Современные проблемы российской ментальности
| Вид материала | Документы |
- Статья представляет обзор исследований, связанных с проблемами менталитета и ментальности,, 77.08kb.
- Темы курсовых работ по дисциплине "Современные проблемы менеджмента" Современные проблемы, 46.67kb.
- Программа дисциплины «Современные тенденции развития медиасистемы» Специальность: Журналистика, 281.97kb.
- «Современные проблемы управления риском», 61.76kb.
- «Современные проблемы управления риском», 177.9kb.
- «Современные проблемы управления риском», 85.95kb.
- Программа дисциплины "современные проблемы науки", 33.09kb.
- Учебное пособие по курсу «Современные проблемы науки и образования», 564.67kb.
- Министерство образования Российской Федерации Казанский государственный технологический, 574.04kb.
- Программа, 261.73kb.
^ Ментальность как специфический фактор возникновения новых религиозных движений
Грусман Я.В., факультет социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
Новые религиозные движения (НРД) представляют собой относительно новый тип религиозной организации, предлагающий потенциальным адептам «собственное» религиозное или философское мировоззрение, альтернативное осмысление социальных проблем и пути их решения. В России их широкое распространение начинается с 90-х годов ХХ в., когда наряду с НРД «западного образца» в крупных городах появился ряд движений, зародившихся непосредственно в нашей стране.
Необходимым условием успешного функционирования и развития этих движений выступает соответствие НРД определенным особенностям «картины мира» их потенциальных и реальных адептов, большинство из которых было социализировано в советскую эпоху. В их «картину мира» включена потребность в таких коллективных практиках, как совместный труд и праздничные мероприятия – это субботники, «организованное» посещение театров, Домов культуры и тому подобное. С преобразованием структурных основ российского общества произошла утрата социально-культурного контекста их жизнедеятельности. Поэтому необходимость «замены» коллективным практикам советской эпохи в современной действительности может выступать главным обращения в то или иное движение.
Одним из наиболее ярких примеров движений специфически российского типа можно считать движение Анастасии, члены которого объединяются в клубы и экопоселения, распространившиеся в городах России после публикации книг В. Мегре. Потребность индивидов в поддержании определенного стиля жизни, связанного с коллективной формой досуга, близостью к земле («культура дачников»), следованию «традиционно русским» канонам красоты позволяет Анастасии – созданной автором героине книг – выступать в качестве харизматического лидера реально существующего движения.
Создавая образ Анастасии, Мегре приписывает ей определенные психологические, социальные и поведенческие характеристики: внешний вид, стиль одежды, особенности речи, поведение в различных ситуациях, общение с окружающим ее миром и близкими людьми, происхождение и т.д. Описание внешности героини представляет собой набор определенных эпитетов, которые помогают читателю представить визуальный образ героини: красота Анастасии подчеркнуто русская, она противопоставлена эталонам красоты, заимствованным из западных стран, и следовательно, ближе и привлекательнее для людей поколения 50-х – 60-х годов, которым адресует свои произведения Мегре. Для них образ Анастасии понятен, они считают ее образцом для подражания.
Еще одна характеристика образа Анастасии, важная для представления ее в качестве харизматического лидера, – это ее речь. Мегре, используя прямую речь Анастасии, имитирует простонародный стиль разговора. Простота высказываний Анастасии обусловлена желанием героини «донести» свои идеи до людей, именно поэтому основной характеристикой речи Анастасии является чрезмерная эмоциональность: слова, обладающие энергией, образностью, простыми и повелительными формулировками, эффективнее, чем доводы разума.
Именно эмоциональный контакт с харизматическим лидером (харизму Анастасии, вследствие ее вполне очевидной специфики, мы обозначаем как «сконструированная»), достигаемый с помощью текста книги, наиболее полно соответствует потребностям членов движения, особенностям их ментальности. Это соответствие и выступает базовой предпосылкой для образования читательских клубов и экопоселений.
Клубы последователей Анастасии управляются, в большинстве случаев, лидерами, основная функция которых – организация встреч и мероприятий, проводимых клубом. В своей деятельности члены движения ориентируются на реализацию принципов гармоничного существования человека в природной среде, о которых говорит Анастасия.
В Санкт-Петербурге клуб последователей Анастасии, case-study которого было проведено нами в 2003-2004 гг., носит название «Сотворение». Члены общины образуют незамкнутую социальную группу с неконтролируемым членством. Преимущественно, это люди среднего возраста со средним или средним специальным образованием. Основные мотивы вступления в клуб – желание общения с единомышленниками, возможность развивать свои способности в рамках клуба, стремление переехать «на землю».
Стремление к поддержанию «привычного образа жизни», таким образом, выступает латентным фактором ассоциации. Однако для самих анастасийцев их еженедельные встречи носят сакральный характер, который проявляется в наличии сакральных атрибутов встреч (свеча, плакат с изображением Анастасии), а также сакрализации времени их проведения (понятие «время четвергов») и участии членов общины в религиозных (ритуал «зажигания свечи», сеансы создания коллективного образа, занятия по науке образности) и социокультурных практиках (конструирование моделей будущих поместий и подготовка к непосредственному «переезду на землю», организация культурных мероприятий, деятельность членов клуба по озеленению и уборке города).
Таким образом, особенности ментальности постсоветского общества выступают одним из наиболее значимых факторов формирования современной социокультурной и социорелигиозной действительности. В ответ на потребности индивида российские НРД трансформируются, приобретая дополнительные социальные и культурные характеристики, которые не свойственны западным новым религиозным движениям. Важнейшими из них являются: изменение в харизматическом типе лидерства, которое мы обозначаем как «сконструированная харизма» (харизматическим лидером не обязательно является реальный человек; объединение людей в движение происходит на основании учения, описанного в книге); возникновение движения как ответ на потребность определенной социальной группы в поддержании особой «картины мира»; сосуществование в общине социально-культурных и религиозных практик, которые имеют равное значение для ее членов.
^ ЭТНИЧНОСТЬ КАК ЧАСТЬ МЕНТАЛЬНОСТИ
Евстигнеев Ю.А., ф-т социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
1. По мнению исследователей, ментальность является системой представлений об окружающем мире, в том числе сложившихся стереотипов и мнений о добре и зле, хорошем и плохом, взглядов на «общечеловеческие ценности».
Этничность, по мнению В.А.Тишкова – «комплекс чувств, основанных на принадлежности к культурной (можно сказать – этнической – Ю.Е.) общности» (Вопросы социологии», 1993, №1-2, с.3). И там и тут – система, комплекс представлений и чувств, основанных на принадлежности к разным группам, в том числе и этнической общности.
2. Это и нормы поведения представителей разных этнических общностей в отношении друг друга: противопоставление культуры общения народов Запада и Востока (известный антипод: Запад-Восток и место России, русских между ними) в соответствии с расхожими этническими стереотипами.
3. Этническое «тщеславие» на основе этнической гордости и ее проявления в вопросах истории, культуры и т.д. Фальсификация этногенеза в ряде «научных» публикаций по поводу происхождения и истории, например, чувашей, чеченцев и др. этносов.
4. Демографическая «конкуренция» как представление о том, что значимость, достоинство народа зиждется на его численности. Наиболее ярко такая «конкуренция» проявляется на материалах четырех переписей населения о численности башкир и татар в Башкортостане: башкиры в 1959 г. составляли 22,1% населения Башкирии, в 1979 – 24,3%, в 1989 г. – 21,8%, в 2002 – 29,8%; татары соответственно по годам: 23,0; 24,5; 28,4 и 24,1%...
Весьма трепетно относятся к демографическим показателям собственного этноса не только малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока, где демографические процессы стимулируются государственными дотациями, но и сравнительно крупные – те же татары, башкиры, а также некоторые народы Кавказа, данные о росте численности которых в межпереписной период (1989-2002 гг.) вызывают у специалистов сомнение.
5. Проблема «новых» народов, якобы обнаруженных в ходе переписи населения РФ в 2002 г. С одной стороны, «новые» этносы (нагайбаки, например) существовали и раньше, но при публикации итогов переписи включались (подчас произвольно) в состав более крупной, близкой им по языку, культуре этнической общности. С другой стороны, трудно иногда определить, особенно в «кабинетных» исследованиях, что представляет собою некая группа – самостоятельный этнос или его часть (субэтнос), особенно когда не существует четкой границы между этнонимами (эвенки-эвены, орочи-орочены, ульта-ороки), а этническая идентичность размыта… С одной стороны, демократия в этническом самоопределении, с другой – давление через СМИ властных структур с особой этнической ориентацией на этническое самоопределение (например, на кряшен в Татарстане, возможно на шапсутов в Краснодарском крае и в Адыгее)…
В целом, проблема этничности в России как один из аспектов ментальности по существу еще ждет своего исследователя.
^ СЕВЕРНАЯ ЕВРОПА: ЭТНИЧНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ
Куропятник М.С., ф-т социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
Современные исследователи справедливо отмечают такую характерную тенденцию современного развития как самоутверждение регионов в национальных и общеевропейских рамках. Эта тенденция отличается значительной диверсификацией и в целом способствует общей плюрализации национальных обществ. Регионализация как альтернатива глобализации, а также тенденциям космополитического и нивелирующего развития цивилизации и технологии, выражает стремление к перераспределению полномочий на различных уровнях внутри сообщества. Одним из долговременных последствий регионализма может стать изменение положения этнических меньшинств и коренных народов, компактно проживающих на определённой территории, вследствие, например, изменения демографического профиля таких групп в новых границах регионов, которые больше не могут определяться как периферийные, маргинальные.
Р. Дженкинс предлагает рассматривать локальное, региональное, национальное и “расовое” как контекстуально и исторически специфические конструкции на «этническую тему». При этом этничность и локальность как социальные феномены оказываются сопряженными также и в контексте современных процессов глобализации, рассматриваемых как качественный разрыв с прошлым. В этом смысле локальность и этничность могут концептуализироваться «как две стороны одной медали», каждая из которых утверждает себя либо как защитная реакция, либо как результат усиливающегося глобального контекста социальной жизни.
Можно говорить, по крайней мере, о трёх основных формах регионализма в современной Северной Европе: 1. утверждение регионов в рамках соответствующих национальных государств; 2. символическое конструирование нации-региона как формы презентации этничности; 3. формирование трансграничных регионов.
Стратегия современного экономического развития и регулирование доступа к ресурсам предполагают усиление региональных тенденций в границах национальных государств (как в экономическом пространстве, так и в сфере политических, административных и культурных институций), а также игнорирование этнической идентичности как существенного фактора общественной жизни. В этом случае регионализация является важным аспектом отношений «центр – периферия», фокусирует внимание на включении в национальную культурную традицию и, таким образом, поддерживает тенденции интеграции. Данная тенденция, определяемая также как «новый регионализм», подразумевает не движение к автономизации, а стратегию самостоятельного внутреннего развития на основе ренессанса региональной экономики и формирования региональной культурной идентичности. В этом случае этническая идентичность (и прежде всего этничность коренных народов) рассматривается как культурный ресурс, обогащающий национальную идентичность, а также как форма артикуляции и презентации региональных отличий и границ.
В последнее время эти вопросы особенно активно обсуждаются в связи с возможной интеграцией Норвегии в Европейский Союз, членами которого уже являются Финляндия и Швеция. В социальном и научном дискурсе разрабатывается концепт «саамского региона» как формы развития саамского самоуправления на «межгосударственной региональной основе». Наиболее радикальный проект «саамского региона» был предложен лидерами Национальной ассоциации норвежских саамов и Совета саамов Скандинавии. В соответствии с данным проектом предполагается, что в процессе трансформации государственной власти и реификации национального государства, связанном с конституированием европейского федерального сообщества, правительства Северных стран передадут часть своих властных полномочий пансаамскому Совету. Так, Саамский Парламент Швеции в своих документах определяет Sápmi «как особый регион Европы» и на основании этого считает целесообразным делегировать своего представителя в Региональный Совет Европы, чтобы артикулировать на международном уровне «специальное положение саамов». При этом по-новому формулируется проблема признания (и самоопределения), переопределяемая как требование признания статуса саамов как единого народа в Норвегии, России, Финляндии и Швеции. Такая модель саамского региона вполне сопоставима с концепцией «нации-региона» или «регионального государства», подразумевающей изменение современной конфигурации национальных государств Западной Европы, движущейся по направлению к созданию «Европы регионов». Одно из основных положений данной концепции состоит в том, что новые «нации-регионы» будут существовать на основе этнически гомогенного населения, а национальные границы – совпадать с языковыми и культурными границами.
Очевидно, что понятие «регион» имеет разную конфигурацию и наполняется различным содержанием. Так, саамы стремятся контролировать свои собственные «культурные интересы» (а именно, сферу языка, образования, культуры) как в границах соответствующих национальных государств, так и в транснациональном контексте. В последнем случае идет процесс создания наднационального регионального сообщества и формирования коллективной идентичности при помощи общего символического пространства – «саамского региона». Региональная общность в этнополитической риторике понимается прежде всего как этнокультурная.
В настоящее время процесс конструирования транснационального региона в странах Северной Европы осуществляется также в политическом и экономическом пространстве. Примером образования таких наднациональных структур является Баренцев регион, объединяющий европейские территории, расположенные севернее Полярного круга, а именно губернии Нурланд, Тромсё и Финнмарк в Норвегии, губернию Норрботтен в Швеции, губернию Лапландия в Финляндии, а также Архангельскую, Мурманскую области и республику Карелия. 11 января 1993 г. министры иностранных дел Финляндии, Норвегии, Швеции и России, а также представители Дании, Исландии и Европейского Сообщества подписали «Киркенесскую Декларацию», определившую перспективы сотрудничества и стратегию развития региона, направленную на «создание общей идентичности и стабильного положения в регионе». «Регионализация на севере посредством образования Баренц региона является естественным элементом развития новой Европы, где регионализация и сотрудничество через границы играют всё более значительную роль» (Баренц программа 1996).
В настоящее время конфигурация Баренцева региона включает три основных измерения: 1. Сотрудничество на государственном уровне, реализуемое через Баренцев Совет; 2. Региональный уровень взаимодействия осуществляется Региональным Советом; 3. Организация взаимодействия коренных народов, рассматриваемого как самостоятельное этническое измерение сотрудничества в рамках региона и координируемого Советом коренных народов. Следует особо обратить внимание на то, что собственно «индигенная» модель развития Баренцева региона, формируемая саамскими этнополитическими лидерами, т. е. на «эмном» уровне, существенно отличается от общей концепции региона. Речь идет о придании сотрудничеству коренных народов статуса, соответствующего государственному и региональному уровням. Между тем, основания сотрудничества определяются исключительно как культурно-примордиальные: «языковая взаимосвязь, совпадающие культурные традиции, родственные связи и почти идентичные формы хозяйствования». Как представляется, «индигенная» модель Баренцева региона, во многом, соотносится с концептом «саамского региона» или саамской нации.
Само понятие «Баренцев регион», также как и понятие «Северный Калотт», обозначавшее эти территории ранее, является «политическим изобретением». В этом случае политическая декларация рассматривается как основание для конституирования по «существу нового трансграничного сообщества». Северные территории скандинавских стран и Северо-запада России как самостоятельный регион – это, скорее, «сообщество других» по отношению к остальному населению национальных государств, нежели реально существующая общность. Вместе с тем, длительные исторические связи, богатые и разнообразные традиции межэтнического взаимодействия и культурного плюрализма могут способствовать формированию общей региональной идентичности, а также её артикуляции в новом глобальном контексте. Не углубляясь в дискуссию о регионах в современных социальных науках, где в рамках эссенциалистского подхода исследовательский фокус направлен на выявление глубоких исторических и культурных корней формирования регионов, а, с другой стороны, в рамках конструктивистской парадигмы обосновывается приоритетность политических инициатив в процессе конструирования или «изобретения» регионов, отметим: регионы изобретаются и изменяются, но это не произвольный процесс.
Таким образом, можно говорить об идущем процессе формирования многоуровневой и разнородной как по форме, так и по содержанию институциональной структуры Баренцева региона, а также о формировании в его границах социально-экономического, коммуникативного, этнокультурного и символического пространства.
^ ШАМАНИЗМ, КАК ОДИН ИЗ ПРИЗНАКОВ МЕНТАЛЬНОСТИ ПЕТЕРБУРГСКИХ БУРЯТ
Лисицын П.П., НИИКСИ, студент факультета социологии СПбГУ
Как и любая другая религия существующая, а, следовательно, участвующая в общественной жизни, шаманизм попадает в ситуацию, когда продукт амбивалентен. То есть может иметь двойное использование. Пример этому можно найти в любой религии: феномен «благочестия» – определенное поведение по отношению к тому, что является сакральным. Оно, это поведение, может быть направленно на поддержание идеи спасения, но это же поведение поддерживает социальною стабильность. То есть культивирование благочестивых деяний религиозными организациями имеет кроме сакральной функции и общественную, секулярную функцию.
Можно сказать и о том, что если идея о материальной выгоде какого-то религиозного действа становится главной, то следует говорить о секурялизации данной религии на данной территории.
Пример этому утверждению можно найти в любой религии мира. Дюркгейм в своей работе «Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии», писал о том, что «главной общественной функцией религии является интеграция»(1. С. 111).
Можно сказать, что в Петербурге шаманизм скорее преследует не сакральные цели, а – цели профанные: консолидацию бурят шаманистов на чужой, а, следовательно, «враждебной» территории, облегчение прохождения адаптации к новой среде, в нашем случае к городской среде (нахождение работы, материальная помощь и т.д.). Проводя контент-анализ газетных статей и Интернет статей, которые затрагивают тему сегодняшнего шаманизма в Петербурге можно найти подобного рода объявления:
«Практический Курсссылка скрытапредставляет собой коллекцию упражнений, взятых из различных источников. Причем эти упражнения были отобраны в ходе практики, исключительно по субъективным причинам. Естественно, что соблюдать какой-либо порядок их выполнения совершенно не обязательно. Выбирайте те, которые производят наибольший эффект.
Эти упражнения действительно развивают необходимые дляссылка скрытанавыки и дают реальную возможность «почувствовать вкус» того образа жизни, какой предлагает шаманизм и т.д. (2).
В данной статье интересно то, что шаманом предлагается стать любому, кто захочет им стать. Совершенно игнорируется Утха – шаманский корень. Совершенно игнорируется посвящение в шаманы коллегами по цеху. Существует, конечно, и не такие абсурдные попытки. Вот, что говорит по этому поводу один из респондентов, отвечавших мне на вопросы на собрании бурятской общины в 2004 году на стадионе «Динамо»: «Должны быть люди, которые умеют проводить ритуалы, они носят в себе энергетику. У нас существуют родовые угодья. Если к кому и идти, то к родовым шаманам, то есть людям знающим тонкости моего рода. А то, что сейчас существуют шаманы, которые приезжают в Петербург – это скорее шоу, а не шаманизм. Серьезный шаман показывать ничего не будет. Существует табу».
Две вещи, как правило, практикуют подобного рода шоу-шаманы, как назвал их один из респондентов «неошаманы» это – лечение недугов и гадание. Причем «слава» подобного «неошамана» расходится очень быстро. Верман – один из самых известных шоу-шаманов, у него существует прейскурант на оказываемые им услуги, что само по себе недопустимо. По мнению моих информантов, он самозваный шаман, так как у него нет Утха.
Получается, что в Петербург шаманизм представлен лишь шоу-шаманами, что не удовлетворяет шаманистов. И если считать, что религиозность, в том числе включает в себя религиозные практики, то шаманизма в Петербурге нет. Статус шаманизма среди Бурят в Петербурге может быть высок, но не из-за религии, а из-за традиции. Высок авторитет «бренда», но мало востребована духовная сторона: каноны, догматы. И это при высокой степени позиционирования себя как религиозного человека, как шаманиста. Впрочем, здесь можно говорить не только о шаманизме, но и о других религиях.
Религиозные люди интегрируют культурную составляющую в свой тезаурус, любой перевод такого рода на новый уровень и на новую почву ведет за собой упрощение, так как происходит адаптация тысячелетней традиции к ограниченному индивидуальному опыту. Религиозная составляющая входит в массы, но не религиозным способом. Она дополняет то, что человеку недостает.
Религиозное начало в личной жизни достаточно заметно. Оно присутствует через обрядовые взаимодействие, обряд становится самоцелью. Совершение обряда демонстрирует, что я свой. То есть с одной стороны количество шаманистов как бы выросло, а с другой стороны количество практик резко уменьшилось в самой Бурятии, что уж говорить о Петербурге.
Возникают вопросы: Является ли обязательным соблюдение конфессиональной практики? Если да, то чем тогда считать возросшую самоидентификацию без религиозных практик? А если нет, то чем является религиозность? То есть мы возвращаемся к ключевому вопросу, что же есть религия и, что есть религиозность.