены с самосохранением и общественным развитием в личностно значимом Со-Бытии.
Однако деструктивные тенденции в существовании сегодняшнего мира, являются проекциями, которые указывают на маргинализацию сознания человека (антиэтничность), на слабую связь с культурой в национальном, традиционном или общечеловеческом значении. Эта слабая связь характерна отдалением человека от средств овладения традиционной культурой через инициацию личности в такие средства. Культурное содержание искусства нельзя без ущерба подменить высокотехнологической формой «массовой культуры», в этом случае «ген гуманизма» человечества вырождается в «техноген», таким образом, ментальные, этнические и личностные особенности сознания отменяются приобретенной близорукостью человечества в связи с невозможностью увидеть дальше и больше. «Инфантильная ментальная стратегия личности», это потенциальная обусловленность социально-психологического бесплодия личности, которая в силу разных причин, не имеет личностных, этнически и конфессионально инициированных форм проявления. Таким образом провоцируется деструктивная ситуация для целых народов, которые не в состоянии сконцентрировать ментальную стратегию огромных масс людей, жизнедеятельность которых порождена маргинальными формами сознания.
Цивилизация как культура, распавшаяся на высокотехнологичные ремесла, сообщает ускорение деструктивности, превращая ее в экстремизм. Экстремальные формы интолерантного ментального поведения не имеют ответственности перед всеми формами жизни, которые может дать только культура (как конфессиональная характеристика, как этническая и личностная особенность) и искусство, но только вместе со средствами, через которые происходит инициация личности при освоении культурных форм жизни. В культурах, как известно, реализуется механизм самосохранных форм поведения путем введения сублимирующих ситуаций реагирования (инсайта) эмоциональных всплесков ментального динамизма жизнедеятельности.
Общество, возлагающее благородную миссию сублимации деструктивной ментальной стратегии личности на культуру и искусство, всегда найдет соответствующие формы. Вместо кровавых войн – спортивные игры и единоборства, а также все виды массовых традиционно структурированных мистерий, празднеств, театрализаций, и т.д. и т.д., а также создаст новые, ментально человекосообразные формы существования и развития жизни и цивилизации.
Проблема ментальной сублимации активности личности через культуру и искусство опирается на этнопсихологический, а также конфессиональный конструкты личности, которые могут противостоять маргинальным формам и состояниям сознания. Даже талантливые представители человечества, к сожалению, лишаются полноты «метакоммуникативного репертуара», который интерриоризируется из культуры, в пространстве своей ментальной стратегии, если, не соотнесены, по разным причинам, ни с какой этнокультурной, конфессиональной или иной человеческой общностью.
В глубинах сознательных и бессознательных символических форм мышления, которые и составляют культуру и искусство, мифологическая картина мира в нашем сознании дополняется и синхронизируется через материалы продуктивной и репродуктивной функции культуры и искусства, что происходит посредством жизненного оборота предметов жизни, быта и искусства. Многообразие структурированных в культуре различных материалов, произведений искусства и декоративно-прикладного творчества выступают «медиаторами» (Выготский Л.С.) процессов сознательной и бессознательной жизнедеятельности.
В заключении следует подчеркнуть, что особую роль в таких условных моделях, которые комплексно действуют в культурах, имеет, уже выявленный жизненный ментальный оборот самосохранных форм поведения, ритуалов, инициаций, вербальной и невербализованной межкультурной коммуникации. Обустроенные формы участия человека в осуществлении позитивной гармоничной этнокультурной стратегии ментальной активности личности, составляют основу общественной стабильности, перспективу личностного развития в процессе жизнедеятельности, что дополняет собой высший замысел ментального экзистенциального творчества процесса жизнедеятельности каждого человека и человечества в целом.
^ ЯЗЫКИ БОГОСЛУЖЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЕ
Семенков В.Е., факультет социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
Языки культа, отличные от языков повседневного общения, существуют во всех религиозных традициях и у многих конфессий и деноминаций: иврит у иудеев, церковнославянский язык – у православных, латынь – у католиков, санскрит – у кришнаитов, пали и тибетский язык – у буддистов, глоссолалия – у харизматов-протестантов, классический арабский – у мусульман.
Все конфессии и деноминации по отношению к языку богослужения, можно выстроить в следующий ряд: на одном полюсе будут конфессии, отстаивающие безусловный примат языка богослужения (как языка сакрального) по отношению ко всем остальным языкам (как языкам профанным), а на другом полюсе – конфессии, отрицающие необходимость какого-то особого языка богослужения, отличного от языка повседневного общения. Этот ряд имеет свою динамику и эта динамика имеет не однонаправленный модус – «от сакрального – к профанному» – а колебательный.
Начнем с рассмотрения положения языка иврит в государстве Израиль. В этом государстве иврит является и государственным языком и языком богослужения. И как язык богослужения он функционирует достаточно целостно: форма и содержание богослужения сохраняется в достаточно очевидной гармонии. И самое главное, что иврит, изначально функционировавший как язык богослужения, т.е. как язык культа, ныне является и языком светской культуры государства Израиль. Это пример экспансии языка культа в сферу культуры и в практики повседневного общения.
Если идти далее по предложенной логике расположения всех конфессий, то мы увидим, что у следующих деноминаций и конфессий ситуация меняется. Санскрит, используемый кришнаитами для распевания мантр – непереводимых слого-фонем – участникам богослужения не понятен и тут уже форма – санскрит как язык богослужения – рассматривается как нечто более значимое, чем уяснение содержания культовых гимнов и песен.
Примерно такая же ситуация с классическим арабским языком у мусульман, но с той разницей, что этот язык может быть понятен лицу, получившему соответствующее образование. Классический арабский, как и санскрит не имеет ничего общего с повседневным языками общения народов традиционно исповедывающих ислам, однако, вряд ли можно говорить о наличии каких-либо возражений в мусульманской среде против использования богослужения именно на этом языке.
Следующими в этом ряду идут православные славяне, использующие церковнославянский язык как язык культа. Общее с мусульманами в практиках использования культового языка состоит в том, что само богослужение, прежде всего у русских, идет на языке ином, чем язык повседневного общения, а проповедь принципиально читается на том языке, который является языком повседневного общения.
У буддистов России в качестве языков богослужения выступает тибетский, бурятский и монгольский языки. У российских буддийских общин внехрамового типа мы видим сочетание русского и санскрита, с перевесом в сторону русского языка. Здесь мы видим попытку смягчить оппозицию языка богослужения и языка повседневного общения.
Современные католики, отказавшись от использования латинского языка в большинстве практик богослужения, еще дальше ушли от православных. После Второго Ватиканского собора их стремления к модернизации Церкви выразилось в переводе службы на язык той страны, где эта служба совершается. Однако эта модернизация полностью не удалила латынь из католического богослужения, а только сделала использование этого языка факультативным. Интересно, что первая публичная речь на церемонии интронизации новоизбранного Папы Римского и сегодня осуществляется на латинском языке.
Протестанты исторически первых форм образования (лютеране, кальвинисты, методисты) находятся на противоположной стороне вышеуказанного ряда и оказываются в ситуации полярной по отношению к ситуации иудеев: у них язык богослужения определяется исходя из того, какой язык является языком повседневного общения. Для этих протестантов характерно одномерно-рационалистическое понимание языка: язык только как средство общения.
Однако, у протестантов-харизматов ситуация существенно меняется. Деноминации пятидесятников культивируют глоссолалию – практику, как правило, приватного разговора верующего с богом на «незнакомом» языке при излиянии на него духа святого. Показательно, что практика использования глоссолалии сложилась относительно недавно: около 100-130 назад и первыми ее стали использовать религиозные группы, возникшие именно в рамках протестантизма. Таким образом, от пятидесятников и им близких деноминаций начинается движение вспять: в сторону конструирования языка отличного от языка повседневного общения. Хотя, в строгой трактовке, глоссолалия пятидесятников языком богослужения не является.
Следуя логике расположения всех конфессий, мы можем сказать, что наличие языка богослужения, отличного от языка повседневного общения, выполняет важные символическую и эмоциональную функции и очерчивает пространство, отличное от пространства повседневности. Поэтому культивирование такого языка (в тех или иных формах) в современной культуре не прекращается.
Какова ситуация с использованием церковнославянского языка в современном российском православии? Исходя из представленного выше ряда конфессий и деноминаций, мы видим, что православные находятся по середине этого ряда и ситуация не поддается однозначной оценке. С одной стороны, мы можем ответственно сказать, что высказывания о церковнославянском языке как «мертвом языке» не имеют ничего общего с реальностью, уже хотя бы потому, что этот язык культивируется не только в пассивной форме, но и в активной форме, ибо на нем продолжают создаваться богослужебные тексты. Однако, с другой стороны, ситуация не столь благополучная, ибо этот язык рассматривается Церковью сугубо в ракурсе сложившейся православной традиции, а не как эффективное средство конституирования православного сообщества.
^ ТРАДИЦИОННОЕ ПРИКЛАДНОЕ ИСКУССТВО В ФОРМИРОВАНИИ НАЦИОНАЛЬНОГО МЕНТАЛИТЕТА
Спирина М.Ю., Высшая школа народных искусств, Санкт-Петербург
В народном искусстве перекрещиваются бытовые и художественные потребности, труд, игра и обряд, коллективные представления и индивидуальное творчество, будни и праздники, различные формы художественного постижения мира. Оно обладает уникальной особенностью — синкретизмом. Такая особенность народного искусства исторически обусловлена. Произведения народного художественного творчества рождаются на основе слитного материально-духовного производства, содержат глубокий идейный и эстетический смысл. Если взглянуть на историю человечества как социоприродную эволюцию, то основанием человеческого бытия явится сотворчество человечества и природы в целом. Современное социокультурное пространство пробует сохранить в себе Природу как сущностную часть человеческой культуры. И главную роль в этом должен сыграть сам человек.
Каким же видится высшее профессиональное образование России в начале XXI века? Оно признается не только сферой знаний и умений, развития творческих способностей, но и средством формирования высоких нравственных принципов. Среди приоритетных направлений образовательной деятельности современных учебных заведений выделяются: сохранение, распространение и развитие национальной культуры, воспитание патриотов России, граждан правового, демократического, социального государства, уважающих права и свободы личности и обладающих высокой нравственностью; формирование у детей и молодежи целостного миропонимания и научного мировоззрения, развитие культуры межэтнических отношений, систематическое обновление всех аспектов образования, отражающих изменения в сфере искусства, науки, техники. Все это достигается высшим профессиональным образованием в области традиционного прикладного искусства, которое имманентно носит интегративный характер. Важнейшей его составляющей выступает компетентность. Она имеет интегративную природу, потому что включает ряд однородных или близко родственных знаний и умений, релевантных относительно широкой сферы культуры и деятельности.
Целью современного образования должно стать сохранение Человека на Земле и плодов его материальной и духовной деятельности, созданных на основе национальных принципов этики и эстетики, общечеловеческих понятий Добра и Красоты. Сохранение, распространение и развитие национальной культуры – приоритетное направление в системе российского образования в условиях отхода от гуманистических традиций и потери нравственных и духовных ценностей и идеалов, накопленных государствами и цивилизациями в многотысячелетней истории: добродетели, альтруизма, помощи, любви, честности, справедливости, ответственности, ограничения, достоинства и др.
Народное искусство обладает общечеловеческими, национальными и локальными (местными) проявлениями. Их истоки связаны с процессами материальной и духовной культуры, протекавшими в весьма отдаленный период. Генезис художественных форм и основополагающих художественных принципов традиционного прикладного искусства, их сложение происходили непосредственно в трудовой деятельности, в ходе создания бытовой вещи, что обусловило синкретичный характер народного искусства.
Наличие неразрывных связей художественного творчества со всеми иными аспектами народной жизни явилось той питательной средой, которая позволила в народном искусстве разных стран и эпох вновь и вновь воспроизводить с необходимой степенью жизненности древнейшие, общие для всего человечества художественные формы и принципы. Обращает на себя внимание тот факт, что сам творческо-трудовой процесс, в результате которого мастера придают природным материалам искомую форму, оказывается близким для народного искусства различных стран и во времени меняется весьма несущественно.
Если в профессиональном искусстве художник может выражать или, наоборот, игнорировать национальные особенности духовной культуры общности, к которой он принадлежит, то в народном искусстве, характеризующемся значительно большей самопроизвольностью и вместе с тем обязательной принадлежностью личности к своей этнической и национальной группе, такая избирательность исключается. В результате, этническое и национальное проявляется в народном искусстве органично, возникая как следствие определенных особенностей духовной структуры данного этноса и сохраняясь вместе с сохранением этих особенностей. Народное искусство на протяжении многих веков имело в качестве одной из основных коммуникативную функцию, служило средством передачи общественно важной информации и тем самым активно способствовало развитию духовной жизни вообще.
Прав Л.Н. Гумилев, утверждавший бессмертный смысл традиции в народном искусстве: «Истлевают полотна и пергаменты, гниет дерево, окисляются металлы, крошится камень… Но формы, воспроизводимые из поколения в поколение, при наличии живой традиции, противостоят Времени и заполняют Пространство, превращая хаос в космос» (Искусство и этнос // Декоративное искусство СССР. 1972. № 1. С. 40). Именно так и профессиональное образование в сфере традиционного прикладного искусства формирует креативную личность художника, знающего и сохраняющего национальные и общечеловеческие традиции, одновременно транслирующего их в социокультурное пространство будущего. Эта его особость и есть космос, противостоящий хаосу.
^ К ВОПРОСУ О СРАВНИТЕЛЬНОМ ИЗУЧЕНИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ СТУДЕНТОВ НОВОГО НЕЗАВИСИМОГО ГОСУДАРСТВА
Халлисте О.В., ф-т социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
Значительная часть русскоязычного населения после распада Советского Союза оказалась, не меняя места проживания, в новых независимых государствах, в частности, в Эстонии. Нередко отличаясь от эстонцев внешне, сохраняя русский язык в качестве основного средства общения в деловой жизни и в быту, обладая некоторыми особенностями поведения, русскоязычные жители Эстонии имеют во многих случаях специфическое правовое положение (не-граждане) и лишены возможности принимать активное участие в демократических формах политической жизни. В Эстонии сформировались две социальные группы, отличающиеся не только языковой и национальной принадлежностью, юридическим статусом. Они являются носителями различных культурных норм, ценностей, ментальностей. Очевидно, что различны их политические представления и предпочтения. Существуют также и определенные отличия русскоязычных граждан, проживающих в Эстонии, от русскоязычных граждан, живущих в Российской Федерации.
В рамках пробного исследования мы попытались разработать методологию сравнительного изучения политических представлений и предпочтений русскоязычных и эстоноязычных студентов Эстонии. В ходе исследования было опрошено 50 респондентов методом раздаточного индивидуального анкетирования. Выборку составили студенты от 17 до 25 лет Таллинского Педагогического университета. Половина из них относит себя к русским, половина к эстонцам. В качестве контрольной группы были взяты студенты СПбГУ (50 чел.). Учитывая пилотажный характера исследования, мы можем сделать лишь предварительные, крайне осторожные выводы. Тем не менее, коррелируясь с результатами других исследований, они, как нам представляется, в первом приближении достаточно верно фиксируют действительное положение дел.
Опрошенные русскоязычные студенты как России, так и Эстонии в большинстве своём не активно участвуют в политической жизни. Основной формой является участие в выборах, причём участвует в выборах менее половины опрошенных. Эстоноязычные студенты более активны: из 25 респондентов 16 принимают участие в выборах. Эстоноязычные респонденты регулярно участвует в выборах, в то время как почти половина опрошенных студентов Санкт-Петербурга вообще не участвует выборах.
Причиной нежелания участия в политической жизни общества подавляющее большинство называет бесполезность участия, неверие в значимость своего голоса, а также уверенность в том, что их голос ничего не изменит. Люди разочарованы в политике, осуществляемой государством, разочарованы во власти. Большинство респондентов единогласно утверждают, что необходимым условием повышения политической активности является уверенность в том, что их деятельность принесёт положительный результат.
Практически все опрашиваемые студенты как российского, так и эстонского вузов полагают, что в политической системе общества существует много недостатков, но их можно устранить путём постепенных реформ (политическая система устраивает лишь 2 студентов Таллина и 2 студентов Санкт-Петербурга). Половина респондентов не смогли оценить международную политику своей страны. Однако общая картина всё же вырисовывается: по полученным результатам мы можем сказать, что россияне оценивают международную политику своей страны скорее положительно, чем отрицательно. Жители Эстонии же, наоборот, характеризуют международную политику скорее отрицательно, нежели положительно. В прогнозах эстонские респонденты наиболее оптимистичны, и большинство утверждает, что международное положение Эстонии в ближайшие годы скорее улучшится.
Наибольшие затруднения вызвал вопрос, касающийся особенностей национального характера эстонского/российского общества. Русскоязычные студенты Таллина не смогли определиться, к какому обществу себя отнести. Часть респондентов ответила на вопрос, отнеся себя к эстонскому обществу, в то же время отстранившись от него, и описывала особенности нации, не отождествляя себя с ней. Часть студентов причислили себя к российскому обществу (правда, таких оказалось гораздо меньше). У эстонцев и россиян не возникло такой проблемы.
На основе проведенного исследования не следует делать далеко идущих выводов. Мы лишь обозначили проблему, полагая, что её детальное изучение и исследование социологическими методами ещё впереди.
^ ВЛИЯНИЕ СИБИРСКОГО МЕНТАЛИТЕТА НА ФОРМИРОВАНИЕ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Харнахоев В.Х., Галеев Р.Т., Иркутский ГТУ, Иркутск
Сибирь – уникальный регион России. Ее население представляет социальную общность, одним из показателей которой является сибирский менталитет. Как социологическая парадигма менталитет представляет систему ценностей, унаследованных от предшествующих поколений и изменяющихся в ходе общественной практики. К таким ценностям относятся представления о личности, ее отношение к власти и обществу, свободе и справедливости, понятия добра и зла – все, что составляет картину мира и определяет индивидуальное и коллективное поведение людей.
Менталитет как духовная общность возникает под влиянием природных и социокультурных факторов. Формирование сибирского менталитета происходило на протяжении столетий. И главную роль в этом процессе играла обширность сибирской территории и ее удаленность от центра, на что указывал Г.Н.Потанин, писавший, что Сибирь слишком большой придаток к территории России, русские люди, обитающие на этом придатке, могут не чувствовать, что они живут в особых условиях. Сибирь, как ни сходна она во многих чертах с Европейской Россией, собственно с северной ее частью, все-таки у нее свой физический организм, и люди, живущие в зависимости от этого особого организма, должны чувствовать солидарность между собой прочнее, чем с жителями других регионов империи. К другим факторам, влияющим на формирование сибирского менталитета, можно отнести отсутствие крепостного права, значительную роль «общественных начал» в хозяйственной жизни, демократизм, национальную и религиозную терпимость, связанную с постоянным соседством и общением представителей разных этносов. По мнению Н.М.Кузьмина, к середине 17 века «складывается этнографический тип сибиряка, или как тогда выражалось сибирянина». Сибирский менталитет возник в крестьянском обществе, которое первым стало выделять себя из остального крестьянского мира, а уже за ним следом и сибирская интеллигенция, выходящая из сибирского народа, начала выделять себя из общерусской интеллигенции.
Сибирский менталитет, на наш взгляд, представляет самобытный мир, внутренне единый в противоречивом многообразии своих проявлений. Он допускает самые рискованные опыты и бурные взрывы стихии, в нем ощутимы кочевнические и добродушные инстинкты сибирских народов и упорство русских землепроходцев. Сибирский менталитет ценит динамику жизни, сберегая традиции, но в то же время ненавидит их деспотизм. Ментальность сибиряка – это социальная проекция его личности, сотворенная природой и историей.
Современные исследования сибирского менталитета показывают, что его социально-интегрирующим смыслом является понятие «сибирский характер», содержание которого представляет совокупность таких личностных черт, как-то: упорство, честность, выносливость, благожелательность, прямодушие, национальная непредубежденность, демократизм. Сибирский менталитет в новом веке, как и прежде, может стать залогом развития, воплощенного в людях и обстоятельствах составляющих какое-то, еще не открытое русло отдельного и вместе с тем всеобщего потока. «Пространственному гиганту наречено помириться со Временем. И это примирение сделает его Миром Миров».
Любой исследователь, изучая какую-либо культуру, пытается найти исконно-вечное, трансцендентное, истинно присущее определенному народу, этносу.
В работах современных философов, культурологов, искусствоведов («Национальные образы мира» Гачева Г., «Природа и культура» Петухова В.В., «Музыка как вид искусства» Холоповой В.Н., «Аксиологические основы мировоззрения» Доброштан В.М. и др.) обосновывается тезис, что основой рождения какой-либо национальной культуры является географический ландшафт.
Особенности ландшафта влияют на формирование менталитета, который входит в структуру «ядра культуры». В свою очередь, менталитет, развиваясь, во многом определяет религиозные представления о человеке, его месте в Мире, влияет на развитие этноса, его культуру. Анализ работ философов, ведущих педагогов, музыковедов позволил выстроить иерархию ведущих элементов этнической культуры: географический ландшафт – мировоззрение – менталитет – религия – материальная культура и быт – искусство.
Географические особенности повлияли и на формирование этнической идентичности. Характерные свойства этого понятия мало используются для раскрытия причин кризисных процессов, осмысления результатов ускорения и сжатия социальных циклов, выливающихся в концепции постиндустриального и информационного общества. Между тем именно в ментальных структурах можно обнаружить ответы на многие из названных вопросов. В силу этого изучения влияния этнической идентичности на менталитет приобретает особую актуальность и значимость.
Культура сибиряков понимается как целостный взаимосвязанный организм, а основами этого организма во многом являются особые отношения человека с природой, когда человек не пытается вычленить себя из природы, не стремиться быть ее хозяином, а воспринимает себя органичной ее частью
Идентичность – это результат открытого процесса идентификаций, в которые человек вовлечен в ходе социализации и социальной адаптации, по этой причине подвержен постоянной трансформации. Этническая идентичность – одна из идентификационных возможностей при определенных условиях или же отсутствие способа вылиться в этнический догматизм или, напротив, индифферизм.
Сегодня многие ученые установили примерный круг объектов идентификаций, ранговый порядок групп, составляющий те точки опоры, которые люди стремятся найти в окружающем пространстве. На первом месте оказались группы повседневного общения, ближайшее окружение: семья, близкие, друзья. Второе место занимают товарищи по работе и учебе. Третье место занимают группы по признакам национальной принадлежности. В последнее время эта группа все более продвигается вперед, повысилась тенденция роста национальной идентичности. По некоторым данным социологов «люди той же национальности» начали более идентифицироваться. Причиной такого роста, на наш взгляд, является потеря у людей опоры, ощущения чего-то объединительного. Распад СССР понес за собой драматическую утрату ощущения принадлежности к общности «советский народ». Теперь главной объединяющей категорией стала этническая принадлежность, рост национального самосознания. Сегодня мы видим, что главной объединяющей силой стала не гражданская, а этническая принадлежность. В связи с резким ухудшением идеологической работы, с падением таких основных принципов, как «интернационализм», «патриотизм», «дружба народов», люди стали объединяться по национальным признакам.
Национальная идентичность, обладающая большим солидарнистическим потенциалом, усиливается, в то время как другие явления, связанные с политикой и властью ослабевают. Не получила широкого, повсеместного распространения категория «мы – россияне». Некоторый рост российско-гражданской идентификации наблюдался в 1993 г., когда заметно увеличилась ее мобилизационно-символическая роль. И то это касалось только европейской части населения России. Сегодняшняя идентификация с гражданами России, по всей видимости, пока не выполняет государственную роль в той мере, в какой это было в СССР.
В настоящее время в связи с возникновением проблемы решения национальных вопросов, межнациональных конфликтов и снятия напряженности возрастает роль изучения этнических свойств и явлений, национальных структур и отношений. Исследование бытовой обустроенности этносов позволяет шире, глубже и объективнее взглянуть на общность этнических групп, явившуюся результатом их взаимодействий в разные исторические периоды, в том числе и на современном этапе. В современных условиях сложного развития России наблюдается усиление интереса в культуре, быту этнических групп, к их роли в нашей жизни.
Характер контактов этносов не во всех районах Прибайкалья одинаков и зависит как от численности, так и от расселения национальных групп. Если в более отдаленные времена совместные поселения людей разных национальностей были крайне редки, то сейчас в любом районе области есть населенные пункты, где соседствуют представители различных национальностей. Ни один из народов земного шара никогда не развивался в полной изоляции. Поэтому история каждого народа есть история не только данного конкретного народа, но и история взаимоотношений его с другими народами. Бытовая обустроенность коренного населения Сибири имеет огромное значение для поддержания жизнеспособности этноса, становления и развития его этнокультурного потенциала, народной традиции отношения к миру людей и миру природы, обеспечивая устойчивость этнического самосознания. Однако, в результате политических процессов, в том числе перестройки, эта преемственность утрачивается, и практически все коренные народы Сибири теряют родной язык и культуру.
В массовом сознании людей набирают силу такие традиционные категории, как территория, земля, регион. Так, для народов Сибири характерна такая категория «мы – сибиряки». Она стала наиболее распространенной, значимой.
Таким образом, базисные социальные идентификации в постсоветское время оказались более связанными с первичными общностями. Это родственники, близкие, коллеги, земляки, «люди той же национальности». Этот базисный комплекс дополняется ценностно-мировоззренческим, основанным на предпочтении своих по духу, взглядам на жизнь.
Проблема сибирской идентичности является не только чисто философской проблемой, или проблемой, касающейся только нашего сознания и мышления. Потребность испытывать чувство этнической идентичности вырастает из самих условий сибирского менталитета, и является источником наиболее сильных стремлений.
^ РЕГИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ И ЭТНИЧЕСКАЯ ТОЛЕРАНТНОСТЬ ЖИТЕЛЕЙ АГИНСКОГО ОКРУГА*
Янков А.Г., Читинский институт БГУЭП, Чита
Идентичность и толерантность представляют собой атрибуты ментального комплекса того или иного народа. Соответственно, в полиэтническом регионе достаточно важно выявлять существование региональной идентичности, уровень межэтнических отношений. Данный материал представляет некоторые результаты социологического исследования проведенного в Агинском бурятском округе в 2004 г. Было опрошено 1000 человек, по репрезентативной двухступенчатой, районированной выборке.
Вопрос о региональной идентичности является вопросом об осознании себя принадлежащим к определенному территориальному образованию. Нередко на основе формирования региональной идентичности, которая может включать несколько этнических групп, формируются единая этническая группа (например, долгане). Для нас было важно выяснить, в какой степени респонденты осознают свою принадлежность к той или иной территориальной общности. Выясняя степень региональной идентичности, мы задавали вопросы, соответствующие уровню территориальной идентичности, выяснялась степень принятия той или иной идентичности (см. таблицу № 1).